***
Путь до рокового места потребовал почти в два раза больше времени, чем путь до вокзала. Рейгену уже начало казаться, что они просто блуждают по кругу, но Финч резко остановилась и заявила: — Это здесь. Тот самый перекрёсток. Однако перекрёсток, к которому они пришли, совсем не выглядел роковым: точно такие же дома, кусты и фонари, как в спальном районе, где жила семья Финч. Разве что чуть повыше и повычурнее. Финч предложила в качестве наблюдательного пункта крышу, что совсем не вызвало у Рейгена восторга. Но спорить с позиции человека, который согласился влезть к кому-то в окно, было как-то глупо. По пожарной лестнице они взобрались на крышу трёхэтажного дома, и Рейген с удивлением обнаружил, что вид оттуда открывается не такой скучный, как снизу. — Красивый район… — протянул Рейген. — Его иногда называют здешним культурным центром, — сказала Финч, усаживаясь на вентиляционную трубу. — Немного дальше пройти, и там театры, филармония… — Твоя семья собралась в театр? Рейген осознал, что делает не так, в тот же момент, как вопрос сорвался с губ. Но вернуть его обратно, увы, было уже никак. Вопрос получился не просто неуместным, а таким тяжёлым, что рисковал разбить непринуждённое равновесие — то самое, которое чудом выстроилось между Рейгеном и Финч. Ведь стояли они на этой крыше затем, чтобы наблюдать за возможной гибелью людей, о которых Рейген только что сделал идиотское предположение про театр и «собирались». Однако Финч посмотрела на него безо всякого выражения и задумчиво потёрла повязку на руке. И ответила — будто на вопрос о последнем альбоме какого-нибудь айдола: — На самом деле… Я не знаю. Я не очень-то часто с ними общаюсь. Разве что когда приспичит пошариться ночью у них дома… — Почему? — Работа у меня такая, — вздохнула Финч. Посмотрела через край крыши, ничего не увидела, закинула ногу на ногу и принялась рассказывать: — Видишь ли, когда кому-то достаётся огромная сила, хочется найти ей какое-то применение, и Моргана… Ну, точнее, я и Моргана, а потом ещё Коттон, договорились с кое-какими органами, и теперь Моргана помогает предсказывать теракты и другие крупные трагедии… — Она снова посмотрела с крыши вниз. Ничего не менялось. — И я, вообще-то, не имею законного права рассказать тебе больше. Нашей маленькой группировке приходится скрываться, и это… временами это сложно. Мои родные знают кое-что о моей работе, и мне пришлось выбирать: либо я вижусь с ними как можно реже, либо им придётся забыть обо мне почти всё. Рейген разрывался между тремя чувствами: то ли ему стоит посочувствовать Финч, то ли удивляться новому знанию про мир экстрасенсов, то ли беспокоиться, что оно было получено не совсем правомерно. Однако вскоре он определился. — Но кажется, что у вас с Морганой тёплые отношения. — Это правда, — согласилась Финч. — Но иногда она — самая тяжёлая часть этой работы. Я ничего не могу поделать. Она тёрла повязку на руке, глядя через край крыши. Рейген молчал. — Я знаю, что много значу для неë… — неожиданно сказала Финч, обратив к нему взгляд. — Что я многое вложила в наши успехи... Но в конечном счёте... Это еë работа. Она всё делает, за ней последнее слово, ей достаются все почести. Я заметила, что всегда всё складывается так, как это нужно Моргане, хотя она даже не пытается командовать нами. Это так, потому что с еë силы всë началось и еë сила всем заправляет. Я могу лишь помогать ей из еë же тени. — Финч усмехнулась. — Как будто она — главный герой, а я лишь поддержка. Немаловажная, но всё же… — Опять посмотрела вниз, но на этот раз одёрнула себя — с видимым усилием. — Именно поэтому появилась Джей. Я хотела сделать что-то, что будет принадлежать только мне. Что будет моей заслугой. И мне правда нравится моя работа, но... Это всё равно не та самая я, если понимаешь, о чём я… Рейгену не пришлось даже вспоминать птичью маску