***
— Ну и кто бы мог подумать, что дело было в одном-единственном вентиле… — разочарованно вздохнул Рейген. — Один вентиль закрутить — и всё, никаких призраков! Он и Экубо сидели в ресторане и неторопливо ели рамен — хоть какое-то утешение после грандиозной и увлекательной работы, которая схлопнулась в пятиминутную халтурку и последующую фрустрацию. — Они хотя бы заплатили, — заметил Экубо. — Половину обещанного, — проворчал Рейген, хотя понимал, что стоит благодарить судьбу за такое щедрое вознаграждение. Он вздохнул. — Что люди только ни принимают за влияние мистики и духов, никогда не перестану удивляться… Я вот думаю… Может, дело как раз в том, что сейчас конторок вроде моей развелось как кроликов? И люди считают, что раз их так много, то и духов не меньше? — Предложение рождает спрос… — задумчиво проговорил Экубо. — Учитывая, сколько среди них настоящих мошенников, покупатели подбираются под стать продавцам. Рейген решил не влезать в спор о «настоящих мошенниках» и перескочил на тему, мысли о которой всё чаще и чаще посещали его голову: — Интересно, что сами духи думают по этому поводу. Их не пугает такое обилие продавцов? — Не смотри на меня так, будто я всё обо всех знаю… — с укором сказал Экубо. — Но исходя из моих наблюдений, духам плевать. Они не имеют привычки наблюдать, что там у людей происходит. Что, однако, совсем не мешает им заниматься вредительством. Рейген молча смотрел в окно. Перед стеклом пролетали редкие, но крупные снежинки — климатический сюрприз, преподнесённый ранним ноябрём, в который обычно ещё вовсю хлещут дожди. Мороз вцепился зубами в город, точно из засады: ещё с утра шёл мягкий осенний дождь, теперь же улицы покрылись, словно лаком, тонкой ледяной коркой. Рейген жалел только о том, что не додумался вытащить из шкафа пальто потеплее. — И что дальше? — спросил Экубо, дзынькнув палочками по пустой миске. — Ну… У меня теперь свободный вечер. Не могу сказать, что свободное время бывает лишним: мне стоит, наверное, взяться за какой-нибудь из следующих заказов, но… «Но»… Но ни один из тех заказов, которыми мог сейчас заняться Рейген, не подразумевал участия второго специалиста. А значит, как только Рейген выберет один из них, Экубо уйдёт куда-нибудь: домой, валяться перед телевизором, заниматься своими загадочными духовными делами, просто шататься по окрестностям… — Честно признаюсь, мне очень нравится эта часть города. Я тут учился неподалёку, но нечасто здесь бываю. То есть… Рейген смотрел в широко открытые, любопытные глаза Экубо, который как будто ждал от него чего-то, и не понимал, почему слова выговариваются так трудно. Десятки раз он произносил их: приглашал на обед, на ужин, в кафе, в гости, даже пару раз на выставки. Ещё ни разу — просто слоняться по улицам, без весомого повода… — Я хочу сказать… Может, прогуляемся, пока время есть? Экубо пожал плечами, но весьма бодро кивнул. — Неплохая идея. Пойдём, — сказал он, вставая. В голове Рейгена внезапно полегчало. И только тогда он понял: в те десятки раз у него в мыслях был лишь один сценарий событий. Теперь его потеснил ещё один — тот, в котором Экубо говорит «нет». Впервые Рейген испугался его отказа. Снова шевельнулось в груди ощущение нереальности: что, если этот шаг сейчас был ошибкой? Был ли это вообще какой-то шаг? Что, если всё с самого начала — ошибка… Но Рейген перестал об этом думать, как только за ними захлопнулась дверь раменной.***
