Попробуй — коснись, можешь — полюби

Рабочий день закончился весело, грандиозно и почти с оркестром: призрак из проклятой статуэтки поднял всю офисную утварь в воздух, прямо как в фильмах про апокалипсис. И пока Серизава пытался удержать её на местах, Экубо, проделав кувырок в полёте, набросился на возмутителя спокойствия и сожрал его, хищно облизнувшись в завершение своего манёвра. А Рейген не смог бы уследить за зрелищем целиком, если бы в самом его начале не грохнулся навзничь на пол. Очень удобно: и никому не мешал, и виды самые захватывающие — Экубо прыгал как раз через него. Серизава справился с тем, чтобы расставить мебель в том же порядке, в котором она была расположена до происшествия, но немного промахнулся с расчётами, и приземление дивана закончилось оглушительным грохотом. Соседи снизу этого так не оставили: вскоре в дверь офиса недовольно постучался лысый мужичок, который снимал помещение этажом ниже. Но к этому моменту все настолько развеселились, что Рейген не смог придумать никакой внятной отговорки. Тогда Экубо, растрёпанный и блистающий улыбкой дикого зверя, настойчиво попытался всунуть соседу статуэтку, только что освобождённую от призрака — в качестве компенсации. Но сосед почему-то стушевался и испуганно захлопнул дверь, и все в офисе слегли от хохота. Когда компания, всё ещё посмеиваясь, выходила с работы, Рейген с трудом попал ключом в замочную скважину. Уже стоя на улице, Серизава радостно предложил: — Не хотите зайти куда-нибудь, поесть рамена? И только тогда, при взгляде на его раскрасневшееся, искреннее лицо, Рейгена уколола горечь. План на этот вечер был тщательно продуман заранее, и Серизава не значился ни в одном из его пунктов. Каждый раз, когда Рейген думал об этом плане, сердце теплело, подпрыгивало и толкало на лицо глупую улыбку. Но, быть может, провести полчаса с ещё одним коллегой — не так уж и долго… — Ко мне скоро курьер придёт, так что я побегу домой, — сказал Экубо. Получается, он принял твёрдое решение. Превосходно. Он улыбнулся одними уголками губ, когда его глаза встретились с глазами Рейгена, но было заметно, что эта улыбка могла растянуться намного, намного шире — тоже, должно быть, прятал её целый день. — А я на кино с университетским приятелем договорился, — соврал Рейген. — Может, в другой раз? — Конечно, — понимающе кивнул Серизава. — Хорошего вечера. Они пошли каждый в свою сторону: Экубо — к себе домой, Серизава — в сторону станции, а Рейген — куда ему было нужно по плану. Серизава не выглядел обиженным, и это — просто замечательно. У него будет ещё полно вечеров, чтобы поесть с коллегами рамена, тем более Рейген дал себе обещание и был полон решимости: в следующий раз, когда ему доведётся поужинать с Серизавой, лишние свидетели им будут ни к чему. Но сейчас от Рейгена требовалось не заблудиться на маршруте, по которому он ещё ни разу не ходил после работы. Конечно же, никакие университетские приятели ни о каком кино с ним не договаривались, и единственный приятель, который занимал его мысли, шёл сейчас к обговорённому месту встречи, соврав, что дома его заждался курьер. Рейген затормозил на перекрёстке и сверился с картой. На улице, куда ему предстояло свернуть, не было видно ни одного пешехода, и даже фонари как будто горели тусклее. Экубо предложил действительно интересный путь до своей квартиры. Интересно, теперь всегда так будет? Запутанные маршруты, отговорки для коллег? Казалось, что это дорога в никуда, но при этом так правильно, так желанно, как единственный ключ от сундука с самыми ценными сокровищами мира; так естественно, но так непривычно, хотя казалось бы, что может быть привычнее хитростей и недоговорок во имя великой цели… Спрятанные улыбки, ожидание, переглядки и ощущение, что за этим лабиринтом стен и тусклых фонарей кто-то очень сильно ждёт его… Рейген лёгким пружинистым шагом пошёл по пустынной улице. В конце концов, в том, чтобы врать и играть на публику, он никогда не испытывал недостатка таланта. В конце улицы находился маленький сквер, Рейген пересёк его и оказался у верхнего конца длинной пологой лестницы. Где-то здесь Экубо обещал его встретить, но вокруг было пусто и темно. Рейген протяжно