***
— Проклятье, очень сильное… — заключил Серизава, осмотрев место происшествия — это заняло едва ли больше минуты. — Говорите, это был меч? — Да. И он сам собой улетел куда-то… Должно быть, и внутри он дел натворил… Там везде порезы и следы крови, — сказал Рейген и поёжился. — Получается, дело раскрыто? — спросила Томэ. — Меч не объясняет исчезновение людей… Чёрт возьми… — Я видел те же следы, — сообщил Серизава. — Может, за пропажу людей ответственен тот, кто меч проклял? — Тогда зачем он оставил здесь настолько очевидную улику? И почему меч не заметила полиция… Серизава, ты ощутил чьё-нибудь присутствие поблизости? — Нет… По крайней мере, никого, кто мог бы наложить проклятие такой силы. Все трое тягостно молчали, уставившись в землю, пока Рейген не озвучил мысль, вертевшуюся у каждого на уме: — Думаю, ничего больше мы сделать не можем. Пора уходить. — Но мы ведь ещё не закончили осмотр, — попыталась возразить Томэ. — Я видел достаточно, — ответил Рейген, разворачиваясь. — Тем более будет весьма некстати, если невинная заблудившаяся девочка объявится на закрытом объекте ещё раз.***
День получился выматывающим. Ранний подъём, три часа на поезде до источников, три часа обратно… А с середины поездки — непрекащающийся зуд под воротом рубашки. Рейген сдержано поблагодарил своих сотрудников за работу и отправил их по домам. Сам же направился в офис, несмотря на давно зашедшее солнце и целый ворох домашних дел. Просто никуда больше идти не хотелось. За весь день Рейген успел только дважды перекусить в поезде, поэтому под вечер пустота в желудке и бездумье в голове спелись в ужасающем стонущем дуэте. В офисе кто-то — может, даже он сам, — оставил коробку с онигири, но от одного только вида риса Рейгена затошнило. Он убрал коробочку в недавно приобретённый холодильник. Голод уже унялся — тоже, видать, вымотался. Рейген швырнул на стол тонкую папку, хранящую в себе материалы последнего дела, и навис над ней, сверля взглядом пустой ярлычок на обложке. В голове складывались кусочки пазла: размокшие в воде суши — всеобщая паника, бегство, из купальни и из комнат, под ударами разумного меча… Уйти не удалось даже безобидному животному… Но где все остальные тела, если они были? Можно было остаться там сегодня, можно было продолжать гоняться за зацепками, успевая отдышаться только во время коротких мозговых штурмов в команде самых преданных профессионалов… Но Рейген предпочёл отступить и спрятаться в душном тёмном офисе. Играть в гляделки с бумажной папкой до слёз на глазах. Он откинулся в кресле и обтёр лицо ладонями. Нечасто его пылкой голове хотелось побыть в тишине, но раз такой момент настал — почему бы не применить силу мысли, чтобы решить дело.***
Проведя в офисе абсолютно бесплодный час, Рейген заставил себя пойти домой. И посколько голодная слабость настигла его сразу за порогом офиса, обязательным пунктом маршрута стал продуктовый магазин: в крошечной квартирке Рейгена лишняя еда попросту не помещалась. Лапша быстрого приготовления — неплохой ужин на одного. И душевных сил много не отнимает, а то их в квартире тоже давно не водилось. Рейген заплатил за покупку и вышел из магазина, пытаясь как следует пристроить стаканчик с лапшой в рабочую сумку. И стоило дверям сомкнуться за его спиной, как сбоку раздался звонкий голос: — Вот тебе раз! Не узнал меня? Или только делаешь вид? — Азуми! — вскрикнул Рейген от неожиданности. Азуми, караулившая его у дверей магазина, вышла из тени и приблизилась, торжествующе постукивая каблуками. Рада была застать его врасплох, хотя, судя по пакету с продуктами, не имела такой цели изначально. — Ты стоял в очереди прямо за мной, — сказала она. — Неужели правда не заметил? — Если я скажу да, это прозвучит как оскорбление, — усмехнулся Рейген. — Прекрасно выглядишь. Какими судьбами тебя сюда занесло? — У меня тут работа неподалёку. А в магазине около дома обычно нет моих любимых сигарет, вот и приходится обшаривать соседние. А сам ты чего здесь забыл? — Я тут живу. У меня квартира вон в том доме. — Понятно… — проговорила Азуми и перехватила продуктовый пакет другой рукой. — Что ж, не буду задерживать. Рейген неуверенно кивнул и хотел продолжить путь, но на полушаге развернулся: одна тоненькая ниточка, связывающая его и Азуми, неприятно дёрнула за сердце, когда он попытался уйти. — Ты… не получала вестей от Экубо? — спросил Рейген. — О, ещё как получала! Он прислал мне подарок на прошлой неделе, когда у меня был день рождения. Подарил мне словарь английских ругательств… Это его чувство юмора… Теперь я задолжала ему подзатыльник. — Она нарочито возмущённо