***
Но на улице легче не стало. Наоборот, в груди поселилась тяжесть — камень, который тянул к земле и мешал дышать. Лëгкие здоровы, бронхи здоровы, горло тоже, и всё же воздух в них лезет с трудом. Экубо ходил и ходил, петлями, зигзагами, по людным бульварам и полузаброшенным дворам. Как бы он ни пытался встраиваться в городской пейзаж, в улицы, переулки, фасады домов, даже на крышу вскарабкался, каждый раз не получалось — он всё равно что пытался впихнуть кусочек пазла на неподходящее место. Слишком угловатый. Слишком видный. Поэтому Экубо продолжал идти, несмотря на тяжесть и дождь. И везде, везде ему виделась Кэнтай: в красных граффити на стенах, в красных кленовых листьях, даже в обычных дворовых кошках. Он никак не мог выбросить из головы их последнюю встречу. В нём кипела такая злость на Кэнтай, что каждый раз, когда он видел её красный извивающийся хвост, хотелось вырвать его с корнем и медленно разодрать её на тонкие красные ленты… Пока Экубо не понял, что Кэнтай просто играет с ним в догонялки. И что он получает удовольствие от манёвров между деревьев и вкуса случайных мелких духов, подвернувшихся на пути… После этого он злился уже на себя. Злился, но думал: может, он неправ? Может, надо подыграть и сделать вид, что он тоже с головой увлечëн охотой? Где охота, там и риск: Экубо вполне может пропасть без вести, исчезнуть на месяц вместе с Кэнтай... Увести еë подальше, пока она не навредила его близким, и самому устроить каникулы — как следует отдохнуть от самого себя... И пусть Рейген дальше сидит в тесной квартирке со своей немытой посудой и грязными интригами. — Экубо! — окликнули его сверху звонким голосом. Экубо задрал голову. Прямо над ним, на рекламном щите, восхваляющем средства от насекомых, сидела Маска и смотрела вниз, игриво склонив голову к плечу. Её дождевик светился и блестел, будто недавний дождь в самом деле смог намочить его. Лучшей компании было сейчас не придумать. Должно быть, ноги нарочно его сюда привели… — Как я рад тебя видеть, — слабо улыбнулся Экубо. — Правда? Тогда пойдём, я хотела показать тебе одно место! У него не возникло даже мысли о том, чтобы спорить. Маска перекувырнулась через щит, и Экубо последовал за ней, нарочно наступая в лужи, чтобы брызги задевали её блестящие сапожки. — Далеко идти? — спросил он. — Всего один квартал.***
Они остановились у двухэтажного здания ремонта машин. Красно-белая вывеска быстро отозвалась у Экубо в памяти: его первая встреча с Маской состоялась почти на этом самом месте. — По-моему, мы тут уже были, — сказал Экубо с тусклой усмешкой, но Маска уже не стояла с ним рядом — с проворством белки вскарабкалась на крышу. — Залезай! — крикнула она, свешиваясь через край. — Там сбоку лестница. Экубо взобрался наверх по металлическим скобкам, торчащим из стены. Крыша оказалась меньше, чем казалась снизу: всего лишь чёрный квадратик, не больше кухни Экубо, с башенкой в углу, которая больше напоминала тумбочку. Но присутствие Маски на этом одиноком клочке кровли делало его уютным. — Ты часто тут бываешь? — поинтересовался Экубо. — Да я то тут, то там… А ты чего по улицам бродишь? Опять работа? Экубо покачал головой и вздохнул, садясь около башенки. — Нет… — Он немного подумал и лёг на спину, вытянув ноги. — Просто я очень устал… Дождь снова начал накрапывать сквозь рваные синие облака, и холодные капли стекали по носу и щекам Экубо. Он снова вздохнул. — Кажется, быть человеком сложновато… — сказала Маска. — И не говори. — Тогда может… выйдешь ненадолго из тела? Экубо повернул голову: Маска сидела неподалёку, по-турецки скрестив ноги, а с