— То, что ты просишь, это невыполнимо. Ты понимаешь, кому ты отдаешь своего ребенка?
— Тебе. И так я буду уверен, что до него не доберется клан, и вырастет он нормальным, не пытаясь выжить, пока этот ублюдок будет помыкать им, как захочет, — Тодзи был настроен решительно, и ему не требовалось одобрение какого-то сопляка, он просто поставил его перед фактом.— То есть я должен взять этого пацана и воспитать? Какой из меня отец? Ты как себе это представляешь? Напомни, почему я вообще должен это делать?
— Потому что я достал похожее тело твоего любовника для старейшин, дабы тебе самому не пришлось его убивать. Так что будь добр и выполни это, — слова больно били по не так давно затянувшимся ранам, и от этого на душе стало ещё поганее, и пришлось смириться.— А ты? Что будет с тобой?
— Если повезет, то я залягу на дно. Но вот сколько на это уйдет времени, я не знаю. Может год, пока я не уничтожу всех. А может несколько лет. Или я вообще умру, и тогда… тогда отдашь ему это, — мужчина протянул письмо с печатью ранее существовавшего клана Фушигуро. — А так, если я смогу, то буду тебе писать по возможности.— Ты ведь знаешь, что он тебя возненавидит, когда узнает всё, — парень принял письмо и спрятал в карман пиджака, пригубив остатки бутылки с водой.
— Знаю. Но всё, что я делал, было лишь для того, чтобы мы могли жить. А теперь, когда я смог найти зацепку в смерти моей жены, я не отступлю и уничтожу этот клан. И завязывай пить. Я не хочу, чтобы у моего сына был опекун — алкаш, — но его слова были проигнорированы.— Тогда хоть намекни, где ты его бросил в этот раз, чтобы мне не пришлось, как обычно, обыскивать всё в округе, лишь бы доложить тебе, что с ним всё в порядке.
Когда он соглашался на это, у него и в мыслях не было, что так привяжется к этому ребенку. Даже когда он был всего лишь парнем на побегушках, который должен был по своей же вине выполнять маленькие просьбы наемника и следить за пацаном, он не питал к нему таких теплых чувств, как сейчас. Даже, можно сказать, считал своим наказанием. Прошло два года, как он в последний раз получал известия от Фушигуро-старшего, но так и не нашёл подходящего момента рассказать всё парню и отдать то несчастное письмо, что до сих пор хранилось в книге, спрятанным на полке. Оно будто прожигало в нем дыры, стоило вообразить, как Мегуми его возненавидит за молчание. Его часто мучают ночные кошмары, крики и стенания людей, что бились в предсмертной агонии, пока он стоял и смотрел, не в силах сделать хоть шаг. Пока рядом стоял его «любимый» и шептал на ухо какую-то чепуху, манипулируя им, как хотел. Его мучили извечные вопросы: «Что было бы? Если?», остающиеся без ответов. Когда в его жизни появился четырнадцатилетний мальчуган, который смотрел на него волком и не подпускал к себе, всё поменялось. Мегуми помог вылезти ему из пучины самокопания и самоуничтожения, занял пустоту в его сердце, даже не осознавая этого. Своим нелегким характером они вроде как подходили друг другу, и Сатору всё глубже проникался симпатией к маленькой копии, видя в ней себя, запутавшегося и потерявшего ориентир в жизни ребенка. Но время идет, а ничего не меняется. Страхи и темнота снова окутывают сознание, и теперь ему нечем отвлечь это. Мегуми вырос, стал лучше его, пока он наступает на те же грабли снова и снова, разрушая чью-то жизнь. — Блять, да что не так? — срывающийся крик потонул в ночной тишине, и ответом ему послужила она же. — Что в этой жизни должно произойти, чтобы всё шло как надо? Почему всё настолько херово. Раз за разом все превращается в какую-то драму, где кто-то должен умереть. Чего тебе не хватает, жизнь? Смертей, разочарования, страхов, обид? Чего, блять? — с досадой кидая полупустую бутылку в темноту, блондин услышал звон. Правда, ни черта ему от этого не полегчало. «Надо думать, а я сижу и бухаю, как алкаш. Мне