***
Хрусткий щелчок в носу и тупая боль заставили Раннвейг прийти в себя. Тело нехотя слушалось головы, а в глазах все было расплывчато, словно их затянула тонкая мазутная пленка. В носу все болезненно ныло в напоминание том, что его только что вправили. Бирн сидел и держал ее голову на коленях, нависая, словно коршун. Маска на его лице обуглилась и была покрыта сажей, отчего мрак, сочившийся из прорезей глаз, походил на черный густой дым. Вокруг стояла мертвая тишина, подобная той, что наступает в предрассветные часы, когда ночные птицы замолкают, тогда как дневные еще не проснулись, чтобы начать свои трели. Стеклянная земля вокруг закоптилась и растрескалась, походя на старое разбитое зеркало, серебро которого совершенно почернело. Подле лежали тела, изувеченные и пожранные огнем. Оплавленные кости венчали пуховые хлопья успевшего побелеть пепла, и когда ветер касался своими тонкими пальцами останков, белая пудра сажи снегом разносилась по округе. Пепелище, окружавшее их, желало напомнить о произошедшем под покровом Гальн. Раннвейг слышала тяжелое грудное дыхание Бирна, и оно успокаивало лучше любого сна. Легкая дрожь, сопровождавшая каждый вздох, приятно напоминала о том, что жизнь все еще теплится в теле. Чувства возвращались, как и события последней ночи, расплывшиеся в памяти грязными масляными пятнами. — Бирн, ты ранен? — выдохнула она, сделав вялую попытку начать диалог. — Нам стоит двигаться дальше. Молодой мужчина молчал. В его теле чувствовалось напряжение, подобное тому, что люди испытывают при страхе. Бирн выглядел помято, совсем как опаленный лист, тревожно дрожащий на обгоревшей ветви. Жажда стягивала губы, сухость делала каждый вздох ртом болезненным и сипящим. Видения отступили, как и ясность понимания дальнейшего. Кто были те существа из видений, говорившие столь странные, зловеще-пророческие слова? Лицо, покрывшееся коростой крови, дернулось в разбитом подобии улыбки: как иронично, что именно слабость привела к чьей-то смерти. Чувство немощности, тем не менее, отступило быстрее, чем сомнения, и взамен мышцы наполнило силой, доселе не чувствовавшейся в этом тонком и несуразном девичьем теле. Первая смерть в пламени будто подарила какую-то животную уверенность, вдохнула жизнь и пробудила саму суть Огня в глубине, даруя Раннвейг осознание себя, словно последние каменные оковы спали, пробуждая доселе спрятанные осколки характера, азарт и пылкость. Рассвет нес за собой всеобъемлющее тепло Нальг, а алый свет, отражавшийся в стекле пустыни, словно в зеркале, блестел в сотнях тысяч перламутровых бусин солнечных зайчиков. Подобно любящей матери, мягкие лучи объяли Раннвейг и Бирна, согревая и смиряя ту подавленность, что ощущали дочь Харрада и слуга Теней. Прошла вечность до момента, когда с Бирна наконец спало оцепенение и прозвучали первые за ахш слова: — Стоит идти, я и без тебя знаю, — ответ был краток, но голос человека в маске сейчас звучал для Раннвейг слаще любой песни. Он звучал все так же надменно, без тени отвращения или страха. Бирн был таким же, что на реке, и ей хотелось верить, что таким и останется. — Вставай же, Rann'Vaegh. Нас ждет долгая дорога здесь, в Килараке. Угли вчерашнего ахш дотлели в груди вместе с сомнениями, вопросами, жаждой. Осталось лишь черное пепелище, купавшееся в лучах Владычицы Дневного Света, и два одиноких путника, что держались друг друга подобно двум случайно свившимся на ветру соломинкам в сером вихре пепельного ветра.***
В шелковой ночной сорочке, с неубранными волосами и вовсе не по-королевски, полулежа в кровати, Элайза лениво перелистывала страницы огромной книги. Кожаная обложка приятного кирпичного цвета и драгоценные камни, умело инкрустированные рукой мастера, переливались в бледном свете Нальг. Было уже давно за полночь, и весь день был проведен в поисках крупиц информации, так нужных для понимания грядущего. «Мифы и легенды Ферранеля», «Кости Золотых Долин», «Сказание о том, как у Гальн и Нальг украли глаза», «Niin'Gehsh, история и традиции» и многие другие книги возвышались горой на вещевом сундуке, что стоял подле кровати. Все время после охоты было отдано тому, чтобы найти ответы, столь нужные в момент сомнений, и вывод был один: каждое появление Госпожи Теней проходило эхом тревожных, а порой и жутких событий по всему Ферранелю. И началось это очень и очень давно, когда в небесах горели камни, что назывались Светилами, а осень была молода и свежа, как и все жившие тогда существа. «Мыс Лан Гали» была историей, которую Королеве Крови хотелось навсегда забыть, но сейчас, когда она шуршала листами и ненароком замечала знакомые слова и обороты, в мыслях всплывали далекие воспоминания о соленых скалах Лан Гали, где когда-то разошлись пути Старших Сестер. То место пустует по сей день, напоминая своей ветхостью о быстротечности времени и непостоянстве природы любых вещей. Когда-то этот мыс пугал своими невероятными размерами, угловатостью крошившихся под ногами камней, соленым запахом