позиции Экубо было видно, что на самом деле она парит над крышей. Её дождевик светился, капли дождя словно таяли на нём, вспыхивая крохотными огоньками. И ещё два невидимых огонька горели в прорезях её маски: ей очень хотелось посмотреть на Экубо без его маскарадного костюма… Экубо снова посмотрел в небо. Сцепил руки на груди. Ещё секунду решался и полетел вверх, к облакам, которые блеснули серебристым налётом духовной энергии перед его призрачными глазами. Экубо никогда не чувствовал себя легче — неудобный камень остался в его человеческой груди, а теперь у него не было груди вовсе — только чистая прозрачная материя его существа. Холод пропал — капли пролетали сквозь лицо, не облизывая щёки мокрыми языками. Запах сырости сменился запахом ауры Маски; сегодня она сияла действительно ярко. — Ну вот и всё, — усмехнулся Экубо. — Теперь ты знаешь мой секрет. Ничего впечатляющего, да? — Но ты всё ещё силён, — сказала Маска. Он почувствовал, как она поднялась над крышей, но смотрел в небо, в небо, на редкий дождь. — А теперь я тоже могу поделиться с тобой секретом, — прозвенела она невинным девчачьим голосом. — Знаешь… — Экубо представлял, как она застенчиво поджимает ногу и хрупко дрожит. — Я не помню свою жизнь и своих родителей… — Не шевелился, чтобы не спугнуть, не сломать важнейший момент чужой духовной агонии. — ...потому что меня никогда не существовало. Не существовало?.. Что-то всколыхнулось в её ауре. Экубо встревоженно повернулся и увидел, как она поднимает руки к лицу. Берётся за края маски — в этот раз крепко, уверенно. Поднимает её… поднимает… и сбрасывает. И на Экубо смотрит морщинистое лицо старика. Аура взорвалась и хлынула во все стороны, словно цунами, и стала горькой, режущей, враждебной — Экубо понял, что происходит, на секунду позже, чем следовало. Когда он кинулся вниз, к телу, хлыст энергии настиг его и расколол надвое. Экубо стало в два раза меньше, но он извернулся, скрутился и штопором вонзился в своё тело. Но на ноги вскочить не успел — аура Маски навалилась на него и прижала к башенке, связала по рукам и ногам, едва позволяя дышать. Она менялась. Её тело посерело, разбухло и разделилось на корнеподобные жгуты. Лицо совсем высохло и стало почти черепом с круглыми провалами вместо глаз. Дождевик распахнулся и превратился в тягучую массу, напоминающую полузастывший клей. Клей и придавил Экубо к стене, облепив до самого подбородка, позволяя только безотрывно смотреть. Все силы Экубо перемешались и корчились в ужасе. Он не мог сопротивляться. Он медленно осознавал… Маска врала ему. Маска… Маска… Маска и не Маска вовсе. — Что… ты такое… — прохрипел Экубо. Ему не очень-то хотелось знать ответ на этот вопрос — он просто пытался потянуть время. — Прости, что так вышло, — заговорил Маска старческим голосом. — Я не тот, за кого себя выдавал. При жизни я был актёром и у меня была дочь… Мы жили вдвоём, как семья, пока она не выросла и не ушла. Она связалась с какими-то подонками и перестала говорить со мной… Я знаю, что её несколько раз забирала полиция, я пытался помочь ей, но она была слишком гордой. Знаешь… — Он издал обессиленный шелестящий вздох. — Она не плохой человек, просто… заблудилась. Я… я так хотел помочь ей… Но мне пришлось сдаться. Сестра убедила меня забыть её, но я не забывал. Я ужасно мучился, пока не встретил смерть… И смерть, смерть дала мне шанс всё исправить! Раз я стал духом… Значит, у меня ещё есть шанс извиниться. Я найду её и заговорю с ней — если стану достаточно сильным. Поэтому прошу… Отдай мне свою силу. Я использую её для благого дела. Я не очень хорошо сражаюсь с