двадцать семь, и я должен радоваться. Вот только нахуй. Чему я должен радоваться? Тому, что топлю свои проблемы в алкоголе? Тому, что опять теряю контроль? Тому, что запутался?». Сатору имеет кучу недостатков, как считал он. Один из них — чрезмерное употребление алкоголя и никотина. Не всегда, конечно. Но в таких ситуациях, когда сознание заводит его в тупик в процессе блуждания по лабиринту своей души. Он топит всё именно в алкоголе, и он даже не помнит, сколько раз его вытаскивали из петли Мегуми и Сёко. Только их он может считать семьёй, которой у него никогда и не было. А сейчас стремительно проёбывает, как считает своего ребёнка, поддаваясь своим сожалением и сомнениям. — Я тут погляжу, тебе весело? А то бутылки летают, — из поедающих мыслей его вырвал чей-то голос, обладатель которого стоит перед ним и явно одетый не теплее, чем сам блондин. — Я сейчас не настроен на словесные перепалки, — Рёмен только понимающе хмыкнул и приземлился рядом. — Так я и не ругаться пришёл. Может, устроим что-то вроде перемирия? — Сукуна продемонстрировал бутылку крепкого виски, намного дороже той марки, которая сейчас валяется осколками по полю, пропитывая искусственный покров из травы. — Только следи за мной, а то я на многое горазд, — откупоривая запечатанную бутылку отточенными движениями, альфа вытащил пробку и сделал первый глоток, даже не поморщившись. Присвистнув от удивления, Рёмен сделал глоток следующим. — Что? У меня уже стаж, — пьяно усмехнувшись, Годжо прикрыл глаза, отдаваясь тишине и легкому головокружению. Бушующие мысли понемногу утихли. — Да я и ничего не сказал. На какое-то мгновение повисла тишина. Были слышны проезжающие машины, гудение. Где-то недалеко гуляют подростки, напиваясь и слушая музыку. А они сидят на поле в разгар похолодания и напиваются. Не к такому их жизнь готовила, но не всегда бывает так, как мы хотим. — Как там Мегуми? Он в порядке? — в голосе двуликого явно проскальзывали нотки беспокойства, так что слова Фушигуро никак не укладывались у него в голове. «Как альфа может не хотеть иметь свою пару? Это ведь заложено внутри, на уровне природы, хотеть иметь того, кто будет рядом и поддерживать тебя. Хотеть маленькую копию себя». — Ворчит, но, тем не менее, пока в порядке. Сёко сказала, что у него вторая степень передозировки и восстановление для него, возможно, будет болезненным, — тяжело вздохнув, он снова потянулся к бутылке, делая глоток. — Я читал, что если есть пара, то это может облегчить процесс выздоровления, связь или хотя бы пребывание рядом, но … — слова застряли в горле. Рёмен ещё недостаточно пьян, чтобы кому-то излить свою душу. — Но ты уже в курсе, кто его пара, да? Интересно, как догадался? — язвительный комментарий остался без внимания. — Надавил на Юджи, — пригубив из бутылки, альфа потянулся за пачкой в карман, прикуривая и протягивая пачку Сатору. Тот не стал отказываться от предложения. — Почему ты не хочешь создать связь? У тебя вообще была когда-нибудь пара? — В какой из жизней? — Да в любой. Хотя я не знаю, существовали ли тогда, как сейчас, разделения на вторичный пол. — Конечно, за все века я только однажды встретил парня. В то время омеги были рабами, служили для продолжения рода и просто использовались как скот. Мне часто преподносили омег в качестве платы, даже детей, думая, что я приму их. Но я ведь тоже имел принципы. Один маг притворился очередным подношением и попытался убить меня. В его глазах творилось безумие, и он мне понравился. Мы заключили пари: кто первым проиграет, тот выполнит волю победителя. Он проиграл, и мы жили, играя в какую-то извращенную игру в любовников. Он пытался убить меня, а я его останавливал. Но когда меня попытались заточить, он защитил меня ценой своей жизни. Больше я не рисковал в кого-то влюбляться. Хотя чем-то он был похож на Фушигуро, — закончив свой рассказ, Рёмен