выдохнул, чтобы понаблюдать, как белое облако пара растворяется в свете фонаря, а затем начал медленно спускаться. Он заподозрил неладное прежде, чем оно произошло, но всё равно не стал оборачиваться и портить сюрприз. Экубо налетел на него со спины, вцепившись в плечи и прижавшись щекой к виску. Рейген дёрнулся, но не всерьёз, а просто чтобы соблюсти приличия. — Ну привет, — сказал Экубо. Его близкое дыхание обжигало, губы полукасались уха Рейгена — сейчас то ли поцелует, то ли укусит… — Тебе сегодняшней добычи не хватило, что ли? — усмехнулся Рейген. — Да это и добычей-то не назовёшь — так, закуска… — сказал Экубо и отпустил его. Они пошли по лестнице. — Кстати, у меня дома еды нет. Рейген недовольно шмыгнул носом. — Надо было пойти с Серизавой… — Кажется, у меня где-то завалялась соба. — И кто будет готовить? Экубо оценивающе покосился на Рейгена: — Ничего не хочу сказать, но если я откажусь готовить, ты умрёшь от голода первый. — Так уж и быть, — проворчал Рейген, хотя спорить и не собирался. Он давно уже не бывал на кухне поваром, да и последний экзорцизм провалялся мешком на полу. Через пару ступенек он почувствовал ненавязчивое касание на своих пальцах, и первое, что ему захотелось сделать, к собственному же разочарованию, — отдёрнуть руку. Но он себя пересилил и превратил это касание в навязчивое: вряд ли на такой безлюдной улице, в такой темноте кто-нибудь что-нибудь увидит… Рейген начал понимать, почему Экубо предложил именно такой маршрут. Видимо, прислушался к его увещеваниям об осторожности и маскировке. Экубо крепче сжал пальцы — Рейген попытался сделать то же, но вскрикнул и инстинктивно выдернул руку. — Что такое? Чего орёшь? — взволнованно спросил Экубо. Рейген рассматривал свою ладонь в свете фонаря: вдоль её ребра была словно углём прочерчена тёмная прямая линия. Видать, порезался, пока падал, и в суматохе даже не заметил — пока Экубо не растревожил рану. Рейген повернулся к нему: он с интересом разглядывал капли, оставшиеся на его пальцах, и в конце концов не удержался и облизнул мизинец. — Кровь, — заключил Экубо со странным удовлетворением. Рейгену почему-то стало так смешно от его просветлевшего лица, что он завопил: — О нет, он вкусил человеческой крови!! И кинулся бежать. Ветер свистел в ушах, ступеньки мелькали под ногами — Рейген чувствовал, что несётся по воздуху, и смеялся, смеялся… — Думаешь, можешь удрать?! — послышалось сзади — и очень близко. Экубо ничего не стоило догнать его и перегнать — Рейген не успел даже заметить, в какой момент у него перед глазами замаячила куртка Экубо. Он попытался схватиться за неё, но, как только протянул руку, запнулся и полетел с лестницы головой вперёд… Удар получился на удивление упругий и мягкий. Рейген встретился не с землёй, как успел панически представить, а с Экубо, который подхватил его в объятья, прокружился с ним на руках и поставил на землю. — Цел? — спросил он, выдыхая пар Рейгену в лицо. — Цел… — ответил Рейген и прислонился к перилам, пытаясь отдышаться. Осознав, что ноги ощущаются как-то по-разному, посмотрел вниз. — Только ботинка не хватает. Левый ботинок, слетевший при падении, одиноко лежал на ступеньке в паре метров от них, и когда Экубо властно взмахнул рукой, не посмел ослушаться и полетел к хозяину. Рейген хотел забрать его, но Экубо оказался шустрее. Он опустился на колени, погладил разутую ногу Рейгена и надел на неё ботинок, и проделывал это так, словно работал с драгоценной и хрупкой реликвией, старательно, неторопливо, бережно. И когда поднялся, оказался совсем близко с Рейгеном и замер, глядя ему в глаза, — тот не мог шевельнуться, не задев его. И Рейгену хотелось задеть его — всеми частями тела, притвориться, что смертельно повредил ногу, и снова упасть в его объятья… Но Рейген только улыбался. Совсем скоро они уже будут дома… у Экубо дома. Губы Экубо дрогнули — Рейгену на миг показалось, что сейчас он подастся вперёд, и тогда всё пропало… но он сказал: — Когда уже ты купишь нормальные ботинки? — Не твоё дело, — хмыкнул Рейген. — Тем более мне есть, где погреть ноги. Экубо покачал головой и отступил, и они пошли дальше, поменявшись местами, чтобы не беспокоить раненую ладонь Рейгена.