морской воды, но теперь он скорее вызывал меланхоличные мысли о временах, когда все казалось монументальным в своей природной громоздкости. На коже до сих пор оставалось леденящее чувство жалящих капель проливного дождя, смывавшего пролитую на ристалище кровь, и мерзкой туманистой влаги моря, что обволакивала все тело подобно тонкой пленке остывшего жира. Харраду претила мысль о том, что близнецы могут ненавидеть друг друга так сильно, что хотят убить, но он все равно смотрел, как его драгоценные дочери, будучи еще совсем молодыми девушками, были готовы обагрить руки кровью и без сожалений покончить с соперницами за любовь, признание и власть. Вера в человечность и семью пропала именно там, в холоде и ужасе перед собой, перед стихией и перед напускным равнодушием Отца, который после исчез без следа, оставив за собой лишь бесконечный шлейф дочерей, все появлявшихся и появлявшихся в Ферранеле, подобно чумным крысам. Кривой шрам на левой лопатке предательски заныл, будто хотел напомнить о том, как это больно — получить нож в спину, особенно, когда его на тебя наставляет младшая сестра-близнец с легкой руки старшей. Где-то глубоко в сердце защемило почти забытое чувство разочарования и тоски. Памяти не хватит, чтобы сохранить все, что хотелось бы не забывать, но некоторые моменты остаются выжженным клеймом, преследуя и мучая своей горечью. Элайза знала и все еще чувствовала, как отнимают самое дорогое и важное — надежду. Пусть и прошло уже больше девятисот эдахш, и всех, кто мог помнить о произошедшем среди черных уродливых, похожих на зубы барракуд камней, обратил в прах бег времени, и ничто уже нельзя было изменить. Некогда похожее на реальность счастливое будущее, чувство того, что семья — это не просто кто-то, связанный кровными узами с другими ему подобными, все так же приходило во снах, призраком преследовало ее, погружая в прекрасную иллюзию так и не сбывшихся мечтаний о радости и мире. Ныне оставались лишь стылая вечность и ответственность, что легла золотой короной на ее голову. Все началось еще раньше, до того рокового вечера в Лан Гали, в роще древнего леса, глубокой ночью, когда Старые Боги были еще живы, да. «Вспомни мои слова, когда поймешь, что тебя недооценивают, и это спасет тебе жизнь», — призрачным эхом в голове прозвенели серебром колокольчиков пророческие слова, сказанные когда-то очень и очень давно. Элайза прикусила губу и нарочито громко захлопнула книгу. Зацепок было слишком много, и все сводилось к одному возможному исходу, не сулившему ничего хорошего в случае бездействия. Рхил’Рар был занят «Величием Назалиара», не особо интересной книгой, в которой описывались последние четыреста лет существования страны со всеми ее взлетами и падениями. — «Будь славен день, когда великая Elan’Naize взошла на наш престол. Да славится сквозь время Королева! Та, что своей рукой повергнет в пыль врагов, та, что щитом стоит за слабых и тщедушных! Восславим же Элайзу, Королеву Крови, владычицу небес, лесов, равнин и гор Назалиара, Великую Судью, что смертью покарает согрешивших, законом, что написан кровью и слезами, Охотницу, бегущую за ветром, Великую Бессмертную Богиню, чьей милости мы жаждем! Поднимем руки и закроем глаз, мы — смертные, что ищут за ее спиной эгиды, и присягнем на верность, во что бы то ни стало послужим мы вам, хоть наши замыслы пусты и мелочны в глазах Великого Отца, но жизнь свою мы вверим только в ваши руки, ведите нас и правьте мудро. Ничто не встанет между вами и народом, Судьба иль Смерть, не важно. То наша клятва и благословение, пусть будет так! Да здравствует Элайза, Госпожа Назалиара!» — громко, словно глашатай, продекламировал Рхил’Рар, развалившийся на длинной скамье у приоткрытого окна. — Скажи, Naize, кто же так отчаялся, что присягнул на верность так страстно? — Кажется, это был глава Мадрал, — ответила Элайза, вырвавшись из окутавшего ее наваждения. На мгновение женщина задумалась, а после добавила: — Хотя нет, с такой-то пылкостью… Наверняка был твой прадед, такие невероятно напыщенные речи были чем-то вроде отличительной черты Ксат’Рара. — То есть, я был не единственным членом семьи Рар, желавшим твоего женского внимания? — сказал Рхил’Рар с лукавым прищуром. — Если задуматься, наверное, в каждой приближенной к трону семье найдется хотя бы один похожий на тебя негодник. — Королева Крови чуть наклонила голову. — А если поразмыслить глубже, думаю, что все первые главы родов моих преданных смертных вассалов присягнули, мечтая когда-нибудь залезть в мою постель. Но, поздравляю, ты преуспел. — Порой я думаю, что Великая Владычица Назалиара решила спать со мной только потому, что я хорошо вижу в темноте и могу читать все эти пыльные сокровища ночами напролет вместе с ней, — прыснул Рхил’Рар, перелистнув страницу. — Если ты думал, что это не было причиной, сочувствую, — Элайза улыбнулась, перевесилась через царгу кровати и уложила «Лан Гали» на каменный пол. Женщина легла назад, в объятья пуховых подушек