Скарамучча сидел в машине, перебирая в руках хлопковую ткань чёрной рубашки. Альбедо тихо сопел, опираясь головой об стекло. Волосы падали на лицо, лёгкий ветер из кондиционера в салоне немного раздувал пряди. Медик слегка сдвинул брови и сморщился. Ему что-то снилось. Скар смотрел на него, не решаясь разбудить.
«И что делать? Я же машинально домой поехал… Просто сидеть, пока он проснётся? Так не хочется будить… Может, сходить за «сказителем» и избавиться от этой мрази сегодня? Я снова поддаюсь эмоциям… Блять, Альбедо, какого хрена меня к тебе так тянет?!» — брюнет молча смотрел на умиротворённое лицо судмедэксперта, сердце билось быстрее, в голове происходило что-то странное. Эмоции и здравый смысл никак не могли прийти к общему решению.
Брюнет упёрся лбом в руль и закрыл глаза: «Ехать к Альбедо домой? И что потом? Интересно, он мне когда-то говорил свой адрес? Хмм… Я не помню… Может, не говорил? Тогда палевно будет везти его туда… блять… что делать… Хочу вырвать этой суке хребет. Пулей навылет, да? Прости, N, но в этот раз, кажется, убийством займётся Скар. Поддаюсь эмоциям? Возможно. Пожалею об этом? Однозначно. Заслуживает ли эта тварь быстрой смерти? Ни в коем случае.»
—
Хватит спать. — мерзкий голос Дотторе заставил подростка вздрогнуть.
Он лежал на полу, накрытый одним одеялом. Одежды на нем не было. Руки скованы неким подобием наручников. Кровавые запястья пекут и обжигают. Подросток поднял голову с пола и безжизненно смотрел на открывающуюся дверь. Стоило лишь мужчине показаться на пороге, как тело рефлекторно сжалось, ожидая новую порцию боли.
— На! — Дотторе бросил возле него тарелку с кашей. — Чтоб всё съел.
Подросток никак не реагировал. Он забился между кроватью и тумбочкой, упёрся спиной в стену и поджал колени, кутаясь в одеяло.
— Глухой что ли?! — разозленный игнорированием, Дотторе схватил Альбедо за ногу и потянул на себя. Подросток упал спиной на пол, больно проходясь по ещё свежим порезам и ссадинам. — Чтоб съел всё до конца. И только попробуй снова выблевать. Будешь есть по второму кругу!
Внезапный порыв тошноты заставил медика проснуться. От резкого пробуждения он вмиг забыл, что ему снилось.
— С-Скар? — судмедэксперт потирал сонные глаза и непонимающе вертел головой по сторонам. — Где это мы?
— Подземная парковка возле моего дома. Обычно тут машину оставляю. Извини, я случайно привёз тебя к себе домой, а не к тебе.
—
Что? Боишься темноты? Ха-ха… Это ты правильно делаешь. От таких мест нужно держаться подальше. А знаешь, зачем я привёл тебя сюда? Хах…
— Зачем? — в глазах мелькнул страх.
«Да ладно? Он правда испугался? Меня? Чтоблять?»
— Ты уснул в машине, и я как-то автоматом поехал не туда. А потом какой-то конь подпёр меня сзади, так что я не смог выехать. Ну а потом не захотел заводиться, чтоб не разбудить тебя. Ты выглядел уставшим. Говори, куда ехать, я отвезу тебя домой. Маму предупредил, что ты ушёл. Завтра и послезавтра она дала тебе отгул. Дальше — свой счёт.
«Эй, что за дрожь? Альбедо, соберись, это же просто Скарамучча. Хватит поддаваться эмоциям.»
— Спасибо. А ты? Тебе на работу не надо?
— Надо. Будем считать, что я поехал на поиски трупа того подростка. Кто ж знает, что на самом деле я хуи пинаю. Ну так, тебя отвезти домой?
— Можно дописать картину?
— Что?
— Я же оставлял там пару кистей и краски, которыми планировал дописывать. Весь день впереди. Неизвестно, когда ещё выпадет такая возможность.
— Хорошо. Пойдём тогда.
***
Кадзуха сидел под дверью, опираясь спиной. Открывать было страшно. Тот человек выглядит как Альбедо, но он кажется чужим. Даже тогда, когда медик на мгновение начал бредить, он не казался таким далёким, как этот.
