***
— Я отлично себя чувствую. Но нет, я ничего не вспомнил… — сказал Рейген. Он отвечал на немой вопрос, застывший в глазах Экубо с момента встречи в парке неподалёку от офиса. Экубо подрагивающей рукой поправил шарф и с обречённой решительностью заговорил: — Тогда, наверное, мне стоит извиниться… Голос его звучал настолько хрипло, будто он не произнёс ни слова с момента их короткой вечерней беседы и всю ночь мучительно консервировал в горле эти извинения. — Извиниться? За что? — ошеломлённо переспросил Рейген. — Да, получилось как-то глупо… Это мне стоило раньше тебе позвонить. Но я ведь стою здесь. Я уже всё решил. Понимаешь? Он попытался улыбнуться и заглянуть Экубо в глаза: его зрачки расширились, серые тени под веками исчезли — какая гамма эмоций из-за одной лишь фразы. И удивление, и облегчение, и даже крупица разочарования. Экубо как будто сдерживал порыв разразиться длинной речью: похоже, кроме извинений он законсервировал ещё уйму слов, но Рейген одним махом отправил их пылиться на полку неуместности. И хорошо, потому что ему совсем не хотелось дальше копаться в изнанке произошедшего. Сейчас важно совсем другое… — Хорошо, — в конце концов кивнул Экубо. — И что теперь? И Рейгену внезапно вспомнилось, как в детстве какая-то дальняя и очень добрая родственница подарила ему пять тысяч иен — в те времена они казались всем богатством мира. И он полдня сидел на диване и мял в пяльцах заветную купюру, потому что не имел ни малейшего представления, на что её потратить. Сейчас ощущения были очень похожие: и он, и Экубо понимали, что встреча эта затевалась ради одного вопроса — и ответа на него. И как только он был озвучен, их первый и очевидный вариант — неловкое замешательство. Они стояли как два столба, словно малознакомые коллеги на пустой остановке после работы. Рейген отвесил себе мысленный подзатыльник: самая тяжёлая часть встречи позади. Самое время радоваться! Теперь он может позволить себе что угодно… — Пойдём куда-нибудь и посмотрим, как пойдёт, — предложил он, и радостное согласие прозвучало у него в голове прежде, чем было произнесено. — Ты носишь мой свитер, — неожиданно сказал Экубо, когда они пошли вдоль парковой дорожки. Рейген непроизвольно поправил расстёгнутый воротник пальто, за которым зоркие глаза Экубо углядели знакомую чёрно-бело-голубую вязку. — Да, — улыбнулся Рейген. — Это отличный свитер.***
Прогулка получилась долгой, но не скучной. Они зашли в магазин одежды, порылись в скидочной корзине, поели рамена, пошатались по улицам — как обычно, и всё же немного по-другому. Но то, как Экубо смотрел на Рейгена, как сжимал пальцы на его предплечье, как склонялся к его уху, чтобы напомнить о какой-нибудь глупой сплетне, — всё казалось ему смутно знакомым. Они почти добрались до окраины города, и Рейген сказал, указывая вперёд: — А если вон там свернуть, то попадём на стройку, где мы ставили засаду для Финч… — И для чего нам туда? — нахмурился Экубо. — Ну… ни для чего. Я просто так сказал. Экубо стоял, не шевелясь, и тяжело смотрел на поворот. События того дня, как расплывшаяся киноплёнка, прокручивались перед внутренним взором Рейгена; что произошло на стройке он худо-бедно помнил, прыжок из окна — тоже, а вот что было дальше… Может, по этой самой дороге они с Экубо и бежали, крепко сцепившись руками, а Рейген этого и не помнил. — Тот день я предпочёл бы забыть, — сказал наконец Экубо. — На это есть причины. — Рейген потянулся к нему рукой, подцепил его пальцы и потянул за собой, подальше от злополучного поворота. — Но если бы не эта засада, ты бы небось так и не сказал, что беспокоишься обо мне. — Думаешь? — усмехнулся Экубо. — Я, по-твоему, слабак какой-то? — Вовсе нет. Ты просто упёртый как баран. Рейген поплотнее запахнулся в пальто, пытаясь свободной рукой зацепить петлю за пуговицу, но одеревеневшие пальцы его подводили; день клонился к вечеру, и вдоль дороги тянуло кусачим ноябрьским холодом. Однако ладонь Экубо была совсем тёплой, будто из горячей ванны. — Может, зайдём ко мне? — спросил он. — А то ты скоро совсем окоченеешь. — Отказываться не стану, — ответил Рейген и для убедительности театрально кашлянул.***