и одеял. Шнуровка на сорочке была развязана, отчего грудь была почти что обнажена, волосы подобно черному водопаду лежали на белых простынях, а на лице проступил румянец, и даже Элайза не могла сказать, было ли это от легкого прохладного ночного ветра или же низменным, простым желанием близости. — Что мы вообще ищем среди всей этой нетленной древности? — наконец спросил Рхир’Рар, захлопнув фолиант. — Следы Шандорны, — все так же спокойно ответила Элайза. — Разве не подозрительно, что она не вылезала со своего острова никуда, кроме Niin'Gehsh, последние четыре сотни эдахш? Или заставила всех думать, что не вылезала. — Я бы сказал, что среди вас нет никого подозрительнее Госпожи Теней, — фыркнул эльф. — Она всегда была такой наглой и неприятной? — И да, и нет, — буркнула Королева Крови, погруженная в патоку собственных мыслей. — Но ее всегда было сложно понять, тут сомнений нет. Воспоминания разрозненными кусочками стекла болезненно ранили мысли. Нужно было понять, что нужно Шандорне, наверняка, чтобы не сомневаться в своих выводах. Давняя дружба между двумя сестрами сошла на нет, так с чего бы сейчас Госпоже Теней выходить вперед и делать свой ход, спустя сотни мучительно долгих эдахш молчания? — Я слишком устала, чтобы думать, — голос Элайзы звучал раздраженно и вымотанно. — Размышления выпили из меня слишком много. Иди ко мне. — Ни слова больше, госпожа, — промурлыкал эльф, перебравшись от окна к кровати. — Даже великие и бессмертные должны спать. Вы должны выглядеть ослепительно перед нашими друзьями из Совета. Рхил’Рар лег в опасной близости к своей Королеве и обнял за плечи со спины, как это обычно делают влюбленные. Элайза чуть наклонила голову, прислонившись щекой к крепкой руке. Их союз можно было назвать печальным. Хоть эльфы и были долгожителями и часто могли прожить все семьсот эдахш, знание того, что все это обречено на горестное расставание, придавало большего отчаяния каждому проявлению близости со стороны мужчины, который сейчас так нежно держал в своих руках Королеву Крови. Сегодняшний ахш ощущался куда тяжелее всех других. Возможные исходы событий последних нескольких суток были до болезненного пугающи. Активность Шандорны могла значить лишь одно, к этому устрашающему выводу пришла Элайза сегодня, перерыв почти что все книги, связанные с событиями, в которых Госпожа Теней принимала свое участие. Ответ был неумолим в своей единости. Скоро нагрянет хаос, что поглотит всех в своем мрачном безумии, и лишь самые способные к выживанию смогут удержаться за спасительные веточки, то и дело появляющиеся в потоке бесконечного кровопролития. — Гисэн совсем плох в последнее время. Мне нашептали, что он не в состоянии даже в человека обратиться. А какой толк от баггейна, если он не может делать то, что должен? — нарушил молчание эльф. — Завтра сама убедишься. Ему недолго осталось занимать место в Совете. — Смерть неизбежна, она всегда поджидает за углом, а Судьба всегда приводит в ее объятья любого ступившего на земли Ферранеля. Старик Гисэн прожил достойную жизнь и верно служил трону, чтобы честно и спокойно ее закончить, — по-философски отметила Элайза. — Все мы — Rahan, смертные. Даже меня ждет подобная участь, ведь, увы, нет ничего бесконечного. — Я надеюсь, что ты переживешь всех до единого, — эльф зевнул, сонно уткнувшись носом в макушку Элайзы. — Есть какие-то мысли по поводу Шандорны? — Их слишком много, чтобы просто тебе ответить, — буркнула она. — Могу сказать лишь то, что дороги За'Ахаша сольются в одну реку и сметут потоком все, что было когда-то возведено на землях Ферранеля. Элайза повременила с тем, чтобы продолжить. Тепло тела Рхил’Рара невольно успокаивало, напоминая о том, как другой мужчина обнимал ее совершенно так же многие сотни эдахш назад. Глаза Стрикса, нежные и зеленые, похожие на бескрайнее травяное море, всплыли перед глазами, и от этого мысли, так усердно мучившие ее все время с момента встречи в Шандорной, с новой силой закопошились в голове. — Приход Огня сулит лишь один исход, — наконец выдавила из себя Элайза, зная, Рхил’Рар поймет, что она имеет в виду. — Каким бы он ни был, я знаю, что Назалиар выстоит, — тихо промурлыкал Рхил’Рар. — Ведь наша Королева — самая сильная женщина во всем Ферранеле, просто остальные не знают, насколько сильно она привыкла сдерживать свою ярость. Эти слова были похожи на заклинание в своей загадочной, волшебной способности расслабить, отпустить мысли, подобно листочку на сильном ветру. Элайза вздохнула, сжав своей рукой предплечье эльфа, она будто ждала, что он скажет это. Неясные образы, тревожившие воображение своей реальностью, постепенно обретали четкость, говоря лишь о том, что Королева Крови постепенно погружалась в лихорадочный сон, наполненный воспоминаниями из времен, когда все казалось простым и ясным. И сквозь бредовую полудрему воспаленного от переживаний сознания Naize виделось, что холодный фиолетовый глаз, так сильно напоминающий кошачий, смотрел из самой глубины мрака комнаты на то, как успевший задремать Рхил’Рар сжимает в своих объятиях ее тонкое бледное тело.***