***

Экубо выглядел по-особенному, когда вязал. Сосредоточенный. Решительный — знает, что делает и как делать это с удовольствием, вплетая в работу всё своё мастерство. Спицы шевелились, как маленькие отлаженные рычажки. Экубо вязал лучше, чем любой человек на этой планете — и Рейген мог бы завидовать, но ему нисколько не хотелось. Вместо этого он наслаждался: не каждому доводиться оказаться в первом ряду на выступлении самого настоящего виртуоза. Они делили маленький кухонный стол, рассчитанный, очевидно, на трапезу для одного человека. Мало того, что их было двое, так они ещё и не ели: Экубо вязал, а Рейген заполнял рабочие бумажки. Он бы с радостью занимался этим в другом месте, ещё дальше от жидкостей и жирных крошек, но других столов в квартире-студии Экубо попросту не нашлось. Работать здесь было непривычно: стул не очень удобный, свет какой-то другой, и отвлекают чаще обычного — а Рейген и рад отвлекаться… Однако моменты гармонии и сосредоточенности хоть и изредка, но наступали. Рейген закончил заполнять формы. Пробежался по ним взглядом, вздохнул и посмотрел на Экубо: он тоже завершил этап работы и нежно разглаживал переливающийся фиолетовым и лиловым вязаный узор. Кажется, сейчас самое подходящее время… Рейген произнёс, коротко и буднично: — Я рассказал ему. Экубо моментально оторвался от своей кропотливой работы и взглянул на Рейгена; конечно, он понял без всяких пояснений, о ком шла речь. — Рассказал?.. — переспросил он. — Ну и ну… Эпоха закончилась. — Да брось, это было не такое уж и событие… Всё получилось намного проще, чем я думал, — сказал Рейген и несколько неловко усмехнулся. — Да я мог бы сказать об этом в обычной беседе за ланчем. Экубо живо поддержал его идею: — «Передай, пожалуйста, соль… А знаешь, у меня нет никаких сверхсил, я обычный человек». — О нет, теперь я жалею, что не сделал именно так, — раздосадованно сказал Рейген, и они оба засмеялись. — И как прошло? — Да ничего особенного… Серизава ведь и так уже знал. Это была… просто формальность. Немного поговорили, посмеялись, как глупо всё сложилось… Экубо улыбался. Рейген поёрзал на стуле, который, однако, теперь уже не казался таким уж неудобным. Серизава и так всё знал… И хотя Рейген частенько мучил себя вопросом, почему он молчал, винить его в этом было неправильно. Это Рейген начал балаган. Это Рейген повесил на себя груз ответственности за свою ложь. Это Рейген многие годы заставлял Серизаву чувствовать, будто ему не доверяют и не верят в него. — И как ты себя чувствуешь? — спросил Экубо, чуть подаваясь вперёд. — Мне намного легче, — ответил Рейген, и на этом запас выражений, которые описывали его чувства, иссяк. — Думаю, дальше всё будет в порядке. Теперь, когда балаганные номера и продуманные заранее речи остались позади, у него появился шанс никогда больше не допускать такой ошибки — никто больше не будет чувствовать себя недооценённым в его агентстве. Теперь у него появились силы держать себя на правильном пути, и он чувствовал в себе только окрыляющую решимость. — И кто бы мог подумать, что всё случится так скоро… — вздохнул Рейген. — Скоро? Пять лет прошло, бестолочь, — сказал Экубо с усмешкой, сделал небольшую паузу, чтобы ласково разгладить петельки в своей работе, и добавил: — Но я ни секунды не сомневался, что этот день настанет. «Потому что это ты и я знаю тебя снаружи и с изнанки с самого первого момента нашего знакомства», — именно это Рейген прочитал в его улыбающемся взгляде и кружочках на щеках, которые, казалось, стали чуть краснее — от гордости за своего бестолкового партнёра. Но Экубо не сказал этого вслух, поэтому и ответ, который рвался с языка, замер на первом вздохе. Рейген промолчал. Может, и к лучшему… Он опустил взгляд в бумаги, но их теперь совсем не хотелось видеть, да и рабочая гармония нарушилась. Рейгену не сиделось на месте. Он встал из-за стола, подошёл к Экубо — тот посмотрел на него снизу вверх; в его глазах ещё догорали искорки улыбки. Он с готовностью подался вперёд, подставляя щёку, и Рейген горячо поцеловал красный кружок, и затем, сразу — другой. И пошёл, посмеиваясь, убирать заполненные бумаги, чтобы остаток вечера вовсе о них не думать.