духами, но умею играть, поэтому мне пришлось… понимаешь… Отдай мне свою силу. Прошу. Как хорошо и долго он болтает — думал Экубо, стягивая воедино ошмётки себя, разорванные, но ещё на что-то годные. Стянуть, сшить вместе хоть как-то — и будет готов барьер. Плохенький, но достаточно сильный, чтобы отшвырнуть Маску, как клопа газетой. К лицу тянулся один из серых жгутов, жёстко загнутый, острый, как нож. Он застыл у самой его щеки… Маска замечательно болтал, и хотя Экубо жадно пользовался этим временем, уши его не были закрыты… Он не смог заставить себя не слушать. Он смотрел на Маску, на его мёртвое, изуродованное мукой лицо, и мысли болезненно сливались в одну: как ему удавалось так долго выдавать себя за маленькую девочку… Всё — голос, поведение, даже аура… Всё ради того, чтобы извиниться перед кем-то. Экубо чудовищным усилием поднял голову, чтобы воздух и голос проходили через горло, и громко сказал: — Послушай… Ты ведь точно любишь свою дочь! И она не станет слушать кровожадного духа. Я помогу тебе! Маска вздрогнул и сжался, как от невыносимой боли, жгуты задрожали, грудь Экубо сдавило так, что рёбра чуть не затрещали, и он тихо молил, чтобы крупицы надежды и любви в глубине этого искорёженного тела перебороли боль… Но Маска взревел: — Отдай мне силу! И в тот же миг сверкнул барьер Экубо. Клей разлетелся на ошмётки, жгуты ударили в лицо, но со звоном отлетели назад. Экубо пальнул лучом в голову Маски — промахнулся. Жгуты налетели с четырёх сторон — он отпрыгнул. Уклонился от каскадной атаки и оказался рядом с башней. Для обороны — отлично. Он растянул в руках нити, приготовился метнуть их в Маску, но крыша ушла у него из-под ног. Он неудачно отступил назад. И падал… Но так и не упал. Он висел за краем крыши, удерживаемый одним из жгутов, а Маска закричал: — Отдай!.. — и швырнул Экубо вниз. Он снова лежал на спине. Снова сверху — рваное небо, снова капли бьют по щекам. Барьер успел сработать рефлекторно, но падение произошло всего за долю секунды, поэтому все кости спасти не удалось. В спине пульсировало — повреждён позвоночник… Поправимо, но стоит пошевелиться — и всё пропало. Маска соскочил с крыши и лавиной рухнул вниз. Экубо в отчаянии загородился руками и зажмурился… но удар не пришёл. Перед открывшимися глазами сверкнуло оранжевым: оранжевый разрезал серую лавину и отбросил Маску наверх. — Экубо! — закричал кто-то сбоку. — Чего лежишь?! — Позвоночник… — простонал Экубо и повернул голову на звук голоса. Он, должно быть, стукнулся ещё и головой. Крепкая фигура, что он увидел неподалёку, была слишком ему знакома… Финч. Она. Мало ему одной напасти?.. Маска куда-то делся, растворился в сыром небе и дожде — откуда теперь ждать удар? А тут ещё она, с кусками раскалённого металла в руках… На какое-то мгновение Экубо внутренне обледенел. Умер. Прощался и со спасением, и с телом, и со всем дорогим… пока не понял, что Финч нацелилась не на него. — Чини скорей свой позвоночник! — крикнула она и бросила оружие, потому что оно начало плавиться. — Чёрт, никуда не годится… — Она вытащила что-то из кармана куртки и сжала в кулаке, взглянув наверх, на серое облако, которое снова обретало очертание Маски. — Эй, ты! Давай сюда! Безусловно, в этом был смысл… Она ведь охотница на духов. И сейчас, когда она ловко уклонялась от жгутов и шпарила Маску чем-то сыпучим, Экубо болел за неё. Позвоночник срастался медленнее, чем хотелось бы, хотя все силы были брошены на его излечение. Всё-таки их осталось слишком мало… И внезапно один из жгутов схватил Финч за ногу. Экубо даже крикнуть не успел — Маска молниеносно оплёл её тело