Очередное шорканье под дверью, неудачные попытки попасть ключом в замочную скважину, тихое бормотание матерных слов. Кадзуха открывает дверь, не смотря в глазок. Эти звуки он узнает из тысячи.
— С возвращением. — подросток широко улыбается, пропуская медика войти в квартиру.
— Я дома… — бормочет Альбедо.
Кадзуха закрывает за ним дверь, стягивает кардиган, вешает в шкаф, забирает сумку с художественными принадлежностями. Альбедо стоит неподвижно, наблюдая, как этот подросток с такой нежностью и заботой крутится вокруг него. На душе становится слегка неприятно, а спустя мгновение это превращается в огромную волну негатива и чувство вины.
— Послушай, Казу… не хочешь сходить погулять? — медик смотрел на подростка, ощущая какую-то безысходность.
— П-погулять?
— Да… Я же могу изменить тебя до неузнаваемости. Ты сидишь тут взаперти уже сколько…
— Может, лучше не рисковать.
— Может… — он опустил голову и прислонился спиной к стене.
— Тебе плохо? — подросток встревожено протянул руку.
— Нет. — резко ответил Альбедо. — Не прикасайся ко мне. В смысле… не в том смысле. Блять, что ещё за «в смысле, не в том смысле»? Я не это имел в виду… Ох… не хотел тебя обидеть, прости. Мне нужно в душ.
— Да, хорошо…
Кадзуха стоял, держа в руках сумку с кистями и красками. От неё исходил устойчивый запах разбавителя. Он занёс её в комнату и присел на диван. Головой уткнулся в подушку. Наволочка пахла шампунем Альбедо. На кофейном столике стоят таблетки, рядом — бутылка воды. Некоторые препараты нужно пить и ночью. Банка спирта, напоминающая про ненормальную любовь этого человека к чистым рукам, антисептик с запахом каких-то цветов и… пачка сигарет (?). Подросток лишь больше уткнулся в подушку, вдыхая чужой запах.
— Так и знал, что пока меня нет, ты мужиков к себе водишь, — строго сказал Альбедо, — шлюха какая-то, а не подушка.
— И-извини. — Кадзуха резко отстранился.
— Можешь забрать её себе, если хочешь. Но, предупреждаю: она меняет мужиков, как наволочки.
— Хех… ты кушать будешь?
— А ты уже покушал?
«Что это? Забота?» — мелькнуло в голове подростка.
— Я тебя ждал…
— Ну, в таком случае, — медик перебросил руку через плечо Кадзухи, — пойдём ужинать вместе, Пукожоп?
— Пойдём.
Сегодня Каэдэхара снова приготовил крем-суп. Альбедо говорит, что это похоже на «понос», хотя, он про любую еду обычно высказывается в подобном ключе.
— Как дела в школе? — медик набирал в ложку суп, а затем выливал обратно в тарелку, изучающе наблюдая, как вязкая жидкость перетекает с ложки вниз и сливается с основной массой.
— Х-хорошо…
— Что-то случилось? Почему ты вдруг заикаешься?
— А? Нет… просто я не ожидал… я думал, тебе всё равно…
— Всё равно? — Альбедо оторвал взгляд от своего «интересного занятия» и посмотрел на подростка. — Я подставился под статью, и до сих пор это делаю, отдал тебе свою комнату, нарушил «туеву хучу» законов, сделав тебе поддельный паспорт, устроил тебя в школу, чтоб ты получил аттестат и смог поступить в ВУЗ. Разве похоже, что мне «всё равно»?
— Нет… я не это имел в виду…
— Не это? А что?
— Ты никогда не спрашиваешь о школе, об уроках, о еде…
— У меня стоят камеры наблюдения везде. Я слежу за тобой 24/7. И да, я видел, что ты делал на моём постельном белье, пока меня не было.
— А… — подросток залился краской. — П-прости….