Альбедо 11:20
Плохо себя чувствую. Ушёл с работы. Буду сегодня к пяти-шести.
Вы 11:20
Ты в порядке?
Альбедо 11:20
Да. Немного отдохну и приеду домой. Взял отгулы на пару дней. Не переживай обо мне. Учись и не забудь покушать.
Вы 11:21
Хорошо.
«Говорят, когда рождаются близнецы, то один из них будет слабым, и этим «одним» был я.» — вспомнил Кадзуха слова Альбедо и приподнялся на ровные ноги. Он аккуратно заглянул в глазок, будто бы тот человек может его увидеть. На лестничной клетке было пусто. Сердце бешено колотилось.
«Так это был его брат? Зачем он приходил?»
***
Сегодня освещение не такое, как в тот раз. Художник водил кистью по холсту, полностью отдаваясь процессу рисования и порыву вдохновения. Он находит тело Скарамуччи эстетически красивым, руки сами просят творить, когда перед глазами такая «натура». Детектив сидит в той же позе, в одной лишь белой рубашке. Он чувствует лёгкое смущение и такое странное дежавю. В комнате стоит абсолютная тишина. Только прерывистое дыхание художника иногда нарушает покой. Альбедо время от времени вздыхает, затем Скар слышит лёгкое шуршание ткани об холст. И снова тишина.
— Твои царапины на лопатках стали больше… — проговорил художник.
— Теперь выглядит не так «эстетично»? — с легкой усмешкой спросил Скар.
— Нет, что Вы. Я нахожу Ваше тело безумно красивым. Каждый его сантиметр. Начиная от больших тёмно-синих глаз, напоминающих мне море перед штормом, и заканчивая длинными тонкими пальцами. Да и вообще… такие густые тёмные волосы, аккуратный острый нос, немного тонкие губы… по-детски милое лицо с по-взрослому нахальным взглядом. Вы вызываете в моей голове некий диссонанс. И я нахожу это прекрасным. А шея? Такая утончённая, гладкая и светлая… если спускаться ниже, то я получу эстетический оргазм от одних лишь описаний Ваших ключиц, груди, живота и прочего, детектив.
— Рад, что тебе лучше…
— Не сказал бы, что лучше. Да и не сказал бы, что мне было плохо. Но творчество всегда меня спасало. Удивительно, сколько я уже пишу эту картину? Я не словил ни одного флешбека… а триггером могло быть всё: от красок, которыми он пачкал моё тело, до разбавителя, который он выливал на мои ссадины… не говоря уже об остальном.
«Убью эту мразь.»
— Как ты жил с этим…?
— Это было больше десяти лет назад. Психика имеет свойство блокировать воспоминания… либо «откладывать их в дальний ящик». Не было триггера. Да и к детскому психологу я ходил… другой вопрос, помогло ли? Не думаю, что очень. Чтоб тебе помогло, нужно этого хотеть. А я… я тогда ничего не хотел. Я постоянно плакал. Тупо 24/7. Отец ещё неслабо дизморалил меня… мол, я только то и делаю, что ною, «подумаешь, избил кто-то, чи ни повод»… что-то такое он мне сказал. Психологу я так и не открылся. Статья была «за тяжкие телесные»… Я не смог сказать всей правды. Да и сейчас не смог бы… Последний раз я видел этого человека в суде. Я давал показания и словил приступ панической атаки. Психолог увела меня в специальную комнату, где я дожидался окончания заседания с этой женщиной. Она пыталась вытянуть из меня какую-то информацию. Это всё так давило. Чужие люди, мама, судьи, адвокат и прокурор… Дотторе… они все смотрели на меня, а я не мог выдавить и слова. Тогда мама устроила в суде разнос, что они все — «тупые люди, не умеющие работать с детьми». И я с ней согласен. Несовершеннолетние имеют право не выступать в суде, могут давать показания лично судье наедине… но мне не дали такой возможности. Заставляли говорить при всех. Это давило. Я не смог выдавить ни слова. Я не знаю, что было на заседании и чем всё закончилось. С тех пор я больше не видел этого человека. В нашем доме эта тема — табу. Мама водила меня к психологам, а я ходил, «потому что мама сказала». Сейчас я понимаю, что она просто не видела другого выхода, сейчас я понимаю, что должен был тогда всё рассказать, сейчас я понимаю, что «забить» — не лучшая затея. Но уже поздно что-либо менять.
