Попробуй — коснись, можешь — полюби

Рейген понял, что слишком увлёкся собственной решимостью и драматизмом момента. Первая часть его плана не предусматривала никаких бурных действий и беготни — наоборот, она включала в себя размеренную работу с телефоном, а это было бы намного удобнее провернуть в отеле, не выходя наружу. Но когда Рейген об этом подумал, то уже стоял посреди улицы, а возвращаться обратно было бы как-то глупо. Поэтому он немного прогулялся и сел на первую подвернувшуюся скамейку. Какой-то маленькой частичке его разума, пересмотревшей супергеройских фильмов, казалось, что в такой момент небо должно затянуться зловещими серыми тучами, предвещающими тяжёлые перемены, но солнце светило так же ярко и невозмутимо, как и всю неделю до этого. На небе — ни облачка. Эта безоблачность создавала ложное ощущение, что никакой Финч не было и нет, и все беды, которые она обрушила Рейгену на голову, просто привиделись ему во сне. Но он твёрдо знал, что она где-то здесь, в этом городе, а именно — в одном из немногочисленных отелей. Рейген много думал, откуда Финч могла взяться и как их нашла, но единственное заключение, к которому он пришёл, — очень низка вероятность, что она из местных. Она очень чётко дала понять, что её цель — Экубо. Она заранее знала его имя и, главное, что он дух в человеческом теле, — скорее всего, какое-то время за ним следила. И раз она появилась так рано — на второй вечер после их приезда, — то слежка велась ещё в городе Специй. Возможно, она ждала, пока он уедет из города, чтобы совершить задуманное в более тихом месте… И она уж точно не могла спланировать, в какое именно место он поедет, потому что Рейген воспользовался генератором случайных чисел, когда выбрал этот городок среди россыпи точно таких же маленьких южных городов. А раз Финч приезжая, то ей нужно жильё. Следующая догадка пришла к Рейгену скорее по наитию, чем по логической цепочке, но он не захотел её отметать. Что-то подсказывало ему, что Финч не из тех, кто станет разбрасываться деньгами, а значит, в первую очередь нужно проверять самые дешёвые отели, апартаменты и гостевые дома, причём именно в таком порядке. Гостевой дом выглядел наименее правдоподобным вариантом, потому что человек, имеющий при себе целый арсенал для охоты на духов, вряд ли захочет рисковать и светить им перед соседями. И в записной книжке Рейгена — какое совпадение — остались записи со времён планирования отпуска: список всех недорогих гостиниц вместе с их телефонами, чем Рейген и воспользовался. Он обзванивал отели, начиная разговор примерно так: — Добрый день! Если вас не затруднит, не могли бы вы кое-что проверить? Я ищу свою знакомую… Но в конце концов, отели закончились, а следов Финч он так и не нашёл. Следующий пункт поисков — апартаменты, но их так просто не прощупаешь. Рейген захлопнул записную книжку и потёр переносицу, размышляя, как лучше всего с ними выкрутиться. Затем встал со скамейки и побрёл в направлении ближайших к их отелю апартаментов. Всё равно ему уже надоело сидеть на месте. Первая попытка оказалась неудачной: когда Рейген позвонил в квартиру, ему ответил очень низкий мужской голос. Конечно, у Финч могли быть и союзники, но в таком случае стоило бы пересмотреть всю стратегию целиком. Поэтому Рейген ответил: — Мидзухо, это ты? За дверью почему-то помолчали. — Нет, — ответил наконец мужчина. — Прошу прощения, ошибся квартирой, — сказал Рейген и торопливо зашагал прочь, потому что в голосе из-за двери ему послышались угрожающие нотки. Следующая квартира находилась через квартал от этой. Рейген шёл и думал, что если продолжит вот так шататься от двери к двери, то кто-нибудь может что-то заподозрить и сообщить в полицию. И не мог полностью отделаться от мысли, что и ему следовало так поступить, а не пытаться самолично отловить потенциальную убийцу. Да, из уст Финч отчётливо прозвучали слова «Запомни, я тебя уничтожу», но, возможно, она всё-таки не уравнивает призраков с людьми и поэтому не до конца сознаёт, что творит. Он свернул за угол и сверился с картой: вон там, в конце улицы, стоит дом, где, возможно, Финч прямо сейчас планирует следующее нападение. Раскладывает по столу инструменты, как перед сценами пыток в фильмах, хладнокровно просчитывает, как застигнуть свою жертву врасплох. Да, она намерена убить. А Рейген не намерен в последние дни своего отпуска вздрагивать от каждого шороха и смотреть, как Экубо изводит себя, теряясь в неизвестности. Дом в конце улицы ждал его. По-другому никак. Да и перед Финч у него есть по крайней мере одно преимущество: она наверняка считает его обычным мошенником-недотёпой, а он, тем временем, совсем не так прост. Он застигнет её врасплох, и ей придётся посмотреть, кто из них на самом деле профессионал в своём деле. Нужная квартира располагалась на первом этаже. Рейген зачем-то полминуты постоял перед дверью, собираясь позвонить в неё, но затем решил, что снова нагоняет лишней драмы: сейчас окажется, что в квартире нет никакой Финч или она вообще пустует. И надавил на кнопку звонка. Никто не ответил. Рейген ещё немного посверлил взглядом дверь — безрезультатно. На всякий случай позвонил снова, хотя уже приготовился уйти, и случилось непредвиденное — дверь открылась. На пороге появилась Финч — Рейген даже не сразу узнал её без яркого платья и многокарманной куртки. Из одежды на ней была только очень растянутая футболка, в которой с трудом узнавался белый цвет, а ниже футболки, похоже, не было ничего кроме белья… Зато в волосах, помятых и растрёпанных, виднелась всё та же дорогая синяя заколка. — А, Рейген Аратака… — сказала Финч и широко зевнула. — Честно признаюсь, интервью ещё не готово. Или ты не за этим пришёл? Рейген растерянно заморгал: про интервью он уже и вовсе забыл. А Финч, кажется, сама была не так уж проста: всего парой фраз вызвала у Рейгена скрытый зубовный скрежет. Подумать только, совершила покушение на убийство — и ничего, спит себе спокойно… — Да нет, я хочу просто поболтать, — непринуждённо сказал Рейген. — Мне кажется, в прошлый раз обстановка немного накалилась. Финч задумчиво почесала плечо, с которого начала сползать футболка, и усмехнулась: — Да, пожалуй… Если хочешь, проходи, поговорим. Она ушла в квартиру, оставив дверь приоткрытой. Рейген недоверчиво на неё взглянул — не ловушка ли? Но уж теперь-то, побывав в любимчиках у удачи и за минуту перепрыгнув целую ступеньку своего плана, развернуться и уйти было бы совсем идиотизмом. Поэтому Рейген шагнул через порог. Цепкий взгляд тут же забегал по стенам комнаты, пытаясь ухватить подозрительные и компрометирующие детали жилища Финч, но квартира оказалась самой обычной квартирой под съём: необжитая пустота, сдержанная, но аккуратная мебель, всё ровное, скучное и пресное. Даже никаких диковинных орудий для пыток не было видно. К имуществу Финч однозначно относился только ноутбук, стоящий на столе, и разбросанная по кровати одежда. Кроме этого Рейген заметил в углу два увесистых мешка с чем-то коричневым и сыпучим. Зерно?.. Вероятно, оно принадлежало не владельцам квартиры, но и о Финч эти мешки говорили немного — только озадачивали. — Вообще-то я не ожидала гостей, — сказала Финч, — надо хоть штаны надеть… Рейген хотел повернуться к ней спиной (хотя в то, что Финч могла смутиться от его взгляда, верилось с трудом), но так и не привёл замысел в исполнение, потому что его внимание привлёк открытый ноутбук. Открытый включённый ноутбук. — Приятная здесь обстановка, — заметил Рейген. На экране ноутбука он успел увидеть шапку ютуб-канала и кусочек его названия: «Jay», но шпионаж остановила Финч, захлопнув ноутбук и убрав его под стол. Теперь её просторная футболка была заправлена в грубые камуфляжные штаны. — Да, в этом городе очень хорошее жильё, — согласилась