***
Восточная тропа была извилистой и неширокой. Ахш был ясным, а небеса высокими, мягкий, еще теплый ветерок ласково охлаждал своими прикосновениями кожу, оставляя на ней свои невидимые следы. Жужжание насекомых и тихий шелест высокой травы представлял собой чарующую, но печальную элегию, посвященную теплым и беззаботным дням уходящего лета. За лугами лежали длинные ущелья, а за ними скрывались таинственные восточные земли Киларака, страны Дейрдре, Владычицы Воды. Умиротворение, которое дарил этот ахш, нарушал лишь разговор двух путников, рассекавших травяное море. — Saah, — протянул Бирн, которому это уже начало надоедать. — Saah, — повторила Раннвейг с надеждой, что в этот раз получится. — Vaakhsh, — продолжил Бирн. — Сделай так, чтобы звук был горловым. — Vaakhsh, — послушно прохрипела она. Горло уже саднило от бесконечного повторения одной и той же фразы. — Уже лучше, а теперь все вместе, — настойчиво сказал он. — Saah'Vaakhsh, — выдавила из себя девушка, молясь, что все наконец закончилось. — Для начала неплохо, — констатировал Бирн. — Запомни звучание, это очень важно. — Почему вообще кто-то использует этот странный язык? Даже неполноценно, обрывками, — в голосе Раннвейг слышалась доля пренебрежения. Они потратили львиную долю времени на одну эту фразу с момента, как направились на восток. — На языке древних богов никто не говорит полноценно, потому что не помнят, — ответил он просто. — Это показатель статуса и образованности, потому все дочери Харрада так или иначе знают его. — Но почему ты тогда его используешь? Ты не похож на женщину даже близко, уж прости, — съязвила Раннвейг. — Потому что я — Тень Тени, один из семерых спутников Шандорны, — гордо заявил Бирн. — Но вместо важных дел я сейчас здесь, охраняю еще не горевшее пламя. Возможно, ты и не так проста, как кажешься, но пока что ты даже кролика убить не сможешь. — А мне так нужно это делать? Убивать? — Можно сказать, это — единственное, что поможет тебе выжить. Среди вашего рода многие эдахш идет резня. Вы забиваете и жрете друг друга ради власти, силы, влияния, чьего-то доверия или просто так, тоже бывает. Хуже животных, — в его голосе чувствовалась напряженность. — Но ты служишь Шандорне, — кратко сказала Раннвейг. — Ты словно прикормленный пес, хаешь остальных владельцев собак, кроме своего. Нависло напряженное молчание, оттого подступившая полуденная еще летняя жара казалась еще более удушливой. Дорога привела их к развилке, на которой им встретился первый путник. Торговец из Киларака вез сушеные и свежие фрукты и овощи, масла и ткани. Обозом правил смешной кудрявый мужчина с витыми рогами на лбу, одетый в несуразно выглядевшие шаровары и мятую тогу из тонкой белой шерстяной материи. Его бронзовая кожа блестела от пота, а лицо, испещренное морщинами, выглядело уставшим. — Доброго дня, господа, — прокричал он. — Направляетесь в Киларак? — В Хэшм, — кратко ответил Бирн, не поворачиваясь к торговцу. — Славен ли был ваш путь? — Дорога была простой, слава Гальн, — мирно ответил старик. — Родственники в столице или бежите от близких холодов? — И то, и то, — сказала Раннвейг, спешно прикрывая левый глаз волосами так, чтобы не было видно четырех зрачков. — Добрый человек оказал честь сопроводить меня к сестре. Дни нынче неспокойные. Полуправда ведь не губительна. Одну руку Раннвейг непроизвольно положила на кушак, в складках которого прятался нож. — Ваша правда, — покачал головой рогатый. — Ну, спокойной вам дороги. Если я не напою лошадей, они совсем издохнут на этой проклятой жаре. — И