***
Утро не задалось: Ассоль крайне плохо спала ночью. Снился какой-то сумбурный бред: финал «Маски», её рассекретили, и она с зарёванной миной сидит в зале и наблюдает за раскрытием победителя сезона — Монстрика, блин. Под маской опять оказался Батрутдинов: оказывается, в жюри сидел его брат-близнец Тимофей. Козерога же в её вымышленном финале вообще не было. Полный бред, чтобы… он, и не дошёл до финала? Невыспавшаяся Ася устроилась за станком, растягивая мышцы. Было всего семь утра, но ей с самого детства было строго наказано приезжать на репетиции за несколько часов до начала. Постепенно у Ассоль появилось отвращение от этой привычки и приезжала она, когда захочет, но… Почему-то сегодня захотелось опять быть хорошей девочкой. Рядом на пол шлёпнулась сумка, и сбоку от Аси устроилась Ника. Девушка ловко перекинула ногу через станок и посмотрела на Ассоль проницательными карими глазами. Ася упрямо уставилась на неё в ответ своими синими. — Мы обсудим вообще, что между нами? — внезапно приложила Ника, и Ася со своим горячим темпераментом не сдержалась: — А между нами что-то есть? Не знаю, что ты там себе фантазируешь, но для меня ты — коллега и, внезапно, моя сталкерша на проекте-который-нельзя-называть. Как ты туда пролезла, а? Ника раздражённо нахмурилась, однако, тон её по-прежнему оставался холодным и сдержанным, впрочем, как и всегда. Ася за все годы совместной учебы и работы ни разу не видела на лице Вероники искренний гнев или настоящую печаль. Максимум пассивную агрессию. — Твой отец попросил меня последить за тобой. Чтобы опять не натворила чего, как в тот раз. Конечно же, нужно было обязательно припомнить самую позорную асину выходку, чтобы она опять почувствовала стыд и стушевалась. Но не тут-то было: Ассоль решительно встала напротив Ники и ядовито спросила: — И что батенька тебе пообещал за такую услугу? Балерина Большого околачивается десятым Пикачу справа на подпевках у Мухомора… Унизительно. Прям очень. Ника была на взводе: её брови немного нахмурились, а это значило, что внутри она просто в бешенстве. В эту пороховую бочку только что бросили спичку — но бочка была закупорена уже много лет. Бомбанёт внутри или-таки даст волю эмоциям? Боковым зрением Ассоль заметила, что остальные танцоры также подтянулись на традиционную растяжку и заинтересованно поглядывали в сторону двух главных звёзд труппы. Наверное, не посмеет… — Давай выйдем, — Ника выпрямилась и потянула Асю за рукав лонгслива. Вертинская вскинула бровь и усмехнулась: — Никуда я с тобой не пойду. Похитишь меня ещё, как Рита Калаш Линденманна. — Ты, бараниха… — Полегче, женищна! Это что за выражения пошли… Ассоль даже не успела как следует удивиться дерзости Ники, как раздался громкий, показательный кашель Эдуарда Наильевича. Чёрт, он всё это время стоял где-то в уголке и наблюдал, как его дочь ввязывается в драку. На лице балетмейстера расцвела та самая улыбка, которая украшала его лицо в самые неловкие и неудобные моменты. — Доброе утро, мои хорошие, — начал он спокойным и ровным тоном, — я хочу начать ваш день с простого напоминания. Эдуард неспешно двинулся к дочери, и Ася почувствовала всю неловкость ситуацию. Они точно обсудят всю эту перепалку с отцом дома, вот не надо выносить ссор из избы и делать из этого всеобщую драму… Но папочка очень любил это делать: прирождённый театрал, ёлки-палки. Ассоль с напряжением ждала продолжения речи Эдуарда. — Всё, что я делаю в этой жизни, я делаю ради вашего блага. Вы можете относиться как угодно к этому месту и ко мне, как угодно, но оно навеки ваш дом. Оправдывает свою слежку. Не доверяет, считает глупой. Может, прав. Ассоль нервно усмехнулась, а затем подхватила свою сумку и стремительно покинула зал, несмотря на действительно обеспокоенный оклик отца. Дом не может казаться таким тесным, душным и губящим. Казалось, что теперь её дом на сцене, но не театральной. Переждёт пару часов у Риты, а потом поедет в «Главкино». На нервно подрагивающих губах прорвалась улыбка.
