Попробуй — коснись, можешь — полюби

Маленькие срывы Моба уже давно стали для всех обыденностью. Разбитые стёкла, погнутые дорожные знаки, поломанные ветки деревьев — просто рутина, от которой единственное расстройство — выплата компенсаций. С более серьёзными срывами всё было несколько сложнее, но и с ними Рейген, как ему казалось, научился мириться: такова была природа Моба, скрещенная с природой подростковых кризисов. Рейген полностью осознавал риски, на которые идёт, если не с самого начала их с Мобом дружбы, то по крайней мере с середины. И каждый раз всё обходилось, а значит, и в этот раз должно обойтись — как бы там ни пугался Экубо. Но в глубине души Рейген понимал, что этот раз — не совсем такой, как все прежние, и именно поэтому медлил, крепко сжимая ручку гостиничного номера, куда он отвёл Моба. Отель на самом деле был бывшим общежитием, поэтому по два-три номера выходили дверями в одну маленькую переднюю. У номера Рейгена даже табуретка стояла — очень удобно на ней пересидеть… Но обещания надо держать. В номере как будто похолодало: иначе не получалось объяснить озноб, который пробирал до костей, стоило только перешагнуть порог. — Я вернулся, — сказал Рейген таким тоном, что следом можно было бы легко добавить «А что на ужин?» Ему никто не ответил. В комнате было так тихо, что за стенкой слышалось монотонное гудение пылесоса: стало быть, странная парочка из соседнего номера уже выехала, раз в нём начали уборку. Рейген окрестил соседей «странными», потому что у женщины на пальце поблёскивало обручальное кольцо, а у мужчины — нет. Потерял? Но судя по дотошности, с которой он отчитывал сотрудницу гостиницы за недостаток полотенец, растерянностью и забывчивостью он не отличался. Моб лежал на кровати — точно так, как Рейген его оставил. Ровно, будто в кабинете у кардиолога, когда просят несколько минут лежать и не двигаться. Руки вдоль тела. Смотрит в потолок. Смотрит, не моргая, а зрачки — круглые и расширенные, светятся синим, как бывает у кошек, когда они сверкают глазами из темноты под диваном. Рейген смотрел на него около минуты, и за всё это время он вдохнул лишь один раз: его грудь медленно поднялась, на несколько секунд замерла и так же медленно опустилась, и он продолжил лежать каменным изваянием. Рейген рассудил, что это хороший знак, потому что в тот раз, когда Моба по чистейшему недоразумению выгнали из школьного клуба, он — по рассказу Экубо — не дышал вовсе. Да и в тот раз его хватило всего на пять минут, прежде чем он полностью осушил парковый пруд (никто не пострадал, кстати, кроме, разве что, пары уток), а сейчас он уже продержался все пятнадцать. Рейген подумал, что нужно просто чем-то себя занять, пока Моб не придёт в себя. Он вспомнил, ради чего они изначально вернулись в гостиницу, и пошёл копаться в своей дорожной сумке. Он вытащил две пачки соли — классический экзорцизм — и длинную кисточку. Она предназначалась для очень красивой процедуры изгнания, во время которой он рисовал на стенах иероглифы «невидимой пастой», но которая лишь через раз оказывала нужное действие на клиентов, потому что он сам её выдумал. Он посмотрел на инструменты для экзорцизма и хотел спросить Моба, что бы тот выбрал, но что-то его остановило; в первую очередь, конечно, осознание, что ответа он всё равно не получит, но кроме того… Та вспыльчивая особа, Накахара Азуми, выглядела очень серьёзной, когда настаивала на его молчании. Было похоже, что она знает, о чём говорит. И Рейген промолчал, хотя ему было, что сказать. Кисточка дрожала в его руке. Становилось холоднее. Рейген достал бутылку воды из сумки Экубо, тоскливо посмотрев на пакеты с чаем. Заваренный чай был бы сейчас очень кстати, но для этого надо было включать чайник, греть воду, и это создало бы шум. А тишина в комнате словно настойчиво твердила, чтобы её не трогали. Даже пылесос в соседнем номере умолк. Рейген как мог тихо открутил крышку бутылки и сделал глоток. Потом ещё один. С кровати послышался, очень тихо, не то всхлип, не то хрип. Рейген чуть не подскочил. Что-то изменилось?.. Но на вид Моб оставался таким же: окаменевшее тело, зеркальные зрачки. Видимо, он просто чуть глубже сделал вдох. Взгляд Рейгена упал на настенные часы — прошло уже почти полчаса. Интересно, скоро Экубо