вам, — бросил Бирн. — Река всего в нескольких эр отсюда к юго-западу. Торговец хлестнул кобылку, тащившую телегу, и та ровным шагом продолжила свой ход. Напряжение не спадало еще какое-то время, и только когда торговец скрылся из виду, Бирн заговорил: — Все мы выбираем, кому или чему служить, я сделал свой выбор, — его голос звучал скорее задумчиво. Раннвейг ничего не отвечала. Ее мысли были заняты словами Бирна о том, как жесток мир, что окружил их и теперь не отступит, пока не наступит конец. Что значит быть почти бессмертным здесь, где каждый кусок земли таит в себе зловещую загадку? Стоит ли за что-то бороться? Стоит ли искать ту самую Истину, что ей обещала Шандорна? Загубит ли эта Истина все человечное, что может быть в таких, как она, чудовищах, порожденных чьей-то жадностью и проклятьем? Ущелье наконец было позади, когда они вышли к пустоши, скорее походившей на кладбище. Тела. Огромные человеческие тела из камня, застывшие в изломанных и неестественных позах, возвышались над путниками в своей последней агонии. Жизнь оставила их очень давно, судя по тому, как дождь отесал их, и сорняки пустили корни. Женские и мужские пугающие, исковерканные болью лица, обломки конечностей — все это представляло один большой памятник чьей-то скорбной участи. — Эхо войны, — сказал Бирн, остановившись. — В этом месте последние Старые Боги встретили свой последний ахш. Здесь началась эра вашего правления. А там... — Он показал на арку, сложенную из множества обломков каменных рук. — Там лежит Rehig'Tsol, Стеклянная Пустыня. Странный восторг охватил сердце Раннвейг при виде этого места. Как человек мог низвергнуть таких огромных существ? Как можно было бросить этот вызов? — Кто это сделал? — затаив дыхание, прошептала она. — Время, Вода, Кровь, Жестокость, Железо, Светило Дня, Светило Ночи, Иллюзия и Холод — твои сестры и отец, — голос Бирна был чуть громче ее голоса. — Захватывает дух? Девушка лишь молча кивнула. — Если ты будешь бороться за свою жизнь, то когда-нибудь тоже сможешь сотворить нечто великое, — он звучал очень отстраненно, словно говорил не с Раннвейг, а сам с собой. — Ты не властвуешь над растениями или камнем. Позволь себе быть пламенем, и тогда ты не разделишь участь тех несчастных, чьи имена были забыты по воле Судьбы. Голос эхом звучал в каменной пустоши, рассеиваясь в воздухе. — Тогда нам нужно идти дальше, — ответила Раннвейг. Жара постепенно начинала спадать, а значит, близился вечер. Гальн уходила все ниже и ниже, и где-то далеко пробуждалась Нальг. Ее мутно-желтый глаз постепенно распахивался, а небо сменило цвет с жизнерадостного голубого на подернутый дымкой облаков коралловый и вишневый. Они остановились подле каменного женского тела и сели на голую землю, отдыхая. Отдых был нужен после бессонной ночи и целого дня скитаний по открытой местности. Девушку ждал скудный ужин в виде нескольких ломтей высушенного мяса и пары глотков воды, что еще остались в бурдюке. Бирн не присоединился к трапезе. Ноги ныли от долгой ходьбы и нескольких свеженабитых мозолей, но предвкушение показать себя в грядущих трудностях заставляло Раннвейг забыть о боли и дискомфорте. Столько вопросов нужно было задать, и столько ответов нужно было дать самой, что хотелось сорваться с места и бежать сквозь сумерки на поиски желаемого. Она лежала на спине и смотрела в небо, положив руку на то место, где еще недавно зияла оставленная копьем дыра. — Скажи мне, Бирн, — холод в ее голосе звучал естественно и даже приятно. — Если бы не приказ, ты бы все равно пошел за