— Блять, Кадзуха, ты серьезно? Я же пошутил… и как мне спать теперь спокойно?
— Что? То есть… ты не видел?
— Тц… нет у меня никаких камер. Просто, ты же хочешь, чтоб я относился к тебе, как ко взрослому, да?
— Да…
— Взрослые люди, живущие отдельно от родителей, должны сами за собой следить. Я не нанимался тебе в мамочки. Но, если тебе такое нравится, могу и сопли вытереть, и штанишки тебе сменить.
— То есть… ты считаешь меня взрослым?
— А ты разве не этого хотел? Ты сам в ответе за свою жизнь. Учиться или нет — решать тебе. Хочешь быть тупым и безработным бомжом? Я не буду тебе мешать. Когда я получил свою первую двойку, я плакал, а мама мне сказала, что это не важно. В первом, блять, классе, она сказала мне, что только мне решать, какие оценки я хочу получать, как хочу учиться и кем хочу быть. Она не ругала меня за оценки, за прогулы, да вообще ни за что. Она просто сказала, что примет любой мой выбор, но с 18-и лет я должен буду жить самостоятельно. Это, кстати, была моя первая и единственная в жизни «двойка».
— У нас не ставили оценки в первых классах.
— Ну так, я ж с динозаврами ещё за партой сидел, другая была система образования. Годы идут, всё меняется. А «та самая» учительница, которая видела рождение Вселенной, всё ещё работает в школе.
— Почему ты пошёл на судмедэксперта?
— Не совсем так. Если б я шёл по всем шагам, которые нужны, чтоб получить эту должность, сейчас я, скорее всего, ещё учился бы, хех. Университет моей мамы — единственный в нашей стране медицинский ВУЗ, имеющий право на экстернат, после 9 класса я закончил колледж, а после него — экстерном закончил ВУЗ. Огромную роль сыграло моё участие в боевых действиях в этот период. Думаю, из-за этого мне позволили «так» отучиться. Я закончил университет в 21, хотя по правилам, должен был закончить в 24. Плюс пару лет на получение специализации по «судебной экспертизе». А потом я отправился в «горячую точку» по контракту на полгода. Ну, собственно, всё. Я вернулся оттуда, отработал тут больше года. А потом я встретил тебя, и моя беззаботная жизнь закончилась.
— Ты был на войне?
— Да. Мой отец — военный. Когда родители развелись и разделили нас с братьями, я совсем не виделся с папой. Говорят, что когда рождаются близнецы, то один из них обязательно будет слабым. Так вот, этим «одним» был я, хех. Может, поэтому мама забрала меня? Однозначно я выбрал профессию врача именно из-за этого. Будучи слабым и хилым, я хотел помогать людям. Когда на нашей границе начались боевые действия, я как раз поступил в ВУЗ. Конечно, я подал заявку на вступление в ряды добровольцев. Очевидно, я добивался внимания и признания от отца. Медики всегда нужны, так что меня взяли быстро. К счастью, активная фаза продлилась недолго, я пробыл там всего несколько месяцев. Мне позволили пройти обучение экстерном из-за того, что у меня «и так хватило практики». Что-то такое мне сказали, я не помню уже. А потом я решил пойти в полицию. Не нашёл ничего лучше, чем судмедэксперт. Что-то я разоткровенничался. Этот суп с грибочками, да?
— Твой отец как отреагировал на всё это?
— «Ты как был мямлей, так ей и остался.»
— Ты? Мямля? Он точно о тебе говорит? — подросток недоверчиво посмотрел на блондина.
— Моя жизнь сломалась около полутора лет назад. С того времени я такой, какой есть сейчас. Если б ты видел меня раньше, не узнал бы, наверное.
— Извини, что я лезу не в своё дело, но я прогуглил твои таблетки… У тебя что-то серьёзное с головой?
— Эх-эх, и не стыдно тебе в чужом белье копаться, Пердожоп?
