***
Когда они вышли из офиса, Рейген всё ещё пытался понять, что же такое только что произошло. Неужели тот разговор с Экубо, тот самый разговор… Вот так откроешься один раз, и поток свободных чувств уже не остановить. Рейген часто вспоминал тот день, проговаривал заново свои слова, вспоминал, что говорил Экубо… И как уже вечером, когда он ушёл, стало как-то паршиво. Когда выговорился, то сначала не легчает — сначала тревога усиливается, потому что не понятно, как будет дальше. Наступает ощущение полнейшей взбаламученности. Одновременно и хорошо, и плохо. Но постепенно становится спокойнее. Как будто сорвал старый пластырь с почти зажившей раны, и теперь она болит, но залечивается сама собой. И это — то самое ощущение свободы. Тротуары и асфальт под колёсами машин блестели после недавнего дождя: последние закатные лучи и только-только загоревшиеся фонари делали их глянцевыми. Томэ и Рейген почти не говорили. Один раз Томэ дёрнула его за рукав и указала на забавную вывеску кофейни, и они продолжили молчать каждый о своём. И всё же, наверное, об одном и том же… «Вообще-то… Я не уверен» — вспомнил Рейген свои слова. И почему он так ответил? На какое-то мгновение ему показалось, что Экубо чувствует то же, что и он. Но это легко могло оказаться иллюзией. Всё, что касалось Экубо, никогда не теряло лёгкого налёта загадочности и непредсказуемости: он ведь пришёл из совсем другого мира… Да и все его слова, все прикосновения могли значить что угодно. Идея, что кто-нибудь, не обязательно даже Экубо, мог подумать о Рейгене вот так, казалась ему музейным экспонатом, муляжом: существует, можно посмотреть, можно даже потрогать, но она не настоящая. На самом деле, наверняка Экубо даже не улыбнулся бы шуткам, которые Рейген себе навыдумывал. Прямо в лицо подуло промозглой осенней влагой — пришлось запахнуться в пальто поплотнее. Томэ неожиданно остановилась и сказала: — Давай свернём здесь. Эта дорога проходит мимо стадиона, где концерт… Идти я туда всё ещё не собираюсь, но просто пройти неподалёку было бы круто. Рейген не стал спорить с её загадочной логикой: ему было всё равно, куда идти, лишь бы не останавливаться… Они повернули в ту сторону, где на посиневшем небе играли перламутровые блики прожекторов. «Мои чувства реальны» — так сказала Томэ. Поначалу Рейген не понял, чем его так удивили эти слова, но теперь он медленно начал догадываться. Чуть больше месяца назад началась чехарда с убийствами, расследованиями, предсказаниями… ну совсем приключенческий роман. Точнее, в приключенческий роман эта история превратилась у Рейгена в голове. Так было и с падением Когтя, и с инопланетянами, и с уничтожением города Специй… Ведь в конечном счёте всё возвращалось к простым и рутинным походам в офис, клиентам, листанию манги, фастфуду на ужин — проживая эту повседневность, очень удобно было хранить периодические вспышки приключений в виде аккуратно расставленных книжек на полке памяти. Удобно, пока не приходилось протаскивать что-нибудь из этих книжек прямиком в повседневность. Как, например, стало с тем осознанием… Тогда, на крыльце домика Финч, Рейген был уверен, что это за чувство. А теперь — всё уже не так очевидно. Если все недели с момента появления на сцене Финч и до победы над злым роком были всего лишь страшной сказкой, то значило ли это, что и влюбился он понарошку? Реальность, повседневная реальность как будто выталкивала эти чувства обратно на страницы воспоминаний. — Ну, вот мы и пришли, — сказала Томэ. Рейген огляделся: они стояли почти под самой стеной стадиона, из него, как из жерла вулкана, били прямо в небо ослепительные лучи света. Кругом копошились кучки фанатов. Однако большая их часть, судя по гулу, долетавшему из-за стены, уже забила лучшие места и готовилась к зрелищу. — Всё ещё уверена, что не пойдёшь? — поинтересовался Рейген. Томэ секунду колебалась, но всё-таки заявила: — На концерт — уверена. Но тут неподалёку туалет есть… Подожди тут, ладно? Вечер так пропитался сыростью, что её можно было пить прямо из воздуха, если чуть приоткрыть губы. Рейген ещё раз огляделся: чёрная стена стадиона нависала сверху, вдоль неё бежал лабиринт блестящих металлических перил, а холодно-белые фонари вырезали через них сетку теней на асфальте. Место казалось знакомым… Рейген вытащил телефон, открыл папку с заказами, проверил адрес, сопоставил фотографию и окружение и окончательно убедился, что именно здесь ему предстояло провести экзорцизм. Сейчас у него не было при себе никаких инструментов, но почему бы просто не оглядеться и не сэкономить время? На фотографии, присланной клиентом, не было ничего необычного, кроме длинного