Финч. Она, чуть привстав на носках, дотянулась до шкафчика, висевшего над столом, и вытащила из него банку с консервированной фасолью. — Надолго ты здесь? — буднично спросил Рейген, наблюдая, как Финч садится прямо на стол и вонзается в банку невесть откуда взявшимся консервным ножом. — Зависит от того, насколько быстро расправлюсь с работой, — ответила она и указала на единственный стул, приставленный к столу. — Бери стул и садись. Рейген стиснул зубы. Он готов был уважать почти любое из занятий, которые люди себе придумывали, чтобы заработать на жизнь: труд есть труд. Но когда кто-то называл работой беготню с отравленным лимонадом и хитроумными шприцами и запугивание ни в чём не повинных духов… Ему было трудно не придумать для такого «работяги» пару не самых вежливых обращений. Но Финч — случай особенный. С ней нельзя было оступиться, особенно сейчас, когда она находилась в таком доброжелательном расположении духа. Возможно, она вообще не понимала, где в жизни свернула не туда. — Должно быть, сложная у тебя работа, — сказал Рейген не без тени издёвки. Финч взглянула на него так, словно целый день отвечала на один и тот же очевидный вопрос, и у неё вот-вот начнёт истерично дёргаться глаз. — Прости, что доставляю тебе неудобства, — вздохнула она, — но я обязана делать что должно. — Делать, что должно? И будь что будет? Финч наконец-то вскрыла фасоль и уставилась на неё с видом человека, не евшего уже сутки. Она вытащила из кармана штанов ложку, запустила её в банку, зачерпнула внушительную порцию фасоли и только после этого ответила: — В общем, да. Рейген изобразил на лице мягкую полуулыбку. — Вижу, у тебя к ситуации довольно беспечный подход, — сказал он и осторожно, пытаясь не спугнуть благодушие Финч, забросил первую удочку: — Не могло ли выйти так, что произошло недоразумение? — Недоразумение? — живо переспросила Финч. — Да, определённо, но спички я уже высушила и обиды на тебя не держу. Можем это забыть. Не сработало. Что ж, по крайней мере Экубо в своих худших предположениях насчëт намоченных спичек оказался неправ. Рейген ощутил внезапный прилив азарта и решил немного повысить ставки: — Может, и про нападения тогда забудем? — Ах, да, нападения… — протянула Финч, помешивая фасоль. — Да мне вообще-то тоже не нравится, что это так затянулось. Можете перестать мне мешать, тогда всё закончится быстро. На её лице на секунду мелькнула та же хищная улыбка и едва заметный прищур, которые она во всей красе демонстрировала во время интервью. Но из-за нелепой футболки и всклокоченных волос они уже не возымели такого глубокого эффекта, да и голос её звучал куда более шутливо и непринуждённо. Если тогда она разыгрывала с Рейгеном серьёзный теннисный матч, каждым ударом намереваясь расквасить ему нос, то теперь это была скорее дружеская партия в бадминтон. Именно поэтому Рейген не испытывал никакого стеснения, когда насмешливо ответил ей: — Или ты можешь перестать на нас нападать, тогда всё закончится ещё быстрее. — Он расслабленно откинулся на спинку стула, не сводя, тем не менее, взгляда с Финч. — Мы готовы выслушать твои требования и прийти к компромиссу. В конце концов, мир был бы очень неприятным местом, если бы любой конфликт улаживался только через убийство. Финч несколько секунд помолчала — неужели правда задумалась над его предложением? — Хм. Боюсь, единственное моё требование — выдать мне Экубо и не вмешиваться в то, что произойдёт дальше. Но тебя ведь это не устроит, не так ли? Нет, не попалась — хотя в её словах слышалось почти искреннее огорчение. Это не могло не обнадёживать: где огорчение, там и раскаяние… — Верно, — спокойно согласился Рейген. — И неужели ничто другое не поможет? Наверное, трудно простить тот поступок, что совершил Экубо. Это был классический блеф, который работал почти безотказно. Если Финч в самом деле гонится за местью, то упоминание некоего ужасного