в очередной раз отхлебнул из бутылки, чувствуя, как по горлу, уже не обжигая, стекает жидкость, а по телу растекается тепло, и уставился на небо, на котором были рассыпаны кучками звезды. — У тебя, проклятия, были какие-то принципы и, о ужас, сердце? — в притворном удивлении Сатору приложил к груди ладонь, изображая обморок, пустив смешок. — Ну, знаешь, это не я следил за несовершеннолетним омегой почти каждый день, вплоть до дома, и походил на маньяка. Не тебе меня судить, — Сукуна перевел свой взор на альфу. Его голос выражал серьезность, но на дне глаз плескалась насмешка. — Не напоминай, а то как вспомню нашу первую встречу, так у меня спина болит. Хорошенько же ты меня о стену приложил, — Сатору потянулся, изображая калеку, прикладывая руку к спине. — Только ему не говори, я вот не рассказал Мегуми, как мы встретились, а то он бы рассказал Юджи. Они не так уж и плохо спелись. Годжо даже радовался, когда заметил, что айсберг, именуемый Фушигуро Мегуми, начинает таять под напором Итадори. Он стал более общительным, даже ворчать стал не на него, а на друзей. Стал более жизнерадостным. Но радостные мысли вновь сменились видом бледного и исхудавшего парня на больничной койке, и настроение разом улетучилось. — Не говорить о чем? Что я знал о вашей истинности, поэтому и не даю вам оставаться вместе? Ты, видимо, его плохо знаешь. Он, может и добренький, и весь такой из себя милый, но если разозлить его, то костей не сосчитаешь. Я не идиот, — Сукуна сам себе улыбнулся, припоминая, что мелкий братец копировал его стиль поведения и, можно сказать, это его заслуга в таком иногда нелегком проявлении характера. — Кто-то боится младшего братика, хе-хе, — натянуто улыбнувшись, Годжо потянулся к бутылке, топя ненавистные мысли в янтарной жидкости. — Заткнись уже. А у тебя был кто-то, кого ты любил до Юджи? — А ты уже разрешаешь мне его любить? А вдруг я злой серый волк, который доберется до добычи, а потом бросит её? Что будешь делать тогда? — концентрация алкоголя в крови значительно увеличилась, а язык начал подводить своего обладателя, подначивая собеседника, выводя на ссору. — Слушай, не такие уж мы и разные, так что да, разрешаю, иначе не пустил бы его с тобой. И не увиливай от ответа, — Сукуна тоже не промах и видит, в каком раздрае Сатору, но и на пьяные выходки такого человека поддаваться не собирается. Так или иначе, он понимает тягу блондина доставить себе боль, разозлив его, и уверен, что тот даже сопротивляться не будет, если его ударят. — Был. Мы вместе учились. Я был тем ещё раздолбаем, а он — мозгом нашей троицы. Но он всегда желал лишь власти и использовал всё, что мог, но потерпел крах. Я влюбился в него и не замечал, как просто служу посредником в его планах. Он смог добраться до запрещенных свитков и выпустил в мир особые проклятия. Меня сочли виновником, поскольку в зале витал мой запах, и меня отправили на суд, — Сатору замолчал, смотря на свои руки. «Сколько их погибло? Сотни? Тысячи? Сколько из них заслуживали этого? А сколько нет? Нет. Никто не заслуживает смерти просто так. Только не такой», — из вновь поглотивших мыслей его вывел голос Сукуны. — И что было потом? — «Интересно, поэтому он скрывает свой запах?». Блондин повернул голову. Ему даже сквозь повязку и темноту ночи отчётливо виднелся силуэт Двуликого, который развалился на лавочке, откидывая голову назад, и изучал небесные просторы. Годжо выдохнул с облегчением, что его заминка не вызвала вопросов. «Да какие вопросы? Ему ли ты интересен? Просто пьяные бредни двух мужиков». — Советники и старейшины вынесли вердикт, что если я принесу его бездыханное тело или хотя бы голову, то мне поверят, что я невиновен. Но я не мог. Я нашел его и не смог убить. Я видел, как люди умирают, как их пожирают, разрывают, а я ничего не мог сделать. Когда я очнулся, то было поздно. Многие уже