— Ты мне… ты… не чужой…
Медик мягко улыбнулся, слегка привстал и наклонился вперёд. Он положил ладонь на мягкие волосы Кадзухи и немного погладил того по голове:
— Ты мне тоже не чужой. И мне не «всё равно», Кадзуха.
***
Адвокат пропустил Сяо в квартиру, закрыл дверь, сходил на кухню за бутылкой вина, вышел на балкон и глубоко вдохнул.
— Будешь? — он протянул вино Сяо, входящему на балкон.
— Нет, покурю лучше. Ты не против?
— На меня только не дыши.
Они стояли в полной тишине. Разговор в том кафе нагнал на парней тяжёлую ауру и атмосферу непонимания. Венти осознавал, что связываться с Фатуи — плохая идея. Он уже потерял отца и брата, он не хочет потерять Сяо, но всё идёт как раз к тому, что детектива посадят. Эта кровь на одежде, этот сосед, эти фото… Пусть Розария и забила на расследование, но Кэйа точно всё раскопает. Прокурор будет настаивать на сизо, он однозначно захочет насолить Венти. Хоть пребывание в сизо — не самое худшее, что может быть, допускать этого не хотелось.
— Венти, прости меня… — Алатус наконец нарушил тишину, выпуская очередное облако дыма.
— Ничего…
— Нет, не «ничего». Давай поговорим? Если ты жалеешь о том, что между нами произошло, давай просто забудем ту ночь?
— Что? Забудем…?
— Блять… я сделал только хуже, да? — он обречённо вздохнул и ударил себя ладонью в лицо. — Я вообще не об этом хотел говорить…
— Мы же не в отношениях с тобой… Ты можешь спать, с кем захочешь… с Аякой, например.
— Венти, прости… я сам не знаю, как это получилось. Я просто зашёл к ней попросить запись. У неё в квартире стоял странный запах. А дальше всё как в тумане.
— Что ты думаешь про убийство Гань Юй, Сяо? Есть ли в твоём окружении кто-то, кто мог бы так сильно ненавидеть тебя, чтоб подставлять?
— Так сильно ненавидеть?
— Может, какие-то враги? Недоброжелатели? Бабушка, которой ты место в автобусе не уступил? Мужик, перед носом которого ты забрал последнюю шаурму? Женщина с ребёнком, которую не пропустил в очереди вперёд себя? Какая-нибудь «яжмать», чьё чадо вызывало у тебя неправильную эмоцию на лице?
— Яжмать… блять… не может быть.
— Что? Правда что ли?
— Моя мама.
— В каком это смысле?
— Человек, ненавидящий меня всей душой. После смерти сестры мы вообще перестали общаться. Пару раз виделись случайно на кладбище и всегда она начинала ссориться со мной.
— Думаешь, она могла бы подстроить убийство?
— Убийство — нет, но вот извлечь из него выгоду и направить всё на меня — да.
— Могу я с ней поговорить?
— Это будет сложно… Тем более, ты же помогаешь мне. Она не станет с тобой разговаривать.
— Давай попросим Розарию? Или Скара. У них удостоверение, она решит, что они пришли просто собрать информацию на тебя.
— Было бы хорошо, попади моё дело Скару… с Розарией мы же не особо общаемся.
— Альбедо с ней хорошо знаком. Думаю, ему она не откажет. В любом случае, попытка — не пытка.
— Позвоню ему…
— Не надо, поздно уже. Пусть спит человек.
— Спит? Сейчас же всего 11.
— Да, наш доктор решил взяться за ум, так что теперь он спит по ночам. Нам, кстати, тоже не помешало бы уже пойти спать. Ляжешь со мной или тебе постелить на полу?
— Что? С тобой? — переспросил Сяо.
— Хорошо. — адвокат слабо улыбнулся и направился в квартиру.
