***
Ася подала в руки всё ещё всхлипывающей Ники горячий чай и присела в соседнее кресло, настороженно оглядывая извечную соперницу. Её чёрные волосы были растрепаны, словно после сна, а одета она была в какую-то мятую футболку. Словно очень-очень быстро выскочила из дома. — Так что у тебя случилось? — прокашлялась Ася, прекратив оценивающе разглядывать Веронику. Нужно, знаете ли, выразить сочувствие. Та оторвалась от активного поглощения чая (в кружке был почти что кипяток) и кратко, хрипло объяснила ситуацию: — Меня мама из квартиры выгнала. Нику? Отличницу-умницу-комсомолку-красавицу? Выгнала из дома родная мать? Уж сколько безумных поступков вытворила Ася — и Вертинскому-старшему, однако, не приходило и мысли выставить блудную дочь за порог. Хотя, может, и приходило. Но вслух он этого не произносил. — А что так? Встала не в семь, а семь-десять? — добродушно, на самом-то деле, уточнила Ася, но Ника лишь опять зашлась в полных отчаянья завываниях. Рита бросила взгляд на виновато пожавшую плечами Асю, а затем присела около Ники. О, завела себе ещё одного бездомного котёнка. Присутствие сильного женского рокерского плеча, однако, одобряюще подействовало на балерину, и Ника, всхлипывая, попыталась объяснить: — Она узнала… Что я в «Маске», в балете… Сказала, что это позор, что я не для этого столько училась, чтобы пренебрегать театром ради какого-то зоопарка… — Ну, я тоже возмутилась, когда тебя там увидела, — буркнула Ася, опять словив предупредительный взгляд от грозной защитницы Ники. — Ася, ты чё злая такая? — хмуро спросила Рита. — А чё, я не понимаю ничего… — Мы поругались, — уже более спокойно продолжила Ника, не сбиваясь и не задыхаясь, — она сказала, что я… Что я стою на месте. Что она ожидала большего, и… Она меня выгнала. Мда. Ася подозревала, что у Ники тоже родители максималисты, и именно их отношение слепило из Ники очень грациозного, очень точного и практически идеального, но робота на сцене. Но случившиеся сегодня, однако, выходило за рамки её понимания. Такого отношения от родителей и врагу не пожелаешь. Ася сочувственно поджала губы, видя искреннее отчаяние на чужом лице. Она присела около и неловко протянула руки к Нике — та просто упала на неё и крепко прижалась в ответ. Ассоль не понимала до конца, что чувствовала: если бы ей сегодня сказали, что она будет обнимать Нику, то она бы… Ну, по ёё психике явно был бы нанесён ещё один скоропалительный удар. — Ну, Ника, я тоже сейчас бездомная. По своей воле только… — Пригрела бомжиху на свою голову, — покачала головой Рита. Ася умоляюще посмотрела на подругу, и та оценивающе и задумчиво посмотрела куда-то Нике в затылок. Наконец, Калаш махнула рукой, цокнула и вынесла вердикт: — Короче, живи с нами. Ася рассказывала, что ты её не любишь… — Ну-у-у, было дело, — неловко улыбнулась Ассоль, когда Ника подняла на неё хмурый взгляд. — Короче, не души её подушкой ночью, а мне не мешай писать музыку. Понятненько? Ася и Рита переглянулись, а затем посмотрели на абсолютно ошалевшую Веронику. Та абсолютно поражённо пялилась на Калаш, словно та предложила ей не пожить в её доме, а отправиться под венец. Ася щёлкнула пальцами перед носом Ники: — Алё? Да, это сама Маргарита Калаш, она реальная и крута, но… Наконец, Ника отмерла и быстро прошелестела: — Большое-большое спасибо… Где душ? Рита махнула новой сожительнице рукой и повела за собой, а Ася в полном диссонансе уставилась куда-то в пустоту. Её жизнь становилась всё безумнее с каждым часом: сначала её рывком поднимают в семь утра, потом заставляют петь голосом Пелагеи песню об Иване Ожогине, а теперь она будет жить вместе с дамочкой, которая раздражала её, наверное, одним своим морганием. Такое оно у неё было медленное, надменно томное… Фу! Ладно. Этот день уже не может стать безумнее.***