поступка Экубо — о котором Рейген, само собой, не имел ни малейшего представления, — наверняка надавит на её больные точки, и она сама выдаст какую-нибудь важную деталь, а уж дальше этой деталью можно будет вертеть как угодно. И Финч действительно изменилась в лице, когда услышала слова Рейгена: оно сделалось задумчивым и безучастным. Должно быть, болезненные воспоминания не давали ей покоя. — Наверное… — проговорила она, и в следующий миг вся её задумчивость как испарилась. — Только вот я понятия не имею, о чём ты говоришь. Мы с Экубо ни разу не пересекались до недавнего времени. Рейген задохнулся своими обманутыми ожиданиями. С самого начала у него было две основные версии: Финч просто скучно, поэтому она изводит всех злых духов без разбору, либо у неё с Экубо личные счёты, потому что когда-то в прошлом он ей досадил. Первая гипотеза уже провалилась, а вторая трещала по швам, поэтому свой следующий вопрос Рейген продумал хуже, чем следовало бы: — То есть он ничего не сделал?.. — Я этого не говорила, — хитро улыбнулась Финч. — Он злой дух, он наверняка что-нибудь да сделал. Итак, её проблема в том, что Экубо — злой дух? Поразительные метаморфозы происходили с гипотезами Рейгена: первая из них воскресла и пыталась срастись со второй, на полудыхании доживающей последние минуты. Получалось, что Экубо ничего не сделал Финч лично, но она считает своим долгом его истребить. Что ж, и с этим тоже можно работать… — И откуда у тебя взялась идея, что он именно злой дух? — поинтересовался Рейген. — Разве он сам себя так не называл? Действительно. Называл. Причём совсем недавно… Эх, Экубо, кто его за язык тянул? — Я тоже могу назвать себя злым духом, и что дальше? — парировал Рейген. Финч довольно, мурлыкающе рассмеялась. — Ладно, твоя взяла… — весело сказала она. — Но если серьёзно, то мы оба прекрасно знаем, что он злой дух, и нет никакого смысла дальше об этом спорить. Намного интереснее другой вопрос: ты знаешь, как появляются злые духи? — Ну, как профессионал… — с усмешливой важностью начал Рейген, но Финч, похоже, надоело с ним шутить. — Что ж, я сама своего рода профессионал и имею право ставить под сомнение твой профессионализм, — наставив на него ложку, сказала она, и улыбка совсем пропала с её лица. — Злые духи — все, без исключения — появляются в этом мире по единственной причине: негативные эмоции. Гнев, горе, жажда мести… И существуют они с одной лишь целью: воплотить эти эмоции. И чем дольше они существуют, тем более изощрённым, жестоким и изобретательным становится их разум. Они могут обретать огромное множество форм, но под их оболочкой всегда остаётся одно: та эмоция, которая их породила. Ты думаешь, это не накладывает никакого отпечатка? Когда-то Рейген уже слышал всю эту теорию — довольно обрывочно, но ничего кардинально нового, переворачивающего картину мира он в словах Финч не услышал. Интересно, какая эмоция породила Экубо? Раздражение? Принципиальная вредность? Полнейшая безалаберность?.. Рейген попытался представить «огромное множество форм», которые раскрывались подобно листьям капусты, чтобы по ними обнаружилось одно — ехидный сгусток придурковатой харизмы, и ему отчего-то стало смешно. — Не очень-то похоже на Экубо. — Уверен? — Финч склонила голову вбок, как будто примерялась, чтобы швырнуть в Рейгена банкой из-под фасоли, которая уже опустела. — То есть ты утверждаешь, что Экубо, существо, созданное с целью вредить, разрушать и обманывать, ни разу не пытался никому навредить, ничего не разрушал и никого не обманывал? — За те пять лет, что мы были друзьями, он не пытался сделать ничего из перечисленного, — ответил Рейген. Конечно, он самую малость кривил душой… Пять лет — очень грубое округление, особенно учитывая, что их знакомство началось совсем не по-дружески, но замалчивание таких условностей добавляло словам Рейгена вес. Финч, впрочем, этим не впечатлилась. — Пять