и прихлопнул к стене. Финч глухо простонала и замерла. Экубо, стиснув зубы, поднял голову, но сквозь заливающий глаза дождь увидел только расплывчатые силуэты. Финч не шевелилась, а Маска медленно сползал вниз по стене, всё крепче и крепче стискивал свою жертву. Экубо протёр глаза — то ли от дождя, то ли от слёз, было уже неважно. Один из жгутов Маски вонзался Финч в бок. По её светлым брюкам текла, словно разверзающаяся трещина, струйка крови. Ещё минуту… полминуты… двадцать секунд… и Экубо сможет вскочить. Но какой от него толк? Это его вина. Это его сила довела Маску до пика, сделав почти материальным… Маска обрёл полную форму. Воздух между ним и Финч трещал. Она не шевелилась… — Слишком близко, дружище, — прозвучал вдруг её голос. Рыжая вспышка ослепила Экубо. Он уронил голову на землю, закрываясь руками; в теле каждый орган содрогнулся, будто на миг потеряв очертание, и затем всё замерло. Наступила тишина — даже дождь прекратил шелестеть. Когда Экубо открыл глаза, стена здания была пустой. Только у её основания Финч сидела на коленях, пытаясь отдышаться, и прижимала руки к ране на боку. Экубо, как только ощутил, что может подняться, подполз к ней и проговорил: — Что за чертовщина… На этом дыхание кончилось. Он уставился в мокрый асфальт, по которому рассыпались спички из заколдованного коробка. — Ты могла погибнуть! — крикнул Экубо. И он виноват… Однако… — Да, — кивнула Финч и протяжно, прерывисто выдохнула, стиснув пальцы на боку. — Надеюсь, теперь мы в расчёте… Экубо уже отдышался, но ответ не лез из горла. Оттуда рвался обжигающий крик: как она смеет… Она лишила его силы, она ждала, пока его ослабят — наверняка сговорилась с этим поганым предателем… Но спасла ведь! Спасла… Оторопевший Экубо промедлил. А из-за угла здания неожиданно выскочил Серизава с испуганный возгласом: — Госпожа Финч! О нет… Я опоздал… — Ничего, я разобралась сама. Она его унизила, выставила слабым, и теперь строит из себя героиню… но она ведь заслужила… пощёчину — по меньшей мере. — Вы ранены? — спросил Серизава, опускаясь рядом с ней на колени. — Похоже на то… — усмехнулась она и тут же закусила губу. — Вообще-то болит адски… Она ведь страдает… но недостаточно. Руки Экубо уже сами тянутся найти кирпич потяжелее, и как только они это сделают, он постоит за себя, он обрушит на её голову справедливость и… убьёт. — Нужно отвести вас в больницу. Экубо… ты в порядке? Пощёчину получил Экубо — этим простым вопросом. В глазах перестало мутиться, и он увидел встревоженное, бледное, как извёстка на стене, лицо Серизавы. Ниже — Финч, которая спасла Экубо жизнь, самоотверженно, безвозмездно, ценой собственной крови… в то время как он жаждет пролить её всю, чтобы и капли не осталось. — Я… Да… Да, я в порядке, — пробормотал Экубо и поднялся на ноги, хотя одно из рёбер всё ещё не срослось. Плевать. Он спешно зашагал прочь, пока ещё длились мгновения, в которые ему не хотелось видеть череп Финч раздавленным, как яйцо.***
Экубо брёл по переулку, одной рукой держался за ребро, другой — за кирпичную стену. Дождь прекратился, вместо него с неба струились сумерки, окрашивая асфальт, дома, окна, деревья в неприятные, чужие оттенки синего. Мир изменился. Мир необратимо изменился. Экубо не хотел смотреть на него, шёл исключительно на ощупь и желал одного — выйти из этого проклятого синего лабиринта. Но не мог. Каждый шаг давался с трудом. Каждый раз, поднимая ногу над тротуаром, Экубо хотелось верить, что она как-нибудь сама собой опустится на другую землю. В другом моменте. Во времени до. Но тело слушалось его беспрекословно — такое податливое, такое