«Разорву на куски.»
— Жалеешь, что не рассказал?
— Знаешь, тогда я был слишком юн и глуп. Я считаю, что мама недостаточно сделала, чтоб защитить меня. Когда я «завёл себе зверька», я понял, что несу за него ответственность. Если его кто-то тронет, я порву этого кого-то на куски, и мне абсолютно плевать, кто это будет. Я несу за него ответственность. Он — слабый и беззащитный перед этим миром… так и дети. Родители должны нести ответственность. Моя мама просто не справилась. Я не виню её. Она ведь тоже была моложе и глупее. Я не держу на неё обиду, не осуждаю. Я просто не разделяю ее подход.
— Подход?
— Угу. Я плакал постоянно. Дёргался от любого шума. Просил её переехать, потому что в этом доме мне всё напоминало о случившемся. Особенно в моей комнате. Я спал с мамой, потому что не мог просто войти туда. Буквально каждая вещь напоминала мне о «том»… конечно, Дотторе не был идиотом. Узнав точную дату маминого возвращения, он перестал делать это со мной грубо и извращенно. Стараясь быть «аккуратным». Вот только мама приехала на неделю раньше. Думаю, если б она задержалась, то следов совсем не осталось бы…
— Я не понимаю… твоя мама ведь влиятельная женщина…
«И искусный киллер»
— Честно сказать, я не знаю… На самом деле, она же не знает правды… а «тяжкие телесные» можно как-то замять… в общем, я не знаю. Возможно, когда-нибудь мне хватит смелости спросить у неё, почему она не защитила меня… почему мы не переехали… почему она приглашала братьев и папу домой, хотя я хотел быть один… почему не положила меня в больницу… почему я должен был вывозить это сам…
Услышав дрожь в голосе, сердце Скарамуччи ёкнуло. Он повернулся к художнику: тот старался вытереть слёзы, случайно пачкая себя краской. Детектив встал с места и подошел к Альбедо. Он опустил ладонь на бледную щеку и пальцем вытер синюю краску с лица. Блондин поднял на него мокрые глаза:
— Скар, ты знаешь… я рад, что ты услышал тот разговор. Высказаться вот так впервые за «десять» лет… излить душу… мне жаль и стыдно, что я вывалил это на тебя. Я — эгоист…
— Нет… всё в порядке… — его рука скользнула немного ниже по гладкой коже, останавливаясь на шее, большим пальцем он водил по аккуратному ромбику. — Ты тоже… эстетически красивый. Я не художник и не писатель, говорить так красиво не умею. Но… я давно нахожу тебя привлекательным.
Альбедо слабо улыбнулся, не найдя нужных слов. Он просто сидел, смотря в синие глаза, ощущая, как тёплая рука поглаживает его шею, чувствуя лёгкий запах парфюма.
— Твои царапины… — вспомнил художник, переводя взгляд на оголенное плечо, торчащее из-под белой рубашки. — Почему они стали больше?
— Дурная привычка… на нервах расчесываю лопатки до крови… с детства такое.
— Есть повод переживать?
— Да…
— Не расскажешь?
— Нет, извини…
— Ничего. У всех есть свои секреты. — художник перевёл взгляд на картину. — Я почти закончил, детектив… почему-то мне хочется добавить кровь и выделить Ваши царапины… жаль, нет красной краски… смотрелось бы очень контрастно.
— Даже в таком видишь эстетику…
— Да. Если у Вас проблемы, о которых хочется кричать, но сказать некому, могу посоветовать психолога…
— Я уже… но так и не смог ему открыться.
— Ничего. Я же тоже не смог… когда-нибудь и ты сможешь кому-то открыться. Только не затягивай, как я…
Скарамучча стоял в одном лишь белье и белой приспущенной рубашке, оголяющей левую руку почти по локоть. Его ладонь лежала на шее Альбедо. Вторая рука безвольно «болталась» вдоль туловища. Художник сидел, закинув ногу на ногу. Подрамник упирался в колено, одна рука держала картину сверху, подстраивая угол, во второй — кисть. Голова Альбедо повёрнута. Голубые глаза поглощают брюнета, не оставляя тому ни малейшего шанса на спасение. Он тонет.
«Альбедо, N — это я.» — так и вертится в голове Скарамуччи.
Как же хочется поделится этим хоть с кем-то.
Он устал.