вернётся? Рейген не понял почти ничего из их с Накахарой болтовни, но если они и правда найдут способ успокоить Моба, то это будет просто замечательно. Сам Моб с этим не торопился. Но если уж на то пошло, то тяжелей всего сейчас именно ему. Это он борется. Сражается. Только сейчас Рейген заметил, что его кулаки плотно стиснуты, как будто он удерживает на весу что-то очень тяжёлое. Или сжимает натянутую верёвку. Или нож… Сказать бы хоть слово, чтобы ему стало полегче, но говорить Рейгену запретили. Тогда он потянулся к Мобу — хотел коснуться пальцами его руки, но когда оставалась всего пара-тройка сантиметров, он будто упёрся во что-то твёрдое. Какая-то сила отталкивала его руку. Ладонь обожгло морозом. Но было уже не понять: реальна эта сила или она всего лишь у Рейгена в голове. Ему запретили говорить, но разве прикосновение не тот же разговор, только без слов? Или Моб сам не хотел, чтобы его трогали? Рейген усилием воли убрал трясущуюся руку от кровати. Он ничего не может сделать. Ничего. Моб, наверное, даже не понимает, что Рейген здесь, рядом; он в комнате один с самим собой, а Рейген в той же комнате — вдвоём. От этого кожа и покрывалась мурашками. Он обессиленно опустился на пол, привалившись спиной к кровати. Да, этот срыв был другой… Точнее, и срыва-то никакого пока не случилось: в этом и заключался весь ужас. Раньше, если Рейгену и удавалось вовремя попасть на место происшествия, то он попадал в самую гущу событий, соображал уже на бегу, импровизировал, делал эффектный жест, — и всё заканчивалось. Могло ли быть так, что ему просто везло?.. И если так, то повезёт ли теперь? Рейген обтёр лицо ладонями, смахивая проступивший на лбу пот. В тот раз, в самый разрушительный раз… Рейген не думал. Он просто сделал единственное, что показалось ему правильным, и он не ошибся, и, возможно, даже где-то в глубине души считал себя героем. Но это не важно. «Без меня ты будешь в порядке» — вот что важно. Сейчас Моб застрял между «в порядке» и полной потерей контроля. А Рейген мог только думать. Правда — высказанная и разобранная по ниточкам несколько лет назад — заключалась в том, что он ничего не понимал. Другая правда, замолчанная, но весьма очевидная, была про то, что ничего не понимать и прикидываться рыбой в воде — это его главный профессиональный навык. И если с духами и прочей мистикой это, как правило, срабатывало, то эта же стратегия, применённая к человеческим отношениям, зачастую приводила к катастрофе. Да, тогда он признал, что ничего не знает про сверхъестественные силы, и многолетнее напряжение от постоянного вранья и недоговорок спало. Однако по отношению к самому Мобу он продолжал вести себя так, будто всё отлично понимает. И это, строго говоря, тоже было ложью. Не то чтобы у Рейгена вообще не было права так считать: что касается всевозможных прелестей взросления — здесь он во многом разбирался, благодаря хотя бы даже личному опыту. Но всё-таки он — не Моб. Он видел только то, что Моб позволял ему видеть, однако казалось, что этого достаточно. А там, за пределами видимости, Моб выстроил целую свою жизнь. «Без меня ты будешь в порядке» — сказал Рейген тогда и с замиранием сердца ждал, что случится дальше. Всё обернулось куда лучше, чем он мог представить. Всё было так ровно, так предсказуемо… Тогда казалось, что их отношения достигли кульминации, затем была небольшая развязка, и книга захлопнулась со словами «И все жили долго и счастливо». Но он должен был понимать, что никто не перестаёт расти в четырнадцать лет. И всё-таки он жил иллюзией, что ничего крупнее и разрушительнее уже не произойдёт. Ждать визита от Моба в выходные вошло у него в привычку, а если тот не приходил, то он звонил ему и спрашивал, в чём дело; нахождение Моба где-то поблизости стало для него, как и для всех, абсолютно естественным. А как могло быть иначе, если именно с Моба всё и началось? В некотором смысле, и вся осмысленная жизнь Рейгена — тоже. Времена менялись: Серизава занял место первоклассного экстрасенса, Томэ стала отличной ассистенткой, а Экубо — другом, который скрашивал однообразную работу. Но Моб продолжал приходить, помогать, переживать каждый взлёт и падение вместе со всеми. И Рейген беспечно раздавал ему советы, хотя, как он потом понял, порой вообще не имел