лет — это, безусловно, очень внушительный срок для духа, который разменял не первую сотню… — заметила она. Рейген коротко вздохнул. Ему было нечего возразить. Да и Экубо отнюдь не отличался ангельским поведением: он и вредничал, и своевольничал, и временами таскал за собой ворох неприятностей, но всё это казалось просто горсткой пустяков, когда разговор вёлся о планах на самое настоящее хладнокровное убийство. Чего там Экубо разрушал? Вот Моб в своё время успел поразрушать так, что всему городу Специй по горло хватило, и всё остальное в сравнении с этим — просто житейские мелочи. — По крайней мере, вредит он не больше, чем люди, — добавил Рейген и задумчиво потёр подбородок. — Вообще-то, чаще он пытается сделать обратное. Он мне жизнь однажды спас. Зачем ему это делать, если он, как ты утверждаешь, злой? — Я понятия не имею, зачем духу понадобилось спасать кому-то жизнь — вариантов есть масса. Духи иногда и не такое вытворяют, чтобы провернуть свои хитроумные схемы… Но что касается Экубо — я, как свободный исследователь, изучала источники и находила кое-какие записи. — Финч отставила пустую банку, приосанилась и сложила руки вместе, ужасно напомнив Рейгену одного из его университетских лекторов. — Дух-охотник Экубо. Если я нигде не ошиблась с расшифровкой, а это очень маловероятно, то он — один из самых могущественных духов Японии в эпоху Эдо и позднее. Охотником его прозвали потому, что он охотился и пожирал своих собратьев-духов, и никому не удавалось от него сбежать... Можешь себе представить такую жажду силы? И, как я уже говорила, духи практически никогда не изменяют своим целям. В этом смысл их существования. Даже если предположить, что Экубо почему-то отклонился от первоначального маршрута, то остаётся открытым вопрос: что могло заставить его так резко сменить направление? — Есть исторические записи об Экубо? — недоверчиво переспросил Рейген. Это открытие застало его врасплох. — Ага. Я даже показать их могу — ну, расшифровки, — они вроде где-то в сумке валялись… — И кто же их писал? — Кто в ту эпоху интересовался духами, тот и писал. Часть из них, судя по всему, самими духами и написаны: на каком-то их наречии, и переводить их — просто мрак… Она говорила совсем как некоторые клиенты Рейгена, которые порывались поделиться досаждающей им рабочей рутиной. Правда, обычно ему приходилось слушать про бухгалтерские счета и бестолковых пользователей персональных компьютеров, а не про непереводимые призрачные рукописи, но в рассказ Финч верилось не меньше. Она действительно знала, о чём говорит. Но и Рейген позиции сдавать не планировал: — Единственное, в чём я могу с тобой согласиться — в этом мире полно злых духов, которые отравляют людям жизнь. И от них надо избавляться. Но значит ли это, что любого духа можно изгонять без суда и следствия? — Я думаю, что следствие уже провели за нас — вон, даже письменные протоколы остались. Духи устроены намного проще людей, и глупо спорить с многовековыми закономерностями: злой дух в сути своей всегда остаётся злым духом. Якобы задокументированный беспредел Экубо не сильно удивил Рейгена: он и так был в курсе, что духи питаются друг другом и что Экубо — не исключение. А вот последний вопрос Финч — про изменённый маршрут — всколыхнул в нём смутное беспокойство. Дело было вот в чём: Рейген приблизительно знал, чем Экубо занимался в прошлом, и знал, что он делал после присоединения к агентству, а вот оставшийся промежуток был закрыт лëгкой вуалью загадки. Рейген имел о нём представление только по обрывочным рассказам Моба и мутным обмолвкам Экубо: что-то там про становление богом, про секту, про битвы… Но Рейгену казалось, что такой уровень познаний в этом вопросе полностью его устраивает. До нынешнего момента. Встреча Моба и Экубо… Рейген не понаслышке знал, что нечеловеческая сила Моба переламывала судьбы и целые мировоззрения, но… правда