мной? Мужчина тихо сидел напротив нее, подперев голову рукой. — Не знаю, Раннвейг. Возможно, когда-нибудь я точно смогу сказать тебе, — в полудреме ответил он. Маска чуть приглушала его голос до шелеста. — Обещай мне, что, когда поймешь, ты мне обязательно скажешь, — морок сна дурманил голову, отчего слова густели на языке, как патока. — Обещаю, — последнее, что она слышала перед тем, как провалиться в сон. Раннвейг закрыла глаза. Ей снилось, как маленькие люди бросили вызов богам, как гремела земля, затопленная их кровью, и как те маленькие люди низвергли колоссов прошлого в прах, превратив их в еще одну легенду, которую рассказывают седые старцы своим потомкам. Ей снилось, как бушует пламя, жаркое и искристое, как оно пожирает все и всех вокруг, как пересыхают реки, погибают леса и дрожат горы и остается лишь пепелище и отчаянное одиночество.Великие дела
14 мая 2022 г. в 01:00
Дикий гон охоты, пот, кровь, жертва. Кабан лежал на взрытой земле с воткнутым в шею ножом. Животное еще дышало, желание выжить все еще бесцельно теплилось в этой груде мышц, но настал последний миг, женщина, что наконец достигла своей жертвы, оборвала жизнь одним резким движением руки.
Руки, одежда, лицо и трава вокруг — все в грязи. Сердце все еще бешено колотилось, и дыхание было сбито. Черные волосы прилипли к испачканному землей лицу. Она прильнула к зияющей ране, соль и железо еще горячей крови дурманили голову, а вместе с этим наступало чувство насыщения. Жесткая шерсть кабана щекотала щеки, а тепло убегающей жизни смягчало азарт охоты до усталого блаженства.
Больше, чем охотиться, Она любила лишь спать с мужчинами. Чувство опасности в схватке со зверем было все таким же волнующим, как и девять сотен эдахш назад, когда отец взял ее на первую охоту еще девчонкой. Ах, отец… Она так давно его видела, что забыла его лицо, но помнила голос, мальчишеский и звенящий.
Она упала на землю подле туши животного. Свежее прикосновение холодной травы к разгоряченному телу, приятное покалывание в еще напряженных мышцах, запах влажной земли вперемешку со сладким ароматом клевера навевали мысли о давнем прошлом.
Воспоминания о последней битве на слиянии Наэш Тирнан и Наэш Джаморил, когда Танат снесла ей топором голову, и как Она забила эту сучку камнем и вырвала глупые маленькие глазки предательнице, были свежи, будто это было вчера; как Она держала свою отрубленную голову в одной руке и меч в другой, отбиваясь от поганых Смертопоклонцев. Большинство тогда перебили, но, увы, не всех. Эти твари забились в глубокие норы в горах, настолько далеко, что даже Гальн их не видит.
От мыслей ее отвлек шорох где-то наверху, в ветвях размашистого платана, что возвышался над ней.
— Развлекаешься? — раздался знакомый вкрадчивый голос в тишине леса.
— А ты пришла сюда, чтобы испортить мне начало такой чудный ахш? — Она обнажила белые острые зубы в улыбке. — Saah’Vaakhsh, Шандорна.
В тени листвы был виден еле различимый женский силуэт и горящий кошачий глаз, смотревший на нее. Как будто не было сотен эдахш, что они не виделись, не было войн, предательств, измен и рек крови, пропитавших земли Назалиара насквозь, но был лишь лес, такой же первозданный и мрачный, что и в ахш начала этой странной дружбы. В груди что-то затрепетало, подобно бабочке в стеклянной банке, наверное это rahan называют радостью.
— Saah’Vaakhsh, — ответила эльфийка, сидевшая на высокой ветке. — Как идут дела?
— Неплохо, если не считать того, что тебя никто не ждал здесь. — Она потянулась и села, оперевшись спиной на тушу убитого животного.