***
Репетиция сегодня, однако, затянулась. Ассоль, если честно, и не была против — она искренне наслаждалась процессом, и ей была интересна работа Никиты. Тот, видимо, тоже проникся Овном после его драки с дискошарами. Ася была готова приводить в исполнение любую бредовую идею бородатого постановщика: сегодня её нарядили в пышную цветную корону, которую ей потом предстоит пафосно разорвать под очередную рок-композицию. Точнее, под рок-кавер на «Summertime Sadness» Ланы Дель Рей. Эх, жалко цветочки. Задумка была такая у Никиты. Боже, все Никиты такие… гениальные? — Поцелуй меня перед тем, как уйдёшь, моя летняя грусть, — теперь её голос звучал высоко и звонко, и этот тембр чудесно резонировал с мощным инструменталом кавера. Овен активно двигался в круге наряженных в белые сарафаны танцовщиц и уже было потянулся к венку на голове, как Никита почти истошно закричал: — Пока не рви! На выступлении! — Хорошо! — пискнул Овен. — А то Халк опять крушить-ломать. Никита хихикнул, а Ася погрузилась в барабанный ритм аранжировки. Овен чувствовал музыку, двигаясь одновременно быстро и мягко: этот образ не был пропитан свойственной балеринам нежностью, а свободой и настоящим духом лета. На дворе был ещё январь, а Ассоль лучилась каким-то солнечным внутренним теплом — настолько происходящие с ней на проекте вещи вдохновляли. — Овен, вы у нас не летом родились? — с улыбкой в голосе поинтересовался постановщик. — Не, и я вообще больше зиму люблю! Внезапно их диалог был прерван решительным голосом одной из танцовщиц: — А вы знали, что эта песня на самом деле о женских отношениях? Ася знала, но это её нисколько не смущало. Влюблённость в неизвестного ей рогатого мужчину вполне служила доказательством её железобетонной, безосновательной гетеросексуальности, да и зазорного в однополой любви она ничего не видела. — И зачем нам этот бесполезный факт? — о, голос Ники прорезался. Видимо, с самого утра была злая и копила в себе весь яд. Ася хотя бы в песне выплеснула весь негатив. — Просто сказала. — Это никому неинтересно, Лиса, — о, точно. Ту девочку вроде все звали Лисой, и Ассоль в своей маске искренне думала, что это из-за цвета волос танцовщицы — наверняка была рыжей. Но нет, в записи выпуска она искренне удивилась сиреневому цвету волос девушки. Та казалась… ну, опасной и уверенной в себе. Такая зашибёт и не моргнёт. Ника, должно быть, совсем страх потеряла. — Девочки, прекратите, — скомандовал Никита, и Ася могла лишь пискляво поддакнуть. — Знаешь, что интересно, милочка? — чуть ли не прошипела Лиса. — Что ты здесь забыла? У нас была своя крутая команда, и тут внезапно появляешься ты. Очень интересно. Раздался стук туфель — будто кто-то очень быстро уходил за кулисы, а Никита грозно завопил: — Лиса! При всём твоём таланте к коллегам надо относиться уважительно. Вот если бы так кто-то твоей маме сказал?.. Не ходите за Никой, пусть остынет. Лиса тяжело выдохнула, пока Ася потерянно озиралась по сторонам. Чёрт, видать, Ника сбежала. Вертинская бы ей даже посочувствовала: обложили херами сначала на работе, а теперь на секретной подработке. Дерьмовый день, но Ника раньше казалась ей действительно непробиваемой… Становиться такой Асе точно бы никогда не хотелось. — А можно мы ещё раз прогоним? — нерешительно попросил Овен. — Просто номер нравится.
***
Последний прогон получился ещё более чувственным и душевным, чем предыдущие. Ассоль буквально расцвела летними красками, и со сцены она уходила с чувством той самой светлой грусти. Расставаться с балетом и Никитой сегодня не хотелось несмотря на усталость, и Овен ещё долго стоял с ребятами за кулисами, счастливый и благодарный. Ассоль как никто знала, что такое труд, кто бы что ни говорил про связи её отца. — Большое спасибо! — ещё раз пискнул Овен уже уходящим танцовщицам. — Вы сегодня были волше… — Овен? Можно вас буквально на пару слов? Ася едва ли не подпрыгнула, когда услышала за спиной цифровой низкий голос. Она резко развернулась и уткнулась в золотой металл костюма Козерога — так близко они ещё не оказывались. Овен, стараясь успокоить бешено бьющееся сердце, задрал голову, чтобы вглядеться в чужую маску. Монокль, тот самый «козерожий рот». Мда, сложнее всего смотреть на губы, которые не можешь поцеловать… Ассоль, шокированная внезапной встречей, наконец отмерла и додумалась дать ответ: — На минуточку можно, но можно ли нам с вами общаться? Козерог в своей механической манере повернул голову вбок, словно думая, а затем дал не самый однозначный ответ: — Нельзя. Но мы быстро и невинно поболтаем. Я — киборг. У меня отсутствует чёткое понимание субординации. В живот Овна мягко ткнулась какая-то коробка, и Ася вновь непонятливо посмотрела на рогатого. Тот крайне высокопарно, в своём фирменном стиле выдал: — Ваши слова меня тогда весьма воодушевили, и я всё искал повод вас отблагодарить. Козерог настойчиво, но несильно потряс коробкой, и Ассоль подумала, что сейчас сойдёт с ума от интриги. — А сегодняшняя репетиция покорила до глубины всей моей изувеченной шестеренками души. Знаете, у меня ведь нет чувств, но ваша песня неожиданно заставила моё сердце издать пару ударов… Я, так скажем, неравнодушен к року. Ассоль хотелось тут же выпалить, как она убивается по Козерогу ещё с самых первых съёмок, но решила терпеливо дождаться конца медленно добивающей её механической тирады. — Это рогаликсы… Деликатес из далёкого будущего. Киборги уже не питаются обычной едой, но эти прекрасные рогаликсы помогают им вспомнить, что они когда-то были людьми… Короче, возьми, пожалуйста, рогалики. Сумбурный и несколько выходящий за рамки образа конец фразы не смутил Асю, потому что она вцепилась в заветную коробку с угощением. Козерог низко засмеялся, когда Овен задорно пропищал: — Польщена получить подарок от робота из будущего! Будет, чем внукам похвастаться… Ассоль немного повременила, а потом всё же поделилась с Козерогом частью своего постыдного секрета: — Вы меня поразили в том выпуске. Так петь противозаконно. Козерог замялся. И Ася клянётся, что особо тактильным человеком никогда не была: могла пощекотать близкую подругу или потрепать отца по его очередной пафосной причёске, но обниматься с незнакомцами — да не в жизнь. Но Козерог, её лишённый чувств каменный рыцарь, раскинул руки в уютном жесте и неуверенно спросил: — Обнимашки? И Ассоль со своим овечьим писком повалилась в самые-самые тёплые на свете объятья Козерога. Четвёртая причина влюбиться: сердце у него всё-таки было.