были мертвы. Я озверел и почти уничтожил всех, даже тех, кто ещё был жив. Он пострадал, истекал кровью и обвинял меня, что я убил своего ребенка. Нашего ребенка. Тогда меня парализовало, и он успел скрыться, а мне пришлось выкручиваться, как смог, — груз, лежавший на его плечах, сейчас спал. Поговорить с кем-то всегда помогало. Жаль, он этим постоянно пренебрегает, запирая всё внутри. — Надеюсь, что все это здесь и останется. Сейчас я далеко не тот размазня, мне не семнадцать, и убийством больше или убийством меньше для меня роли не сыграет, — за слегка несвязной речью слышалась спрятанная, но явная угроза. Но вот только Рёмену надо было самому кому-то выговориться, иначе не приперся бы сюда, променяв пустой дом на пустой и холодный стадион и собеседника в лице «любимого учителя». — Око за око, спрашивай, что хочешь знать, и тогда тебе не будет поводов для переживаний, — мысленно отметив, что в бутылке осталось меньше половины и им придется идти до магазина, он отпил из неё. — Расскажи всё про то, как вас разъединили и почему ты избегаешь пары. Я более чем уверен, твой рассказ будет не хлеще, чем мой, но всё же, — видя задумчивый взгляд на бутылке, Сатору потянулся вниз, выуживая из неприметного пакета ещё пару бутылок явно сомнительной и дешевой марки, оставляя их рядом с почти опустевшим виски. Сукуна ухмыльнулся, поняв, что тот явно не промах, собираясь напиться в одиночку, и продолжил свое повествование, попутно открывая первую бутылку. — Дед Юджи был довольно странным, но классным мужиком. Всегда ворчал и грозился прибить, но вместе с тем потратил столько сил, чтобы вытащить меня из Юджи. Я с рождения торчал в нем. Даже сам не понимаю, как я очутился там. Просто в один момент вспышка и я внутри. Я не мог управлять им или перехватить контроль и просто наблюдал и слушал. Когда Юджи стал взрослеть, то защита давала трещины, и я издевался над ними, получая какое-то извращенное удовольствие, когда люди вокруг шарахались, пугаясь рта на щеке или на руке. — Я, кстати, ни разу не видел. Покажешь? — Сукуна протянул ладонь, на которой появился рот. Длинный язык и острые зубы действительно могли напугать ранее не видевших чего-то необычного людей. — Да, нехилые зубы. Так что дальше? — Он стал искать в книгах, и, как я понял, он был довольно осведомленный о проклятиях, раз сразу начал искать в нужном направлении. Нашел какой-то затрёпанный старый свиток и книжку. Ритуал был странный и правда, и я не помню его, словно специально стертый из памяти. Я думал: ну вот, наконец, свобода. Но меня ждало разочарование. Я оказался ребенком, ненамного старше и выше Юджи. А потом дни стали сменять друг друга, и я понял, что люди сами себя разрушают. Им и не нужно вмешательство проклятий, они сами себя закапывают, и у них столько проблем, что не думать о каких-то пороках у них просто не получается. Они так спасаются из одиночества или от смерти. — Что же тебя так заставило думать? — виски подходил к концу, и Сатору отставил пустую бутылку, открывая другую. — Семья Итадори оставила после себя дом. Хороший, но деду пришлось продавать его, потому как он не справлялся со счетами за его оплату, за школу, да и просто нормально содержать двух детей не выходило. И можно сказать, я провел самое веселое детство за всю жизнь, я никогда не испытывал столько всего. Позже я отучился, и устроился работать, и наконец-то смог выкупить дом, но дед этого так и не застал. — Сочувствую. Но я видел твой послужной список, и ты, оказывается, неплохой специалист. Даже гранты есть, так что ты не так уж и плохо живешь. Но про пару ты так и умолчал. Я пьян, но не настолько. Колись давай, — Годжо выудил свою помятую пачку и полазил по карманам в поисках зажигалки, но так и не нашел, на что Сукуна ему услужливо протянул свою. — Ты не всё обо мне знаешь. Ту книжку я сжег, подальше от любопытства