Во времена, когда Боги Древности были еще живы, в небесах Ферранеля горели огромные камни, что называли Светилами, дочери Харрада жили вместе, познавая этот мир, друг друга, стараясь найти подобие гармонии в себе и своих силах. Отец приводил других Сестер из ниоткуда, а потому Старшим Дочерям оставалось лишь пытаться принять новых членов семьи. Когда-то Элайза верила, что это было возможно. Но в дурной проклятой крови, что наполняет их полубожественные тела, нет ничего, способного изжить жажду к разрушению себя и других. Сдержанность всегда была отличительной чертой второй дочери Короля-Зверя, и это было довольно просто объяснить. Слух, способный уловить каждый толчок качающего по телу кровь сердца, пульсации которой так же ясно отдавались в голове, как и стрекот птиц в брачный сезон. Обостренные чувства и возможность ощущать любое их колебание воистину делало Элайзу куда наблюдательнее и проницательнее прочих. В иные моменты сдерживать многоступенчатое эхо сердец вокруг было абсолютно невыносимым, ведь понимание того, на что способно приближенное к божественному существо, приблизившееся к безумию, создавало клетку толстых железных прутьев воли вокруг неистового и кровожадного зверя внутри. Желание слышать лишь тишину делало из будущей правительницы Назалиара замкнутого в себе, отстраненного ребенка, способного лишь молча наблюдать. Ида и хвостиком вившаяся за ней Дейрдре часто были далеки в своем понимании от серьезности сестры-близнеца, а потому предпочитали ее обществу куда более общительных младших родственниц. Еще когда они были совсем девчонками, где-то семнадцати эдахш от роду, Шандорна отличалась от других, Элайза заметила это сразу. В отличии от болтливой Дейрдре или гневливой Иды, в юности эльфийка была совершенно обычной. Почти что девушкой, высокой и слегка несуразной, с круглыми, похожими на цветки эрингиума глазами. В отсутствии желания соревноваться Шандорне не было равных, а потому девушка часто становилась объектом насмешек Зэндэс, златовласой Королевы Охоты. Тогда она была самой младшей, а потому самой заносчивой из всех Дочерей Харрада, и многое прощалось, ведь дитя еще росло, так этим оправдывали ее неприличные замечания, любовь к спорам и агрессию по отношению к тем, кому Зэндэс не казалась интересной или хотя бы красивой. Сестры упивались чувством собственного превосходства в мелких делах и уроках, тогда как юной Naize, не в меру проницательной для девочки-подростка, было интереснее изучать поведение своей младшей родственницы, столь преуспевшей в своей заурядности. Что до Шандорны, ее улыбка не была самой соблазнительной, а лицо не затмевало красотой прочих ровесниц. От охоты до танцев — казалось, ничто не давалось сестрице так же хорошо, как остальным, это настораживало Элайзу куда сильнее, чем всех прочих, и давало больше поводов для издевок Зэндэс. Шандорна отвечала на это с завидной покорностью, лишь молча. Неважно, пытались ли её ударить или задеть словами, происходило одно и то же, уголки тонких губ эльфийки чуть приподнимались, рождая почти что призрачную улыбку. Казалось, в этом таилось куда больше, чем в тайнах мироздания, и отсюда в Элайзе проросло пылкое желание впиться зубами в истину и вырвать ее из Шандорны — правда ли она так обычна, как хочет, чтобы считали другие. Все иллюзии развеялись в одночасье. В сезон, что после назовут дахш Падающих Небес, в морионовом мраке ночи, когда не было видно даже звезд, она проснулась от навязчивого чувства тревоги — чье-то сердце резко перестало биться. Тонкая ниточка жизни, вьющаяся в самой сути такой вещи, как кровь, покидала то несчастное тело быстрее, чем если бы существо умирало само. Это точно было убийство. Страх и ненависть свились в удушливой петле, затягиваясь все туже и туже, лишая умиравшего каких-либо шансов на выживание. Элайза вскочила на ноги, встревоженная от недосыпа и навязчивости чувства утекающей жизни другого живого существа. Шел дождь, отчего запахи вокруг смешались в неразборчивую кашу, и идти можно было лишь полагаясь на наитие. Кровь говорила, куда нужно держать путь, манила, подобно сладкому дурману, юную Королеву в лес, словно гипнотизируя. Доверившись инстинктам, девушка рванула вперед, сквозь стену ливня, следуя зову. Тени леса были еще гуще, холоднее и жутче обычного, лежа на узкой, превратившейся в землистое месиво тропе, подобно черной ленте, направлявшей Элайзу в нужную сторону. Мандраж, охвативший тонкое девичье тело, усиливал промозглый ветер, разносивший капли дождя. Мгла лишь сгущалась и сгущалась, и наконец в самом сердце этой тьмы был ответ на все тревоги, мучившие шедшую в чащобу Королеву Крови. В ветвях высохшего каштана Шандорна сидела, слившись с мраком ночи в единое целое. Языки дождевых капель жадно слизывали черную кровь с блестящей, подобно металлу, кожи эльфийки, аметисты глаз мерцали двумя призрачными огоньками, пронзая