— Ты знаешь, я не смею тревожить других без причин. — Шандорна рывком спрыгнула с ветки, глухо приземлившись на мягкую землю. — Только если это не ребенок, которого я хочу утащить на свой остров, освежевать его тельце и пустить его мягкую кожу на новую пару перчаток.
— В таком случае ты пришла вовремя, ведь дома меня ждет куча крестьянских младенцев-подкидышей, кровь которых я буду пить, можешь забрать их кожу — ответила Она, театрально нахмурив брови.
Смех двух женщин нарушил тишину окружавшей их платановой рощи.
— И что же привело свежевательницу к кровопийце? — Она встала, вытряхивая листву из черных волос, спутавшихся так сильно, что их можно было принять за гнездо. — И что у тебя с глазом? Кто это оказался таким ловким, что ты его лишилась?
Шандорна провела рукой по аккуратной повязке, скрывавшей ее левый глаз.
— Это как раз связано с тем, о чем я собиралась тебе рассказать, — почти пропела эльфийка. — Огонь пришел в наш славный мир. Мы долго ждали, и сегодня, Нальг тому свидетель, это случилось.
Лукавый прищур единственного глаза сестры заставил все естество Охотницы напрячься. Она знала Шандорну давно, слишком давно, чтобы не знать, что за словами что-то стоит. Идея, как всегда, безумная. В прошлый раз такая задумка обернулась удачей: Госпожа Теней подарила ей в два раза больше власти, чем другие кровные сестры смогли получить. Не сказать, чтобы она любила Шандорну, но уважала — бесспорно. Прошло слишком много эдахш с их последней встречи в неформальной обстановке, чтобы утверждать, что их давняя дружба жива.
— Где она? — наконец спросила Охотница.
— В надежных руках, — ответила Шандорна, убрав от лица прядь серебристых волос, выбившихся из высокого хвоста. — Ты же не думала, что я оставлю ее одну. Бирн с ней, и они движутся в сторону Бронзовых Городов.
— К Дейрдре? С Бирном? И этот брюзга согласился? Кто бы мог подумать. — Она покачала головой и оттянула рубашку, окровавленная одежда начала высыхать на теле, отчего возникала неприятная стянутость в коже. — Ты не против, если мы дойдем до грота?
— Тебе решать, куда идти, — хмыкнула Шандорна. — Как поживает Рхил’Рар? Ты его еще не замучила до смерти?
— Что ты, Shae, он крепче, чем кажется. Он молод, остр на язык, умен — такие долго живут в Назалиаре, особенно в столице, — ответила Охотница, пока доставала нож из шеи убитого зверя. — Но мы отвлеклись, что ты хотела предложить?
— Ох, у меня появилась прекрасная идея, — сказала Шандорна, пройдя чуть вперед. — Но мне нужно, чтобы Rann'Vaegh пропустила Niin'Gehsh в этом эдахш, чтобы воплотить задуманное в жизнь. Если поможешь, ты получишь все.
— Rann'Vaegh? Shae, я не думала, что ты помнишь язык старых богов. — Охотница пошла по одной из лесных троп в сторону мшистых камней. — Даже если пропустит, что тогда? Чем это поможет тебе или мне? Просить нарушить законы, которые я же и писала, — это, пожалуй, не очень правильно.
— А для чего тогда писать законы? — отмахнулась эльфийка, следуя за своей собеседницей. — Это может помочь с одним давним конфликтом между сестрами и тобой, понимаешь, о чем я?
— Ни слова больше! — резко оборвала Шандорну брюнетка. — Не желаю и слышать. Тебе что, вырвать второй глаз?
Она чувствовала, как сердце забилось быстрее и к щекам прилил жар. Кем себя возомнила эта сучья эльфийка, заявившись просто так? На что она надеялась? Слишком многое изменилось со времен Лан Гали, даже воздух стал другим.
Губы Госпожи Теней дернулись в полуулыбке, как всегда.