Весь день Ася провела у сымпровизированного станка в выделенной ей комнате. Рита возилась с новыми песнями, а Ника закрылась в своей каморке и, видимо, тихо плакала в подушку. Ассоль осознавала, что её физическая форма станет хуже, если она перестанет уделять балету необходимое количестве времени. Как-то постепенно из отдушины «Маска» превратилась в её стиль жизни: теперь на репетиции в театр она приходила, когда она была свободна от прогонов для шоу, а все силы отдавала на сцене «Главкино», чтобы наслаждаться восхищёнными выкриками Никиты Горбунова, а не уже набившими оскомину комплиментами папеньки. Но совесть грызла: премьера «Питера Пена» должна стать знаменательным событием, и… Ну, вопреки свойственному ей клиническому пофигизму, подводить труппу ей не хотелось. Часы пролетали незаметно за выверкой движений и растяжкой, когда раздалась трель домофона. Точно, ритины гости. Надо сходить, ручкой помахать, хотя бы. Ася накинула на плечи светлый кардиган и вышла в коридор. Рита отворила дверь, и в помещение вошли два парня. Одного она узнала мгновенно. Темноволосый «очкарик» Артём был клавишником у «рикошетов», и Ася приветливо помахала рукой разулыбавшемуся музыканту. Второй же… Ассоль подумалось, будто она его где-то видела, может, на одной из ритиных рокерских тусовок. Рыжий, кудрявый, с яркими светлыми глазами, такой прям герой из фэнтези-игры. Ася бы наверняка его хорошо запомнила, если бы они были как-то знакомы… Парень, видимо, заметил замешательство Аси, и первый протянул ей руку: — Привет. Меня Никита зовут. — Ася, — растерянно представилась она, пожимая чужую ладонь. Рита как-то насмешливо их оглядела, а потом выдала: — Эх, представители золотой молодёжи, а в одной песочнице не играли… Ася окончательно запуталась и вгляделась в такие же задумчивые голубые глаза Никиты. Что-то… Что-то вспомнилось. О, нет…***
— Эдик! Солнце нашего балета! Эдик! — Филипп Бедросович, уже изрядно наклюкавшись изысканного французского вина, читал продолжение своего, казалось бы, бесконечно тоста в микрофон. Пальцы шатающегося поп-короля, украшенные многочисленными перстнями, отчаянно сжимали стойку, — так Джек из «Титаника» держался за дверь, чтобы не утонуть. — Я тебе, сука, скажу ещё раз! Ты — гений! Весь мир должен завидовать тому, что ты танцуешь на нашей сцене! В нашем театре! Её папа с восторгом и слезами в глазах наблюдал за представлением Киркорова на своём юбилее. Восьмилетняя Ася, зевнув, оглядела сидящих вместе с ней за «детским» столом. Дети знаменитостей и олигархов шептались, переговаривались и открыто насмехались над действом, и Ася, никого из них не зная, лишь растерянно переводила взгляд с одного ребёнка на другого. — Факин трэш… — раздался раздражённый шёпот сбоку, и Ассоль задрала голову, чтобы увидеть усеянное веснушками лицо мальчика с рыжими непослушными волосами. Чёрная футболка с логотипом каких-то «Асэдэсэ», цепь на ремне, драные джинсы. Ася восхищённо раскрыла рот: такой красивый… — Привет, — робко мурлыкнула она, придвигаясь ближе к мальчугану. Тот резко покосился на чужой голос и выдал неловкое: — Привет? — А ты чей? — спросила она, на что мальчик забегал глазами, видимо, сначала не поняв вопрос девочки. Потом он пренебрежительно цокнул, показал пальцем на искрометно читающего стихи собственного сочинения Киркорова и ответил: — Вот этого короля. — Так ты принц? — восхищённо спросила Ася, и её синие глаза, наверное, стали ещё больше. Мальчик самодовольно ухмыльнулся и запально выдал к ещё большему восторгу маленькой Ассоль: — Может, и принц… Только мне это даром не сдалось. Я сам по себе. Селф-мэйд. «Принц» удовлетворённо смотрел