лезвием стального взгляда еще совсем юную Элайзу. Почему-то, даже будучи старше, девушка чувствовала себя куда меньше, чем сестра. Это шло откуда-то из глубины, странное и подавляющее ощущение ловушки, расставленной здесь, у мертвого, успевшего побелеть ствола дерева, и Элайза по глупости сделала шаг в этот силок, который тут же затянулся на тонкой девичьей щиколотке. В корнях лежало тело, обезображенное до неузнаваемости. Разорванная грудная клетка зияла чернотой, и еще сочившаяся из нее кровь размывалась дождем, впитываясь в землю. Неестественно вывернутые ребра были похожи на гребни белого известняка, кишки, подобно толстой змее, торчали из распоротого брюха, отчего влажный воздух заполняла мерзкая вонь, которую не мог заглушить даже терпкий запах мокрой земли. Лицо было покрыто фиолетовыми, почти сизыми пятнами, словно кто-то облил ее соком шелковицы, а на хрупкой белой шее виднелись уже успевшие почернеть отметины пальцев. Россыпь золотистых волос была втоптана в грязь, подобно ненужной никому тряпке. Глазницы сверлили Старшую сестру своей мрачной пустотой. Это была девушка. Что еще более пугающе, Элайза знала, кто это. Зэндэс. Заносчивая, капризная и шумная, теперь лежала, коченея, совершенно мертвая. — Я почему-то знала, что это будешь именно ты, — голос Шандорны, подобно накатившей на берег волне, прошипел в ушах Элайзы. — Посмотри, разве сегодня не прекрасная ночь? Наши Великие Создатели рыдают, глядя на нас. От счастья, конечно же. Подобно колокольчику, смех эльфийки звенел сквозь стену ливня, барабанившего по кронам свежего летнего леса. — Думаю, мы в чем-то похожи… Я — Shae. Могу ли я звать тебя Naize, дорогая сестра? Шандорна свесилась с дерева, закрыв ладонью глаз, в приветственном жесте. Чуть замешкавшись, Старшая Сестра ответила: — Буду рада стать ближе с тобой. — Голос звучал неуверенно. — В знак дружбы. — Похожая на сухую ветку рука эльфийки протянула Элайзе глаз Зэндэс. — Разделим смерть этой надоедливой идиотки, ведь так и поступают друзья. — В знак дружбы ты отдашь мне оба. — Глаза Элайзы вспыхнули двумя алыми огнями. — Иначе я скажу остальным, что ты только притворяешься смиренной девочкой, сестрица. — Другого и не ожидалось, — расхохоталась Шандорна и протянула второй глаз старшей сестре. — Shae, — с нажимом сказала темноволосая, на этот раз приняв подарок. — Naize, — ответила сереброкожая эльфийка, выжидающе смотря на новоиспеченную подругу. Элайза держала глаза в ладони, не решаясь поднести их ближе к губам. В эти минуты исступления девушка чувствовала лишь пульсирующее биение крови в висках и как предательски полость рта наполняется слюной. Желание, жестокое и животное, отдавалось внизу живота, подобное чувству, возникающему, если прикоснуться к своему телу в потребности самоудовлетвориться. Мучительно, но сладко, пересиливая отвращение к своей безобразной дикости, она положила их одним за другим в рот и проглотила не жуя. Тепло разлилось по телу, подобно парному молоку, обволакивая своей нежностью, и это невольно заставило бы другого отвести взгляд в отвращении, но Элайзу волновало лишь то странное удовлетворение, что несла за собой пара проглоченных глаз. Ее веки, подобно тонким лепесткам, дрожали, а взгляд застелила пелена сладкой истомы, лишь слегка отдающейся железистым привкусом крови на губах. Шандорна наблюдала, все так же неизменно улыбаясь, сталь в ее глазах смягчилась, когда Элайза приняла этот скромный дар. Дождь лишь усиливался, сделав девушек совершенно мокрыми, но казалось, холод их не мог коснуться в момент столь сокровенный, что чувствовалось, будто Старые Боги затаили дыхание, смотря на то, как рождается новый, непредсказуемый союз Тени и Крови. Чувство безграничного наслаждения сменилось ненавистью. Осознание своей животной стороны всегда вызывало в будущей Королеве Крови глубокое чувство стыда, но природа была жестока и неизменна, и лишь вечность могла заделать похожую на бездну пустоту, заполнявшую разум Элайзы. Лишь с возрастом ненависть сменилась на безразличие и впоследствии перевоплотилась в величие справедливости, о котором во всем Ферранеле ходили легенды. Дождь кончался, заупокойные всхлипы ветра стихали, оставляя сестер наедине друг с другом и ночью, почему-то теперь не казавшейся настолько мрачной. — Naize, — прощелкала языком эльфийка. — Запомни раз и навсегда то, что я тебе скажу сегодня, и не забывай. Даже если наша дружба испарится, подобно росе на листьях, знай, что эти слова спасут тебя от холодных объятий Смерти. Шандорна осторожно слезла с каштана и подошла ближе к сестре, положив руку на ее костлявое плечо. Фиалковые глаза блестели, а улыбка почему-то казалась ласковой, почти что настоящей. — Милая Naize, сестра, прекрасная, когда ведет себя так, как ей хочется, но не так, как того требует долг. — Голос юной Госпожи Теней был низковат, но оттого казался еще более спокойным. — Знай, что я всегда предпочту тебя другим, ведь ты первая заметила мою дурашливость. Раздался глухой