— Что-то я Серизаву редко вижу в последнее время, — сказал Экубо, когда они спускались по улице: город в этих краях имел весьма волнистый рельеф. — Я стараюсь поменьше загружать его. Всё-таки не просто так он пытался сбежать на другую работу в конце этого лета… Мне кажется, ему нужно побольше свободного пространства в этот период. «У него ведь, в сущности, не было выбора, когда он шёл работать ко мне, — подумал Рейген и мысленно вздохнул. — И чем дальше, тем меньше факторов удерживали его на этой работе. Осталась, наверное, одна только благодарность…» — Понял, — сказал Экубо. — Разгружаешь Серизаву и загружаешь меня. Удобно… — Тебе это только на пользу, — усмехнулся Рейген. — А ты не знаешь, Серизава встречается с кем-нибудь? — А ты почему интересуешься? — Просто так, — проворчал Экубо, огибая рекламную доску кофейни и чуть не задевая Рейгена плечом. — Насколько я знаю, нет, — сказал Рейген и замолчал. Как начальнику, говорящему о личной жизни своего подчинённого, ему стоило замолчать. Но его занесло очень далеко от привычного окружения: он шёл по совсем чужой улице, среди совсем чужих людей — почти другой город. И что бы он ни говорил, его никто не услышит. Кроме, конечно, Экубо. — Была какая-то девушка, — добавил он, украдкой наблюдая за довольным лицом Экубо, — с которой Серизава ходил на курсы, пару раз забегала к нам в офис. Но она, кажется, вышла замуж. И хорошо, что вышла: слишком самоуверенная и постоянно жевала жвачку. — А что насчёт Томэ? — Томэ не любит жвачку, — уверенно ответил Рейген и только после этого задумался. — А… Ты имел в виду, встречается ли она с кем-нибудь? Нет. Но я знаю, что она… — Короткая пауза. Слишком уж он разгорячился… — Ей и так хорошо. Я слышал, что у Ханазавы есть девушка, — поспешно добавил он, уходя от опасной темы. — У него? Он не создавал впечатления парня, который по девчонкам… Он сейчас в универе? «Вот как, не по девчонкам, значит?» — отметил Рейген про себя, а вслух ответил: — Да, в Рисовом городе. — Тот самый крутой универ… — протянул Экубо и сделал широкий шаг через оледеневшую лужу. — Далеко парень пойдёт. Они дошли до перекрёстка: Экубо хотел повернуть налево, но Рейген потянул его за рукав и повёл направо. Рукав отпускать не очень-то хотелось: на этих лужах, коварно присыпанных снежной пудрой, легче лёгкого поскользнуться. — Крутой университет — ещё не гарантия успеха, — важно сказал Рейген. — Ну-ну, — ухмыльнулся Экубо. — А ты, говоришь, здесь учился? — Да. Закончил с тройками, но зато посмотри на меня сейчас. Поднял свой бизнес и твёрдо стою на ногах… И в тот же миг его ботинок, не найдя, за что зацепиться на льду, поехал вперёд. Рейген вскрикнул и потерял равновесие, но его спина наткнулась на твёрдую руку Экубо. Другая рука схватила его за локоть. Глаза Экубо мелькнули совсем близко: он успел прочитать в них насмешливое «Стоишь на ногах?» и тут же рассмеялся. Кивнул в благодарность за поддержку и попробовал шагнуть вперёд. Но нога не послушалась и поехала вбок. На этот раз Экубо поймал его плечом, не выдержал и расхохотался вместе с ним, и их смех прекратился лишь когда Рейген заметил, что на них оборачиваются прохожие, и потянул Экубо дальше по улице. Ещё один спуск вывел их к маленькой круглой площади, посреди которой был высажен островок деревьев; они стояли нагие, тёмно-серые и словно подведённые белилами. Вокруг стояла стена падающего снега; вместе с ней — вакуумная тишина.***
Рейген рассматривал манекены в витрине магазина: зимние куртки выглядели заманчиво тепло. Он слегка поёжился и ускорил шаг, догоняя Экубо, который успел уйти вперёд. — Слушай, Экубо, — сказал Рейген. — А если ты вселишься в манекен или куклу, то сможешь управлять ей, как телом? — Смогу, конечно, — ответил Экубо, пнув крошечный сугроб, попавшийся ему на пути, и взметнув в воздух фонтанчик снега. — Это раз в сто проще, чем управлять телом. Но тела, само собой, понадёжнее будут, чем куклы. — Да ну? Даже если они, например, из металла? — У людей хотя бы конечности не отваливаются… Ну, обычно. — А кружочки на щеках появляются? — продолжил расспрос Рейген. — У кукол? Не знаю, не смотрел… Скорее всего нет. Я однажды застрял в статуэтке какого-то божества: никто ничего не заметил. — Застрял? — с недоверием уточнил Рейген. — Ага. Дело было в храме… Вокруг меня постоянно толпились служители, и среди них был экстрасенс. А я