***
Первую остановку минивэн сделал у дома Экубо. Рейген выбрался из салона, поддерживая Экубо под плечо, и прежде, чем уйти, торопливо оглянулся — вдруг у Финч есть ответы… но она уже умчалась развозить остальных участников команды по домам. Рейген в полном молчании повёл Экубо домой. Они кое-как сняли верхнюю одежду, и Экубо даже смог самостоятельно пройти в комнату и сесть на кровать; за окном уже смеркалось, и во мраке его понурый силуэт выглядел зловещим, но… очень одиноким. Рейген стиснул кулак. Так не должно быть. В первую очередь, Экубо заслуживает помощи, заслуживает быть выслушанным, быть любимым… А настоящий кошмар — это бросить в беде самого близкого человека. Рейген решительно пошёл к кровати. Хоть что-нибудь он сможет сделать: Экубо сейчас всё равно что загадочный клиент, а к любому клиенту можно найти подход. Он опустился перед ним на колени, бережно взял его за руку и попытался заглянуть в тёмное лицо. — Экубо… — Я… совсем ничего не чувствую… — прошептал Экубо и сверкнул застывшими в глазах слезами. — Все чувства отключили… Рейген… а что если я больше не смогу любить тебя?! Рейген готовился, но не ожидал, что его голос будет так отчаянно дрожать. Так вот что его гложет… Мысль, которая посетила и Рейгена тоже, — настолько страшная, что он прятал её глубоко за трепещущим сердцем. И он ощутил неожиданное облегчение: теперь их двое в одной лодке, в одной крохотной лодке, которую пытается задавать одна волна сомнений… И он сможет одним махом разубедить их обоих. — Не бойся. Это пройдёт, — заговорил Рейген. — Я знаю. Я ведь тоже… не всегда одинаково чувствую. Это обычная черта, свойственная людям. Уж ты точно с этим справишься. Он провёл ладонью вдоль его руки, вскользь коснулся пальцами щеки и распустил давно растрепавшийся пучок волос. Перепутанные пряди упали Экубо на лицо, но он как будто не заметил — пронзительно тоскливо смотрел Рейгену в глаза. — Хочешь чай? Экубо кивнул. Рейген встал и, вспомнив, как чуть не окоченел в лесу, принёс ему плед, а затем отправился готовить заварку. Руки его тряслись, когда он наливал чай в кружку, — на светлой столешнице остались бежевые разводы, но вытирать их не было времени. Экубо успел забраться с ногами на кровать, закутавшись в плед и закрыв им голову, точно капюшоном. Его щёки снова мокро блестели — Рейген заметил, передавая ему кружку, и обеими ладонями обтёр с них слёзы. Экубо благодарно кивнул и отхлебнул чай. Рейген давал ему время. Следил, как живеют черты его лица, и сам чувствовал, что веки назойливо щиплет, но уже совсем не горько. Экубо почти допил чай. Но вместо последнего глотка глубоко вздохнул и спросил значительно отвердевшим голосом: — Почему… как ты выжил? Рейген слабо дёрнул плечами. Ему совсем не хотелось возвращаться мыслями в Лакричную впадину, но если придётся сделать в ней короткую остановку на пути к полноценному разговору — что же, это допустимая цена. — Мне стало плохо, — ответил он. — Очень плохо. Но я думал, что тебе должно быть намного хуже, и в голове было только это… Наверное, поэтому она не смогла до меня добраться. Экубо задумчиво покрутил кружку. — Мне послышалось… или она сказала «Ты стал совсем как они»? — Сказала… — Не думал, что до неё дойдёт… — произнёс Экубо и коротко усмехнулся. — Ты правда изменился за последнее время? — осторожно спросил Рейген. Прежде, чем ответить, Экубо допил чай и пожевал губами, будто пытался распробовать вопрос на языке. — Теперь мне кажется, я всегда таким был, — сказал он наконец. — С момента нашего с ней расставания — точно… Когда человек обращается в духа, его личность не стирается. В нас всех остаются человеческие черты, но не все обращают на них внимание. Мне всегда нравились люди. Я им сочувствовал, и, наверное… мне хотелось сделать их счастливее. А что я для этого делал… — он усмехнулся, почесал подборобок и покачал головой. — Я — злой дух, всегда им был и всегда остаюсь. Я не думал, что могу действительно жить среди вас. Я не думал, что могу быть как вы… Чувствовать как вы… Но кое-кто меня переубедил. Он внезапно посмотрел на Рейгена с такой нежностью, что тот моментально пожалел об упущенной возможности