шлепок, будто что-то с силой упало на землю. Элайза опустила взгляд, лишь чтобы увидеть, как Шандорна вдавливает изуродованное лицо Зэндэс ногой прямиком в грязь. — Ты знаешь, что они говорят за нашими спинами? — приторно ласковый манер говорить сменился на ядовитый и полушипящий, выдающий всю глубину мрака, которым было окутано сердце эльфийки. — Им трудно представить, какая сила таится в природе Крови и Тени. — Shae! — почти что вскрикнула Элайза в желании возразить, но цепкие, похожие на паучьи лапы пальцы Шандорны закрыли ей рот. — Попробуй догадаться, почему эта надменная сучка лежит сейчас совершенно мертвая, — подобная ледяной буре ярость разгоралась в глазах эльфийки все сильнее. — Она перешла черту, попробовав меня убить, и смотри, что случилось. Им сложно понять, что я воплощаю. Тень может укрыть путников от палящих лучей небесных светил, может спрятать любовников от ревнивого мужа, а может и затаить в своих объятьях убийцу, чей нож окажется засажен глубоко в чей-то череп. А на что способны Кровь и Плоть, ты хотя бы догадываешься? Элайза попыталась что-то сказать, но ладонь еще плотнее впечаталась в лицо, отчего зубы врезались в мягкую кожу и во рту вновь раздался железистый привкус. — О нет, прелестная Naize, тебе лишь предстоит отведать горький плод, что rahan зовут бременем власти, а потому пользуйся тем, что тебя недооценивают. Я вижу, сколь железны обручи твоей силы воли, но знай, когда стоит сорвать их с ворот и дать волю той сумасшедшей дикости, что скрывается под этим милым личиком. — После этих слов Шандорна приблизилась к лицу сестры так близко, что можно было почувствовать ее легкое прохладное дыхание на ухе. — Отведай же моей черной крови в знак вечной дружбы. С этими словами эльфийка наклонила голову и с силой укусила плечо сестры, пробив острыми клыками пергамент кожи, и провела языком по ране, начавшей кровоточить. Элайза поднесла руку к ладони Шандорны и провела пальцем по кисти, отчего кожа до локтя растаяла словно масло, обнажив синеватые канаты вен, алое мясо мышц и желтизну костей. Naize сомкнула зубы, ощущая, как по губам и подбородку потекла кровь, горячая, как свет, что дарили в жару небеса. — Клятвы даны, и пути назад у нас больше нет, — промурлыкала Шандорна, оторвавшись от плеча сестры. Блестящий венец красного обрамлял ее вечно улыбающиеся губы. Кожа на ее руке быстро нарастала обратно. — Так разделим же трапезу, что сохранит этот ахш в нашей памяти. Бывшая Королева Охоты, должно быть, такая же гадкая на вкус, как и ее характер, но сейчас горечь ее мяса будет казаться слаще меда. Госпожа Теней плавно опустилась вниз, к земле, где лежало изуродованное тело Зэндэс, жестом приглашая Элайзу присоединиться.***
Рабочий кабинет госпожи замка Gha'Naize был богато украшен и хранил в себе множество вещей, способных повергнуть любого любителя древностей в восторг. Выстроенные на темных каменных полках в ровный ряд черепа с выскобленными в кости древними письменами зловеще смотрели пустыми глазницами на высокий книжный шкаф из вишневого дерева, подле которого лежал шотель, вложенный в простые ножны. Старые тома стопками пылились сотни эдахш, пергамент медленно начинал ветшать и крошиться по углам, дорого украшенные обложки темнели, а некоторые работы были настолько стары, что были выцарапаны на деревянных дощечках, уже иссохшихся и потрескавшихся. В углу каждой полки лежало по ситцевому саше с бузиной, полынью и календулой, отпугивавшему от бумаг насекомых своим резким ароматом. На северной стене висел гобелен, который ткали несколько поколений семей, соревновавшихся в богатстве рисунка и искусности мастериц, истерших пальцы о шелковые и шерстяные нити. С полотнища на комнату взирала коронованная птица Симург, раздирающая собственную грудь, чтобы накормить кровью деву в зеленом одеянии с лилией в руке и мужчину в венце из дубовых листьев с масленичной ветвью в руке. Напротив был очаг, что не топили уже тридцать эдахш. Потемневший от времени камень был холодным уже слишком долго. Недалеко от камина расположилось несколько широких и удобных стульев, застеленных шкурами. Ближе к витражному окну стоял дубовый стол, в углу которого стояла широкая каменная чаша, высеченная из оникса, напоминавшая те, из которых пили кочевники, за исключением потемневшего от времени стального острого шипа, выглядывавшего из середины. Это место было похоже на хозяйку замка в своей мрачной и утонченной красоте. Утреннее собрание традиционно начиналось, когда первые лучи Гальн касались горы, на которой проводился Niin'Gehsh — событие скорее сакрально-религиозное, чем теплое и семейное. Не считая Элайзы, семеро расположились на резных стульях кабинета за обсуждением последних новостей. В пыльном воздухе чувствовалось едва уловимое напряжение, ведь близились Собрание Сестер и сезон затяжных дождей, свойственный вечно одетой в золото осени столице. Приближенный совет Назалиара состоял из смертных, за исключением одной только Калисты, что было