***

На середину декабря обычно приходится горячий сезон для спиритического бизнеса: усиление тревоги в общественном сознании. Люди покупают безделушки, которые надо обязательно проверить на злодуховное влияние, пытаются связаться с усопшими родственниками или просто сделать хоть что-нибудь со своей жизнью перед тем, как перейти «на чистую страницу» в грядущем году. И Рейгену достался очень крупный заказ: исполнение, которое требовало изобретательности, и гонорар, который с лихвой окупил бы все подарки, запланированные на этот год. Но в последний момент заказ отменили. Должно быть, клиент подыскал кого-то с зазывалками повычурнее и с рекламками поцветастее… И теперь Рейгену, без работы и без заработка, приходилось сидеть и слушать болтовню студентов у себя в офисе. И ведь их даже не приглашали, они сами притащились, потому что им надо было пересидеть где-то пару часов до поезда… — Ничего себе, — сказал Моб. — У вас в кафетерии круассаны продают? Завидую… — Ага, — кивнул Ханазава. — И макаруны. Он приехал из Рисового города на пару дней, навестить друзей, и своими рассказами умудрялся делать студенчество настолько скучным, что Рейген чуть не довёл свою челюсть до спазма, пытаясь не зевнуть. — Моя девушка говорит, что они помогают ей пережить лекции по геометрии, — сказал Ханазава. — Терпеть не могу геометрию, — поддержал его Моб. Ханазава не растерял свою манеру держаться так, словно приходился мудрым старшим братом ораве малышни. А вот его волосы чувствовали себя как никогда хорошо: отросли настолько, что он собирал их в кудрявящийся хвост и напоминал героя западных фильмов о мушкетёрах. Рейген устало подпер щëку кулаком. Хорошо хоть Экубо сегодня здесь, хотя от его скучающего вида делалось ещё тоскливее. — А ты разве не должен сдавать экзамены? — спросил Рейген. — Я почти всë сдал досрочно, — сказал Ханазава спокойно: Рейген, даже постаравшись, не смог уловить самодовольства в его голосе. — Когда вернусь, сдам последний экзамен, и мы с семьёй поедем на источники. — Ты уже всё сдал? Потрясающе… — восхищённо вздохнул Моб. — Говорят, у вас там очень сложно. Ты действительно заслуживаешь своë место в этом университете. — Брось. Я уверен, ты бы тоже поступил, если бы чуть-чуть больше повезло на экзаменах... Ах да, Моб ведь пытался поступить в этот же университет… И процедура его поступления чуть не стоила жителям Леденцового горда крыши над головой. Но на опасное замечание Ханазавы Моб только улыбнулся: — А я уже не жалею, что не поступил. Мне нравится мой университет. Я встретил замечательных людей и нашëл интересные места, вроде книжного клуба. Рейгену это название было до боли знакомо: Юми все годы их совместной учёбы преданно посещала книжный клуб. Пока не переехала. Но эта ностальгическая тема занимала Рейгена куда больше, чем обсуждение экзаменов и геометрии, поэтому он вцепился в неё как в спасательный круг: — Книжный клуб? — бодро переспросил он. — Помнится, я туда часто захаживал… К счастью, Моб оживился не меньше. — Да? Мы устраиваем в этом году рождественскую вечеринку. Выпускников тоже приглашают, так что если вы были членом, то тоже сможете прийти. Рейген бывал на вечеринках книжного клуба, пусть недолго — зато запомнились они ему на всю жизнь. Кому-то могло бы показаться, что в книжном клубе собираются скучные зануды, но на самом деле клуб был местом, куда рано или поздно попадали все креативные и идейные студенты. А на вечеринках они играли в настольные игры, слушали хорошую музыку на кассетах и устраивали конкурсы — вроде соревнования, где нужно сбить с конца палочки противника бумажный колпачок, не потеряв при этом свой. Рейген был уверен, что мог бы занять высокое место в этом конкурсе… Общаться с людьми, танцевать, вспоминать былое. Впервые за долгие годы встретить праздник в шумной весёлой компании. — Вечеринка? Ну и ну, дай-ка подумать… — мечтательно протянул Рейген. — На самом деле, у меня ещё нет планов на рождественскую ночь. Я буду рад прийти. Он немного слукавил: у него был простой и надёжный план, о котором он, однако, никому не сообщил, — смотреть фильмы вместе с Экубо. Но они могут заняться этим в любую другую ночь, тем более Экубо никогда не славился любителем праздновать Рождество. Главное, что в словах «Я буду рад прийти» не было ни грамма лжи. Рейген сказал это прямо Мобу в лицо и наконец-то не испытал ни укола горечи, ни щипка неловкости. — Замечательно, — ответил Моб.