ли её хватало, чтобы разрешить любой конфликт? И всё же Рейген не мог позволить себе проиграть спор, на который была сделана самая высокая ставка из возможных. — Глупо строить свои суждения не на реальных фактах, которым есть живые подтверждения, а на чьих-то древних записках. Получается, всё, что ты можешь мне предложить, — это какие-то зыбкие закономерности и непонятная «суть»? Не очень-то убедительные основания, чтобы лишить кого-то жизни. Финч устало и даже разочарованно вздохнула. — И вот опять ты говоришь о нём как о человеке… Ну да ладно. Думаю, ты не совсем меня понял. — Её разочарование сменилось не то сочувствием, не то снисходительностью — но в любом случае Рейген не мог отделаться от ощущения, что с ним говорят как с малолетним. — Скажем так, у меня есть свои основания. Просто я не могу их раскрыть. Но если говорить про конкретные причины, по которым кто-то другой может захотеть его убить... То наверняка найдëтся немало таких. Можешь представить, что кто-то мстит за свою мёртвую бабушку или типа того, если тебя беспокоит именно причина. Но я лично не думаю, что чья-то бабушка важна. Я думаю, что настоящая причина может оказаться у тебя под носом, но когда до тебя дойдёт, будет слишком поздно. У Рейгена внутри как будто сжалась пружина, и Финч, очевидно, это почувствовала, потому что победоносно ухмыльнулась, пронзительно, вызывающе глядя на Рейгена. И ведь она даже не понимала, что именно принесло ей триумф! Она сказала, что её «мёртвая бабушка» неважна, но именно она попала в самый центр мишени, в которую превратился Рейген. Экубо, вероятно, на самом деле убивал людей. Причём не так уж и давно… От него внятного ответа не добьёшься: он делал всё, чтобы сделать серьёзные обсуждения затруднительными, — по крайней мере, до того, как обзавёлся телом; потому что именно в ту секунду, когда приходило время задать важный вопрос, он мог попросту исчезнуть и не появляться весь следующий день, или неделю, или даже месяц, и что с ним творилось в это время — так и оставалось за занавесью тайны. И теперь всё, что скрывается за этой занавесью, может быть обращено против него. — Но у тебя нет ни одного реального доказательства, что Экубо причинял вред кому-то, кроме духов, — сказал Рейген, облизнув пересохшие губы, — и это значит, что ты готова пойти на простое и неприкрытое убийство. Тебе самой не противна идея абсолютно ничем не заслуженного убийства? — Ах, ты хочешь поискать доказательства? Да на здоровье. Разве овладение чужим телом само по себе не «злой» поступок? Рейгену показалось, что под ним затрещал стул. Финч была отличным стрелком по самым уязвимым точкам. — Ничего подобного… Это ведь пустое тело. Его прошлый владелец мёртв. Это всё равно что в заброшенном доме поселиться. — Что всё ещё противозаконно. Но не о том речь. Он сказал хоть, зачем ему вообще тело? — У него точно были причины… И не одна, — тянул Рейген время, судорожно перетряхивая в голове все беседы о новом теле Экубо, по которым, кстати, выходило, что проблем от него больше, чем пользы. — Это помогает в нашей работе… И телефоном можно пользоваться… И ещё он вязать любит… — Нет-нет, — перебила его Финч. — Он назвал точную причину? Рейген промолчал, потому что чувствовал, что соврать сейчас будет опаснее. Его пронизывало ощущение, какое он испытывал, когда в школе спрашивали несделанную домашку, только в тысячу раз хуже. А Финч уже, должно быть, разобрала его по косточкам и собрала обратно — как ей было удобно. — Кроме того, как ты можешь гарантировать, что тот человек действительно мëртв? — задала она последний вопрос. Последний, потому что это был контрольный выстрел в голову. И ведь сам Рейген когда-то задавал себе эти вопросы и сам же безжалостно вычеркивал их один за другим, оставляя неотвеченными. Потому что без них, конечно, было проще дойти до принятия и спокойно наслаждаться присутствием ещё