Финч — она и так то и дело плавала у него перед глазами, хотел он того или нет. Как Финч говорила на камеру и как — сейчас, теребя по привычке краешек бинта, — небо и земля. И конечно же, совсем неудивительно, что Моргана и Моб так хорошо спелись. — Кажется, понимаю, — сказал Рейген. Финч посмотрела на часы. — Вот и всё, — хмыкнула она. — Осталось пять минут. В её глазах отсвечивало что-то безумное, что-то с той стройки. Рейген теперь понимал: что тогда, что сейчас Финч некуда деваться. Неизбежность наступала на горло. Финч подобралась к краю крыши и присела на корточки у бортика, который его огораживал. Точно хищник на охоте. Рейген подсел к ней и отследил направление её взгляда: влево вбок. Всё на своих местах. Оставалось только ждать. Уж один фундаментальный закон природы всегда работает без осечек: чем напряжённее ожидание, тем дольше оно тянется. На этот раз Рейген почувствовал, что время остановилось: машины и пешеходы замерли, звуки улицы пропали. Только телефон в кармане словно нагревался и нагревался, руки и глаза зудели взглянуть на время, но Финч, очевидно, оно совсем не заботило. Она впилась взглядом в одну точку и замерла вместе со всем миром: готова была ждать всю вечность. Достать при ней телефон — всё равно что бросить спичку в лужу бензина. И Рейген задумался: а если план прогорит, если встреча с автомобилем всё-таки случится, Финч прыгнет к ним, вниз? И как её ловить? И надо ли?.. Ничего не происходило. Тротуар в заветной точке оставался пустым. А прошло уже сколько — пять, десять минут? Часы жгут карман… Может, их тоже надо было перевести? Если он прокололся в такой глупости… Проще самому с крыши спрыгнуть. — Это они, — прошептала Финч. Её слова прозвучали ударом гонга. Рейген осознал, что пялится вертикально вниз. Он метнулся взглядом в сторону — по тротуару шли четверо: пожилая женщина, пара, держащаяся за руки, и маленькая девочка. — Работает… — проговорила Финч, глядя на часы. Рейген со вздохом облегчения вытащил из кармана мобильник: 10:13. Четверо шли по тротуару. Тройка сменилась четвёркой. 10:14. Четверо прошли под укрытием Финч и Рейгена. — Хочу в этот раз на сцену! К дракончику! — воскликнула девочка. Так значит, они всё-таки направлялись в театр… Четверо скрылись за поворотом, а Рейген всё смотрел и смотрел на этот поворот, не способный осознать, что только что произошло. — Ты… — послышалось сбоку. Он медленно перевёл взгляд на Финч и встретился с её глазами: покрасневшие, обляпанные пятами синяков, но такие искренне-светлые, что хотелось довольно зажмуриться, как от весеннего солнца. — Ты сделал почти невозможное. Прими… прими мои поздравления. И Рейген наконец осознал: всё закончилось. Ему удалось. Никто не погиб. — Разве не тебя здесь надо поздравлять? — улыбнулся Рейген. — Ну… Думаю, я ещё послежу за ними. Сам понимаешь… Я до вечера, наверное, не успокоюсь. Финч поднялась и бодро зашагала к лестнице, но осознание Рейгена продвинулось ещё чуть дальше, и он понял, что поторопился с выводами. — Погоди-погоди! — воскликнул он. — Ещё ведь осталась вторая часть предсказания. Что насчёт того водителя?.. — Нельзя ведь спасти абсолютно всех, — заметила Финч. — Останься здесь, вызови ему скорую… — Уже поставив ногу на верхнюю ступеньку, она обернулась и сказала: — А ты мошенник… Быть может, величайший из всех живших. Обхитрил даже предсказание… И никто не узнает, что ты сделал! И она рассмеялась, счастливо и легко, и проворно полезла вниз по лестнице. Но Рейген её лёгкостью не заразился. Он занял старое место Финч на вентиляционной трубе и посмотрел через край крыши. Время снова запустили: машины ездили через перекрёсток, но неторопливо, не так, чтобы устроить автокатастрофу со смертельным исходом. Да и синих среди них не было… А Рейген ждал. У него было в запасе всего несколько минут — ничего тут не попишешь… Не придумаешь… Дело