налить чай и себе тоже. В горле пересохло. Но взгляд Экубо быстро померк и погрустнел. — Прости, что так получилось. Я не смог... — Я понимаю, — перебил его Рейген. — Я не должен был просить тебя о таком... Особенно после того случая… Сейчас главное, что всё кончено. Мы ведь больше её не увидим, правда? — Скорее всего… После такого разочарования она заляжет на дно ещё на пару сотен лет, а там поглядим. — Замечательно, — улыбнулся Рейген и, прикрываясь улыбкой, сказал опасливо, словно прощупывал носком ботинка недавно вставший лёд. — Тебе ведь наверняка тоже не хочется её видеть. Экубо снова медлил с ответом, но на этот раз не потому, что не мог его придумать: его губы плотно сжались, будто он знает ответ слишком хорошо. Но бережёт уши Рейгена. — Если бы не она, то меня бы здесь не было, — сказал Экубо. Что он имел в виду: именно этот вечер и именно эту кровать, или что-то другое, так и осталось неясным. — Кроме того, у неё своя горькая судьба. — Судьба?.. Экубо вздохнул. — Что ж… Из всех духов, что я знал, никто не был доволен собой. Слабые духи ищут упокоения, сильные — величия, и только Кэнтай действительно просто получает удовольствие от бытия собой. То есть… Я был доволен своим существованием большую его часть, и уж точно не был несчастен, но… я не понимаю, как можно наслаждаться своей силой так, как это делает Кэнтай. А всё, чего она хочет — чтобы кто-нибудь её понимал. И она никогда этого не получит. Рейген не мог не уловить нотки горечи в его голосе, но теперь они не царапали ему слух — в конце концов, Экубо всегда было свойственно переживать за дорогих ему существ, кем бы они ни были. Можно было лишь радоваться, когда он не пытался этого скрыть. Рейген не стал вести расспросы дальше: тяжесть на плечах Экубо, казалось, уже начинала продавливать матрас. Он забрал у него кружку из-под чая и принёс сменную одежду; у него самого силы остались только на то, чтобы переодеться и залезть под одеяло. И обхватить руками Экубо, который сразу же поймал его в объятья, спрятав лицо за краем одеяла. Поначалу он обнимал Рейгена так крепко, что у того чуть не хрустели рёбра. Но он ни сказал ни слова: если это дарит Экубо чувство надёжности, то можно и потерпеть. И постепенно его хватка слабела — мышцы разряжались, в груди исчезало напряжение, — пока Рейген не ощутил в нём обычную расслабленную тяжесть. Экубо заснул.***
Они спали крепко и спокойно: когда Рейген проснулся, обнаружил себя почти в том же положении, что прошлым вечером, и первым делом улыбнулся, почувствовав себя птенцом в тёплом уютном гнезде. Но у птенцов нет рук — в отличии от Рейгена, руке которого не по нраву пришлось всю ночь лежать под жёстким плечом Экубо. А затем… Рейген всерьёз усомнился, что не пил вчера чай. Откуда-то же у него в организме должны были взяться литры жидкости, которые попросились наружу… Поначалу он решил отважно перетерпеть, чтобы не будить Экубо, но вскоре стало очевидно, что такое решение грозит неприятностями им обоим. Рейген как мог аккуратно выпутался из объятий и выбрался из постели. Экубо, впрочем, совсем не возражал: промычал что-то и повернулся на другой бок. Рейген с лёгким сердцем отправился в ванную. Заодно он принял душ и после него даже не стал завязывать халат: утро было слишком безоблачно ленивым. Однако забираться обратно в постель он не спешил. Рано или поздно придётся столкнуться с последствиями вчерашнего дня, и Рейген выбрал первый вариант. Он долго думал, как сообщить своим коллегам о провале охоты на Кэнтай. То есть, конечно, это была полноценная ничья, но много выжать из неё всё равно не получится… А затем решил рассказать всё честно, как есть. Он был уверен, что они не станут косо на него смотреть или вымещать на нём свою досаду, — наоборот, им сейчас как никому нужна поддержка своего начальника и просто друга. И ему всё ещё надо выйти из игры с наименьшими потерями: где-то извернуться, где-то приврать, но снова поставить агентство на ноги. И он подготовил для каждого личное письмо. И уже ближе к финалу письма Серизаве с кровати послышалось бодрое шуршание, а затем — шорох отодвигаемой оконной занавески. Экубо проснулся и не