Алатус лежал на спине, закинув руки за голову и сверля глазами потолок. Венти повернулся на бок, оказываясь лицом к Сяо.
— У тебя очень красивые черты лица, — тихо сказал адвокат, — такие чёткие скулы, такой острый нос… а у меня щёки, хехе…
Сяо повернул голову, встречаясь взглядом с Венти. Он снова не слышит, о чем думает этот человек. Но так даже лучше. «Подглядывать» за чужими мыслями, да ещё и в такой момент, было бы как-то неловко.
— А мне нравится, — проговорил детектив, — ну… твои щёки, в смысле.
— Последние дни мы постоянно на нервах. Говорим друг другу гадости, вспыхиваем, обижаемся, а потом делаем вид, будто ничего не было…
— Да… Мне жаль…
— А, точно, — усмехнулся Венти, — ты ещё постоянно извиняешься.
— Хех… похоже, я умею только ранить дорогих мне людей и извиняться потом за это. Думаю, в этом я — эксперт.
— Дорогих людей, да?
— Да. Ты мне очень дорог, Венти. Никогда бы не подумал, что тот «бесячий адвокат» станет самым дорогим, что у меня есть. Я не достоин тебя. Ты слишком хороший… добрый, искренний, открытый… я не понимаю, как в этом ужасном тёмном мире живёт такой лучик света.
— Каждый сам делает свой «мир», Сяо. Ты видишь его тёмным и мрачным. А я вижу его светлым и полным надежд. Я верю, что всё получится. Как говорит наш шизодоктор, мы танцуем на тонком льду. Но разве это не здорово? Мы не знаем, треснет он или нет, упадём мы в воду или нет… но всё равно танцуем.
— Не уверен, что я понимаю, что ты имеешь в виду.
— Мы тыкаем палкой большого зверя, который вот-вот проснётся. Ну и пусть. Я буду и дальше искать правду, Сяо.
Я верю тебе. Не позволю посадить невиновного.
— Спасибо…
— И я не хочу забывать. Та ночь была прекрасной.
***
Высокая женщина с длинным светлыми волосами, собранными сзади заколкой, стояла в коридоре, ожидая возвращения сына со школы. Она была одета в домашний махровый халат коричневого цвета, на ногах — комнатные тапки, в руках — ремень. Она очень злилась, буквально только что ей звонил классный руководитель, её сын избил кого-то в школе. Он только в пятом классе, а уже такой неуправляемый.
Только входная дверь распахнулась, она встретилась взглядом с янтарными глазами своего сына:
— Алатус, мне звонили из школы. Зачем ты это сделал?
— Они задирали одноклассника.
— «Они»?
— Да…
— Твой учитель звонил. Он сказал, что именно ты задирал того мальчика.
— Это не правда! Я заступился за него!
— Но твой учитель говорит…
— Он врёт!
— Учитель не будет врать, Алатус!
— Будет! Один из этих хулиганов — это его сын.
— Тот мальчик тоже сказал, что его побил ты.
— Я заступился за него, — ребёнок опустил голову и шмыгнул носом, — почему ты не веришь мне, мама?
— Послушай, сынок… Просто признай свою вину и извинись. Люди ошибаются, в этом нет ничего страшного.
— Признать вину? Но я же ничего не сделал…
— И в кого ты у меня такой… Запишу тебя снова к доктору. Пусть посмотрит твою «патологическую ложь».
— Но прошлый доктор сказала, что я не лжец…
— Госпожа Рэиндоттир? Она сумасшедшая. Даже я понимаю, что ты болен, сынок. Раз она не видит этого, значит, она — плохой специалист.
— Но я говорю правду! — из глаз мальчика полились слёзы обиды.
— Ни к чему плакать, Алатус. Мама всё равно тебя любит.
— Я тебе не верю… если б ты любила меня, ты бы верила мне, а не этим придуркам!
— Что за выражения?! Чтоб я больше такого не слышала от тебя!