доверчивое… Это ведь тоже был он. Убраться бы от себя подальше — просто вырезать своё присутствие из этой кривой, поддельной, предательской реальности, как картинку из журнала ржавыми ножницами. Но он не мог. Каждая крыша — одна и та же крыша. Отражение фонаря в луже — блеск детского дождевика. Будто образы из сна, которого никогда не было. Но ведь оно всё было! Было! Было сотню раз! Каждая фраза, каждый взгляд, каждое движение — с того момента, когда он, собственной головой, собственными словами, собственным сердцем ей поверил. Он хотел бы сказать, что не знал, на что идёт… Но не мог! Стена оборвалась, и Экубо пошатнулся, потеряв опору. Он обвёл мутным взглядом пространство — место показалось ему знакомым. Он уже здесь бывал: сквер, белые гравиевые дорожки и жёлтые ветви берёзы, озарённые изнутри светом фонаря, похожие на восковые подтёки. Экубо подумал, что стоит обойти это место стороной, но затем решил: везде сейчас будет одинаково, нет смысла удлинять себе путь. И он пошёл прямо через сквер, но уже у самой берёзы его окликнули: — Господин Экубо! Он скривился. Его третий раз за день звали по имени, и пока что это не оборачивалось ничем хорошим. Более того, он узнал голос и успел представить синее извивающиеся тело и круглые вытаращенные глаза ещё до того, как Анаго появился перед ним. — Проваливай… — проворчал Экубо. И что он тут шарахается? Экубо не видел его с того дня, как балбес распрощался со своим телом, и тешил себя иллюзией, что всех такое положение дел устраивает. Но как-то это недоразумение отыскало его… Экубо посмотрел на Анаго сверху вниз, ожидая отклика на свою просьбу, но встретился с его взглядом, в котором не появилось ни тени мысли. Как с булыжником разговаривать… — Помнишь, я отдал тебе гитару? — спросил Анаго. — Ну да, — сказал Экубо и кашлянул. Почему-то стоять на месте оказалось сложнее, чем идти. — Она нужна мне. Можешь вернуть? — Зачем? — Забавная история… Мы с тем чуваком, в которого я вселялся, иногда сидим по вечерам у него на квартире. Он даёт мне поиграть на гитаре, но у него только акустика, а я хочу нормальную… Экубо почувствовал, будто гравий под подошвами его ботинок начинает проседать и затягивать в себя, подобно трясине, и переступил с ноги на ногу. Но это не помогло. У него внутри зияла дыра, которая будет ныть, давить и выворачивать его наизнанку, пока он хоть чем-нибудь её не заполнит. Желание стать снова целым захватило все его мысли, он больше не слышал, что плёл ему Анаго, он терял сознание, и в глаза лился расплавленный воск из берёзовых листьев. Экубо закричал. Он кричал так громко, что крик раздирал горло, но от боли взгляд прояснился, и Экубо увидел перед собой Анаго. Жалкого, ничтожного, извивающегося червяка, который отравлял мир самим своим существованием. И который сгодится только для одного. Экубо бросился на добычу. Схватил Анаго и скрутил в узел, сдавливая его горло, пока тот не захрипел, а потом вонзился в него зубами, оторвав толстую полоску плоти. Духовная энергия лилась в горло жидким сиропом, холодила зубы, впитывалась в нёбо. Вокруг, подобно рою пчёл, метались жёлтые листья, а Анаго выл и вырывался, и Экубо медленнее тянул зубами кожу, чтобы выдавить из него ещё больше крика. Крик давал ему силы. Крик заполнял дыру в груди, и ничего слаще не могло найтись в целой вселенной. И неожиданно перед глазами возник образ: смуглое девчачье лицо с облезшей кожей. Мёртвое, потому что над ним сидела Кэнтай и сверкала глазами, полными злости и обиды. Экубо поперхнулся. Анаго в его руках вскрикнул протяжно и жалобно — в последний раз. И затих. Экубо разжал пальцы, хотя ему показалось, что каждый из них пришлось сломать. Голубой хвост скользнул перед глазами и скрылся в темноте, а Экубо упал лицом вперёд, на локти, впившись ногтями в белый гравий, и надрывно кашлял, пока его не вырвало. Он отполз в сторону и завалился на бок. Перед глазами потемнело. Перед глазами — хижина, девочка, узкие зрачки Кэнтай и макушка Рейгена, дрожащего в его объятьях. Куда он шёл? Кажется, домой. Берёзовые ветви у него над головой казались чёрными проволочками. Желтизна полностью облетела.***
