Acta est fabŭla / Спектакль окончен

Реабилитация заняла чуть больше месяца, но даже так Венти восстановился не полностью. Он уже ходил самостоятельно, но не на особо длинные дистанции и постоянно требуя хоть какой-то опоры. Полная реабилитация после комы занимает около двух лет, но для того, чтоб вернуться к прежней жизни, хватает и первых трёх месяцев. За это время организм возвращается в норму, постепенно делая кости снова не такими хрупкими, задавая тонус мышцам и налаживая внутренние процессы. Реиндоттир отпустила Барбатоса домой спустя чуть больше месяца. Всё же его состояние оказалось не настолько радужным, как она думала изначально. — Наконец-то дома… — со слабой улыбкой выдохнул адвокат, держа Сяо под руку и переступая через порог квартиры второго. — Посиди пока, — Алатус утягивает его за собой в комнату и оставляет ждать на кровати, — я схожу за вещами из машины. Там одних игрушек столько, что придётся раз десять бегать. — Ура-ура, украсим угрюмую квартирку мягкими собратьями мистера Пина. Сяо улыбнулся и пошёл к машине. Он так и не поговорил с Венти о прошлом. Реин сказала, что после комы возможны проблемы с памятью и кратковременные пробелы, более того, Барбатоса мучают головные боли и бессонница. Напрягать его ещё больше не хотелось. — А вот и мы, фух… — выдохнул Алатус, занося последнюю «партию» мягких игрушек. Венти лежал головой на подушке Сяо и тихо сопел. Адвокат уснул. Такой умиротворённый, спокойный и живой… Рука сама потянулась к его лицу. Он аккуратно убрал пряди, слегка поглаживая чужую щеку. — Сяо… — адвокат повернул голову, встречаясь взглядом с детективом. — Давай куда-то съездим вдвоём? — Сейчас? — Ты же уже заработал отпуск? На когда он у тебя? — Могу договориться. Новый нач — нормальный мужик. — Тогда поставь на ближайшие дни. Середина октября, всё такое красивое и жёлтое. Давай в лес на пару дней? Без телефонов, без интернета, без работы, без Фатуи, без «Ордена», без «Селестии»… Только ты и я. — Хорошо. — мягко улыбнулся, усаживая пингвина рядом с Венти. — И мистер Пин? — И мистер Пин.