одного человека в своей жизни. Возможно, это наслаждение было обманчивым, потому что никакое тело, никакая маска не изменит того, кем Экубо являлся в действительности. Само по себе это не значило ничего плохого, но, возможно, Рейген в своём доверии где-то перешёл черту, которую переходить не стоило… И это стало ошибкой, из-за которой он терпел поражение. Он встряхнул головой. Нужно было поставить точку — это наибольшее, чем он мог отыграться. — Я не могу гарантировать… Но я доверяю Экубо, — твёрдо сказал он, и на языке стало невыносимо горько просто от мысли, что эти слова могут быть ложью. Финч кивнула. — Итак, ты мне не веришь, — подвела она скорбный итог. — Хорошо, понимаю. А я не верю тебе. Что будем делать? — Я всё ещё считаю, что мы можем договориться. — Что ж, это как-нибудь в другой раз, потому что мне пора заняться работой, — сказала Финч и, уловив колючий взгляд Рейгена, с усмешкой добавила: — Я имею в виду письменную работу, знаешь ли. Рейген поднялся со стула. — Хорошо. Всего доброго. Казалось, из квартиры он вышел не сам: его выпихнул на улицу пристальный взгляд Финч, упёршийся ему в спину. Ещё с полминуты Рейген стоял у закрывшейся двери, пока не шагнул неуверенно в сторону отеля. Солнце вдруг скрылось за маленьким одиноким облачком, и холодом пробрало как в подземном склепе. Рейгену никогда не удавалось точно определить, насколько шутливы байки Экубо: он мог запросто ввернуть в разговор какую-нибудь дикость и глазом не моргнуть. Как, например, про какого-то «парня из седьмого отделения», которого бросили на растерзание злым духам, и Экубо был «не уверен, что с ним всё в порядке»… О чём шла речь, Рейген так и не понял, но в день падения седьмого отделения вообще все на ушах стояли: могло ли случиться так, что Экубо кого-то приложил под шумок? Или вот более свежий случай — Божественное Дерево, или как его там, Рейген слишком расплывчато помнил то время… По всей видимости, в какой-то момент он потерял память, поэтому завершение той истории тоже пришлось восстанавливать по рассказам. Только вот рассказы Моба и Экубо ощутимо различались, преимущественно тем, что версия Экубо была заметно короче и пестрела дырками в некоторых важных моментах. Экубо просто не считал нужным говорить о таких вещах всерьёз: иногда Рейгену казалось, что их мышление действительно сконструировано чересчур по-разному. Финч пыталась убедить Рейгена, что само по себе злодуховное происхождение Экубо ставит на нём жирный крест. Но все неоднозначные воспоминания Рейгена, которые ей удалось вытащить на свет, ничего не говорили о злых духах. Они говорили лишь о том, что сам по себе Экубо — не без греха. Экубо — такой разный… Бывает Экубо сочувствующий; Экубо-сплетник; Экубо выручающий; надоедливый; упрямый; скрашивающий одиночество; заставляющий Рейгена чувствовать себя одиноким. Не может же всё это разом, в самом деле, быть частями одной закономерности — той самой «сути», о которой говорила Финч… Не может Экубо втайне ото всех вынашивать какой-то зловещий план — он уже прошёл эту фазу, она давно позади. И про Сандея он рассказал всю правду… Не сразу, тем не менее. Не сразу. Однако сейчас из всех этих Экубо Рейген чётче всего видел одного — протягивающего к нему руки в поисках укрытия и поддержки. Из-за него Рейген почувствовал окрыляющую, но безрассудную веру в себя, ради него нырнул с головой в авантюру и к нему возвращался с уловом, на который совсем не рассчитывал: скудные сведения о Финч и ворох противных сомнений. Может быть, какой-то другой Экубо, Экубо из прошлого, действительно совершил что-то непростительное, что-то, что заслуживало смертельного наказания, и именно поэтому Финч говорила так уверенно, действовала так точно и отчаянно: нет веры сильнее, чем вера в справедливость. Но меняло ли это тот факт, что смерть — это последнее, чего Рейген желал для Экубо? Нет, не меняло. И это главное.