необычным, ведь дочери Харрада в основной своей массе пренебрегали Rahan, то есть, смертными, и считали, что такого уровня разумности недостаточно для помощи в управлении страной и делах власти. Королева Крови придерживалась отличного мнения. Рыже-коричневый йейл семьи Рар, желтая рука Мадрал, тутовое дерево с нимфами Имон, рогатая змея Аканиши, стрела Шисир и сестра Калиста, — все они держали в своих руках судьбы людей, строительство городов и дорог, законы и порядок. Конечно, не всегда отношения меж власть имущими были теплыми, но время зализало раны и обиды прошлого, дожди смыли кровь с земли, оставив лишь преданность Назалиару и веру в будущее, что несла их великая госпожа. Утро традиционно начиналось со свежих сплетен, порой постыдных, порой странных и незамысловатых. Каждый раз слово держал один из членов совета, и сегодня была очередь Наиз’Рахан Аканиши, наги южных земель. История была из забавных, а потому все присутствующие были в бодром расположении духа, шутили и переговаривались. — …А потом мой двоюродный дядюшка с-с-сказал, что не вытерпит более насмешек в отнош-ш-шении его человеческой невес-с-с-сты, отрекся от титула, собрал свои пожитки и сбежал в Нельш-ш-шели с этой безродной двуногой девкой, — заканчивала рассказ змееподобная женщина, кутаясь в шаль, подбитую соболиным мехом. — И так уже бывш-ш-ший лорд Ган’Арист Аканиши пропал без вести, и до сих пор в Ар’Раквер’Ши ходит молва о наге, променявшем теплое гнездо в южных землях на вилы, мотыгу и бабу где-то в северном захолустье. — Никогда не видела пашущих землю змеелюдов, — вытирая набежавшие от смеха бусинки слез, пропищала сидевшая на углу стола сереброкрылая девушка-альв. — Интересно, он еще жив? — Что еще интереснее, как он собрался эту бабу иметь, — почесав кудрявую голову, озадаченно прокряхтел престарелый баггейн. — Хвос-с-с-стом, очевидно, — передразнила нагу черноглазая Калиста, задорно пихнув локтем угрюмого крепколобого мужчину, очевидно, недовольного сальностями, которые отпускали вокруг сидевшие индивиды. — Не будь таким мрачным, Тобр, ты будто камень себе в задницу засунул. — Рхил’Рар скорчил серьезное лицо. — Хотя ты же горный эльф, кто знает, может, это очередная ваша традиция. — Зато не в наших традициях пырять отца в живот кинжалом, — наконец пробасил еще более насупившийся эльф. — На твоем месте я бы прямо сейчас отправился к какому-нибудь утесу повыше и кинулся с него головой вниз. — А мы не живем в сырых пещерах, прозябая лучшие годы в затхлости и темноте, — раздраженно парировал Рхил’Рар. — Тебе ли меня поучать, Афалеон. — Мальчики! — рявкнула полная женщина с круглым веснушчатым лицом, до этого усердно шептавшаяся с престарелым баггейном. — Давайте без драк, мы здесь не за тем собрались. Элайза нервно посмеивалась, хоть немного отвлекшись от мыслей о Шандорне и делах, которые предстояло обсудить. Сколько бы эдахш ни пролетело, семь членов Собрания, неважно, в каком поколении, всегда были большими любителями почесать языками. — Что может быть лучше драки двух эльфов и истории о настоящей любви с утра пораньше? — наконец сказала Королева Крови, а после многозначительно кашлянула. В пыльном воздухе повисла тишина. — Итак, друзья мои, теперь к важному, утреннее собрание открыто, — нарушила молчание Элайза, подняв руку. — Сегодня без клятв не обойдется, есть что обсудить, и нельзя, чтобы это покинуло мой кабинет и тем более Назалиар. Я вам доверяю, просто хочу исключить любые случайности. Королева Крови указала рукой на ониксовую чашу. Первой руку протянула Лана-Риэн, тонкая, похожая на фею из сказок, дочь семьи Шисир, что правила в болотистых землях Излетареса на западе. Маленькая ладошка опустилась на шип, и кровь неспешно побежала вниз. — Lanah-Rien tardar Naize'Rahan vaakhsh, — прозвучали заветные слова клятвы верности, и альв поспешила убрать руку. Прочие члены Совета последовали примеру альв, и вот сосуд наполнился доверху темной, слегка мутной кровью. Элайза взяла заметно потяжелевшую чашу двумя руками и сказала: — Elan'Naize dazakhshar Naize'Rahanaz vaakhsh, — с этими словами Королева Крови пригубила содержимое чаши. Три зрачка в каждом ее глазу расширились, на губах блестел тонкий росчерк красного. — Теперь, когда формальности соблюдены, к делу. Ссутулившийся от старости баггейн привстал. Мантия темно-бордового цвета с вышитой на грудине золотистой ладонью была уже ветхой, но было видно, что он носит это одеяние с большой гордостью не один десяток эдахш. — Привестствую Госпожу, — прокряхтел он, закрыв ладонью один глаз. — Неприятные новости с северных границ. Вновь ваши Сестры, что управляют областями Гранар и Аведры, проявляют друг к другу враждебность, происходят мелкие стычки, пока что предпосылок к чему-то серьезному не наблюдается. Ходят слухи, что это из-за какого-то очередного спора. — Как думаешь, Гисэн, стоит ли вмешаться? Я знаю, что храм, при котором твой средний сын сейчас обучается, находится в Лан Зарах. Будет грустно потерять дитя Мадрал