Юджи. Для таких полупроклятий, как я, обязательно нужен баланс, иначе просто наступит смерть. Сначала дикая агония, конвульсии, разрывающая сила, лихорадочные перепады от человека к проклятию, а потом уже смерть. Для баланса нужна пара, но если человек не имеет достаточный уровень силы, сравнимый с проклятием, то он умрет, а я вернусь в прежнее состояние без баланса. На такой риск я пойти не могу. Продолжать сосуществовать с осознанием того, что я убил пару не для меня, — наконец-то Сатору услышал в голосе отчаяние и сожаление, что сковывает не только его. «Что же, не такие уж мы и правда разные», — долго думать не пришлось, чтобы подойти к решению некоторых вопросов, которые требовали быстрых решений. — Вы останетесь вдвоём. Маки хочет забрать Нобару к себе на этот месяц, и я даже не знаю. Просить Юджи остаться здесь он мне запретил, так что остаешься только ты. И как его пара, ты обязан быть рядом. Он имеет потенциал, причем большой, но раскрывать его не хочет. Возможно, ничего страшного и не будет, если ты решишься. Считай, у вас будет отпуск, — не услышав осуждение в голосе, напряжение в теле пропало. Будто ему и правда требовалось одобрение для своих действий кого-то со стороны, но не услышав ничего против, а даже некий намек на действия, стало проще дышать. — Не переживай, я завтра зайду к Иэйри-сэнсей и спрошу всё, что должен знать и делать, — остаться вдвоём на ближайший месяц с кем-то, эта мысль его не страшила, а вот остаться на месяц с парой, которой он, видимо, никогда не был интересен, немного страшила, но он отложил этот вопрос на потом. — А какого хрена ты ко мне так официально не обращаешься? — Годжо, услышав, как парень обращается к его подруге, слегка начал завидовать. Всполошившись, он с недоумением уставился на Сукуну, но в его голосе можно было тоже заметить облегчение после разговоров и скинутых с его плеч тяжелого груза, так долго томившегося в молчании. Никакого осуждения или угроз, просто молчаливое согласие. — Потому что ты хер, который домогается моего брата. С чего бы я должен относиться к тебе иначе? — вот они и вернулись к исходной точке, к своим переругиваниям, и никто не чувствовал какие-то недомолвки. «Жаль тебя расстраивать, но я уже выкусил?» — Сатору прямо тянуло это сказать, но он вовремя прикусил язык. — Вот же ж сучонок, — блондин оставил легкий толчок в плечо, тихо посмеиваясь и строя из себя обиженную на весь мир деву. — Прям как ты, ха, — вторил ему Двуликий, отпивая мутную жижу и смеясь от кривляний Сатору. Разговоры по душам слегка растормошили Годжо, но неприятный осадок остался. Они говорили ни о чем и абсолютно обо всем. Имен никто не называл, да и никому это было не нужно. Всё произнесённое на этом поле так и останется здесь. И только звёзды свидетели их разговорам. На улице наступила тишина. Солнце медленно вставало из-за горизонта, окрашивая дома в оранжевый цвет, и только слышалось вдалеке щебетание птиц, под которое люди, просыпаясь, шли на работу. А двое альф, смеясь, ввалились в дом, засыпая на диване, так и не добравшись до комнат. — Ты тоже это видишь? — Нобара застыла с пакетом молока в руке, так и не закрыв холодильник. — Только если у нас не одинаковые галлюцинации, — Юджи тоже замер с поднесенной вилкой ко рту, смотря на не так давно враждовавших альф, которые не замечали их присутствия, продолжая говорить о чем-то посмеиваясь, пока не отрубились в пьяном сне.***