вовсе не в том, что в голову будто набили сырой ваты, так, что ни одна мысль не протиснется. Он уже позвонил в скорую. Он сделал достаточно. Рядом с трёхэтажкой росло дерево. В его кроне счастливо заливалась птица — обычная птица. Следить за Рейгеном теперь незачем. Солнце выглянуло из-за холодных облаков. Рейген почувствовал на щеках его тепло, но жмуриться и улыбаться больше не хотелось. Он остался совсем один в чужом городе. Куда теперь податься, как отсюда выбраться? Всё закончилось. Но никто не обещал, что дальше ничего не будет. Рейгену казалось, что он сидит посреди разгрома, оставшегося после оглушительной вечеринки. Так обычно и бывает: музыка отгремела, гости разбежались, а хозяин дома остался один на один с грудами мусора, разбитым семейным антиквариатом и пустым сердцем. Никак иначе Рейген себя чувствовать не мог. Он снова посмотрел вниз. По тротуару ходили пешеходы… И мерзкая, холодная, как червяк, мысль всё-таки проползла к нему в голову. Что если среди этих пешеходов ходит кто-то, чьи часы переводить было некому? И тогда он окажется на месте свидания вовремя… Нет. Рейген стиснул руками голову. Сколько можно… Он сделал достаточно. Достаточно для беспомощной букашки, какой он представал перед лицом судьбы. Он зажал уши, но всё равно услышал визг колёс и лязг мнущегося металла. Скорая прибыла на место спустя всего пару минут. Рейген чудом оказался на земле и даже, кажется, ниоткуда не прыгал. Вокруг него суетились люди. Ему задавали какие-то вопросы. А он не смог сразу вспомнить даже своё полное имя. В конце концов он смог ускользнуть от расспросов врача и поплёлся прочь от рокового перекрёстка, оставив все прочие заботы компетентным людям. Внезапно зазвонил мобильник. Рейген вгляделся мутным взглядом в незнакомый номер, и палец потянулся к кнопке сброса. Но случился промах. Рейген поднёс телефон к уху. — Слушаю вас. — Привет, Рейген… — сказали с того конца. Сказали очень знакомым и очень виноватым голосом.***
У Рейгена ушло почти десять минут просто на то, чтобы объяснить, где именно он хочет встретиться. И пока он объяснял, загадочное исчезновение Экубо всё стремительнее теряло элемент загадки — при таком-то таланте к ориентированию на местности. Но Рейген всё равно был зол. Настолько зол, что его злость осталась единственным барьером между ним и потерей сознания. Удивительно, как Экубо раз за разом удавалось разжигать в нём ту единственную эмоцию, которая помогала держаться на ногах… Но всё-таки Рейген был зол. В нём кипел ядовитый котёл слов, которые он готовился высказать Экубо в лицо, безжалостно, без промедления — как только тот появится на горизонте. Что-то про обещания, надёжность, ответственность… про беспокойство… про сушёные яблоки ещё… Не так уж и важно, о чём именно, — Экубо не мог отделаться легко. Не в этот раз. Он не может продолжать исчезать и появляться, появляться с этой его обезоруживающей ухмылочкой на лице и легкомысленными шуточками. Пока он не получит щедрую порцию словесных оплеух, ничего не закончится. Маленькую площадь, где ждал его Рейген, патриотичные архитекторы города Магнолий засадили деревьями, в честь которых город и получил своё имя; росли они так часто, что даже создавали иллюзию приватности. Поэтому Рейген был так уверен в себе и своих словах. И наконец-то Экубо появился. Не стал разыгрывать никакого спектакля, выпрыгивать из-за спины, щипать за плечи — просто вышел на площадь, нашёл взглядом Рейгена и направился прямиком к нему. Ничуть не изменился с их последней встречи: тот же растерянный вид, те же подтяжки цвета пронзительной бирюзы… По виду — ничего с ним не случилось. На лице Рейгена проклюнулась улыбка, но он быстро спохватился и опустил уголки губ на то место, где им полагалось быть во время серьёзного разговора. Ещё пара шагов — и можно начинать… — Прости меня. Рейген подавился