из-за очередной глупой семейной ссоры, — Калиста откинулась в стуле, смотря в сторону пожилого господина. Баггейн отрицательно покачал головой. — Не думаю, что в этом есть нужда, Госпожа Звонких Монет, мой сын отнюдь не слаб, ведь в его жилах бежит та же кровь, что и в моих. — Улыбка появилась на его мясистых губах, отчего складки морщин легли еще глубже. — Не считаю, что есть смысл вмешиваться. Сами же знаете, - Королева Крови не могла не усмехнуться. - Гранар и Аведра — это далекие земли, и поводы для стычек у них такие же глупые, как и письменные запросы о вступлении в Совет, которые мне присылают Аифин и Ветхелена, в прошлый раз они натравили друг на друга два приграничных города под предлогом нарушения целостности территорий, а на деле хотели выяснить, кому зеленый киларакский бархат больше к лицу. Ограничимся наблюдением, если будут намеки на нечто более серьезное, тогда имеет смысл вмешаться, — Элайза обратила взгляд к альв, сидевшей на краю письменного стола, болтая ногами. — Лана-Риэн. Похожая на цветущий ирис Шисир встрепенулась, чуть не сбив чернильницу маленькой ручкой. — Брусника и дикий мед были отправлены в столицу восемь дахш назад, моя королева, прибытие обозов в Gha'Naize ожидается заблаговременно, — гордо заявила Лана-Риэн. — Урожай был славен в этом году, а потому и Праздник Первой Жатвы обещает быть пышным. — А что насчет моей просьбы? — Элайза звучала немного нетерпеливо. — Мы направили людей к сердцу топей в восточной части наших земель, Госпожа, как вы и просили. Начинать заготовку? — почти что пропищала альв, обратив взгляд оленьих глаз к Королеве. — Никто не знает про возобновление разработки торфяников, готова поклясться крыльями! — Хорошо, повремените с тем, чтобы начинать. Нужно, чтобы Афалеоны распечатали входы в шахты и подготовили все к добыче руды, то же касается печей для ее выплавки, — Королева Крови вглядывалась в лица присутствовавших в комнате, ожидая подходящего для заявления момента. Несколько смущенные взгляды таили за собой догадки и вопросы, но никто не решался открыть рта. Рхил’Рар, зная, о чем сейчас пойдет речь, не мог не улыбаться в предвкушении, когда же кто-нибудь из членов Совета нарушит молчание. Элайза резко встала, неожиданно для всех в комнате. Маска безразличности, почти как у статуи, застыла на лице Королевы. Алые глаза горели ярче рассвета, залившего комнату багрянцем. Ореол божественного величия окружил женщину, что буквально мгновение назад была так похожа на обычную смертную. Момент тишины, в который было слышно беспокойное сердцебиение каждого, находившегося в кабинете. Выдох, вдох. И слова, которые так не хотелось говорить, сами сорвались с губ: — То, что я сейчас скажу, возможно, вас несколько удивит, но на этом Niin'Gehsh будет говорить Шандорна. — Выдохнув, Элайза подняла голову и произнесла слова, которые прокручивала последние ахш в голове: — Нас ждет война, намного кровопролитнее всех, что были когда-либо до этого.***
В пустоте всего сущего нечего делать, это знает каждый, когда-либо сталкивавшийся с абсолютным отчаянием. Ощущение полости, заполняющей все, что является тобой, воплощает не что иное, как отсутствие всего и присутствие ничего. В первозданности хаоса, что окружал Ферранель, Двое, что вечно наблюдают, общались, пытаясь выяснить намерения друг друга по отношению к игре, в которую задумали сыграть еще давно. Как бы их ни называли мелкие блошки, живущие на земле, как бы ни противились их воле Дочери Харрада, эта маленькая игровая площадка всецело принадлежала им, великим и бессмертным, вот уже не одну сотню эдахш. — Ты все еще хочешь поставить на девочку? Это ведь глупо, сестрица. — Судьба рассмеялся, указывая на восток. — Неужели тебя покорила очаровательная беспомощность? — Я всегда делаю что хочу, милый мой братец, игра сейчас немного отличается от остальных, — прострекотала не своим голосом Смерть. — Все еще верен своим идеалам? Решил выбрать Elan'Naize, опять? Ты порой бываешь таким скучным. Но в прошлый раз мы знатно повеселились, Харрад соблазнился твоими речами и действительно убил своего брата! Какой дурак! Женщина задыхалась от смеха. Она любила За’Ахаша, ведь пути брата всегда приводили смертных под ее вечное покровительство. — Ты была бесподобна, это проклятье — просто находка. Никогда не думал, что можно до такого додуматься, — мужчина потер висок, улыбаясь. — Я лишь хотела иметь возможность наблюдать за любимыми героями подольше. Думаю, ты благодарен за это. — Смерть многозначительно покачала головой, а после повернулась в сторону Ферранеля, столь хрупкого и маленького на фоне объявшего их Ничего. — Представь себе лица маленьких Kharrad'Naes, когда узнают, насколько сильно их обманули, братец. — Страшно представить, милая сестрица. — Он подошел поближе к Смерти и приобнял ее за талию. — Но ведь в любой истории рано или поздно наступает конец, верно? — Это так, — протянула женщина, повернувшись к брату, и поправила красную мантию, сползшую с его плеча.