Сукуна был зол, даже может в бешенстве, когда влетел в дом. Все ожидания и предостережения рушились на глазах. В груди клокотали ярость, боль, страх, отчаянье. Все создавало дикий коктейль эмоций, заставляя кровь в жилах кипеть с удвоенной силой. Вымещать всю злость на боксерской груше уже было невозможно, она превратилась в бесформенную массу, поэтому Рёмен перешел на домашний спорт зал, что сам же создавал и обустраивал в подвале. — Твою мать! Твою мать! Ну на какой хер она появилась?! От бессилия, оседая на пол, он мучился вопросами. Хотелось разнести всё вокруг. Он не готов создавать с кем-то связь, не сейчас, когда в голове прочно сидел образ одного довольно мрачного парня. — Блять, да почему? Я надеялся, что вообще её не встречу. В доме было тихо. Сукуна считал это своим убежищем, дом семьи Итадори. Сколько сил и бессонных ночей он потратил, чтобы выкупить его, а сейчас рука просто не поднималась разнести здесь все подчистую, и он разносил себя по кирпичикам, копаясь в своих мыслях. От невозможности что-то сейчас прояснить Рёмен решил осесть здесь, но и тут отсутствие кого-либо живого начинало его сводить с ума. Поэтому на ночь он отправлялся в общежитие, а днём сваливал обратно в пустой и холодный дом, дабы вновь сжигать себя мыслями. Коллекция алкоголя, что он получал от клиентов, была обширная, но сейчас с каждым днём сокращалась в размере. Да, он хотел найти пару, завести детей и заботиться о них, но. Было одно жирное НО. Его пара может умереть. Строчки, что были выведены на пожелтевшем пергаменте, до сих пор были отпечатаны в сознании: «Пара полукровки и человека губительна для человека, если его кровь не имеет высший статус. В противном случае человек умрет». Кроме него и дедушки никто не знал об этом. Даже был уверен, что Юджи ничего об этом не знает. — Юджи. Черт, почему я раньше не додумался его спросить. Ведь сучонок знает, кто это и молчит, — для осознания этой мысли у него ушла почти неделя беспробудного запоя. Слегка пошатываясь, Рёмен отправился на поиски брата, зная, что сейчас либо у них тренировка, которые он так успешно игнорирует, либо Итадори сидит дома. Но видеть Мегуми ему не хотелось. При упоминании парня в душе снова появилась тянущая его ко дну пустота, поэтому он просто отправил сообщение о встрече в парке и направился туда. Ветер слегка растормошил его. Погода была ещё теплая, поэтому сидеть под деревом в тени его более чем устраивало. Ответа не пришло, но он знал, что Юджи придет сюда. Долго ждать не пришлось, где-то вдалеке замаячила красно-розоватая макушка. Парень был удивлен и одновременно обрадовался, что его брат наконец-то подал признаки жизни. Сразу смывшись из дома, он отправился в парк недалеко от бывшей школы. Там он часто прятался в моменты слабости, и Рёмен приходил туда, усаживаясь рядом, и просто молчал, ждал, пока он сам не начнет говорить. Это, можно сказать, было его тайным местом. — Выглядишь отвратно, — Юджи остановился возле сидячей фигуры под деревом. Кроме них тут не было ни души. Двуликий выглядел и правда не очень. От него несло перегаром, на лице появилась щетина, а костяшки рук были покрыты запекшейся кровью. «Видимо, снова придется покупать боксерскую грушу. И надеюсь, что только её», — хмыкнув, Итадори присел на корточки, вглядываясь в расплывчатый взгляд и уставшее лицо. — Твоими молитвами. У меня есть вопросы, и не ответить ты не имеешь права, — сфокусировав взгляд на брате, Рёмен приподнялся, разминая затекшие мышцы, и выпрямился, нависая над Итадори. — Ха, а о чем будет вопрос? — издав нервный смешок, Юджи начал пятиться. Он подозревал, о чем хотел знать Сукуна, но не знал, надо ли рассказывать это. Итадори, конечно, всегда был не самым умным, но сложить события того вечера в голове у него не составило труда. Сначала он не понимал, что за запах и откуда он взялся, и почему вдруг его брат резко разозлился. Но озарение снизошло на него ближе к вечеру того же дня, а расспросы Сатору только прояснили всю ясность картины. — Стоять, — схватив нервно пятившегося назад омегу за руку, Сукуна прижал его к дереву, отрезая пути к отступлению. — Ты мне расскажешь все, что было в тот вечер, потому что, когда ты пришёл, кроме твоего запаха я не учуял ничего. А тут утром ты прискакал, пропахший жасмином. Итадори