на то, как Ася с обожанием разглядывает его, а потом покосился на происходящее на сцене — сам Эдуард, рыдая слезами искреннего счастья, взвалился на сцену к Филиппу. — Филечка! Родной! Нет слов! — чуть ли не простонал Эдуард и смачно отцеловал Киркорова в обе щеки. Ася, также наблюдая за происходящим, перевела удивлённый на своего Принца. Тот даже не успел в очередной раз пренебрежительно обругать своего родственника, как Ася решительно подскочила к нему и неумело чмокнула в губы. Рыжий мальчик шокированно посмотрел на неё, лишаясь дара речи, а Ася, заревев от своего великого стыда, бросилась из зала. *** Ася скептично пробурчала, погружённая в крайне странные и смущающие воспоминания из детства: — Никита, который Пресняков? Внук Пугачёвой? Взгляд Никиты помрачнел, но он промолчал и принялся разуваться. Ася мысленно стукнула себя по лбу: ну да, кому будет приятно услышать, что первая ассоциация при знакомстве с тобой — это твоя знаменитая семейка. Ася хотела уже было извиниться, но Артём добродушно тыкнул Никиту локтём: — Внук Пугачёвой, ты флэшку не забыл? — Нет, забыл, приехал просто чай попить, вас с Ритой послушать и повидаться с дочкой Вертинского. Зашибись, Ася… Нажила врагов. Девушка всё же выдохнула: — Извини, просто ты, э-э-э… Ну, похож на Пугачё… Однако, Никита поднял голову, и Ассоль всё же увидела его лёгкую улыбку. С детства не изменился особо, если честно: конечно, стал одеваться сдержаннее и моднее, но веснушки и рыжие волосы всё ещё вызывали в Асе умиление. Парни последовали в комнату, где Рита оборудовала себе студию, а певица неоднозначно покосилась на Асю. — Что? — Козерог теперь твой бывший? — разулыбалась Рита, и Ассоль непонятливо нахмурилась и принялась возмущённо оправдываться: — Ты что несёшь, какой бывший… Нет, блин, будущий. Ты чего? Рита просто молча ушла следом за парнями, и Ася, как последний истукан, осталась стоять в коридоре. Реально овца.***
Ася, дабы не мешать настоящим музыкантам творить, ушла в свою комнату и в смешанных чувствах вновь принялась разминаться. В соседней комнате сидит парень, с которым у неё, так-то, был первый поцелуй. Накаркала она, когда подумала, что этот день не станет более чокнутыми. Она так сильно хмурилась на протяжении часа, что, наверное, нахмурила там себе на лбу несколько новых морщин, когда в дверь её комнаты постучались, и Рита позвала её: — Аська, хорош рыдать там по Никитосу. Он не обижается на внука Пугачёвой, сам сказал. — Чтобы я и рыдала по внуку Пугачёвой? — хмыкнула Ася. — Мы всё, закончили. Выходи, посидим все вместе почиллим. Рита привела Асю на их излюбленный балкон: девушки сами обдумали интерьер и обустроили себе приятное гнёздышко для тёплых и душевных посиделок. Для Аси, наверное, это было самое уютное место на Земле. Артём и Никита устроились на диванчике и с улыбками перешёптывались — в руках у последнего была ритина старенькая гитара. Бутылка вина, фрукты… Ася испуганно подскочила, когда в полумраке приметила устроившуюся в кресле Нику. — Ты что, ожила уже, душа моя? — спросила Ася, устраиваясь в кресле напротив парней и поглядывая на уже почти осушенный Никой бокал. На неё посмотрели внезапно счастливые карие глаза — послышалось довольное хмыканье. — Никита так красиво поёт! — брякнула Ника. Она вновь потягиваясь к бутылке. Рита остановила её руку, схватив Веронику за кисть: — Может, хватит тебе, красавица? — Да ей будет полезно, — буркнула Ассоль, замечая, что Ника и правда была крайне весёлой, что было ей несвойственно. Вероника всегда была хмурой, сосредоточенной, и видеть её такой приземлённой было в новинку. Рита протянула и Асе бокал, но Ассоль помотала головой. Завтра репетиции и для «Питера Пена», и для «Маски». Обойдётся. — Я