словами. — Прости меня, Рейген… — повторил Экубо. — Я не знаю, что ещё сказать. Прости… Да, он не выскочил из тени и не подкараулил в засаде, однако разгромил ожидания Рейгена, так, как ему никогда прежде не удавалось. Напугал настолько, что Рейген проглотил язык… Несколько секунд прошли в болезненном молчании, и Экубо глубоко вздохнул. — Я знаю, что подвёл… Но теперь я тут. Я в твоём распоряжении — скажи, что сделать, и я сделаю. Что с Финч? Вы выяснили что-нибудь? — Финч… в порядке, — ответил Рейген, пытаясь выловить осмысленные слова из рассыпающейся кучи, в которую превратились его мысли. — Всё в порядке. Мы… победили. Он сам подивился, как пусто и неправдоподобно звучала эта фраза, произнесённая вслух. Экубо тоже это прочувствовал, судя по его нервному смешку. — Кажется, я много интересного пропустил… Рейген ещё немного порылся в обрывках ругани и упрёков, которые потеряли своего адресата; просеял их через новые обстоятельства, пока не остался единственный вопрос, ещё не потерявший заманчивого блеска осмысленности. — Что с тобой случилось? — тихо спросил Рейген. Казалось, Экубо очень хочет спрятать взгляд, но из последних сил держится и не прерывает раньше времени долгожданную встречу их глаз. — Не очень-то много, честно признаться… Началось всё с того, что когда мы спустились в метро, я заметил на рекламе символ Жеоды…Ты наверняка помнишь Жеоду… Я встревожился и позвонил Азуми, а вы в это время уже сели на поезд, и я решил, что быстро с ней переговорю. Она рассказала мне, что местным цирком заправляют выходцы из Жеоды, и — какая неожиданность — они в отвратительных отношениях с Сандеем, и скорее всего уже меня заметили, потому что у вокзала у них стоит ловушка для туристов… И пока мы с Азуми выясняли, что мне делать, у меня сел телефон. И почему-то я решил, что наилучшей идеей будет уйти из метро, а не ехать за вами: так я и поступил. Мне кажется, я тогда не думал… Точнее, думал, что главное — разобраться с угрозой, а всё остальное — потом, но… И это ведь я говорил, что лучше всего сидеть на месте и вообще никуда не ездить, но я почему-то не осознавал, насколько серьёзной была твоя просьба. Экубо замолчал и виновато шмыгнул носом. Как будто нарочно сделал паузу, чтобы дать шанс пламенной речи Рейгена возродиться из пепла, но пепел этот уже развеялся по ветру. Рейгену больше не хотелось кричать и не хотелось ругаться. Он выпил перед разговором целую бутылку воды, но снова чувствовал горечь на языке — правда, острые хот-доги не имели к ней никакого отношения. — Ну, с угрозой хотя бы разобрался? — проворчал он. — Да как сказать… Когда я выбрался из метро, началась сущая неразбериха: меня попытались прижать к стенке, но я удрал: даже какого-то мужика загипнотизировал, чтобы он их отвлëк… А Азуми в это время пыталась связаться с этими ребятами и объяснить ситуацию. Но они ей не поверили. А когда я наконец-то оторвался, оказалось, что вокруг меня не город, а лабиринт какой-то. Я пытался вас найти. Правда. Я пытался выследить вас — точнее, не вас, а Шигео, — по следам ауры, но среди таких огромных толп людей следы вообще не читаются. В конце концов, я даже нашёл станцию, на которую вы уехали, но вас там уже не было… А потом я убрался оттуда, потому что главный штаб этих чудил был прямо надо мной. Я ходил, и ходил, и ходил… Но всё безуспешно. Рейген чуть не возразил: а как же карты, инфоцентры, прохожие, у которых можно попросить телефон, в конце концов? Но быстро понял — это затея ещё более безуспешная, чем попытки злого духа найтись в человеческом мире. Точно так же, как Рейген не видит собратьев Экубо, сам Экубо не может разглядеть очевидных для простого человека возможностей, и если кого-то и стоит за это винить, так это Рейгена — за недостаток предусмотрительности. — Я всю ночь где-то шатался, пока снова не вышел на них, — продолжал Экубо. — И