размазанного пятна, почему-то навевающего мысли о чём-то морском. Рейген, за годы практики повидавший несколько сотен таких фотографий, мог намётанным глазом определить, что это просто дефект камеры, но лишняя проверка никогда не повредит. Рейген неторопливо двинулся вдоль стены стадиона, посматривая по сторонам. Воздух с каждой секундой намокал всё больше и больше. Свет фонарей чётко отпечатывался на этой влажной занавеси, отчего казалось, будто в тёмно-синем небе прорезали круглые белые окошки, и из них вот-вот кто-нибудь выглянет. Но там, куда шагал Рейген, фонарей не было. Вдруг, за спиной — хлопок! Сердце подпрыгнуло; Рейген резко обернулся и попятился. Но рядом с ним никого не было. Хлопок — просто шум со стадиона, где разогревалась сцена для громового рок-выступления… Ничего удивительного. Рейген вздохнул и включил фонарик. Пар струился изо рта и закручивался в клубки, похожие на фосфоресцирующие щупальца. А вокруг — по-прежнему никого. Рейген остановился и подумал, что в потёмках всё равно ничего не разглядит и пора возвращаться к людям и фонарям. Неожиданно среди монотонного эха человеческих голосов ему померещился долгий свистящий шелест. Рейген метнулся фонариком в одну сторону, в другую, но опять — ничего. Повернулся, торопливо зашагал к освещённой площадке. И едва не налетел на высокого мужчину в чёрном — тот словно из темноты вырос. Рейген с трудом удержал телефон: руки одновременно и задрожали, и попытались сжаться в кулаки. Но как только он направил фонарик прямо в лицо незнакомцу, беспокойство моментально стихло. Всклокоченные и давно не мытые чёрные волосы, потрёпанная кожаная куртка нараспашку, сутулая спина, чёрные круги под глазами… Рейген наткнулся на какого-то бродягу. Ничего сверхъестественного. Он хотел сделать вид, что ничего не случилось, и обойти бродягу стороной, но тот заговорил: — Ты пахнешь… — Он протяжно, шелестяще вздохнул, склонившись к Рейгену и обдав его ароматом пота и резины. — Ты пахнешь совсем как господин Экубо! Рейген сделал большой шаг назад. Слишком хорошо ему запомнился прошлый раз, когда возникший из ниоткуда незнакомец ни с того ни с сего называл Экубо по имени. Это случилось в отеле маленького города, во время интервью, после которого на духа-знаменитость устроили сумасшедшую облаву. — Экубо? — насторожённо переспросил Рейген. — Ну да! — воскликнул бродяга. — Он пытался съесть меня четыре раза, так что теперь мы лучшие друзья! Рейген понял, что рановато его беспокойство сдало пост, потому что с этим бродягой явно было что-то неладно. Теперь Рейген разглядел, что на его скулах, кистях рук, в широком вырезе майки виднелись синюшные участки кожи, похожие на трупные пятна. И, кроме того, его губы не выпустили ни единого облачка пара. И этому нашлось очень правдоподобное объяснение. — Ты… ты дух? — озвучил Рейген свою догадку. — Обычно да… Но сейчас — не совсем. — Дух в человеческом теле, — подытожил Рейген. — Кому какое дело? — отмахнулся дух. — Что куда более важно — где Экубо? Я учуял его и не мог не поздороваться. Где ты его прячешь? — спросил дух, шустро заглядывая Рейгену за плечо, и за другое плечо, и за шиворот… — Он прячется? Он любит прятаться… — Эй-эй-эй! Руки прочь! — отпрянул Рейген. — Ты кто вообще такой? — Глазам своим не верю! — раздался сбоку возглас. — Это Анаго?! Неподалёку от них стояла Томэ, тыча пальцем в бродягу-духа, и выглядела так, словно увидела призрака. Впрочем, она имела полное право выглядеть именно так, потому что как раз призрак перед ней и стоял. И тем не менее, взбудоражило её совсем не это. — Ты его знаешь? — удивился Рейген. — Конечно знаю! Это же Анаго! Солист и основатель «Электроугрей»! Что он тут делает?! Ты его знаешь?! С каждым возгласом она делала шаг ближе, пока бродяга-дух из Угрей её не остановил: — Так, полегче, ангелок! Да, это я, — сказал он со смесью обречённости и самодовольства. — И раз Экубо здесь нет, то я, пожалуй, пойду. Они, — он кивнул на стадион, — не начнут без меня концерт. — Это главный солист?! — спросил Рейген недоуменно, хотя в глубине души не понимал, чему удивляется: разве от рокеров можно было ждать чего-то другого? — Экубо? — нахмурилась Томэ. — Причём тут Экубо? Подожди! — воскликнула она, когда Анаго попытался раствориться в темноте. — А можно взять у вас автограф?! — Не так быстро, ангелок! — донеслось из-под стены стадиона, и вслед за этим Рейген и Томэ слышали только загадочное хлюпанье его шагов. Рейген подумал, что, возможно, только что расправился с одним из своих заказов, хотя как соединить солиста рок-группы и размазанное по фотографии пятно, пока что было не очень ясно. И в следующий миг Томэ накинулась на него с расспросами: — Что это было такое? Почему он упомянул Экубо? — Он сказал, что Экубо четыре раза пытался его съесть. Видать, старый знакомый. — Вот оно как… — пробормотала Томэ, и внезапно на её лице появилась привычная радостно-хищная улыбка. — Ну что же. Теперь я так просто это не оставлю. Теперь у меня есть рычаг давления, чтобы заполучить этот автограф… Припугнуть его, может… Рейген ощущал себя двойственно: то ли ему беспокоиться, что этот настрой может сулить уйму проблем, то ли радоваться, что проблемы в первую очередь достанутся не ему. И в конце концов, решил просто быть довольным, что меланхолию Томэ как рукой сняло. А в этом и состояла его первоначальная цель. — Куда теперь? — спросил он. — Знаешь… Наверное, я всё-таки пойду на концерт. Обстоятельства поменялись… Да и билеты я так и не продала. — Думаю, это правильное решение. Будь осторожна. Томэ бодро кивнула ему и побежала к сверкающему лабиринту перил, ведущему ко входу на стадион. Рейген улыбнулся и погасил фонарик.***
День получился долгим. Дома Рейген принял душ, переоделся в пижаму и заварил чай, но усталость так и не пришла. Однако это было не то противное ощущение, когда ворочаешься в постели и не можешь уснуть, хотя сознание отчаянно этого просит; в груди словно завели мотор, резвый, надёжный, и он всё никак не утихал. Рейген сел за компьютер, достал флешку с недоправленной мангой и размял пальцы в предвкушении. С заказом Рейген разделался за полчаса. Какое же это невероятное чувство — вычеркнуть графу в ежедневнике… Как созревшую вишню с ветки сорвать, а над головой — ещё много-много таких же вишен, и руки чешутся до них добраться. Рейген принялся выбирать следующую работу, и пока рыскал по файлам в телефоне, наткнулся на ту самую фотографию с размазанным пятном. Он пахнет как Экубо. И что бы это могло значить… Рейген принюхался к тыльной стороне своей ладони, но уловил только запах мыла. Должно быть, у духов это как-то по особенному устроено. Пахнет как Экубо… После тех объятий — не удивительно. После тех горячих ладоней, шёпота, прикосновений и дыхания, которых просило всё тело… Он и сам понимал, что в нём что-то переменилось. Может, запах, а может, и всё остальное. Рейген решил быстренько стереть призрака с фотографии. Другой фотографии. Работа незамысловатая, много мыслей не требует, поэтому мысли занимали себя чем попало. Разговор с Томэ вышел занятный… Как она перечисляла увлечения своей возлюбленной — ну просто загляденье. «И никто его не знает». Почему Рейген так себе сказал? Не такой уж Экубо и загадочный… Многое про него можно вспомнить: что он слушает, что смотрит, какие книги читает… Наверняка все это знают, а уж Рейген — тем более. Он смог остановить себя только когда понял, что уже пять минут сидит, невидящими глазами уставившись в экран, и пытается вспомнить, какая у Экубо любимая музыкальная группа. Вряд ли что-то в духе этих самых Угрей… Но и такое Экубо слушал, Рейген был уверен. Но любимая… На ум лезли два названия, Рейген записал их на листочек, лежащий рядом с монитором, и продолжил подчищать фотографию. Но почему две группы? Экубо ведь писал про это, кажется… Там была одна группа. Писал ведь, или нет? Рейген бегло пролистывал их переписку, цепляясь глазами за подозрительные названия. Столько воспоминаний… Вот они на фильм ходили, Экубо он не понравился. А что ему нравится? Рейген был почти уверен, что знает, но всё же проверить не мешает: например, через социальную сеть. Вскоре листочки с названиями перестали умещаться на рабочем столе, и Рейген задействовал пол и ковёр. Листочки множились, названия вычёркивались или обводились в неровные кружки. Вопрос с любимой группой разрешился, но что касается любимой песни… Переписка оказалась перерезана и выпотрошена: Рейген готов был залезть куда угодно, чтобы выцарапать хоть крупицу материи, из которой состоял Экубо. Рейген даже какую-то поздравительную открытку трёхлетней давности откопал, на ней была написана цитата из песни. Эта открытка — она ещё тех времён, когда Экубо щеголял в форме летающего зелёного шарика. Он уже тогда носил в голове эту строчку, и Рейген готов был поклясться, что в той же голове таких строчек найдётся ещё целый ворох. Он стал таким не вчера и не потому, что ему случилось наткнуться на пустое человеческое тело. Рейген был очень доволен собой: он всё, так или иначе, помнил. Теперь перед ним, в листках бумаги и обрывках фраз, разложен Экубо, разобранный на тонкие струнки своих вкусов. И с любым человеком можно проделать ровно то же самое. А если Экубо выбрал себе любимую песню, то, быть может, он и с людьми умеет проделывать такой трюк.