представления, о чём говорит. И хотя в последние пару лет они почти не виделись за стенами офиса, он искренне верил, что Моб полностью разделяет его взгляд на течение жизни. Он ведь сам предложил куда-нибудь съездить, сам захотел присоединиться к этому путешествию… Хотя теперь Рейген начал задумываться, что дело было вовсе не в его компании, а в том, чтобы отвлечься от кошмарного стресса — как угодно. Рейген обхватил голову руками и упёрся лбом в колени. Ах эти треклятые экзамены! Рейген чересчур живо помнил своё поступление в университет, а сейчас оно дотянулось своими безжалостными щупальцами и до Моба. Дотянулось и душило, душило так, что он разговаривал обрывочно, почти не ел и обзавёлся серыми пятнами под глазами, которые теперь, на побелевшем лице, выглядели чёрными. Как, наверное, было больно осознать, что он ошибся — даже в одном задании… Именно в момент затишья, в момент покоя, когда казалось, что самое страшное осталось позади, и он нашёл в себе силы шутить и смеяться — в этот самый момент вспомнить о своей ошибке, которую теперь не исправишь. Рейген знал, как Моб мечтал поступить в этот университет, — не один раз уже выслушал его планы; это действительно была мечта — одна из тех, в которые Моб бросается с головой и не отпускает, как бы больно ни падал. Только вот с экзаменами всё слишком коварно: даже одна ошибка может означать жирный крест на всём, над чем ты проливал пот долгие месяцы. Рейген вцепился пальцами волосы, сдавливая голову точно воздушный шарик. Когда Моб сказал ему про ошибку, он ощутил ту боль — на секунду. А за ней… За ней пришло облегчение. Позорное, мерзкое облегчение, которое он не мог выцарапать из себя, как бы ни пытался. Если Моб не поступит, то не уедет… Если не уедет, то… Это будет просто ужасно — твердил разум заученную мантру. Это будет так замечательно — распевало что-то противное, гибкое и изворотливое, но настолько родное и вжившееся в сердце, что его невозможно было отделить от себя. В тот день, когда Моб рассказал о своих планах на переезд, Рейгену стало так тошно и тоскливо, что он даже не попытался сопротивляться, когда рука потянулась к бутылке с джином после разборок с деньгами и новым офисом. Тогда он не позволял себе так думать, но это была проблема. В нём жила проблема. Недопонимания, иллюзия захлопнутой книги, односторонние взгляды — всё это были отдельные её корни, которые проникали в него всё глубже и глубже все эти годы. И именно поэтому Моб должен был уехать. По-другому эти корни попросту не обрубить. Рейген должен его отпустить. Да, так будет здорово: он уедет, Рейген немного погрустит о неизбежном и найдёт способ себя исцелить. Не так ли всё будет? — У тебя всё получится. Ты обязательно поступишь, Моб! — сказал Рейген негромко. Но тут же пожалел об этом. Произнесённые вслух, эти слова казались какими-то совсем уж фальшивыми, тем более, он даже не понимал отчётливо, говорил он их для Моба или для себя. Комната будто содрогнулась: Моб услышал его, и Мобу это не понравилось. По его телу пробежала дрожь; голова чуть повернулась к стене; губы побледнели настолько, что почти растворились на белом лице; кажется, он сильно стиснул зубы. По комнате волнами расходилось напряжение — теперь его можно было осязать. Рейген, вскочивший, чтобы проверить Моба, покачнулся и снова рухнул на колени. Выдохнул; то ли изо рта вырвалось облако пара, то ли это в глазах мутилось. Его трясло, уже не от холода — от страха. Дышать — страшно. Шевельнуться — страшно. Взгляд упёрся в ковёр, и перед глазами плясали пёстрые полоски клетчатого узора. Секунды тянулись — в каждую могло что-то произойти. Но ничего не происходило… Снова тишина. Снова неизвестность — только теперь уже конкретная, осязаемая: между «сорвётся» и «не сорвётся». Рейген снова привалился к кровати; стиснул в руке телефон, точно это был пистолет, способный выстрелить по безжалостному, неживому и нематериальному противнику. Когда же это закончится… Пусть наконец дверь номера распахнётся, Экубо вломится в комнату, ляпнет что-нибудь до смешного неуместное, и они вместе придумают, что делать. Сам по себе Рейген ни на что не годился. А Экубо был прав, тысячу раз прав, и Рейген прокричал бы об этом тысячу раз, если бы крик мог вернуть его сюда… Он с самого начала