выяснилось, что Азуми всё им объяснила, и они приняли меня с распростёртыми объятьями. В итоге, именно они предложили мне телефон, и я смог с тобой связаться, но до этого мы пару часов сидели и обсуждали что ни попадя. Про Сандея поговорили… Я услышал пару интересных версий насчёт его происхождения. — Да ну? — Кто-то сказал, что он — метис от брака японки и негра. Но другой парень был убеждён, что он турок. Были ещё версии, что он итальянец, грек, филиппинец… Или, каким-то образом, всё это одновременно. А о его прозвище мне сказали, что якобы в сандей он подмешивал наркотики и так их распространял. Потом возразили, что при первой встрече он всем предлагал сандей… очевидно, с наркотиками в качестве приправы. Ещё была версия, что это прозвище — аббревиатура, но в неё я не особо верю. — И как она расшифровывается? — Там в основном нецензурные выражения, — сказал Экубо с усмешкой, и Рейген, будто эхом, тоже усмехнулся. Но эхо быстро заглохло в скорбной тишине. Рейген смотрел на зелёные листья магнолии и думал, что, должно быть, когда она стоит в цвету, город преображается и перестаёт походить на безумный зеркальный лабиринт. Это замечательный город. Просто время для их знакомства подобралось самое неудачное… — Ты, наверное, в ярости. Имеешь полное право, — сказал Экубо, выдернув Рейгена обратно в реальность, в которой город Магнолий предпочёл представится коварным и враждебным. — Но мне правда очень, очень жаль… Он вдруг пошатнулся и опустился на колени, разведя руки в умоляющем жесте. — Прости. Рейген вздрогнул под его взглядом. Он совсем не хотел играть в милостивого всепростителя, глядящего на покаявшихся сверху вниз, — немного понимания, сочувствия и чашечки чая в каком-нибудь тихом кафе их родного города было бы более, чем достаточно. — Ну ты и бестолочь… — только и смог сказать он. — И что ты делаешь? Я не настолько зол на тебя. Случившееся — не полностью твоя вина. Главное, что всё обошлось… Все живы. — Он чуть помедлил и добавил: — Ты в безопасности. Рейген снова всмотрелся Экубо в глаза; пропустил его взгляд сквозь себя, медленно, старательно, но не впитал ничего, кроме приевшейся горечи. Быть может, Финч была в чём-то права… Каким Экубо видит мир через эти глаза? Опасным, запутанным, без телефонов?.. И каким он видит… его, вот через эти самые глаза, полные слепого раскаяния? Сейчас, однозначно — высоким. И это неправильно. — Пойдём, — сказал Рейген, мотнув головой, призывая Экубо подняться с колен. — Нужно ещё забрать Моба… — Забрать?.. — переспросил Экубо, но Рейген в ответ только вздохнул, вынимая из кармана телефон.***
Коттон появилась внезапно, как рояль, вывалившийся на сцену из-за кулис. События разыгрались так, что Рейген не успел позвонить Мобу: тот его опередил. Сообщил, что он и Моргана едут в город, и спросил, где устроить встречу. И когда они заявились в маленькую чайную, где Рейген и Экубо решили скоротать время ожидания, Коттон просто заявилась вместе с ними. Рослая, статная женщина с белыми кучерявыми волосами, напоминающими шапку из ваты. В отличие от яркой, бойкой Финч и улыбчивой Морганы, которые оставляли неизгладимое впечатление даже с полувзгляда, она вызывала крайне туманные ощущения. Как будто моргнёшь, и её образ тут же расплывётся в голове. После того, как все в очередной раз друг другу представились, Коттон сразу же обратилась к Рейгену: — Финч связалась со мной и рассказала о сотрудничестве и об обмене информацией, который произошёл между вами. «Значит, видимо, с ней всё в порядке», — подумалось Рейгену. — К сожалению, наша работа не предусматривает вовлечения посторонних лиц, — продолжала Коттон. — И хотя знакомство было очень приятным, его придётся пресечь. «Так штампованно говорит. Бюрократ какой-то что ли?» — лениво подумал Рейген, и только после этого обратил внимание на зловещее заключение, к которому