Как только Рейген переступил порог квартиры Экубо, в нос ударил хорошо знакомый, родной запах новой мебели и, обгоняя его, — запах жареного мяса; видимо, Экубо не так давно готовил. Но главное, главное — тепло накинулось на Рейгена с объятиями, и он принял их с радостным вздохом. — Ты ведь понимаешь, что это была ловушка? — ухмыльнулся Экубо, наклонившись к нему, будто пытаясь прижать к стене — хотя на самом деле всего лишь вешал куртку на крючок у него за спиной. Рейген не расслышал в его голосе ни тени угрозы, даже шуточной, как будто Экубо забыл замаскировать нежность в своих словах. — Неужели? — хмыкнул Рейген. — И ты вот так бесстыдно воспользуешься ситуацией? Но Экубо ему не ответил, потому что отвлёкся на две пустые пачки от чипсов, которые телекинетически смёл под кровать. Как будто раньше не разбрасывался мусором по квартире прямо у гостя на глазах… Рейген разулся, но не успел сделать и пары шагов в комнату, как Экубо обернулся, посмотрел на обувной коврик и обеспокоенно спросил: — Что у тебя с ботинками? — Да это… — замялся Рейген. — Тёплые проносились, новые пока что не купил. На пару секунд Экубо над чем-то серьёзно задумался; затем повелительно ткнул пальцем в сторону кровати и сказал: — Садись туда. Краем сознания Рейген начинал подумывать, что парой минут ранее, у двери, с ним вовсе не шутили, но на кровать сел. Экубо открыл дверь в ванную, но прежде, чем зайти, обернулся и буднично предложил: — У меня остался вчерашний ужин, если хочешь. — Спасибо, я не голоден, — ответил Рейген. И он остался в комнате один. Тихо; в ванной приглушённо льётся вода; пахнет остатками ужина, который Экубо любезно ему предложил, и хотя Рейген отказался, ему думалось, что слышать такое предложение каждый вечер было бы замечательно. За окном совсем стемнело — Рейген подошёл к нему, чтобы задёрнуть шторы, и пока возвращался к кровати, зацепился взглядом за плакат и улыбнулся. Плакат из старого офиса — плакат с лицом Рейгена из прошлой жизни. И чем усерднее Рейген пытался вспомнить, что это была за жизнь, тем яснее осознавал, что сейчас он оказался в правильном моменте и в правильном месте. Всё настолько правильно, что верится с трудом… Но всё-таки верится. И этот плакат — теперь Рейген начинал понимать, почему Экубо повесил его в своей квартире. Этот кусочек пазла прекрасно ложился в большую картину. Каждый шаг, что они делали вместе, вёл в этот момент, к этой точке. Каждый взгляд, каждое слово, каждое вздрагивание сердца — теперь всё стало кристально ясным. Должно быть, сейчас, за дверью ванной, Экубо тоже не может сдержать улыбки, тоже дрожит от предвкушения, или даже суматошно поправляет свои блестящие неугомонные волосы. Экубо показался на пороге ванной с большим тазиком в руках, деловито подошёл к кровати и поставил тазик на пол возле ног Рейгена. Тот несколько секунд озадаченно разглядывал подношение, пытаясь разгадать ход мыслей Экубо, и наконец спросил: — Что, по-твоему, сейчас происходит? — Это для твоих ног, — невозмутимо пояснил Экубо, — они ведь наверняка замёрзли. Рейген непроизвольно пошевелил пальцами ног и с беспокойством обнаружил, что самые их кончики отдают сигналы в мозг слишком нехотя. А уши, наоборот, отчаянно краснеют. — Да не стоит… — пробормотал он. — «Всё в порядке», — передразнивая, оборвал его Экубо. — Так ты говорил, прежде чем слечь с лихорадкой? Давай снимай носки. — Так тебе просто не понравилось со мной нянчиться, — сказал Рейген насмешливо, однако носок с ноги стянул. Один, затем второй. Экубо неожиданно помрачнел. Молча придвинул тазик ближе, и как только Рейген закатал брюки, осторожно, почти невесомо коснулся его ступни и опустил её в воду. И касание его ладони ошпарило Рейгена намного сильнее, чем вода, от которой поднимался лёгкий пар. — Мне не понравилось, что тебе было плохо, — сказал Экубо, едва уловимо вздохнув. Он помог Рейгену погрузить в таз вторую