8 лет назад
Венти стоял около могильной плиты с именем брата. Он не мог позволить себе плакать, сквозь боль в груди он улыбался: — Я сегодня снова подрался в школе, — он машинально приложил руку к ссадине на лице, — мама будет ругаться и ставить тебя в пример. Ты всегда был добрее меня… думаю, мама очень хотела бы, чтоб мы поменялись местами… я тоже этого хочу. Ты должен был жить… если б только полиция защитила тебя… Прости, мне так жаль… в последние дни мы очень ссорились. Я бы отдал всё, лишь бы повернуть время вспять. Подросток медленно поплёлся домой. Ужасно больно и грустно. Из него словно вырвали кусок души. — Мам, я дома… — вяло перебирая ногами, он пошёл в свою комнату. Здесь всё напоминает о брате. Вот уже месяц, как его нет, но боль в груди не стала меньше ни на грамм. Венти не притронулся ни к чему в комнате. Все вещи брата стоят на своих местах. Все, кроме игрушки, с которой он спал. Эта мягкая собака, от которой так пахло братом, теперь ночует в кровати Венти. Подросток не может уснуть без неё, его сознание до сих пор отказывается принимать факт смерти близкого человека. Вот и сейчас он лежит, уткнувшись лицом в эту игрушку, роняя слёзы на мягкий плюш. — Малыш, пойдём ужинать. — мама вошла без стука, мягко отзывая сына в кухню. — Угу… За круглым обеденным столом по-прежнему стоит 4 стула, сервировка тоже на четверых. Кажется, словно брат просто задерживается в школе, что вот-вот и он придёт. Но он не придёт. Венти смотрит на мясо в тарелке, невольно осознавая, что мама снова «забыла», что он не ест мясо. После смерти брата она будто пыталась переделать Барбатоса. Он просто сидит и смотрит на еду, чувствуя подступающую тошноту. — Ну же, малыш, покушай. — мягко улыбалась мама. «Малыш… кажется, так ты называла брата.» Ужин был прерван стуком в дверь. Только глава семьи открыл, как в дом ворвалась группа полицейских. А дальше всё как в тумане: мама что-то кричит и плачет, отцу надевают наручники, уводят, мама бросается на кого-то из сотрудников полиции, её отталкивают, показывая ордер на арест, она падает на колени и плачет. «Но ведь папа не виноват, значит, не стоит переживать, да? Полиция во всем разберётся…»***
Адвокат сидел на коленях, упираясь ладонями в пол. Он смотрел на открытую дверь в квартиру Сяо, не в силах подняться на ноги. Из-за полиции Фатуи смогли убить брата, из-за полиции погиб его отец, осуждённый за то, чего не совершал. А теперь… теперь полиция забирает у него Сяо. Венти безжизненно смотрел вперёд, ожидая, когда же наконец появится Скар. Барбатос уже понимал, что будет перед ним в долгу, этот следователь «стащил» документы, которые они сдадут на графологическую экспертизу и получат ответ, что почерк — подделка. Вот только зачем. Такие доказательства ничего не значат… На пороге наконец появился Скарамучча. Чёрные форменные штаны, заправленные снизу в ботинки, чёрная рубашка с длинным рукавом, галстук, на груди — железный значок сотрудника полиции, на плечах — погоны следователя. — Адвокат, Вы как? — в сопровождении шорканья обуви об гладкую поверхность пола, Скарамучча прошёл в чужую квартиру. — Они… просто пришли… и забрали его. Просто забрали… — слёзы продолжали градом катиться по щекам. — Так, давай, поднимайся. — он взял Венти под локоть и потянул вверх. — Время не на твоей стороне. Некогда сопли распускать. — Угу… Они сидели на кухне чужой квартиры, Венти медленно пил травяной чай, стуча чашкой по зубам, а Скар молча за ним наблюдал. По пути к Сяо, Скарамучча