Экубо до глубокой темноты не мог заставить себя вернуться в квартиру. Он представлял, как приходит к домашнему свету, к домашней еде, к Рейгену, который по-обычному улыбнётся ему, а может даже поцелует… И в этих фантазиях он видел себя грабителем, который вломился в чужой дом. Но время шло, промозглый осенний туман поднимался с земли и кусал Экубо за щиколотки, а у того, не евшего целый день, кончалась энергия. Он коченел на холодных улицах, и его путь закончился бы либо дома, либо под каким-нибудь забором. Он предпочёл первый вариант. Когда он вернулся, в квартире не горел свет. Рейген лёг спать один. Но кто бы стал его в этом винить… Экубо снял с себя грязную одежду и прокрался к кровати. Покрывало на его стороне постели лежало нетронутым, без единой складочки. Он залез на него и застыл, упершись спиной в изголовье кровати и подтянув колени к груди. В темноте не тикали часы — батарейка, наверное, села… Ночь никогда не закончится. Сбоку раздался шорох одеяла и шёпот: — Экубо… Четвёртый раз. Но сейчас Экубо почему-то не захотелось ни поморщиться, ни даже отвернуться, наоборот — его потянуло к проснувшемуся Рейгену так сильно, что он чуть было не свалился к нему в объятия. Но всё-таки устоял. Рейген смотрел на него в темноте, приподнявшись на локте. — Я пытался до тебя дозвониться, — сказал он. — Что случилось? Экубо тяжело сглотнул. Он знал, что теперь не отвертится, что Рейген будет спрашивать его снова и снова, и когда-нибудь этот разговор всё равно состоится — разница будет лишь в градусе наклона нахмуренных бровей Рейгена, потерявшего терпение. И тянуть незачем, раз они всё равно заперты сейчас вместе. Раз уж Рейген рядом… Экубо пересказал всё, что случилось с ним на крыше и под ней — после падения. Однако до сквера в своём рассказе он не дошёл. И пока он проговаривал произошедшее вслух, кое-что прояснилось в голове. Долго прятавшаяся мысль блеснула, как лезвие, и Экубо сказал на последнем дыхании: — Он лгал и использовал меня, пытаясь стать сильнее… А я повёлся, я… Это ведь… Сандей. Снова… И замолчал. Казалось, ему полагалось плакать, но слёзы просто не шли на глаза. Рейген тихо положил руку ему на плечо, но тоже не проронил больше ни слова, а Экубо ждал, пока через комнату протянутся беззвучные минуты. Он и без слов чувствовал беспомощную растерянность Рейгена, зато пальцы на его плече сжимались всё крепче, и он гладил их своими. — Давай ляжем спать, — наконец сказал он. — Пожалуйста… — Хорошо, — вздохнул Рейген. Экубо забрался под одеяло, не отпуская его руку. Тело уснуло быстро, но будто перестало отдавать тепло: свежие простыня и одеяло так и остались леденяще холодными. Бесшумная темнота давила на уставшие глаза, и только ласковые пальцы, горячие пальцы Рейгена оставались твёрдой связкой между Экубо и всем миром. Его тело спало, а сам он, находясь в полутрансе, думал. Он сам не мог до конца поверить, что его спасла бессмысленная жестокость Кэнтай, которая стала ему отвратительна ещё несколько веков назад и от которой он бежал. Кэнтай — беспощадная убийца. А Экубо пока что нет.