тогда был очень слаб, поэтому если бы вылез — мне бы не поздоровилось. Только на четвёртый или пятый день он ушёл, и я наконец-то свалил. Зато много интересного услышал за это время. — Например? Экубо лукаво взглянул на него. — У кого-то из них была бородавка на заднице, — ответил он. Оба коротко посмеялись. — Ну, и ещё всякие мудрости. И просто как люди себя ведут — потом это очень сыграло мне на руку, когда приходилось притворяться одним из них. Но скажу откровенно, прокалывался я всё равно часто. Один случай очень запомнился… Я вселился в тело какого-то парня, и вскоре его друг начал меня подозревать. В какой-то момент взял да и спросил: «В какой позе мы чаще всего занимаемся сексом?» Я запаниковал… Сказал, что шутка смешная, а оказалось, что они правда спят вместе. Ничем хорошим для меня это не кончилось… — Он вздохнул и строго сказал: — Так что возьми на заметку: если подозреваешь кого-то, что он одержим или он оборотень, то задавай интимные вопросы. Кто бы там ни был на самом деле, в этих тонкостях они не разбираются… — Хорошо, я запомню, — усмехнулся Рейген. — Слушай, может, зайдём в ТЦ погреться? Меня уже до костей пробирает. — А я не чувствую холод, пока сам того не захочу. — Ишь ты. — Но я не отказываюсь греться, — сказал Экубо и легонько тронул Рейгена за плечо. — Пойдём, пока мозги не отморозил.***
Торговый центр оказал им не такой тёплый приём, на какой Рейген рассчитывал. Но всё же, когда они вошли внутрь, по коже пробежал приятный озноб, как будто с неё стряхнули холодную скорлупу. — Ну и погодка, — проворчал Рейген. — Последний раз такое бывало, когда мне было лет десять. Экубо выглядел совсем не впечатлённым таким откровением: его, как призрака, наверняка мало заботила погода. Он стоял и щурился, глядя на мощные каскады света, падающие с верхних этажей торгового центра до самого пола: лампы, светодиоды, гирлянды, вывески и рекламы; казалось, сам каркас этого места построили из света. — Ярковато тут, конечно, — сказал Экубо, но тут же его недовольство как рукой сняло. — О, смотри, распродажа. Это слово действовало на Рейгена подобно заклинанию, даже если у него и в мыслях не было что-то покупать и даже если при себе он имел только деньги, полученные за экзорцизм. Распродавали шляпы. Вернее, не только шляпы: шапки, кепки, береты, — все они были свалены в одну большую корзину посреди магазина. Рейген решил примерить клетчатую мужскую шляпу с узкими полями, Экубо выбрал чёрную кепку с накладками на уши, надел её, но потом зачем-то задрал накладки, чтобы они торчали в разные стороны. — Ты чем-то напоминаешь мне китайского императора, — сказал Рейген с усмешкой. — Да? А ты выглядишь как дешёвый мафиози, — усмехнулся Экубо в ответ. — Только искусственных мехов не хватает. Он снял кепку и, немного погодя, стянул с волос резинку, и они каштановой гривой обрамили его лицо, кудрявясь и топорщась от статики. Следующий его выбор — вязаная шапка с дурацким помпоном и длинными ушами-косичками. Пышные кудри забавно лезли из-под них. — А теперь ты похож на лабрадора, — заявил Рейген и тоже полез в корзину. Раз уж пошли по этой скользкой дорожке, ведущей прямиком к модной катастрофе, зачем останавливаться? Он вытащил лиловую шапочку-сеточку. Экубо чуть не прыснул. — Ты похож на побритого морского ежа! — Что?! — не поверил своим ушам Рейген, едва удерживая смех. Экубо отрыл в корзине женскую салатовую шляпу с широченными полями и тут же напялил себе на голову, едва не забыв снять предыдущий головной убор. — Викторианская дама на званом ужине, — выпалил Рейген. — А знаешь, эту я, пожалуй, оставлю, — сказал Экубо, смотрясь в зеркало и оправляя волосы. — Ну кто бы сомневался… Рейген был твёрдо намерен переплюнуть стилистический гений Экубо и снова запустил руки в корзину, перебирая шляпы, одну, вторую, третью… пока не наткнулся на то, что искал. Большая, бесформенная полосатая шапка какого-то серо-болотного оттенка. Рейген ухитрился нахлобучить её на голову и вызывающе посмотрел на Экубо. — Ты выглядишь, — ухмыльнулся тот, — как груша, которую потёрли наждачкой и сварили в киселе. Рейген не стал даже спрашивать, сразу расхохотался во весь голос, от всей души, и Экубо — вместе с ним хором. — Ладно, думаю, ты победил, — сказал Рейген, отдышавшись. — Тем более нас, кажется, сейчас выгонят из магазина.***