***

Тихая ругань матом и неумелые попытки попасть ключом в замок. Как же сильно Кадзуха любит этот звук, он, словно кот, уже стоит около двери в ожидании, когда та откроется, и на пороге появится Альбедо. Медик каждый день ходит к психологу, уходя на работу он снова улыбается, ощущение того, что он может не вернуться, понемногу проходит. — Добрый вечер. — Каэдэхара улыбается, встречая медика у двери. — Добрый. Альбедо сбрасывает с себя обувь, сразу же направляясь в ванную, где уже лежит его чистая одежда. Чтоб свести приступы мизофобии к минимуму, блондин каждый день надевает чистую одежду, он не может ходить в одном и том же несколько раз, пока не постирает. Но даже так, сейчас его руки не разодраны в кровь, а значит, ему становится легче. — Я приготовил рис на ужин, будешь? — крикнул Кадзуха, сразу же получая утвердительный ответ. Альбедо всё ещё тошнит от еды. Он часами сидит над каждой тарелкой, словно маленький ребёнок, но подавлять приступы стало проще. Медикаментозное лечение очевидно идёт на пользу. Он стал спокойней спать, меньше срываться, чаще шутить и улыбаться. Каждое утро он делает капельницы, после работы идёт к брату, потом — домой. Жизнь «по расписанию» дисциплинирует и не оставляет времени на «дурные мысли». — Слушай, Казу, — Альбедо колупал в тарелке рис, словно выискивал в нём что-то необычное, — у тебя же день рождения скоро? Как бы ты хотел его отметить? — Что? В каком смысле? — подросток оторвался от своей тарелки и перевел взгляд на медика. — В прямом… это же день рождения. Тем более, тебе исполняется 16. Типо взрослый уже и всё такое. Не хочешь как-то запомнить этот день? — Запомнить, да…? — Ну, к примеру, как ты обычно отмечал дни рождения? Есть какой-то, что запомнился больше всех? — Обычно мы его не отмечали. Я ведь приёмный… В той семье отмечались только дни рождения родных детей наших мамы и папы. — Ты знаешь своих настоящих родителей? — Да. — Не хотел бы с ними увидеться? — Не очень. Раз они оставили меня в приюте, то и ладно. Когда-то я очень хотел, сутками напролёт мог сидеть на ступеньках у выхода и ждать, когда придёт мама. Но она не пришла. Ни вчера, ни позавчера, ни неделю назад, ни сегодня… она не пришла. Какими бы ни были обстоятельства, заставившие её поступить так, она могла хотя бы поговорить со мной… — подросток нервно закусил губу, стараясь отвлечься от внутренней обиды и переключиться на физическую боль, которую сам себе сейчас причиняет. — Что бы ни происходило в прошлом, на то оно и прошлое, что прошло, Казу. Ты — отличный парень, воспитанный, вежливый, внимательный, умный… я удивлён, что в той семье смогли вырастить такого красавца, хехе… Извини, что задел болезненную тему. — Нет, что ты, я рад. Каждый раз, когда мы говорим по душам, я чувствую, словно мы становимся ближе. От этого так тепло и приятно… — А знаешь от чего ещё «тепло и приятно»? — Тц… — Кадзуха отвернул голову в бок, стараясь закрыться волосами и скрыть смущение. — Я про солнечные ванны. А ты о чём? ~ — Как же я рад, Альбедо… — подросток выдохнул и искренне улыбнулся. — Безумно рад, что ты снова шутишь. Я так скучал по этому неоднозначному голосу, слегка приподнятой брови, игривой интонации. Ощущение, будто не слышал этого сотню лет. — Давай не будем о возрасте, хехе. — Извини, дедуль, не хотел. — А ты, оказывается, тот ещё засранец, Перкосрак. — Есть в кого. А какой был твой самый запоминающийся день рождения? — Наверное, что-то из детства, когда мы все жили вместе. Родители тогда ещё не развелись, так что мы отмечали этот день всей семьей. Если подумать, я не могу вспомнить этого сейчас, потому что страдал раздвоением личности, а мои «я» не хранили воспоминания друг друга. Но, судя по фоткам, «мне» было весело. — Сейчас ты уже не страдаешь? — Мама вылечила меня ещё в детстве. В подростковом возрасте «он» вернулся, мы даже разговаривали с ним… Сейчас «его» нет, но иногда, общаясь сам с собой, я задумываюсь, а с собой ли я общаюсь, хехе… — Знаешь, мне так нравится, что ты стал открытым и обо всем так спокойно говоришь. Я скучал по такому тебе… сейчас ты совсем как раньше, разве что перестал называть меня ребёнком. — Конечно, перестал, как только увидел, что одеяло в твоей комнате дёргается по ночам, так сразу и понял, что всё. Как быстро растут дети… Кадзуха закрыл ладонями лицо и опустил голову. Стыдно? Да. Понимает ли он, что Альбедо шутит? Возможно. Нравится ли ему снова слышать подобные высказывания и видеть эту ухмылку? Однозначно. — Так чего бы ты хотел на свой день рождения, Казу? — Х-хотел бы… — алые глаза забегали по комнате, стараясь отвлечься хоть на что-нибудь, кроме того, что происходит в голове. — Может закатить вечеринку для тех, кому «за», будешь тусить в обществе стариков и слушать жалобы на радикулит и политиков. Как тебе идея? — Это ты сейчас про друзей из участка? — К сожалению, рассказывать кому-то ещё о твоём существовании мы не можем. — Эм… Альбедо… — он наконец поднял взгляд медику в глаза, сразу же «ударяясь» об ледяную синеву. — Мы можем… можем… провести этот день только вдвоём? — Конечно. Хочешь куда-то сходить? — Хочу, но… снова этот маскарад. В свой… первый… свой… я бы хотел быть собой… ну… понимаешь… — В свой первый…? — Д-да… это же будет мой первый день рождения, который я буду отмечать вот так… — «Вот так»? С сумасшедшим стариком и его шутками? — С человеком, которого искренне люблю. — выдавил Кадзуха, нервно перебирая в руках мягкую ткань домашней кофты. «С человеком, которого любишь, да?» — сердце Альбедо вновь пропустило удар, разбивая тонкую корочку льда, за которой он так старался спрятаться, на мелкие кусочки.