вставая расшторил окно, и в комнату хлынул белый солнечный свет. Утро оказалось не только безоблачным, но и ясным: Рейген смотрел на край пронзительно голубого неба за окном, и цвет казался ему непривычным и неестественным, будто совсем из другого мира. Но красивым — глаз не оторвать… Рейген вернулся к кровати и сел на край. Экубо лежал перед ним, омываемый потоком чистого солнца, щëки сияли, разбросанные по подушке волосы переливались как стружки золота. И улыбка — свободная, ничем не сдерживаемая улыбка. Рейген склонился над ним, будто готов был изучать его с лупой, и то ли лицо сделал слишком серьёзное, то ли душ сыграл с его причëской злую шутку, но Экубо не выдержал — рассмеялся. И Рейгена тут же, вслед за ним, сшибла волна хохота. Они смеялись громко и искренне. Они смеялись, прижимаясь друг к другу лбами. Они смеялись, потому что свет и лëгкость больше не помещались в груди, и когда их избыток выплеснулся наружу, Рейген, мелко дрожа всем телом, обессиленно лëг Экубо на грудь и поцеловал его губы. Оторвался и сразу же — снова. Ладони Экубо легли не его шею горячим кольцом. Пропала та противная плëнка, которой Кэнтай обтянула мир, и между ними не было преград, и каждое прикосновение чувствовалось ярко, электрически, головокружительно... Рейген сбросил с него одеяло, смял футболку, льнул к нему грудью, животом, бëдрами... И ни один миллиметр кожи не остался без следа ладоней Экубо, но их было мало, мало, так мало... Что Рейген снял халат и нырнул в объятья Экубо, который подался ему навстречу, изогнувшись в спине, тяжело дыша в его ухо. Они так давно не были вместе...***
Офис возобновил обычную работу на следующий день. Возня с бумажками, ремонт дверцы шкафчика, женщина с затёкшими плечами… Рейген впервые в жизни был искренне счастлив проводить клиента в массажную комнату. Провести короткий сеанс массажа — вот и весь план… — Это был не настоящий дух, так ведь? — ненавязчиво поинтересовался Рейген у Серизавы, как только клиентка ушла. — Даже близко нет, иначе бы я сказал, — успокоил его тот и хмыкнул. — А она выглядела очень довольной… Рейген улыбнулся и уселся обратно за бумажную работу. Вскоре в дверь снова постучали, но не стали дожидаться разрешения войти. Рейген безошибочно узнал этот почерк. — Доброго вам дня! — воскликнула Финч, размашистым шагом проходя в офис. Рейген обрадовался, когда увидел её целой, невредимой и сияющей обычной напористостью, но не сразу нашёлся, что сказать. Ей-то он как раз написать забыл… Поэтому вышло так, что Серизава опередил его с приветствиями. — Здравствуйте, госпожа Финч! — выпалил он, зачем-то подскакивая со стула. — Привет, Серизава, — кивнула Финч. — Неплохо выглядишь. — Вы тоже… — Ну, на меня древний дух апатии не нападал, — усмехнулась она и повернулась к Рейгену. — Я к вам на пару минут. Позавчера кто-то у меня в машине книжку оставил. Я проходила мимо и решила вернуть. Она достала из рюкзака книгу, и Рейген сразу же распознал в ней мангу, которую Моб успел вернуть ему во время экспедиции. Потом им, конечно, стало не до того… — Это моя… — сказал Рейген, забирая книгу. — Спасибо. И спасибо за всё… Честно говоря, я ничего не придумал тебе в благодарность… — Что ж, будет повод заехать к нам в гости, — кокетливо пожала плечами Финч. — Мы с Морганой завтра возвращаемся в город Магнолий. Тебе и твоей команде всегда там рады. Пока! Она пошла к выходу, помахав на прощание рукой, и Рейген с улыбкой ответил тем же. — Счастливого пути! На этот раз растерялся Серизава и попрощался уже после того, как дверь захлопнулась за Финч. — П-пока… — пробормотал он, сконфуженно посмотрел на Рейгена и юркнул за экран своего ноутбука. Рейген не придал этому значения и переключил внимание на мангу, спустя долгие дни вернувшуюся к законному хозяину. Ему действительно нравилась эта манга, и в ностальгическом порыве он зашуршал её страницами. И запнулся, когда глаз зацепился за карандашные пометки на полях. Что за кощунство — в первую очередь подумал Рейген, но память начала подкидывать ему воспоминания. Первая заметка появилась больше года назад, когда Моб брал эту мангу в первый раз: рядом с фразой главного