***

Спустя пару минут в офис ворвалась Томэ. Сегодня был не её рабочий день — она прилетела на крыльях чистейшего энтузиазма, но Рейген быстро обрубил их, введя энтузиастку в курс дела. Однако Томэ долго горевать не стала и присосалась к Ханазаве с расспросами, чем он занимался в последний год. Наконец, выслушав все вздохи об учёбе, она сказала: — О, Теруки, ты ведь слушаешь Электроугрей? — Да, немного. Последний альбом недавно слушал. — Тогда зацени-ка вот это. Она порылась в сумке и вытащила фотографию, которой пару недель назад махала перед носом у каждого из коллег. Однако Рейген скептически относился к ценности простых надписей на обычных бумажках, даже если они были написаны кем-то, кто мнит себя важной шишкой. — Настоящий автограф Главного Угря, — похвасталась Томэ с коварной усмешкой. Ханазава посмотрел на фотографию и удивлённо заморгал. Забрал её у Томэ, пригляделся и пробормотал: — Это же… — Он повернулся к Мобу и сунул фотографию ему. — Это же тот охранник, или я ошибаюсь? — Какой охранник? — удивился Моб. — Ну, Коготь, седьмое отделение… Когда мы спасали твоего брата, помнишь? — А, этот охранник… Томэ хмуро переводила взгляд с одного на второго. — Почему вы делаете вид, словно все понимают, о чём речь? — недовольно спросила она. — Экубо должен понимать, — сказал Ханазава. Только что упомянутый Экубо оторвался от рисования на вчерашней газете и смерил его взглядом исподлобья. — Экубо, помнишь его? Ты вселялся в этого мужчину. — Да быть того не может… — Экубо вскочил из-за стола и выхватил фотографию у Ханазавы. Спустя полминуты её детального изучения, он пробормотал: — Так это он. Вот почему он показался мне таким знакомым. — Может кто-нибудь наконец объяснить, какого чёрта произошло?! — напомнила о себе Томэ. Экубо вкратце пересказал свои похождения в ночь краха седьмого отделения Когтя. Рейген всё это уже слышал и не мог не признаться себе, что рад видеть этого парня с фотографии живым. Но Экубо вёл рассказ так, будто говорил не о человеке, а о сломанной тележке из супермаркета. Рейген глядел на его невинное лицо и чувствовал, как желание отчитать каждого, кто осмелиться сунуться в этот офис, возвращается. — И теперь у него своя музыкальная группа? — спросил Ханазава. — Как интересно иногда складываются человеческие жизни… — Это не совсем он, — сказал Экубо. — Сейчас его тело занимает другой призрак, и… — Он вздохнул. — Лучше бы он действительно в ту ночь коньки отбросил… — Повисла напряжённая пауза. У кого-то взгляд сделался удивлённым, у кого-то — осуждающим, но все они скрестились на Экубо. Тот завертел головой. — Не смотрите на меня так! Я ни при чём. Ну… Скорее всего. Я не очень-то следил, что у него в башке происходит… — Ты хочешь сказать, что мог спровоцировать у него какое-нибудь расстройство? — настороженно спросил Рейген. — Я не знаю… Ни разу такого не видел, клянусь. — И он ещё хвастался, как мастерски управляет телами, — усмехнулась Томэ. Экубо гневно хлопнул ладонью по столу. — Это было один раз, в критический момент! Почему из этого раздули такое великое событие?! — Ты человеку жизнь сломал, бестолочь ты эдакая! — воскликнул Рейген. — И я раскаиваюсь! Можно, пожалуйста, мы перестанем об этом говорить? — Это мы ещё посмотрим. Экубо явно хотел что-то ответить, но вдруг поменялся в лице и задумчиво потёр подбородок. — А вообще-то может так быть, что я никому ничего не ломал… Этот дурень не так давно говорил мне что-то про «возвращение»… Видимо, охранник передал ему тело добровольно, и теперь возвращается. Можем вдвоём сходить посмотреть, если так кипятишься… Рейген не успел ответить ему: Ханазава посмотрел на часы и начал суетливо объяснять, что опоздает на поезд, если они с Мобом сейчас же не уйдут. И они ушли. Рейген никогда не мог точно сказать, когда в следующий раз увидит Моба, но сейчас был уверен: они непременно встретятся на вечеринке книжного клуба. Клуба, в который Рейген так и не вступил.