Избежав гнева продавца магазина со шляпами, Экубо и Рейген продолжили слоняться по торговому центру, дошли до фудкорта, где Рейген раздобыл себе суп и окончательно отогрелся. Они сидели друг напротив друга за маленьким столиком, изредка перебрасывались бессмысленными фразами, а на фоне играла такая же бессмысленная музыка. Неожиданно ушей Рейгена коснулись знакомые ноты. Он вскинул голову, прислушался. — Я знаю эту песню, — сказал он. — Отличная песня. — Это же одна из моих любимых, — удивился Экубо, тоже прислушавшись. — Я знаю, — улыбнулся Рейген. И он смотрел на него, продолжая улыбаться, и начал покачивать головой в такт музыке, пока Экубо не улыбнулся в ответ и не запел: — Хочу видеть нас… живыми. — Где ты сейчас… — подхватил Рейген. — Где тысяча… — Где… Подожди, что ты сказал? Экубо сконфуженно запнулся. — «Где тысяча»? — предположил он. — Ты вообще знаешь текст этой песни? — Конечно, знаю! — Бестолочь ты! — воскликнул Рейген, глядя на его серьёзно обиженное лицо и с трудом сдерживая смех. — Там поётся «Где ты сейчас». — А-а-а… — протянул Экубо так, будто Рейген поведал ему самый большой секрет вселенной. — В этом куда больше смысла. Рейген не выдержал и расхохотался, и Экубо, спустя секунду, слёг на стол вместе с ним. Пока они смеялись, то один, то другой, пытался продолжить подпевать, но все попытки с треском провалились. Наконец, они оба затихли и отдышались; звучал последний припев. И Рейген, набрав в грудь побольше воздуха, закричал: — Где тысяча!..***
Когда они, не без помощи охраны, покинули торговый центр, уже близился закат. Сначала Рейген хотел предложить поехать домой, но вспомнил, что неподалёку находится парк, откуда открывается шикарный вид на закатное небо, и пригласил Экубо туда. Спустя пару минут ходьбы Рейген указал рукой на далёкую треугольную крышу, которая виднелась за низкими жилыми домами. — Вон там, — сказал он, — университет, где я учился. — Навевает тёплые воспоминания? — с ухмылкой спросил Экубо. — Я бы не назвал их тёплыми… — пробормотал Рейген, и они пошли дальше. — Я не из тех, для кого студенческие годы были самыми светлыми годами жизни, и рад этому. У таких людей, видимо, на университете жизнь и закончилась. Но надо сказать, что для меня университет был… интересным опытом. Что бы такое вспомнить… А, однажды я сдал экзамен, не выучив ни одного вопроса. Да и лекциям я немного внимания уделил… Скучный был предмет. А экзамен поставили устный. Я тянул с ним до последнего, и в последнюю ночь всё-таки посмотрел список вопросов… И пошёл спать. А потом… Я даже не помню, о чём меня спросили, но я минут двадцать объяснял преподу принципы подлёдной рыбалки. И экзамен я сдал, к слову. — То есть ты уже тогда был шарлатаном, который, ничего не понимая в теме, готов людям зубы заговаривать ради собственной выгоды. — Я просто умею пользоваться своими талантами, — пожал плечами Рейген. Они подошли к развилке. Рейген затормозил; посмотрел налево, в тёмную узкую улочку, петляющую между жилых домов, среди которых, где-то вдалеке, затесался и тот дом, в котором он прожил всё детство и юность. Рейген свернул направо. — Но вообще-то я был не безнадёжным лодырем, — сказал он. — Чаще я старательно готовился к экзаменам, особенно на первом курсе. Учился даже ночами. Заваривал чай, накидывал на голову плед и сидел над тетрадями… Думаю, у меня эта привычка ещё с детства. Когда я был маленьким, мы с сестрой так же делали: сидели под пледом с книжкой, а она читала