знал, чем всё это обернётся. Казалось, он сумел разглядеть в Рейгене что-то такое, чего тот сам о себе не понимал, и именно об этом пытался сказать ему тогда, у отеля. Колебался, но всё-таки сказал, и как же хорошо, что он это сделал… Иначе сейчас Рейген совсем бы свихнулся. Он пялился в чёрный экран телефона — окошко во внешний мир. Набрать всего несколько цифр, и спасительный голос Экубо проломит тишину. Рейген ведь пообещал докладывать о ситуации, но… Моб уже притих. Он не причинит вреда. Не сможет. Докладывать-то уже не о чем… Нужно просто ещё немного подождать — разве Рейген с этим не справится? И что выйдет из этого звонка, кроме лишней тревоги для уже и без того перепуганного Экубо? Прошло уже столько времени — целая вечность. Он вот-вот придёт. Обязательно придёт. Скоро, как и сказал…

***

Шаги. Голоса. Рейген встрепенулся и прислушался с таким отчаянием, словно считал себя последним выжившим после апокалипсиса и спустя долгие недели услышал людскую речь. Звон упавших ключей. Он подскочил и бросился к двери, чтобы отпереть её со своей стороны, но когда выскочил в переднюю, увидел не совсем то, что ожидал увидеть. Точнее, не совсем тех. Их вернулось трое, хотя ушли всего двое. В тёмной передней Рейген различал только силуэты, однако безошибочно узнал высоко торчащий пучок волос. Обладатель второго силуэта тяжело привалился к стене, чуть не падая на пол, — кажется, это была Накахара. Третьего Рейген разглядеть не успел, потому что Экубо перегородил весь обзор, взволнованно выпалив: — Ты цел?! — К тебе тот же вопрос, — ответил Рейген, косясь через его плечо. — Что у вас стряслось? — Много чего… — пробормотал Экубо и повернулся к загадочному третьему, который суетился рядом с обессилившей Накахарой. — Ей не лучше? — Скорее, хуже, — мрачно ответил третий. Рейген наконец-то смог рассмотреть его: невысокий полноватый мужчина. Говорил он мягким, почти масляным голосом. — Ну что за люди пошли… — вздохнул Экубо. — Говорят-говорят, что всё в порядке, а на деле… Когда все замолчали, Рейген услышал нечто, отчего невольно вздрогнул: надрывные, всхлипывающие вздохи, и раз ни Экубо, ни третий плакать не собирались, то стало очевидно, что это Накахара пыталась сдержать рыдания. — Помощь нужна? — быстро спросил Рейген, хотя понятия не имел, какая помощь тут может пригодиться. Принести воды? Позвонить в неотложку? Или в полицию?.. — Думаю, следует уложить её на кровать, — сказал третий. — Или хотя бы усадить. Позволите пройти в ваш номер? — Плохая идея, если Шигео всё ещё на грани срыва, — заметил Экубо и с немым вопросом взглянул на Рейгена. Тот скорбно покачал головой. Вспомнил, что Моб вообще-то никуда не испарился, когда он выскочил из комнаты и захлопнул дверь. И, по-хорошему, это ему надо было требовать помощи, потому что если ещё немного помедлить, то расстроенные чувства Накахары совсем перестанут иметь значение, как и всё в радиусе километра от гостиницы. Но внезапно Рейгена осенило: — Соседний номер сейчас свободен, можно отвести её туда. Только вот ключей от него нет… — Обойдёмся без ключей, — сказал третий. Он направил руку на соседнюю дверь — и в ту же секунду раздался щелчок отпирающегося замка. Рейген почти не удивился — для него такие фокусы уже давно стали обыденностью, — зато ощутил прилив напряжения, как будто оно начало сочиться из-за закрытой двери у него за спиной. — А теперь, дорогая, пойдём, — сказал третий Накахаре, ласково потянув её за руку. Но она не поддалась — будто одеревенела. Вонзилась взглядом в одну точку, так, что с места не сдвинешь. — Чудовище… — прохрипела она, и Рейген понял, что смотрела она не в точку, а на человека. Вернее, не совсем человека. — Ты чудовище! Сверкнуло фиолетовым. Накахара кинулась на Экубо; её пальцы ослепительно вспыхнули. Из этой чехарды событий Рейген понял только одно: если бы пальцы Накахары коснулись живой плоти, то отчищать стены от последствий пришлось бы долго. Но Экубо уклонился. Накахара промахнулась; её тело обмякло — она чудом могла стоять, но продолжала остервенелый натиск, а Экубо молча пятился. — Убью! Убью, ублюдок! — кричала Накахара уже почти навзрыд. — Чудовище! Подонок… Тварь… Третий схватил её за плечи, пытаясь оттащить назад, но она вырывалась как озверевшая кошка. Несмотря на явный перевес в силе, казалось, что Экубо непременно расстанется с жизнью, если не исчезнет прямо здесь и прямо сейчас. Похоже, он пришёл к точно такому же заключению, потому что в следующую секунду исчез — за дверью туалета. В тот же миг ноги перестали держать Накахару, и она, задыхаясь в слезах, повисла на руках третьего. Он отвёл её в сторону и опустил на пол. — Что произошло?.. — ошарашено спросил Рейген, перебегая взглядом с рыдающей Накахары на дверь и обратно. — Перенервничала, бедняжка, — ответил третий. — Похоже на паническую атаку. Или, скорее, нервный срыв… Рейген осознал, что психическое состояние Накахары всё же интересовало его не так сильно, как её внезапное нападение на Экубо. Мало кто может назвать своего знакомого чудовищем за просто так, ни с того ни с сего. Что Экубо мог натворить? Он, конечно, уже давно переквалифицировался из злого духа в доброго, только вот его характер шёлковым так и не стал. Рейген уже приготовился продолжить расспрос, но за спиной у него тихо скрипнула дверь. — Что случилось? — спросил сиплый, подрагивающий голос. Рейген подскочил на месте и обернулся — одновременно, из-за чего чуть не запутался в собственных ногах. — Моб! — воскликнул он. Из-за двери номера несмело выглядывал парнишка, правда, он был совсем не похож на Моба, которого Рейген оставил на кровати. Лицо бледное, но не как мел, а скорее как розовый мел; глаза впалые, тусклые, но человеческие; и весь целиком он выглядел так, словно его побили, потаскали по земле, а потом ещё и километров десять бежать заставили. А тот лежащий на кровати Моб одним своим видом вызывал желание пробежать десятикилометровку добровольно. Но Рейген сразу понял, что на пороге стоит Моб. Их Моб. А в следующую секунду пришло осознание, что именно на этом пороге ему стоять и не следует. Он и Накахара были как два реактива, которые всегда держат в противоположных углах класса химии, чтобы ни один пустоголовый двоечник ни при каких обстоятельствах их не смешал. Поэтому Рейген схватил Моба за плечи и торопливо впихнул обратно в комнату, попутно ухитрившись зацепить и прикрыть дверь. — Ты как, в порядке? — спросил он, отчего-то шёпотом. — Кажется, да, — кивнул Моб. — Спать ужасно хочется… Сколько я был в отключке? Рейген не сразу нашёлся, что ответить, потому что успел забыть, что время существует, идёт куда-то, да ещё и в чём-то измеряется. — Несколько часов… — неуверенно предположил он. — Ясно, — сказал Моб. Они немного помолчали. Из передней доносились громкие всхлипы. — А там… Это та девушка?.. — Тебе не нужно об этом волноваться, — заверил его Рейген и попытался улыбнуться, но у него не вышло. — Почему бы тебе не пойти спать? — Да. Определённо, — согласился Моб. — Надеюсь, всё обойдётся. Рейген смотрел, как он плетётся к кровати, и думал, насколько это изматывает — быть связанным с настолько колоссальной силой. Тем не менее, в этот раз он справился с ней сам, и впервые — совсем без чужой помощи. Именно в тот момент, когда Рейгена не оказалось рядом… — Мы как-нибудь справимся, — сказал он, больше сам себе, чем Мобу. На одну проблему стало меньше, на один камень на душе легче, но теперь нужно было придумывать то самое «как-нибудь». У Рейгена не получалось представить, как в человеке может поместиться столько рыданий. Хотя Накахара уже и не рыдала, а только беспорядочно всхлипывала и судорожно втягивала воздух, которого ей отчаянно не хватало. Скрючившись у стены, пряча лицо в колени, она не походила даже на тень той грубой, самоуверенной девушки, которая считала, что одним словом может поставить любого на место, а главное — любого в этом убедить. И у Рейгена от жалости сжималось сердце. — Можно, я попробую?.. — осторожно спросил он. Третий изобразил приглашающий жест. Рейген опустился на колени возле пострадавшей. Протянул ладонь. — Попробуйте рассказать, в чём ваша… — заговорил он, но его грубо прервали. — Не трожь меня! — огрызнулась Накахара. Хорошо ещё, что не укусила, подумал Рейген, отдёргивая руку. Начинать этот разговор со стандартной фразы, которой он щедро осыпал посетителей своего офиса, оказалось отвратительной идеей. По правде, Рейген вообще не понимал, на что рассчитывал: рядом с безутешно плачущими девушками он чувствовал себя, как с фигуркой из очень тонкого хрусталя в