ногу, но ладони от его ступней так и не отнял. — А ты, наверное, этого и не помнишь. — Ты прав, — проговорил Рейген одними губами и тяжело сглотнул. — Не помню… На глазах выступили слёзы. Экубо обводил ладонями его ступни, то надавливал аккуратно и твёрдо, то скользил по коже, гладил их так, будто пытался закутать в горячую воду, точно в шёлк. Массировал пятки, растирал каждый палец, пока его движения не растеклись по всему телу, отдаваясь в каждом мускуле. — Вода не слишком горячая? — спросил Экубо, поднимая взгляд на Рейгена — такой внимательный, такой искренне встревоженный. Рейген покачал головой: на слова не хватало дыхания. Он смотрел на его ласковую полуулыбку, чувствовал, как тёплые ладони снова смыкаются вокруг стопы, и в момент, когда Экубо должен был опустить глаза, голос всё-таки прорезался. — Экубо… — тихо позвал Рейген. Экубо не отрывал от него взгляд. Рейген потянулся к нему рукой, мягко провёл ладонью по волосам и отодвинул со лба густую чёлку, наклонился и прижался к нему губами. Поначалу — просто прижался, потом на секунду замер, крепче зажмурился и завершил начатое. Рейген поцеловал Экубо в лоб. Экубо коротко улыбнулся и кивнул. И молча продолжил массаж.***
Рейген сидел на кровати, с пледом на плечах и в вязаных носках на отогретых, приятно гудящих ногах. Экубо суетился у плиты: предложил Рейгену какао, и тот уже не смог отказаться. Когда Экубо вернулся с двумя полными кружками в руках, Рейген приглашающе распахнул плед, и это предложение тоже не осталось без согласия. Несколько минут они сидели молча, отхлёбывая из кружек. Прижимаясь плечом к Экубо, Рейген пытался различить его сердцебиение в надежде, что у него сердце тоже колотится и мечется, как мячик-попрыгунчик в тесной комнатке. Но Экубо не оправдывал надежд. И именно он решился завести разговор первым: — Знаешь, я неплохо перепугался, когда призрак напал на тебя… Что ты вообще делал посреди этой площади? Разве ты не планировал сидеть в укрытии и наблюдать? Рейген огорчённо вздохнул. — Планировал, но я вспомнил одну технику экзорцизма, которую подсмотрел в блоге у Финч… Думал, что она сработает в нашем деле, но что-то пошло не так. — А. Она… — мрачно хмыкнул Экубо. — Ох уж это твоё желание выделываться. — Он одним большим глотком допил своё какао и повернулся к Рейгену. — Ты ведь знаешь, что и без этого хорош, да? После всего, что ты сделал для своего бизнеса, без капли сверхспособностей… Ты совсем не обычный человек. Так что больше нет нужды пытаться прыгнуть выше головы. Рейген никогда не считал, что пытается прыгнуть выше головы, но не мог спорить с Экубо, когда он сидел так близко и когда его лицо светилось такой искренней признательностью. Да и от слов, что Рейген не обычный человек, он не мог отмахнуться. — Наверное… — проговорил он, улыбаясь. Экубо нагнулся, чтобы поставить пустую кружку на пол, и плед соскользнул с его плеча. Рейген поправил его, нарочно проведя ладонью поперёк всей широкой спины Экубо. — А о чём ты хотел мне сказать тогда, в поездке? — неожиданно спросил тот. — Вообще-то я хотел пригласить тебя на свидание, — усмехнулся Рейген. — Но всё, кажется, и так неплохо сложилось. — Он хотел отхлебнуть какао, но кружка замерла у самых его губ. Он покосился на Экубо и спросил: — А ты согласился бы? — Я? Нет. Я бы сам тебя пригласил. Рейген покачал головой. — Ты из всего пытаешься сделать соревнование? Экубо в ответ хитро усмехнулся, и этот смешок усыпил бдительность Рейгена. Он хотел допить какао, но как только снова поднёс кружку к губам, Экубо нагло и напористо ущипнул его за бок. Рейген подпрыгнул на матрасе — драгоценный свитер чудом избежал горячего коричневого пятна. По игривому взгляду Экубо стало очевидно, что его допитое какао и убранная подальше кружка — это всё были разумные стратегические ходы. — А ты что, боишься щекотки? — поддразнил Экубо. — Ничего я не боюсь, — ответил Рейген, опуская кружку под кровать, не отводя от него глаз. — Точно? — Я не боюсь, — вкрадчиво, почти по слогам повторил Рейген, но в