подвела Коттон. — Пресечь? — нахмурился Рейген. — Что вы имеете в виду под «пресечь»? — Как бы корректнее выразится… Я умею стирать память. И обычно именно так заканчиваются все нежелательные контакты. Так что… Рейген, встрепенувшись, чуть не опрокинул чашку с недопитым чаем. Он многого наслушался за последние сутки, но это — это стало последней каплей. «Никто не узнает, что ты сделал», — вспомнились уже не такие загадочные слова Финч. И ладно бы с этим, но чтобы и сам Рейген не знал о собственных подвигах? — Погодите! — воскликнул он. — То есть всем нам сотрут память? — Таковы правила, — пожала плечами Коттон. — Впрочем… Я не уверена, что мне хватит сил стереть память вот этому молодому человеку, — сказала она, указывая на Моба. — А я злой дух, — встрял в разговор Экубо. — Боюсь, на мне фокус тоже не сработает. Коттон помрачнела. — Как неудобно. — То есть память сотрут только мне?! — не унимался Рейген, чувствуя, что по уши вляпался в какую-то шпионскую историю. И совсем не с той стороны, о которой мечтал в юности. — Издеваетесь? — Такова моя задача. Что ж… Коттон подняла руку — очень буднично, как будто собиралась смахнуть с полки пыль. Рейген беспомощно метнулся взглядом к Экубо, но прежде, чем тот успел что-нибудь предпринять, в разговор вмешалась Моргана: — Но ведь правда получится нечестно. И даже немного мелочно. Думаешь, мы не можем сделать исключение из правил? Хотя бы за заслуги наших союзников. — Я понятия не имею, о каких заслугах идёт речь, — прохладно ответила Коттон. — Но подумай о последствиях… — Чутьё говорит мне, что всё будет хорошо, — улыбнулась Моргана. Коттон посмотрела на Рейгена как на несправедливо оправданного преступника, но руку опустила. — И для чего меня вообще позвали… — Мне ведь нужно будет как-то доехать до дома, — сказала Моргана. — Кроме того, я хотела бы попрощаться. — Она обвела всех троих новообретённых знакомых своим иллюзорным взглядом, и её улыбка стала чуть-чуть шире. — Это был поистине занимательный опыт. Рейген не успел ни проникнуться ощущением миновавшей угрозы, ни ответить Моргане взаимностью. Моб торопливо спросил у него: — С Экубо всё в порядке? — Полнейший порядок, — ответил Экубо. Моб весело хмыкнул, улыбнулся, но затем снова посерьёзнел. — Я хотел бы извиниться за произошедшее, — сказал он Рейгену. — Это было очень безответственно с моей стороны. Кажется, нас немного занесло… — Экстрасенсорные штучки крайне непредсказуемы, — непринуждённо ответил Рейген. — Не бери в голову. Однако в чьей-то голове это происшествие обязано было храниться. И крошечная мысль, что Мобу не так уж отчаянно хотелось помочь Экубо, занозой засела у Рейгена на кромке сознания. — И ещё… Если моя помощь больше не нужна, я хотел бы остаться здесь на пару дней. Мы не всё успели обсудить с Морганой, и я думаю, это будет для меня полезно. А Рейген уже успел решить, что потрясения на сегодня закончились. Он посмотрел на Моба, вытаращив глаза и абсолютно не стесняясь. Моб, хоть и говорил неуверенно, извиняющимся голосом, выглядел так по-детски восторженно, будто его впервые в жизни отпустили гулять одного. — А твои родители не против? — поинтересовался Рейген. — Я звонил им, всё нормально. От этого заверения ничуть не полегчало, потому что сказать можно что угодно — не проверишь ведь… Рейген слишком смутно представлял отношения в семье Моба: главным образом потому, что лично знал только его брата, а с остальной роднёй заводить знакомство не торопился. Стоило бы порадоваться, что уровень доверия между Рейгеном и Мобом так высок, что можно просто оставить несовершеннолетнего парнишку в чужом городе с людьми, с которыми он знаком не больше суток… Но радоваться опять не получалось. С одной стороны, парнишка — это Моб, но с другой — Рейген не мог отделаться от ощущения, что сам поступает как последний легкомысленный школьник. Но выбора у него, в сущности, не было. — Как скажешь, Моб… — пробормотал Рейген. — Как скажешь.***