руках. — Рейген, не надо, — сказали ему из-за спины. — Не поможет. Он удивлённо обернулся на знакомый голос и уже второй раз едва не пошатнулся. Перед ним парил Экубо. Не стоял, как у него уже вошло в привычку, а именно парил. Воспоминания о том, как он выглядел в обличье духа, успели затереться в памяти. А лицо Экубо было таким серьёзным, что Рейген без слов поднялся на ноги и шагнул в сторону. Вот-вот должно было что-то произойти. Экубо спустился совсем низко, к самой голове Накахары. — Азуми, — сказал он. — Слышишь меня? В ответ — надрывный всхлип. Накахара только больше отворачивалась, пытаясь отгородиться от мира руками. Немое «Нет, не слышу...» — Мне нужно, чтобы ты посмотрела на меня, — продолжал Экубо. — Всего на секунду. — Нет движения. — Я знаю, тебе плохо. Тебе больно. Но я могу всё исправить. Только посмотри на меня. Пожалуйста. Накахара замерла, затихла. Ещё секунда, и она медленно, точно в трансе, подняла голову. — Вот так, — мягко сказал Экубо. — Теперь — всё будет хорошо… Что-то произошло. Рейген увидел это, как будто не своими глазами, но увидел: между Экубо и Накахарой пробежало нечто — вспышка незримого света, невидимое колыхание воздуха… И как только это случилось, плечи Накахары расслабились и опустились, а с лица исчезла измученная, умоляющая гримаса. На секунду оно стало совсем пустым — только по щекам прокатились две последние слезинки, отсвеченные зелёными бликами. А затем она протянула вперёд руку. Рейген теперь не верил и даже корил себя, что строил какие-то страшные предположения насчёт Экубо. Не мог он сотворить ничего, что заставило бы эту девушку сотрясаться всем телом, как под пытками. Не мог, потому что сейчас он — чистое сострадание. Утешение. Протянутая рука. Рейген знал, каким Экубо становится, когда напортачил и пытается всё наладить: будь здесь хоть капля его вины, и в его голосе звучало бы раскаяние — он не умел его прятать. Но вместо раскаяния слышалось только неподдельное желание сделать всё, чтобы его подруге стало лучше. И он сделал — одним хрупким касанием. Она держала его руку, и зелёные отсветы рисовали на её лице улыбку, пусть слабую, пусть немного неестественную, но после мучительных рыданий и такая улыбка была настоящим чудом. — И что на меня нашло… — проговорила Накахара. Её дыхание стало таким ровным, что казалось, будто она прямо сейчас может встать и пойти. — Тебе лучше? — склонился к ней третий. Она кивнула. — Хочешь прилечь? Ещё один кивок, и третий, галантно подставив Накахаре локоть, повёл её в отпертый ранее номер. Экубо посмотрел им вслед и коротко улыбнулся, но прежде чем Рейген успел хоть что-нибудь сказать, скрылся из виду и снова появился уже стоя на двух человеческих ногах. Рейгену всё ещё казалось, будто атмосфера вокруг него пронизана зелёным свечением. Глядя в растерянные глаза Экубо, он спросил: — Как тебе удалось?.. — Обычное внушение, — пожал плечами Экубо. — Гипноз, короче. Совсем несложный трюк. — Но ты убедил её посмотреть на тебя. — Просто повезло. Однако Рейген был уверен, что это было не простое везение. Экубо с явным любопытством заглянул за приоткрытую дверь номера, где третий устраивал Азуми на постели. Рейген присоединился к наблюдению. — А кто он вообще такой? — поинтересовался он. — Да я сам не очень понял, честно говоря… — признался Экубо. — В случае чего — прячься за меня… — Нашёл время для шуток… — проворчал Рейген. Третий, словно услышав их перешёптывания, повернулся к дверному проёму и возвестил: — Я полагаю, мы не успели как следует друг другу представиться. Когда он подошёл ближе, Экубо моментально посерьёзнел: — Да. Я бы очень хотел услышать разъяснения. — Разумеется, — благодушно согласился третий. — Однако не стоит нарушать покой спящих. Давайте выйдем. Рейген наконец-то смог разглядеть в деталях, что из себя представлял таинственный спутник Экубо и Накахары. Это был низкорослый мужчина, средних лет, если судить по небольшой залысине и морщинах в уголках глаз. Явно привык много улыбаться. Не считая лёгкой помятости (а в нынешних обстоятельствах никто бы не блистал свежестью и красотой), он выглядел очень опрятно, хотя из-за белого пиджака и невозмутимо-скучающего вида напоминал какого-нибудь лаборанта, работающего на полставки. Они вышли в гостиничный коридор, прошли