зашёл в аптеку и купил успокоительное и чай, которым сейчас пытается привести в чувства адвоката. — Эм… может, позвонить шизу? Я не знаю, чем помочь тебе… — детектив опустил глаза в стол. — Нет… не хочу его впутывать… — шмыгнул носом Венти. — Ты сегодня не по гражданке…? Непривычно видеть тебя в форме. — С радостью не носил бы её. Сегодня в участке «гости», так что мы все делали вид хороших сотрудников. На улице разгар лета, а ходить пришлось в «этом». Но не суть. Выкладывай, что случилось. От начала и до конца. Я постараюсь помочь. «Можно ли ему доверять? В этой полиции работают такие мрази… Вдруг он тоже такой… насколько много я могу ему рассказать… Может, лучше довериться Фатуи? Или Няшу… Глупости какие-то… Очевидно, между Фатуи, Няшем и Скаром, выбор должен быть в пользу последнего… Почему же я колеблюсь…?» — Ау, адвокат? — следователь помахал рукой перед лицом Венти. — Что завис? Не хочешь говорить? — Скар… что ты думаешь о Фатуи? — Что? К чему ты это? — Синьора говорила, в случае чего, я могу расчитывать на неё… Сейчас этот «случай» уже наступил или нет? Они точно смогут вытянуть Сяо из тюрьмы… — Их методы — ужасны. Не думаю, что Сяо был бы рад узнать, что оказался на свободе не законным путём, а с подачки Фатуи. — Ты прав… но… я не вижу выхода. Полиция снова подставляет близкого мне человека. Если б ты только знал, как сильно я вас ненавижу… — Ненавидишь, но связался со следователем. — Сяо не такой. Он просто наивный, верящий в «силу добра» и «справедливость». Нет никакой справедливости… Миром правят деньги и связи. И полицейские — просто тупые шестёрки. — Давай не будем переходить на личности. — Извини, на эмоциях… — Рассказывай всё, что знаешь. Будем думать, как вытащить Сяо. Сейчас ему ой как невесело… первые сутки, наверное, самые тяжёлые. А потом… в общем, чем быстрее мы его вытащим, тем лучше. — В каком смысле? — Сейчас попадёт в камеру к преступникам. Да, приговор еще не вынесен и они просто подозреваемые, но, будем честны, они — преступники. А перед этим — врачебный осмотр, полный личный обыск (с раздеванием), дактилоскопирование, фотографирование и прочие прелести жизни в сизо. По правилам, его не должны посадить с уже отбывавшими наказание. Если всё сделают так, как надо, то он будет находиться в камере с такими же «слепыми котятами», как и он сам. — Это радует… — Не будем забывать, что кто-то в полиции явно точит на него зуб. Я не вижу оснований для его «содержания под стражей». Очевидно, кто-то сделал это специально. А раз так, пора готовиться к тому, что после суда его посадят. Кстати, когда заседание? — В понедельник… — Слушай, адвокат, у тебя что, подзащитного впервые в жизни в сизо отправляют? Нет. И что, после сизо и суда всех в тюрьму? Нет. Вот и не вешай нос. Готовимся к худшему, а надеемся на лучшее. Ок? — Ок… — Но, боюсь, Шизодоктора всё же придётся подключить. Я ознакамливался с материалами дела, более того, я видел ту самую одежду в крови. Вполне сойдёт за брызги и попытку «закрыть рану». Кто-то из лаборатории подставляет. В ту ночь была смена Альбедо, он обычно работает в паре с Сахарозой. К нему у меня вопросов нет, а вот она… вроде милашка, но в тихом омуте, как говорится… — Может, она — Няш? — Кхем… боюсь представить всю логическую цепочку в твоей голове, которая привела тебя к такому выводу. Но, в любом случае, сейчас не так важно, кто Няш. — Он тоже связан с полицией. Может, это он подставляет Сяо… — Венти, послушай меня, — детектив опустил руку на