упорно молчал, делая вид, что не знает, о чем идёт речь, пока второй раз его не приложили о дерево, довольно сильнее, чем в первый. — Ауч, а понежнее нельзя? — с возмущением смотря на Сукуну, Юджи попытался вырваться. — Не знаю я ничего, я тебе сказал, что врезался в кого-то и всё. Что ты ещё хочешь услышать? — Ты врёшь, я вижу это по твоим глазам. Но раз ты не хочешь говорить, то тебе же хуже, — Рёмен отступил назад, позволяя парню идти, но Итадори слишком хорошо знал его, чтобы купиться на такое быстрое отступление. — Ты о чем? — поправив кофту, Юджи с опаской начал смотреть на парня, выжидая подвоха, который не заставил себя ждать. — Ну, ты же хотел поехать с Сатору. Я передумал, — альфа слишком хорошо знал своего брата, и манипулировать им было легко, если выгода для Юджи была слишком большой. А зная его тягу к этому неадекватному Сатору, это был хороший рычаг воздействия. «Вот же ж, ну почему он опять за старое? Я понимаю, что это его пара, но Мегуми будет зол, когда узнает, что я выдал его. Но с другой стороны, он ведь не знает, что я это знаю. Но, черт! Ведь не будет ничего страшного? Найти пару — это всегда хорошая новость, да?». — Ты не сделаешь этого, — с возмущением смотря на брата, Юджи напрягся. Знает ведь, что тот сделает, да ещё как. — Тогда колись, иначе я передумаю, — резкая смена интонаций так же влияла на омегу. Двуликий умел использовать свой стиль общения и пользовался этим. И даже несмотря на только начавший выветриваться алкоголь, он ясно мыслил и соображал, что делает. — Ну блин, я не могу. Ну, пожалуйста, Рё, я правда не могу тебе сказать, — Юджи попробовал свой приём щенячьих глаз. Вот только взгляд Рёмена ни разу не смягчился, а значит, он был настроен решительно. — А говорил, что не знаешь, кто это, — давящая улыбка победителя больно ударила по осознанию, что он прокололся. Опять. — Чёрт, — с досадой топнув, он понял, что теперь ему не отвязаться. — А теперь с самого начала, пожалуйста, — альфа достал пачку, прикуривая и выдыхая сизое облачко дыма в небо, отчего Юджи нахмурился. Ему никогда не нравилась эта привычка и тем более дым, что противно оседал в его легких. — Ну, мы посидели в зале, потом в туалете были, а потом я пришёл домой, лег спать и всё. Больше я ничего не знаю, — быстро протараторив события вечера, он почтительно надеялся, что брат от него отстанет. — Вы вдвоем были в туалете или кто-то ещё там был? — Вдвоём, — «Вот блять», — Юджи захлопнул рот, поняв, что только что сморозил глупость. — Хм, интересно, и чем же вы там таким занимались? — кончики ушей Юджи тут же заалели, и это был более чем исчерпывающий ответ. Хмыкнув он продолжил. — Давай по-другому. Я не пойду бить ему морду и сделаю вид, что не видел и не слышал этого, и спокойно можешь ехать, но при условии, что ты расскажешь мне, чей это запах. — Но… я не могу, это будет нечестно по отношению к нему, — омега всё же сдался. Выстоять упертостью против Двуликого он никогда не мог. У него же ведь и перенял эти черты поведения. — Так это парень, уже что-то, — удовлетворительно усмехнувшись, он затушил бычок докуренной сигареты и впился взглядом в нервно бегающего взглядом омегу. Юджи понимает, что Сукуна вытаскивает из него информацию своими формулировками. Получая то, что хочет, не прилагая к этому больших усилий. Но он разрывается перед выбором, который может послужить его другу летальным исходом. Решив что-то для себя в голове, Итадори решился играть наполную. — Даю последний шанс, Юджи. После я не изменю решения. Раз, два, тр… — Сукуна не успел досчитать, как ответ сорвался с губ парня сам. — Это Мегуми. Он поднял мою толстовку, потому что она валялась на полу, больше я ни с кем не сталкивался. Только умоляю, не говори ему. Я сам не понимаю, каким образом он осел на мне, но прошу, не трогай его, — Итадори тоже знает многое, о чем никому не