тоже «пас», завтра день загруженный, — также отказался Никита, набирая какие-то аккорды на гитаре. Артём обратился к Асе, почему-то заинтересованно оглядывающей пальцы рыжего музыканта: — А ты каким судьбами у Риты прописалась? Про Нику мы уже узнали, а ты? Рита устало выдохнула, а затем тихо рассмеялась и призналась: — Сбежала из дома. Подумала, что хватит уже под папину дудку плясать. Почему-то Ася пока не могла в полной мере осознать этот поступок и начать им гордиться. Никита же оторвался от музицирования и заинтересованно на неё посмотрел: — Ну даёшь, балерина. Какие дальше планы? — Собираюсь купить квартиру, хочу собаку завести… — задумчиво и мечтательно прошептала Ася, на что Никита помотал головой и попытался прояснить свои же слова: — Не, ты сказала, что устала под папину дудку плясать… А, вот я балбес, подумал, что ты про балет. Ничего-ничего, понял. Ассоль покачала головой: нет уж, куда ей из театра деваться. Она же, кроме того, как танцевать, ничего же больше и умеет — этому её всю жизнь учили… Стоп, недавно она поняла, что отлично умеет петь. Ася чувствовала, как её неожиданный талант становится её глубокой страстью, но ей пока было страшно представить, что будет, если она увлечётся этим с головой. — Честно, у меня возраст для примы уже поджимает. Двадцать четыре для балерины — это уже прилично. Не пенсия, конечно, но климакс… Может, чем-то новым и займусь. Не знаю, паркуром. Никита хмыкнул и бросил на неё игривый взгляд: — Ну, ты обращайся. Я-то ша-а-арю… Ася даже не успела ничего ответить, как Рита нервно сглотнула вино и обратилась к Нике, уже практически валяющейся на кресле: — У тебя там всё норм? — Нармальна-а-а, — пропела Ника, пытаясь поднять голову. Рита цокнула и подскочила к ней, помогая сесть. Калаш бросила на Асю осуждающий взгляд, на что Ассоль могла лишь ухмыльнуться и развести руками. Нике нужно было расслабиться и наклюкаться так, чтобы забыть все события сегодняшнего рокового для неё дня. Ася с какой-то умилительно улыбкой смотрела за тем, как Рита пытается усадить Нику, как та внезапно сама выпрямила спину и села ровно, уставившись прямо на Ассоль. — Ася! — с запалом начала Ника, и балерина уже приготовилась выслушивать бурный поток ругательств и обвинений в свой адрес, как раздалось абсолютно неадекватное и выходящее из ряда вон: — Я тебя люблю! — Так! Всё, не наливайте ей больше! — смущённо крикнула Ася, убирая со стола бутылку и пряча её в своём кардигане. Ника с нежной улыбкой посмотрела на неё, и Рита устало застонала: — Ну что за дурдом! — У Аси такой вид задолбавшийся был, будто она каждый день это слышит, — засмеялся Никита. Несмотря на всю абсурдность ситуации, компания вполне неплохо проводила время: Ника что-то забавно бурчала, Рита рассказывала очередные безумные истории со своих концертов, а Артём и Никита по очереди наигрывали на гитаре разные мелодии. Ася невольно раздражённо поджала губы, когда из-под пальцев Никиты полилась мелодия какой-то песни Монеточки. На больное. Вечер становился томным: Ника уже практически лежала, и Рита потянула её за руку. — Так, ладно, вы ещё сидите, а я уложу ребёнка спать. Да и сама уже потихоньку буду укладываться, что-то меня тоже развезло. Ника повисла на Рите — и та практически потащила её на себе. — Картина маслом: огородник и мешок картошки, — прыснула вслед Ася, как Артём тоже обеспокоенно завозился: — Ёмаё, а что так поздно-то уже… Соррямба, ребята, но у меня завтра с раннего утра пары… — Ты студент? — заинтересовано спросила Ассоль, на что Артём устало буркнул: — Ага, щас. Препод в консерватории. Действительно, он выглядел как препод: серьёзно, солидно, задумчиво, всегда эта вежливая улыбка на губах. Интересно, а его студенты узнавали в нём клавишника из «Рикошет»? Ася хотела уже было выпытать у Артёма всю подноготную, как тот, быстро раскланявшись, ушлёпал следом за Никой и Ритой, окликая последнюю. Блять. Она осталась наедине с Никитой.***