его теле напрягся каждый мускул, и Экубо не мог этого не почувствовать. Следующая атака пришлась в живот — Рейген попытался отбиться, но завалился на спину и, не выдержав, вскрикнул. Другая рука Экубо прошлась вдоль его рёбер — точно безболезненная судорога. Рейген согнулся пополам, прижимая колени к животу, но щекотка опутала всё его тело, и он смеялся, до слёз, и ловил руки Экубо, но они множились и множились, и были уже везде. Экубо навис над ним, и он, наконец, смог вцепиться в его плечи и повалить на кровать. Но Экубо не сдавался. Руки, руки, его руки везде — сладкая, смешная пытка. Рейген, задыхаясь, сумел выкрикнуть только: — Хватит! Хватит! И захлебнулся хохотом. Экубо прекратил его щекотать, но и отпускать не хотел: обвил руками, прижимая его лопатки к своей груди, и смеялся ему в шею; прерывисто дышал, срываясь на беспорядочные короткие поцелуи. Но Рейген, которому всё ещё было щекотно, изогнулся в спине, вывернулся из хватки и повернулся к нему лицом. Теперь Рейген нависает над Экубо, упираясь локтем в покрывало. Экубо застыл, давая ему пространство, но руки его напряжены и готовы схватить, притянуть ещё ближе, и тогда… Но ближе уже невозможно. Рейген чувствует, как дрожь рассыпается по всему телу: дрожит грудь, дрожат плечи, дрожат губы от горячего дыхания и последних крупиц смеха. Если пропадут те несколько сантиметров, разделяющие его и Экубо, то попросту иссякнет предел его прочности, он рассыпется на части… Экубо лежит перед ним как открытая книга: улыбающиеся губы, умоляющие глаза, щёки — всегда румяные, но именно сейчас они прожигают своей краснотой, и Рейгену хочется обжечься их жаром. Хочется коснуться его, хочется сломать застывшую картинку, почувствовать, что он настоящий — не фантазия. Поэтому Рейген гладит ладонью его волосы, шелковистые, податливые, и снимает стягивающую их резинку, чтобы они рассыпались между его пальцев. И пока рукой он зарывается в волосы, голова склоняется всё ниже, ниже… Рейген прикасается губами к губам Экубо. Ждёт, что он будет делать — не оборвётся ли эта фантазия… Экубо целует его — одним полукасанием, задевая только линию его губ, трепетно, застенчиво, но так живо, как Рейген никогда не мог себе вообразить. И он улыбается, почти смеётся — дыхание дрожит, но его это уже не заботит. Ладонь Экубо ложится на его висок, соскальзывает на щёку, и пальцы ловят сбивчивое дыхание. Рейген слушается его руку, снова наклоняется к нему, коротко прижимается губами — отпускает, потом ещё раз, пока Экубо не отвечает ему уверенным, бойким поцелуем. Руки крепко сомкнулись на спине, Экубо тянул к себе, и целовал, и касался языком его губ, и щёк, и шеи… Последние силы, державшие Рейгена в напряжении, покинули его, и он всем телом прижал Экубо к кровати, доверяя его рукам. Рейген начинал понимать, почему в то утро его рубашка была расстёгнута. Тело вспоминало. Ощущение ладоней на голой коже, губ на животе, тяжесть, дыхание, которому тесно в груди… Всё это уже происходило, но каждое движение, поворот, прикосновение было для Рейгена в новинку. Тело изнывало от жары, бёдра ломило, и Рейген пытался найти спасение в Экубо, цеплялся за его спину, хватался за руки и звал, звал по имени, пока не получал полный трепета ответ.***
Горячие, рельефные горы-облака плывут над головой, давят, стекают вниз тёплым летним дождём. Помещение — сауна, теплица, котельная? Жарко. Всё течёт, смешивается… Больше никогда не вспомнится, как и тысячи других таких же снов. Нога затекла. Рот сухой как наждачка. Рейген открыл глаза — перед мутным взором плыли какие-то серые очертания. Опять утро. Опять вставать… Рейген напряг мышцы и осознал: он не один. Всё утро вывернулось наизнанку — если он не один, то это уже не утро… И всё же он лежит в постели, комната наполнена серым прозрачным полумраком, и сон ещё звенит в голове, но с каждой секундой осознание становится всё ярче. Он чувствовал, что не один, и это чувство было крепко вшито в реальность, в которой он проснулся. Чья-то ладонь лежит на его плече, чужое