***

Галстук был развязан, а пальто расстёгнуто, и холодный зимний воздух холодил грудь и рёбра. Приятный озноб разливался по всему телу, ероша волосы на голове и заставляя ноги пружинить. Рейгену хотелось прыгать. Рейгену хотелось кружиться вокруг фонарных столбов. Рейген был влюблён. Рейген не видел Экубо почти целые сутки, но это совсем не мучило его. Он знал — Экубо ждёт его у себя в тёплой квартире, пахнущей чаем с имбирём, и отныне всегда будет ждать. Его руки всегда готовы подхватить его, и касаться, и ласкать тело, которое ныло в ожидании его прикосновений. Рейген вспоминал, как они прощались вчера после работы. Экубо сказал: «Так, призрака изгнали, рамен поели, поругались, программа на сегодня выполнена?» А Рейген лукаво посмотрел на него и поцеловал, пока никто не видел, и его податливая улыбка надолго отпечаталась на губах. «Надеюсь, это станет постоянным пунктом программы»… От долгого ожидания предвкушение скорой встречи горело в груди только ярче. Вечер — на пешеходной улице толпился народ, и Рейген, не глядевший, куда идёт, то и дело задевал кого-то плечом. Люди ругались на него, а он не слушал. Ничего не замечал вокруг, пока внезапно взгляд его не упал на японский флаг, висевший над улицей. Белое полотно, красный круг. Рейген никогда раньше не замечал… Будь полотно зелёным — получился бы вылитый Экубо, вернее, где-то четвёртая его часть. Рейген посмотрел чуть ниже — зелёная мишура, в которую вплетены шарики, красные, как щёки. Они — везде… Красные яблоки на витрине магазина. Красные пузырьки на рекламе газировки. Красная брошь на чьём-то пальто. Даже светофор, запрещающий переходить дорогу… Они везде, везде… Весь мир вокруг — только Экубо, в голове — один лишь Экубо. А Рейген был влюблён и шёл к нему домой — вприпрыжку.

***

Они лежали в кровати вдвоём. Тело отдыхало под тяжёлым пуховым одеялом, глаза — полуприкрыты. На языке всё ещё горчило послевкусие от травяного чая. Рейген ждал, пока измотанное тело Экубо не заснёт, и чтобы самому не провалиться в сон, сквозь полудрёму рассматривал голубой рисунок лунного света на стене. И сквозь расстёгнутую ночную рубашку Экубо гладил ладонью его тёплый живот. На улице стояла глухая декабрьская ночь, только изредка под окном с успокаивающим шорохом проезжали машины, но Рейген прислушивался только к дыханию Экубо. Ровное. Экубо доверяет ему достаточно, чтобы дышать рядом с ним настолько ровно и чтобы принимать помощь от его рук. Рейген пошевелился — поцеловал Экубо в плечо и прижался к нему лбом. И подумал, что никогда больше не даст ему почувствовать себя одиноким, ведь сам слишком хорошо знаком с этим чувством. И Экубо наконец-то заснул, а значит, можно отдохнуть и самому.