Бывает так, что долгая и упорная работа, в которую была вложена и душа, и искренние стремления, пропадает под чистую. К примеру, фотошоп приказал долго жить вместе со всеми несохранёнными файлами, или ноутбук решил уйти на вечный покой… И всё, что остаётся сделать — стиснуть зубы и начать снова, с пустого места, и искать новую душу и стремления. Именно так Рейген и чувствовал себя, когда на следующий день после возвращения из города Магнолий вышел на работу. На этот раз речь шла не о файлах, а о самом Рейгене. Он пытался выстроить заново целеустремлённого, чуткого, полного энтузиазма профессионала — специалиста по духам и всякой всячине. Потому что им он и был до того, как начал играть в смертельные игры с судьбой. И сейчас люди нуждались в нëм. Настоящие люди. Поэтому он разгребал почту, рассылал извинения, делал звонки, пытаясь слепить из звуков, вылезающих из больного горла, приятный жизнерадостный голос. Экубо трудился за соседним столом, но его навыков в деловой коммуникации пока что не хватало для ощутимого вклада в процесс. Глаза Рейгена то и дело норовили закрыться: прошлой ночью сон заглянул к нему очень ненадолго. Пальцы, судорожно стучащие по клавиатуре, дрожали. Взгляд, словно намагниченный, раз за разом упирался в столешницу, потому что её монотонная поверхность казалась самой приятной картиной. Особенно тяжело стало передвигать взгляд по офису, когда в нём внезапно объявился Серизава. На удивлённый вопрос он коротко ответил: — К сожалению, всё отменилось. — Повезёт в следующий раз, — ободрил его Рейген и сразу же уткнулся обратно в ноутбук. Где случился поворот не туда? Пожалуй, Рейген знал ответ, но не подпускал его слишком близко, потому что он окончательно развеял бы зыбкое ощущение триумфа. Последнее, что осталось с ним. Всё уже кончено. Моб предпочёл остаться с Морганой: казалось, между ними выстроилась прочная дружеская связь. И для этого потребовалась всего-то одна ночь… Финч растворилась в бескрайнем лабиринте жизни, снова спряталась за цифровую маску на экране ноутбука, не оставив ни единой ниточки для связи: телефон, указанный в еë блоге, был теперь заблокирован. Да и что можно было от неë ждать… С Экубо Рейген не успел даже толком поговорить. Он пересказал развязку их приключения, но ощущения от этого разговора остались такие, как после прочтения сухой газетной заметки, в то время как в планах был многотомный роман. Дорога домой казалась отличной возможностью переговорить, но билеты из города Магнолий покупались в спешке — урвали последние, в разных вагонах. И никогда Рейгену не казалась более тоскливой поездка в толпе незнакомцев. Серизава, между прочим, уже проделал огромный путь к тому, чтобы стать одним из таких незнакомцев. В офисе он ощущался чем-то насколько чужеродным, что и смотреть на него было тошно. «Повезёт в следующий раз»… Ну разве это он ждал услышать? Но Рейген молчал. Молчал, пока Экубо не решил поговорить вместо него. — Эй, тут интересное дельце наклёвывается, — сказал он, подойдя к Серизаве с тонкой жёлтой папкой в руках. — Пойдём, разберёмся с ним. К счастью, Серизава возражать не стал. Они направились к выходу, и только тогда Рейген поднял глаза от стола. Похоже, Экубо и без всяких разговоров понимал, что творится у Рейгена в тяжёлой голове. Рейген смотрел ему в спину, пока он вёл Серизаву к двери, перекидываясь с ним весёлыми репликами. С самого утра он был такой: весёлый, светлый, лёгкий на подъём, и Рейген не мог отказать себе в мысли, что это — целиком его заслуга. И ему нестерпимо захотелось, чтобы Экубо обернулся, хоть мимолётно, хоть одним только движением головы… Уже взявшись за дверную ручку, Экубо секунду помедлил и бросил взгляд через плечо, чтобы посмотреть на Рейгена искрящимися благодарными глазами.