мне вслух. — И чем ещё ты занимался в университете? — спросил Экубо. — Пил, — ответил Рейген с кривой усмешкой. — Что? Очень трудно связаться со студентами и не пить, знаешь ли… Хотя я скорее был тем, кто вырубался уже на второй бутылке и кого тащили потом домой… А потом я бросил, чтобы впечатлить девушку. Экубо, кажется, чуть не запнулся — по крайней мере, голос его стал каким-то неровным. Рейген совсем не понял, чему тут удивляться, но ощутил лёгкий прилив самодовольства. — У тебя в универе была девушка?! — опешил Экубо. — Ну да, а что такого? Её звали Юми. Я был влюблён в неё ещё с первого курса, но сошлись мы только на третьем… Ну то есть как сошлись. Она призналась мне в чувствах, а потом чуть ли не клещами вытащила признание из меня… Она была очень целеустремлённая. Намного амбициознее меня. — Она призналась тебе в чувствах, говоришь? — Ну да, а что такого? И я не так уж и долго ломался… В любом случае, это лучше, чем было в первый раз. Впервые я влюбился в подругу моей сестры, она была на несколько лет меня старше… А я, двенадцатилетний болван, ей признался. Письмо написал и всё такое. Она меня высмеяла, да и ещё и всей их компании разболтала… Но когда сестра об этом узнала, встала на мою сторону. Я всё ещё помню… Она сказала «Зачем ты вообще в это полез? Я поговорю с ней. Нельзя так обращаться с людьми». И на следующий день я получил извинения. Но после этого, как понимаешь, я старался первым не лезть… — Значит, тебе повезло, что девушка знала, чего хочет. — Не то слово… — Рейген почувствовал, что, кажется, наговорил слишком много и поспешил сбежать от темы. Далеко, впрочем, уйти не удалось. — А ещё Юми увлекалась всякой эзотерикой — честно говоря, то, с чем я начинал свой бизнес, в основном прицепилось ко мне от неё… Она ходила в книжный клуб и знала много классных ребят с курса. И благодаря ей у нас сложилась прочная студенческая компания. Я, она, её подруга Сидзуко и мой друг Рюноскэ, ты про него уже слышал. Рейген готов был поклясться, что ноги сами привели его именно в то место, куда привели, и именно в тот момент, когда он заговорил о Юми. От улицы, по которой шли он и Экубо, вбок отходила ещё одна улица — спускалась по склону холма пологой лестницей. По обе стороны от неё росли вишни — голые, угловатые, почерневшие, присыпанные, как пылью, снегом; словно мёртвые; а тогда они стояли в полном цвету; Рейген и Юми возвращались из университета домой, она подарила ему веточку вишни на прощание и побежала вниз по широким ступенькам. Он ещё долго смотрел ей вслед и думал, что её смех, должно быть, навсегда останется в кронах этих вишен. Но сейчас Рейген не слышал ничего. Опять шёл тихий снег. Тогда Рейген будто ходил по краю обрыва — дыхание захватывало с каждым шагом, с каждой мыслью, а сами мысли спутывались в тугие сети, из которых не сбежать. Сейчас он чувствовал себя совсем по-другому. Он знал, куда идёт, его мысли текли плавно и свободно, он чувствовал под ногами твёрдую землю, и даже если она его подведёт — не менее твёрдая рука Экубо всегда рядом. Он и Экубо уже через столько прошли вместе… Уже ничего не сможет отобрать их друг у друга. — И чем всё закончилось? — спросил Экубо. Рейген ответил не сразу: отвлёкся на дорогу. И очень вовремя, потому что иначе споткнулся бы о ветку, упавшую поперёк тротуара. Парк был уже близко. Мысли плавно вернулись к вопросу, который задал Экубо. Рейген, ещё только начав свой рассказ, понимал, что придётся на него ответить. — Ну… Юми уехала. Спустя всего пару месяцев после того, как мы начали встречаться, она выиграла какой-то конкурс, и у неё появилась возможность переехать в город покрупнее. Учиться там, строить карьеру… Она звала меня поехать с ней, но… я не смог. И она просто уехала. Больше мы ни разу не говорили. И наша компания тоже распалась. Сидзуко и Рюноскэ поругались, она сказала, что ненавидит его. Теперь я понимаю, что отъезд