к диванчикам в зоне отдыха, и там третий наконец раскрыл своё имя: — Можете звать меня Ято. Я экстрасенс и сотрудничаю с несколькими организациями, в том числе — с Жеодой. — Рейген Аратака, — представился Рейген. — А вас я, кажется, знаю, — неожиданно сказал Ято с хитроватым блеском в глазах. — Прошу прощения? — Несколько лет назад вы подняли шумиху в определённых кругах, — пояснил Ято, и Рейген сразу же понял, о какой шумихе он говорит, и почувствовал, будто кто-то без спросу листал его личный дневник. И Ято не желал останавливаться: — Я, понимаете ли, и в вашей области кое-чем промышляю. Мы с вами, в некотором роде, коллеги. А вот ваш друг меня очень заинтересовал, — сказал он, с той же хитрецой поглядывая на Экубо. — Я ведь уже представлялся, — недовольно ответил тот. — Экубо. Злой дух. — Не хотел показаться невежливым. Я помню. Тем не менее, я знал это конкретное лицо под несколько другим именем. Рейген отчётливо различил в его масляном голосе кремниевое зёрнышко, хотя и не понял, во что оно целилось попасть. С этого момента он вообще перестал понимать, на какой земле ведётся словесное противостояние. Если Ято хотел заставить его замолчать, то он проделал отличную работу. — Опять Сандей что ли? — фыркнул Экубо. — У меня только его тело. Точка. А ты, кажется, хотел дать разъяснения… — Да-да-да, прошу меня простить. Я вспомнил про Сандея, потому что был хорошо знаком с его деятельностью. Поэтому уважаемая Накахара и позвонила мне, когда ей понадобилось найти что-то в его бумагах. Увы, я прибыл на место, когда наладить с ней контакт уже стало затруднительным. Возможно, вы проясните ситуацию со своей стороны? Экубо внезапно напрягся, точно его прошибло электрическим зарядом, и хотел в ту же секунду вскочить с диванчика. Рейген прокрутил в голове его совет в случае чего прятаться за его спиной и тоже напрягся: а то вдруг «чего» уже случилось. — Ох, чёрт… Мы же Шигео помочь собирались! — выпалил Экубо. — Чего мы тут сидим?! Рейген с облегчением выдохнул, хотя и ощутил укол совести, что ничего не сказал раньше: ведь когда Моб выходил из комнаты, Экубо пытался спасти себя от тяжёлых увечий. — А с Мобом уже всё хорошо, — сказал Рейген. — Спит сейчас в номере. — Серьёзно?! То есть всё это было зря?! — Ну как же зря, вы добыли очень ценные сведения… — вставил Ято. Экубо изнурённо вздохнул и откинулся на спинку дивана. Мрачно посмотрел на Ято: — Азуми сказала, что все самые ценные сведения спрятаны в каком-то сейфе. А сейф-то мы и не нашли. — Первое, безусловно, правда, — сказал Ято. — А вот второе — нет. Я успел забрать сейф перед тем, как мы ушли. — Да ну? — Не сомневайтесь. Это маленький сейф, мини-сейф, если хотите. Он сейчас в рюкзаке, вместе со всеми бумагами. С бумагами, которые сами по себе неописуемо ценны. А если ещё и сейф открыть, то это может многое изменить в жизни каждого из нас… — Дайте-ка угадаю, — криво улыбнулся Экубо. — Его не открыть? — Сандей очень хорошо защитил свою работу, — уклончиво ответил Ято, сложив пальцы домиком. — Боюсь, единственный способ открыть этот сейф заключён в коде, который был известен только Сандею. — Не повезло тебе. Сандей мёртв. — Но его тело живо. — Бесполезно, — отрезал Экубо, отворачиваясь. Однако в том, как он вальяжно раскинулся на диванчике и как равнодушно ковырял пальцем дырку в обшивке, читалось что-то неестественное. — Из меня код ты точно не добудешь. Да и вообще, Азуми… то есть, уважаемая Накахара, хотела эти исследования уничтожить. Получается, это с тобой она два месяца бодалась?.. — хмыкнул он, взглянув исподлобья на Ято. — Не похоже, чтобы она тебе доверяла. А у меня есть по крайней мере одна причина доверять ей. — Ну, со мной и Накахарой история известная: она мне нравится, а я ей — нет… — горько усмехнулся Ято. — Но мы оба были тесно связаны с Сандеем. И у нас обоих есть свои мотивы. Можно даже сказать, что я и он были друзьями. Я имел обширное представление о его работах… Но, к моему сожалению, руководство Жеоды ценит мнение Накахары выше моего. Экубо резко подался вперёд, шлёпнув ладонями по коленям. — Давай начистоту. Ты хочешь получить исследования. Через меня открыть сейф — даже если это невозможно — и своими руками «менять многое в жизни каждого из нас»? — Верно, — без колебаний кивнул