рассказывает, и он не соврал, когда сказал, что Рёмен не ищет пару, и боится представить, что он сделает с Фушигуро. — Эй, ты чего так всполошился, мелкий? — в глазах брата почти стояли слёзы, а голос дрожал. Сукуна впал в ступор, наблюдая истерику Юджи. — Прошу, не делай ничего с ним. Я знаю, что ты не хочешь пару, но он ни в чем не виноват. Не трогай его, пожалуйста. Ты ведь не тронешь его? Ты ведь не такой, да? Я прошу тебя, не причиняй ему боли, — надрывающийся голос не переставал всё больше и больше вводить в ступор Двуликого. Омега пытался скрыть дрожь, но его всего пробирало, что Рёмену стало страшно за состояние брата. Он редко видел слезы Юджи, но они всегда делали его уязвимым. — Стой, не делай из меня монстра. И с чего ты взял, что я не хочу пару? И почему я должен его трогать? Посмотри на меня и объясни всё нормально, — утробный рык вырвался из горла, заставляя Юджи прийти в чувство, всё ещё всхлипывая. Играл он всегда хорошо, вот и сейчас старался максимально войти в роль. — Но… но ты всегда говорил, что не желаешь омегу, которая тебе предначертана, и… и в той книжке было написано, что она может умереть, поэтому не делай выводов раньше, чем все произойдет, дай ему шанс! — Итадори опять стал заводиться с пустого места, не прекращая трястись. Сукуна сделал к нему шаг и притянул бьющегося омегу в истерике к себе. Юджи продолжал всхлипывать. «Он ведь даже не знает его. Не знает, что ему пришлось пережить. Только бы мне поверил, это даст им шанс обоим», — все их разговоры так и остались только за дверями спальни, поэтому он надеялся, что сможет расположить к себе Сукуну, чтобы он не выкинул тупость, как обычно. Вроде взрослый, а иногда ведет себя как обидевшийся ребенок. — Блять, я поэтому и сжёг её, думал, ты не успел прочитать. Успокойся, я никогда не говорил всерьёз, что не хочу пару. Я не собираюсь никому причинять вред. Я не такой поехавший урод отнимать собственноручно у кого-то жизнь. Посмотри на меня. Я даю тебе обещание, что не сделаю ему больно, понял? — обхватив ладонями заплаканное лицо, Рёмен поднял его голову, заставляя смотреть в свои глаза, и медленно говорил, чтобы смысл слов дошёл до его слегка заторможенного братца. — Правда? — карие глаза с надеждой смотрели на возвышающимся над ним альфой. — Всё, успокаивайся. Я ничего не сделаю против его воли, — тело в руках заметно меньше стало трястись, всхлипывания стали тише. — Успокоился? — Может, тогда вернешься? А то Мегуми стал неважно выглядеть, и я думаю, это из-за того, что ты пропал, — голос подозрительно стал веселее, но альфа это не заметил, соглашаясь сейчас на всё, лишь бы Итадори перестал плакать. — Хорошо, сегодня вечером вернусь. Только рот на замок, а то останешься тут, понял? Юджи активно закивал. Его грустные глаза сразу засияли, и Сукуна понял, что им только что очень хорошо поуправляли в отместку, но возразить ничего не смог. Всё-таки яблоко от яблони недалеко падает.***
Вечером, как и обещал, он вернулся в общежитие и понял, о чем говорил Юджи. Мегуми был похож на живого призрака и почти не выходил из комнаты. Слова, что запах загадочной омеги — это запах Мегуми, были для него как свет во тьме. Это означало, что не просто так его все это время тянуло именно к нему. И да, он успел проклясть себя за свой мерзкий характер. Но, возможно, он вел себя так, как ведут дети, когда привлекают к себе внимание понравившимся им мальчика или девочки, не зная, как по-другому подступиться. Приняв решение вести себя более сдержанно, он не учел одного: Фушигуро будто намерено избегал контакта с ним, отвечал сухо и безэмоционально. И похоже, что не только он заметил такое поведение парня. Другие тоже волновались, но поделать ничего не могли. При любых попытках они натыкались на глухую стену игнорирования. Но тот вечер, когда он всё же смог застать Мегуми на тренировке, был роковым.