Юми сильно повлиял и на неё тоже. А болван этот вскоре отчислился. Оставшееся время я доучивался, в сущности, один. Экубо что-то хмыкнул себе под нос — это означало, что он услышал Рейгена. А тому ничего больше и не нужно было. Ещё немного они прошли в тишине, пока не остановились у ворот парка. — Ты никогда раньше об этом не упоминал, — сказал Экубо, повернувшись вдруг к Рейгену. — О Юми. — Я не пытался ничего скрыть. Просто мне всегда казалось, что упоминать особо нечего… Всё прошло так быстро. По сравнению с остальным — так незначительно… Но теперь ты знаешь. — Да, — кивнул Экубо. — Теперь я знаю. И они вошли в парк. На запутанных дорожках, за прозрачным занавесом древесных стволов даже дышалось легче. Близкий закат уже пролил розовый сироп на рваную вату облаков. Рейген уверенно вёл Экубо вглубь парка, к холму, с которого смотрел на закат в своей далёкой и бурной юности. А снег всё падал и падал; наступил полный штиль; снежинки скользили по воздуху почти вертикально вниз; серебристые, редкие, как звёзды, и молчаливые. Рейген замедлил шаг и поднял голову к розово-белому небу, и снежинки падали ему на лицо, на щёки, на губы и превращались в холодные капельки воды, которые казались ему тёплыми… он представлял, что это — маленькие поцелуи. Этого просили его губы. Экубо шёл по дорожке вперёд, почти растворяясь в сумерках, и Рейген уже не мог быть уверен, настоящий он или нет, рядом он сейчас или нет, но хотел ощутить на губах и его поцелуй тоже. Но стоило сделать шаг с места, и это желание тоже растаяло в сумерках. Рейген и Экубо взобрались на холм. Не без труда, потому что тропинка, ведущая наверх, обледенела. Они немного опоздали — самый яркий закатный цветок уже отцвёл, но солнце очертило вдоль горизонта густо-малиновую кайму, и несколько каёмок потоньше — на слоистых облаках над ней. Через несколько минут и они потухли. — Ну что, теперь будем спускаться? — спросил Экубо, и Рейген не сразу уловил в его голосе тонкую насмешку. Холм обледенел со всех сторон. — Да спустимся как-нибудь, — отмахнулся Рейген и потянул Экубо на склон. Половину склона они преодолели без сильных затруднений. Дальше Рейген вцепился в локоть Экубо, потому что почувствовал, что грохнется, как только сделает одно неверное движение. — Знаешь ли, — сказал Экубо напряжённо, — у меня тоже не идеальная координация… Он даже не успел договорить — Рейген поскользнулся на последнем слове. Вцепился в Экубо, ища опору. Но опора не нашлась… В следующие секунды — холм подпрыгнул, горизонт перевернулся, кругом снег; боль в спине, в ноге, в носу… Рейген обнаружил себя лежащим ничком, а под щекой — живот Экубо. Простонав, оттолкнулся от него рукой и сел рядом. Экубо поднялся вслед за ним и укоризненно посмотрел в глаза. Рейген не нашёлся, что сказать. Лицо Экубо было так близко, что пар, который он выдыхал, обдавал жаром щёки и губы, но неожиданно оно поменяло выражение на смутно обеспокоенное. — У тебя кровь, — сказал Экубо и протянул к Рейгену руку. Его пальцы коснулись верхней губы и ноздрей, холодные от снега и теплые от волнения, и Рейген, оцепенев, ждал, пока он закончит вытирать кровь с его лица. И когда это настойчивое касание прекратилось, почему-то стало так легко, что Рейген, засмеявшись на одном полудыхании, откинулся назад и лёг на снег. Экубо присоединился к нему спустя всего пару секунд. Они молча смотрели в темнеющее небо, и танцующие снежинки-звёзды снова целовали их раскрасневшиеся лица. Рейген чувствовал, что ладонь Экубо лежит всего в сантиметре от его ладони, и если бы этот момент не был застывшим, нерушимым, точно пошевелился бы и положил конец этому лишнему сантиметру. — Экубо… — проговорил Рейген одними губами, зная, что Экубо прекрасно его слышит. — А у тебя было что-нибудь похожее? Вроде университета? — Какой глупый вопрос, — откликнулся Экубо. — Нет, ты не понял… Я не имею в виду учёбу или друзей, я