вздрагивающую ладонь адвоката, — сейчас не так важно, кто и почему это делает, понимаешь? Если вы проиграете суд, то в личном деле Сяо появится пометка, что он был осуждён за убийство. Это станет точкой его карьеры, это закроет ему дорогу в счастливое будущее. Он отсидит максимум десятку, выйдет на свободу в 32, вся жизнь ещё впереди, только на работу его никуда не берут, вернуться в полицию он больше не сможет, а 10 лет в тюрьме сломают его так, что проще будет убить кого-то снова и сидеть дальше, чем вернуться к нормальной жизни. Ему нельзя в тюрьму, он не простой «убийца», он — «следак». Он отхватит от своих сокамерников за все грехи всех ненавистных им следователей. Так что наматывай свои сопли на кулак, вдох-выдох и давай разбираться с делом. — Ого… не ожидал от тебя слов поддержки. — Мне просто Сяо импонирует. Из всех моих коллег он - самый адекватный. — Слушай, Скар… а ты… мог бы убить человека? — Смотря кого. — Алатус не смог выстрелить в Тарталью. Даже в той ситуации. Его руки дрожали. Он не спустил курок даже тогда, когда Чаильд выстрелил. — Я не сомневаюсь в его невиновности. Пуля навылет, правда патрона и гильзы нет. Кто-то подражает Н. Оу… кажется, меня только что осенило кое-что… Как бы не получилось, что на него хотят повесить не только Гань Юй. Сейчас Кэйа начнёт копать и заметит «почерк» Н. Все предыдущие смерти, кроме рыжего, будут инкриминированы Сяо. Правда, во всех убийствах были найдены и патроны, насколько мне известно. — Н убивает только Фатуи и тех, кто им помогает. Хотя, мне кажется, что его интересует только основной состав. — Мы снова уходим от темы. — Моя интуиция подсказывает, что это всё тянется не со смерти Гань Юй. Только подумай… Алатус — новый неопытный следователь, приходит на работу под покровительство Чжун Ли. Они немного работают, сближаются, старика убивают. Не знаю, насколько сильно это по нему ударило, но думаю, что не прошло бесследно. Дальше — Ху Тао. Убивают именно сестру. Не маму, с которой плохие отношения, не папу, о котором я вообще не слышал ни разу, а сестру. Депрессия и все вытекающие. Только он приходит в себя, то убивают Гань Юй, а его обвиняют в убийстве. Гибнут люди, так или иначе связанные с Сяо. Словно кто-то специально расшатывает его нервную систему. Только зачем. — Раз так, то ты — следующий, адвокат. — В каком смысле? — Примем за истину, что твоя теория верна, тогда, если ты выиграешь это дело в суде, то будешь следующим на роль трупа. Если посмотреть на эти три убийства, то можно увидеть некую «динамику»: относительно чужой Чжун Ли, близкая и любимая сестра, относительно чужая бывшая девушка… дальше будет кто-то близкий. Не знаю никого, кроме тебя, кто подошел бы на эту роль. — Звучит логично… — Принимая такую теорию, ты должен быть готов к тому, что после оправдательного приговора Алатуса, твоя жизнь будет в опасности. — Как бы ещё добиться оправдания… Сяо всего часа два как забрали, а в моей голове всё уже настолько ужасно, воображение уже рисует его измученным, истощённым и избитым своими сокамерниками. — Он ещё даже не в камере, Венти. Бумажная волокита, досмотр, осмотр и прочее… обычно это занимает часов 8. В лучшем случае в камере он окажется утром. — Если это правда сделала Сахароза, то у меня есть идея, как вывести её на чистую воду. — Пытки? — Кажется, я начинаю понимать, почему на твоих допросах обвиняемые часто раскаиваются. — Только не говори никому, а то меня уволят. Хочешь попросить Альбедо? — Почти. Его брата-близнеца.