Ято. — Похоже, мы попросту тратим здесь время. — Ну, кто знает, может, я ошибаюсь, — развёл руками Ято. Экубо при этом насмешливо вздёрнул бровь. — Может, есть другой ключик к этому замку. Почему бы не попробовать? Давайте так. Если вам удастся открыть сейф, то все исследования останутся у вас. Можете даже уничтожить их — всё-таки, на данный момент именно вы находитесь к Сандею ближе всего, если так можно выразиться… А можете отобрать те, которые сами посчитаете нужными, правильными, безопасными, и связаться со мной. Поверьте, мы оба способны извлечь огромную выгоду из этой сделки. Простите мне мою бестактность, но вы наверняка нуждаетесь в деньгах? Впервые за весь диалог Экубо растерялся и промолчал. Мельком взглянул на Рейгена, но тот не решился ответить на его взгляд. С одной стороны, его серьёзное и взвешенное мнение в один взгляд бы попросту не уместилось. С другой стороны, Экубо и так прекрасно знал положение вещей. Его сумка с купюрами неизбежно худела. Поиски жилья откладывались на никогда не наступающее завтра. Разговоры о стабилизации заработка даже не пытались начаться. — В таком случае, рассмотрите моё предложение, — довольно сказал Ято в ответ на их молчание. — Я оставляю сейф, бумаги и уважаемую Накахару на ваше попечение — уверен, они будут в хороших руках. — Он поднялся с диванчика. — О, и конечно же, я улажу все вопросы касательно занятого номера. Меня знают в этой гостинице. — Спасибо за ваши хлопоты, — выдал Рейген заученную и ничего не значащую фразу, которая, однако, полностью удовлетворила любовь Ято к соблюдению формальностей. — Разрешите откланяться. Когда он ушёл, никто не решился нарушить молчание. Экубо так и сидел без движения, а Рейген сосредоточенно крутил пуговицу на рукаве пиджака, которая и так держалась на чистом упорстве. Наконец, Экубо пошевелился — пригладил растрёпанные волосы, чего обычно за ним не водилось. — Скользкий тип… — И меня откуда-то знает, — пробормотал Рейген. — Редко это бывает хорошим знаком, — туманно подметил Экубо. Рейгену уже изрядно надоело ощущение, словно он сидит перед десятком телевизоров, по которым крутят разные каналы, и пытается хоть что-нибудь понять. Поэтому он решил просто пройтись по самым частым словам из тех, что ему удалось разобрать: — Расскажи-ка лучше, кто такой этот Сандей? И что за исследования? И что за сейф?.. — Сандей… — протянул Экубо устало и обречённо — точно таким же голосом обычно вспоминают о горах немытой посуды поздно вечером. — Сандей. Так звали моего приятеля. Того, чьё тело я забрал. Он был учёным, занимался экстрасенсорными силами. В сейфе закрыта флэшка, на которой он хранил какую-то дохрена важную информацию… — И что за история между всеми вами? Экубо посмотрел на него как на человека, ни с того ни с сего ввернувшего в разговор очень грязное ругательство, поджал губы и в конце концов выдал: — Возможно, в другой раз… Такой ответ Рейгена не устроил, но в этот момент по холлу решила прогуляться сотрудница отеля, и пока она вальяжно шла мимо них, весь запал на дотошные расспросы успел выветриться. — А сейф ты можешь открыть? — спросил Рейген, как он думал, напоследок. Экубо вонзился в него таким озлобленным взглядом, что спина сама собой вжалась в спинку дивана, — хорошо хоть в лицо не плюнул… — Да сколько раз мне нужно повторить, что я ничего не помню! Тут ничего не осталось от Сандея, — заявил Экубо, тыча пальцем себе в голову. — Личность человека со всеми воспоминаниями стирается, когда я… По крайней мере, если мне приходится уничтожить его сознание. Между двумя последними фразами он сделал напряжённую паузу, после которой его тон сменился с сердитого на нерешительно осторожный. «По крайней мере, если...» — почему вдруг?.. — То есть в этот раз было не так? — осмелился предположить Рейген. — Не лезь не в своё дело, — огрызнулся Экубо. — Не больно-то и хотелось. Мне ещё работу идти заканчивать… Здесь он не приукрасил: клиенты наверняка уже заждались — стоило поторопиться. Рейген поднялся с дивана. А Экубо пускай лучше посидит и подумает о своих сейфах, всё равно больше сведений из него не выпытаешь; он и так уже немало сказал, а ведь это труд непростой — и выпытывать, и говорить. Рейген впервые видел Экубо таким понурым, и не мог заставить себя злиться на него.