героя, в отчаянье сказавшего «Отныне я буду скрывать свои чувства!», он приписал «Лучше так не делать». И в тот раз Рейген тоже рассердился, но надолго его не хватило: он нацарапал карандашом ответ: «Только под присмотром взрослых!» И теперь выяснилось, что Моб продолжил переписку. Под замечанием Рейгена красовалось «Присутствие взрослых не освобождает от ответственности». Он широко улыбнулся и приписал: «Но с ними веселее». И закрыл мангу. Вся их долгая совместная история привела в эту крошечную точку — одну книгу. Отныне она и будет точкой соприкосновения их отдельных, независимых историй — единственной, зато очень недурно написанной. И Рейгену не терпелось найти предлог снова передать её Мобу, чтобы тот нашёл и прочитал его последнюю реплику.***
Под вечер Рейген получил заказ на экзорцизм и вместе с Серизавой съездил в гольф-клуб. В офис вернулись только чтобы забрать вещи, потому что рабочие часы были на исходе. Рейген, покручивая на пальце ключи от офиса, собирался пожелать Серизаве хорошего вечера и попрощаться до завтра, но тот неожиданно спросил: — Можно пригласить вас в кафе? Я хочу кое о чëм поговорить... Рейген взглянул на часы: Экубо предлагал какое-то развлечение на вечер, но от вечера ещё оставалась внушительная часть. Да и любопытство подгрызало: что такого мог придумать Серизава, что требовало обсуждения за ужином? И Рейген принял приглашение.***
Они неплохо провели время за долгой увлекательной беседой. Не просто увлекательной: из ресторана Рейген летел домой как на крыльях, потому что мысли роились в голове и рвались наружу. Он почти вприпрыжку подбежал до входной двери, одолел замок — только чтобы обнаружить, что Экубо и так ждёт на пороге. — Ты сказал, что придёшь к шести, — отчеканил Экубо. Волосы на затылке Рейгена встали дыбом: когда он подходил к дому, стрелки на часах подбирались к восьми. — Да?.. — растерялся он. — Чёрт, я забыл! И телефон не включил… Всё, можешь оставить меня без ужина. — И что тебе с этого будет? — хмыкнул Экубо, скрестив руки на груди. — Ты ведь и так успел уже где-нибудь налопаться, разве нет? А если даже и нет, то что толку тебя отчитывать, если ты будешь думать только о том, как живот набить? Давай заходи. — Блестящие аргументы. Но ты прав. Я поужинал с Серизавой, — сказал Рейген и, закрыв за собой дверь, заговорщицки хлопнул в ладоши. — И ты просто не поверишь, что мы обсуждали… Недовольство Экубо как рукой сняло. Он насторожился, как голодный кот у миски, и проговорил: — Так-так... Рейген, раздевшись, сел на диван, Экубо последовал за ним, облокотился на спинку и приготовился внимательно слушать. — Наверное, мне нельзя о таком говорить... но тебе... — пробормотал Рейген, перебирая пальцами, и смущëнно кашлянул. — Просто обещай, что будешь делать вид, что ничего не знаешь, ладно? Экубо кивнул. — Серизава влюбился в Финч. — Что?! В неë? — воскликнул Экубо, и от потрясения его локоть соскользнул с дивана. — Она поразила его своей силой и отвагой, — довольно вздохнул Рейген, чувствуя себя лихим талантливым репортëром. — Бедняга... Пытался выяснить у меня, что ему делать. Он даже спрашивал, нет ли чувств между вами. — С дуба рухнул?! Она же пыталась меня убить... — Полегче с ним. У него же это в первый раз... Но я объяснил, конечно, что у Финч к тебе разве что научный интерес. А про тебя сказал, что ты такими отношениями не интересуешься. — Хитрец... — усмехнулся Экубо и перелез через спинку дивана, чтобы подобраться к Рейгену и крепко обнять его за плечи. Рейген уловил ненавязчивый запах апельсина — видимо, Экубо успел помыться, пока ждал своего непунктуального партнёра, — и блаженно уткнулся лбом в его шею. Щëку ласково гладила мягкая, щекотная ткань свитера, который Экубо закончил вязать на днях, и именно она напомнила Рейгену о новости, пока что не удостоившейся репортажа. — Кстати, я зарегистрировался на ярмарке рукоделия, — поднял он голову. — Что? На ярмарке? — Да. Твоё вязание скоро перестанет влезать под нашу кровать, вот я и решил, что пора от него избавляться. Ручное вязание сейчас по неплохим ценам идёт… — И что, мне надо будет торчать на ярмарке и впихивать людям товар?.. — кисло вопросил Экубо. — Нет, что ты! У тебя ничего не получится впихнуть. Я этим займусь. — Люди начнут думать, что это всё ты нарукоделил. — Ну и пускай начнут, — пожал плечами Рейген. — Я нигде не собираюсь заявлять, что я лично этим занимался. Кроме того… Признай, ты ведь думал обо мне, когда взял? То есть я немного, но причастен. — Да уж, вдохновитель нашёлся… — фыркнул Экубо, но мимолётную мечтательную улыбку скрывать не стал. — Посредник между миром людей и потусторонним! — воскликнул Рейген и с удовольствием засмеялся — так ему понравился выдуманный титул.***