Ася неловко покосилась на него, и парень бросил на неё такой же смущённый взгляд из-под ресниц. Он таинственно заулыбался и принялся вновь перебирать струны, наигрывая какой-то спокойный, умиротворяющий мотив. Пламя свечи словно играло с его волосами и веснушками, и Ася могла бы бесконечно разглядывать огненные искры и блики в рыжих кудрях. Ася в детстве подумала, что перед ней принц: честно, сейчас её впечатление от Никиты было схожим, несмотря даже на то, что наивной восьмилетней девочкой она уже не была. У неё что, весенний гон? Сначала, чёрт возьми, этот странный Козерог, теперь вообще Никита… Ася прокашлялась и решилась напомнить: — Ника сказала, что ты очень красиво поёшь. — Ника же пьяная, — пожал плечами Никита и засмеялся, когда Ася многозначительно хмыкнула. Ассоль как-то слышала, что «внук у Пугачёвой талантище» и что «природа на нём не отдохнула». Последнее она слышала и в свой адрес и, если честно, подобные реплики сильно раздражали. Будто тебя клеймят лишь наследником чужого таланта, а не обладателем. — Я хочу послушать, — упрямо попросила Ася, а потом пообещала: — Можем вместе. В голубых глазах Никиты словно зажегся огонёк, и он уточнил: — Вот это интригует. А что хочешь спеть? Ассоль замешкалась, а потом припомнила сегодняшний разговор про свой побег от отца и выпалила название первой песни, что пришло ей в голову: — Ой, ну, давай «Я свободен» Кипелова в честь моего освобождения. Никита заулыбался, а затем с небезразличием задал вопрос, который заставил Ассоль глубоко задуматься: — Неожиданно, но… одобряю. Ты правда считаешь, что освободилась? Настолько всё было плохо? Ассоль чувствовала обиду на отца: сначала он не обращал на оставшуюся без матери дочь должного внимания, а потом ударился в отчаянную гиперопеку, будто стремясь додать дочери всё то, чего же сам её лишил. Для Эдуарда любовь всегда лежала, в первую очередь искусстве, — и она выражал он её тоже искусством. Балет заменил Асе объятья мамы. Она росла в клетке театра. — Знаешь, папа действительно меня любит, — решительно начала Ассоль, — но… Выражает он эту любовь так, как удобно ему. Сделал из меня удобную куклу и вертит, как хочет. Сотворил из меня приму, но… Все думают, что примой я стала далеко не из-за таланта. Или, как любят, ещё про меня сказать, «вот если бы не папины гены»… Ася вдруг со стыдом почувствовала, как у неё по щеке пробежала влажная дорожка и она смущённо завозилась: — О-о-ой, прости-прости! Что-то я расклеилась, вот чмоня… Никита с гитарой приблизился к ней и присел на одном колене подле кресла, в котором устроилась Ассоль. Ася почувствовала, как покраснела от неожиданно трогательной близости, и смущённо выдала: — Ну ты бард, только сегодня Лютика из «Ведьмака» вспоминала… — Я тебя понимаю. Давай споём, — теперь казалось, будто просил он, — услышишь мой голос — бабушкин, мамин, папин… Вот эту всю херню. Никита горько усмехнулся, и Ася подумала, как же они были так похожи. Порицаемые дети своих великих родителей, которые хотят лишь одного — стать независимыми и свободными от стереотипов и чужих мнений. Проклятые, по сути, дети. Это была всего лишь их вторая, должно быть, встреча с Никитой за всю жизнь, но Асе казалось, что она знает его гораздо дольше и чувствует его намного сильнее, чем думала. Он смотрел на неё со странным блеском и ожиданием в глазах, и Ася наконец кивнула: — Давай. Прозвучали знакомые до боли аккорды. — Надо мною тишина, небо полное дождя… А голос у Никиты действительно был волшебный.