дыхание задевает шею, точно кончик пера; и спина, и ноги окутаны теплом — теплом близости чьего-то тела. Рейген проснулся в постели не один. Наконец-то… Это чувство было ему знакомо, но когда он испытал его в первый раз — позавчера, в отеле — он испугался. Он будто вынырнул из ледяной воды и всё, о чём мог думать, — как сделать глоток воздуха. А сейчас он лежал на прогретой солнцем поверхности озера. Он чётко и ясно помнил, как оказался здесь; помнил близкое, ласковое лицо Экубо, помнил каждый поцелуй и мог легко почувствовать его на губах, помнил прикосновения — и нежные, и порывистые — от розовеющих щёк, вдоль живота, до самых щиколоток, помнил неловкие просьбы Экубо, «Покажи, как тебе нравится...» Рука, лежащая на плече Рейгена, шевельнулась. Пальцы осторожно погладили обнажённую кожу: Экубо почувствовал, что он проснулся. Рейген глубоко вздохнул, повёл плечом, поворачиваясь на спину. Рядом прогнулся матрас: Экубо приподнялся на локте, чтобы встретиться с Рейгеном взглядом. Улыбался. Рейген отвечал. Растрёпанные волосы упали ему на лицо, когда Экубо склонился над ним, почти соприкасаясь с ним лбом. Рейген откинул их, прижимая ладонь к его виску, и так они смотрели друг на друга, молча и будто не веря своим глазам. — Ты всё помнишь? — спросил Экубо. — Всё, — ответил Рейген и хотел продемонстрировать, что именно он запомнил. Но прежде, чем потянуться навстречу Экубо, он решил дать высказаться крохотной мыслишке, которая трезвонила в глубине его сознания ещё с первых секунд пробуждения. И его глаза расширились. — Который час? — встревоженно спросил он. Экубо вздохнул и закатил глаза, но отстранился и сделал кручёный жест рукой. Телефон быстро откликнулся на его призыв. — Начало восьмого, — сказал Экубо, щурясь на свет экрана. Рейген резко сел. Очертания квартиры обрели чёткость, остатки сна выветрились из головы, все винтики реальности вкрутились на свои места, и она стала больше напоминать привычную. — Я же на работу опоздаю! — воскликнул Рейген, вскакивая на ноги. Он уже должен быть на улице, но вместо этого только-только вылез из постели, в одних трусах. Что он тут валяется, да ещё и целоваться лезет… — Рейген… — тихо позвал его Экубо, но он пропустил это мимо ушей. Поднял с пола свитер — прекрасный, но абсолютно непригодный для офиса. Метнулся в сторону, где, как ему казалось, должен был находиться шкаф с рубашками, но осознал, что квартира не его. — И у меня нет с собой никакой одежды! Рейген обернулся и беспомощно посмотрел на Экубо: тот сидел в постели, задумчиво потирая своё голое плечо, и глядел на Рейгена сочувственно и тоскливо, как будто звал обратно, к себе под бок. И уши Рейгена зачем-то снова покраснели. — Может, пропустишь сегодня работу? — серьёзно спросил Экубо. Рейген с возмущением тряхнул головой. — Чего? Тебе тоже на работу бы надо. — Он надел свитер. — Похоже, придётся идти так… — Ты даже не поешь? — спросил Экубо, наблюдая, как Рейген, суетясь, ищет свои брюки. — По пути чего-нибудь перехвачу. Дальнейшие поиски прошли в молчании. Уже когда Рейген стоял у дверей, одетый, обутый, и держал в руках пальто, Экубо, успевший надеть только футболку, медленно подошёл к нему. — Рейген… — снова проговорил Экубо. Рейген смотрел на него и понимал, что не может заставить себя уйти просто так. Да, реальность изменилась. Он шагнул к Экубо — пальто выскользнуло из рук, он поймал в свою ладонь его тёплую щёку, на которой после долгого неподвижного сна отпечатались складки подушки, и потянулся к его губам. Экубо обнял его, и они стояли так, минута за минутой, поцелуй за поцелуем, пока Рейген не отстранился. Из объятий он, тем не менее, вырываться не торопился, и сказал: — Увидимся на работе. — Прикинул, сколько времени должно было набежать с того момента, как он уже безнадёжно опоздал. — Если только Томэ меня не убьëт. — Капать тебе на мозги удобнее, пока ты живой, удовольствия больше, — усмехнулся Экубо. — Выживешь, не сомневайся. Рейген, улыбаясь, хлопнул его по плечу, подобрал пальто и вышел из квартиры.