— Не горячись, — Шандорна вскинула руки перед собой. — Я и не думала шутить, серьезно. Ты не думала, что наш мир скорее страдает, чем процветает под правлением этих двух Kai'Sahchin?
Охотница сдержала смешок. Она давно не слышала, чтобы кто-то позволял себе называть Старших Сестер шлюхами.
— Shae, перестань, они ведь все-таки наши сестры, — нарочито насмешливо протянула женщина, обходя массивный ствол.
За рощицей и грядой высокой травы скрывался глубокий и длинный овраг. Охотница съехала по крутому склону вниз, подняв облако пыли. Шандорна последовала за ней, вниз. Здесь было куда прохладнее, чем в остальном лесу, а значит, где-то совсем недалеко притаился водоем. Вперед вела неказистая дорожка, на которую то и дело скатывался камень-другой. Стена высокой травы скрывала яругу от непрошеных глаз, и чувствовалась влажность, которая свойственна местам, близким к воде. Блестящим ртутным пятном в нескольких метрах, еще глубже в низине, виднелось озеро.
— Сестры, как будто это важно, нас тысяча двадцать четыре, если не считать убитых и съеденных, — прыснула эльфийка, шагая вслед за собеседницей. — Это нам никогда не мешало уничтожать друг друга.
— Прошлая стычка Назалиара с севером и востоком закончилась тем, что я чуть не лишилась глаз, — почти прошипела Она, начиная терять терпение. — Скажи мне, чего ты хочешь, и тогда я, возможно, соглашусь.
— Я хочу, чтобы весь Ферранель встал под защиту правителя достойного и справедливого, и не знаю никого лучше, чем ты, — неожиданно серьезно сказала Шандорна, буравя взглядом затылок шедшей перед ней женщины. — Тебе лишь нужно закрыть глаза на мои действия и ждать, когда я поднесу тебе в дар весь этот сгнивший мир, чтобы мудрейшая из Королев могла превратить его в прекрасный сад.
Охотница тяжело вздохнула, подойдя к кромке воды. Разговор был утомителен, но предложение было слишком заманчиво, чтобы отказываться.
Холодные воды озера ледяными иголками впились в теплую плоть тела. Каждый шаг давался медленнее, чем предыдущий. Немного постояв, она забежала глубоко в воду, оставляя за собой бордовые кровавые всполохи, и скрылась под водой, словно ее и не было.
Шандорна сидела на каменистом берегу, вглядываясь в окружавший их светлый платановый лес, который еще не успела захватить в свои студеные объятья осень. Дахш Брусники и Меда всегда был особенным в Назалиаре, а в этом эдахш его приход казался особенно печальным. Приходило время собирать урожай, петь об уходе теплого лета, готовиться к дождливым и серым дням, когда небесные чертоги и земля срастаются в одно целое.
Охотница резко вынырнула из воды, разбив гладкое зеркало озера рябью и каплями. Грязь и кровь смыло с лица и тела, обнажив всю скрывавшуюся величественность.
Шандорна улыбнулась, смотря на выходящую из воды женщину. Эльфийка уже знала, что ей сейчас скажут.
— Я не играю по правилам, которых не знаю, Shae, но твоя игра мне определенно по нраву. Я закрою глаза на твои действия, пока. Любая попытка обмана будет караться мучительной смертью, и ты знаешь, я всегда держу слово, — величественно сказала темноволосая, проводя ладонью по мокрым волосам.
— Восславим же мудрость Королевы-Охотницы, Великой Судии, Королевы Крови, Элайзы, будущей правительницы всего Ферранеля. — Шандорна чуть наклонила голову и закрыла рукой свой единственный глаз. — И пусть Судьба будет обходительнее с нами, чем с нашим Отцом.
Элайза повторила жест и ответила:
— Восславим хитрость Владычицы Теней, Шандорны, чья прозорливость никогда не будет забыта. И пусть Судьба будет обходительнее с нами, чем с нашим Отцом.