скорее… про опыт. Важный опыт. — Опыт… — пробормотал Экубо и затих. Но теперь Рейгена прожигало любопытство. Он сел и посмотрел на Экубо сверху вниз: вот он, весь огромный опыт, что прожил Экубо за столетия своего существования, собран в одном маленьком теле, в этом самом моменте, а Рейген видел из него только самый краешек. — Просто так получается… ты знаешь обо мне почти всё, а я о тебе — практически ничего. — Не расстраивайся, — улыбнулся Экубо, — так кажется потому, что обо мне можно узнать в разы больше, чем о тебе… Но мы вроде никуда не торопимся. Он тоже принял сидячее положение, но больше ничего не говорил. — Так… что? — не выдержал Рейген. — Что? — Что ты пережил? Что-нибудь трагическое? Экубо очень глубоко вздохнул — настолько устало и протяжно, что Рейген почти начал жалеть, что полез к нему с расспросами. — Никакой трагедии, никаких травм… — сказал Экубо задумчиво, как будто был не слишком уверен в своих словах. — По правде говоря, ничего серьёзнее того, что обычный человек проживает за свою жизнь. Просто… Случилось так много… всего. Тебе вряд ли захочется слушать об этой чепухе. — Ничего это не чепуха, — горячо заверил его Рейген. — И я правда хочу послушать… Хочу знать, что тебя пугает. От чего тебе грустно, что приносит счастье. Всё, что захочешь рассказать. Экубо нахмурился, подтянул к себе одну ногу, усаживаясь поудобнее, как будто перед началом долгого рассказа. Рейген замер в предвкушении. — Знаешь, никогда не задумывался об этом вот так… — сказал Экубо наконец. Было явно видно, что он тщательно выскребает из памяти всё, до чего только может дотянуться. — Что приносит мне счастье… Когда ты мне платишь — это неплохо. А вот когда застёжка на сумке ломается — очень досадно. Но это всё людские штучки… Когда я ловил других духов, когда охота заканчивалась успехом, это не радовало меня: одно время, я думал, что это радость, но потом понял, что радость ощущается совсем по-другому. Зато когда от меня пытались сбежать, я злился. — Он вдруг поморщился, как будто доскрёбся до чего-то чувствительного. — Когда Финч пыталась меня убить, мне было страшно, но это ты и так знаешь. Я боялся, что потеряю всех вас. Рейген не смог удержаться и не отметить, что всё-таки Экубо про него думал. На его выжидающий взгляд Рейген ответил слабой улыбкой. Этот рассказ — не совсем то, чего он ожидал, но Экубо, очевидно, очень постарался, чтобы собрать всё это воедино, и это дорогого стоило. — О, и ещё, — сказал Экубо, — когда ты рассказал про того духа… этого… Анаго, я расстроился. Сам не знаю, почему. Он всегда действовал мне на нервы, и теперь, когда он неподалёку, продолжает это делать. — Ты просто обижаешься, что ты теперь не самый популярный дух в человеческом теле, — усмехнулся Рейген. — Но не волнуйся. Я довольно старомоден. Экубо улыбнулся. — Темнеет… — сказал он. — Может, поедем домой? Рейген хотел ответить, но его настигло внезапное желание закашлять, которое грубо напомнило, что он уже минут десять валяется в снегу в тонком пальто. Усилием подавив кашель, он кивнул. Однако уже на выходе из парка противное першение снова вцепилось в его горло, и он закашлялся так сильно, что на глазах выступили слёзы. — Ты не замёрз? — спросил Экубо. — Ерунда, — отмахнулся Рейген. — Всё в порядке… Но Экубо не стал дослушивать его заверения, снял с себя куртку, под которой оказался красивый вязаный свитер, и протянул её Рейгену. — Мне холод не страшен, я для красоты её ношу, — сказал Экубо. В поезде они молчали. Рейген почувствовал ломящую слабость во всём теле и под конец поездки почти заснул. Экубо пришлось пару раз пихнуть его в плечо, чтобы они не проехали свою станцию. Сойдя с платформы, он махнул Рейгену рукой, сказал весёлое «Пока!» и ушёл, даже не оборачиваясь. Рейген смотрел ему вслед и думал: как легко ему даётся расставание… Но тёплая тяжесть куртки на плечах быстро прогнала эти горьковатые мысли.