Несмотря на довольно плотный ужин, желудок Рейгена вскоре начало подтачивать голодное чувство. Экубо предложил порезать салат, пока овощи в холодильнике не потеряли свежесть, и Рейген энергично поддержал эту идею. Он успел мастерски покромсать помидоры, огурцы и лук быстрее, чем Экубо потянулся, зевнул, встал с дивана и приплëлся на кухню. Когда он наконец-то появился у стола, Рейген уже заправлял салат маслом, и это вызвало у Экубо выражение ленивой досады. Хотел с ножом повозиться, что ли?.. — Я бы ещё немного подсолил, — сказал Рейген, продегустировав свою стряпню. — Чëрт, солонка пустая... Экубо не растерялся и вытащил из шкафчика запасную пачку соли — этого добра у них дома никогда мало не водилось. И чтобы продемонстрировать своë непосредственное участие в готовке, решительно схватился за шов на пачке, даже не опуская еë на стол... — Нет, стой!.. — закричал Рейген, но было поздно. Пачка открылась, и стол, стулья, салат, пол кухни и оба повара оказались засыпаны белым, словно городские крыши на утро после первого снегопада. — Кажется, без ужина ты меня всë-таки оставил... — мрачно сказал Рейген.***
— Пока тебя не было, я пытался разобраться в правилах одной игры, — сообщил Экубо после того, как они смели всю соль. — Что за игра? Экубо притащил на кухню потрëпанную коробку и положил еë на стол перед Рейгеном. Картинка на крышке казалась знакомой, но когда именно она успела отпечататься в памяти — неизвестно. — Мне Азуми еë сегодня отдала: сказала, что так и не смогла до конца понять правила, — сообщил Экубо. — Я решил попытаться... Рейген в это время открыл коробку и начал перебирать карточки. И как только они оказались у него в руках, он всё вспомнил... — И знаешь, что? Я тоже ничего не понял. Зато вычитал в интернете, что на карточках можно гадать. — Точно! — радостно воскликнул Рейген. — Мы в универе этим баловались. — Сколько этой игре лет? — нахмурился Экубо. Теперь Рейгену один за другим являлись вечера, в которые он с товарищами просаживал время за этим абсурдным гаданием, и все сумасшедшие предсказания, выпавшие на его долю. Один такой вечер он помнил особенно хорошо: сидели у него дома, а компания собралась маленькая — он и его только что обретëнная девушка Юми. Гадали, конечно же, на любовь. — Так… Карты говорят, что ты встретишь любовь всей своей жизни уже после тридцати лет… — рассказала ему Юми, хмуря брови на разложенные перед ней карты. — Кхм. Ты соврал про свой возраст, или мне ещё лет десять надо подождать? Рейген, кажется, ничего не ответил, только очень густо покраснел. — Давай ещё раз. Получается… Ой. Но твоя любовь к твоему времени будет уже мертва… Знаешь, я не очень хороша в этом гадании. Рейген расстроганно усмехнулся своим воспоминаниям. Пока он сдувал пыль с дальних полок памяти, Экубо успел глубоко зарыться в колоду карт. — Как это делается вообще... — пробормотал он. — Знаешь, я в своë время уже нагадался. Давай ты. Экубо удивлëнно моргнул. — Ладно. Вытяни карту! Рейген знал, что гадание происходит не так, но с радостью дëрнул карту из протянутого ему веера. Оба гадальщика уставились на картинку — на ней было нарисовано нечто, напоминающее гору спагетти, украшенную новогодней гирляндой. Результат казался не поддающимся толкованию, но Экубо уверенно заключил: — Эта карта означает, что ты болван. — А если я вытяну ещё одну? На второй карте была изображена бейсбольная бита. — А это значит… что ты болван с бейсбольной битой. Рейген прыснул и пожал плечами. — Ну что ж, по крайней мере, я смогу ударить битой того, кто назовёт меня болваном.