фыркнула, хотя скрыть улыбку это ей не помогло. Выждав небольшую, но напряжённую паузу, она добавила: — Честно говоря, думала, что вы держитесь на связи. — Пока что… пока что нет. — А не хочешь сходить выпить? — внезапно предложила Азуми. — Тут рядом классный бар. Что-то шевельнулось у Рейгена то ли в сердце, то ли в пустом желудке. Провести вечер под весёлую музыку, среди сверкающих бокалов, с аппетитным закусками — вместо того, чтобы уплетать резиновую лапшу в компании одной тусклой лампы. Но изысканная компания требует изысканных бесед, а Рейген в его нынешнем расположении духа даже погоду прокомментировать не мог. Да и вряд ли Азуми настолько на него не плевать, чтобы разбираться с последствиями отчаянного решения… А больше и некому. — Я не пью, — мягко улыбнувшись, ответил он. — С прошедшим днём рождения. Когда они разошлись, назойливая ниточка так и не оборвалась, но Рейген гневно её игнорировал. Злился он на себя. Они ведь с Азуми даже не друзья… А он чуть было не накинулся на неё, чуть было не начал вытрясать даты, адреса и координаты. Да, Азуми наверняка известно, где сейчас Экубо… Но Экубо сделал свой выбор. И его выбор заслуживает уважения.***
На следующий день Рейген тщательно изложил клиенту подробности расследования, и тот, к великому облегчению, остался доволен. У Рейгена даже получилось убедить себя, что он всё сделал правильно. Но на сутки после этого… клиент неожиданно отозвал дело и перестал выходить на связь. Целый день Рейген ходил мрачнее тучи. Раздражало всё: и суровые порывы ветра за окном, и стук клавиш ноутбука Томэ, трудящейся за соседним столом, и чересчур жизнерадостный красно-розовый дизайн новостного сайта, на котором Рейген пытался скоротать безработные часы. Он сердито, с напором прокручивал колёсико мышки, пока не наткнулся на новость, вокруг которой нежные цвета оформления смотрелись чёрной шуткой. Рейген даже вслух заговорил: — Ну и дела… Томэ перестала стучать и внимательно на него посмотрела. Рейген зачитал новость: «Загадочная смерть на мосту. Очевидцы утверждают, что молодой мужчина упал замертво посреди улицы. Врачи не могут установить причину смерти». И это в нашем городе… О, другая заметка об этом же. Говорят, убийцей был призрак? Какое скверное совпадение… Но на этом совпадения не закончились. Через пару минут Рейгену снова пришлось применить голос: — «Летающая корова»? Тоже недалеко от нас… Пишут, что на ферме гравитация сошла с ума. Невольно думается, что никакое это не совпадение… — Я уверена, что это не совпадение, — сказала Томэ. — Мне подруга из соседнего города рассказывала, что у них уже второй день бесится погода: то ливни, то град, то снег, и жуткий ветер. Постоянно. Рейген покосился на пластиковую оконную раму, которую местный ветер пытался вырвать с корнем, а Томэ заключила: — Что-то происходит… И когда прозвучали эти слова, что-то действительно произошло: дверь офиса распахнулась, и на пороге показался до смешного растрëпанный Серизава. Шторм не пожалел ни его пальто, ни его волос. — Добрый день, — сдержанно поздоровался он. Коллеги ответили ему тем же, а Рейген удивлëнно добавил: — Не ожидал тебя сегодня увидеть. У тебя ведь выходной по четвергам. — А... Ну... У меня появились новости. И я не могу делиться такими новостями по телефону... Рейген насторожился, услышав дрожащие нотки в его голосе, и напряжëнно наблюдал, как он раздевается и беспокойно ерошит и без того стоящие дыбом волосы. — Так вот... — сказал наконец Серизава, подойдя к столу Рейгена. — Сегодня утром мне позвонил Минегиши. Мы вместе... работали в Когте, если вы помните... И сегодня он рассказал мне, что несколько бывших членов Седьмого отделения Когтя, они... В общем, их убили. — Что?! — Как это «убили»?! Повисла гробовая тишина. Серизава стоял перед Рейгеном, словно обвиняемый в зале суда, и стыдливо теребил край рукава: очевидно, отвратительно чувствовал себя в роли гонца с роковыми вестями. Но Рейген ничем не мог его утешить: в груди похолодело, горло как будто слиплось, даже взгляд было некуда пристроить — всё казалось каким-то неуместным. — Да что же такое творится… — с отчаянием в голосе проговорила Томэ. — Ужасно, что это случилось… — сказал Рейген. — Сколько… жертв? — Минегиши упомянул троих. Мураки, Сакурай и Мацуо. И как только Серизава назвал имена… Рейген испугался. Сердце ёкнуло, но не от осознания, что совсем недавно, совсем близко у кого-то отобрали жизнь. На мгновение Рейген испугался, что не сможет вспомнить. Что на звук знакомых имён память отзовётся мутной рябью — невнятными образами людей, которых Рейген знал, но так давно не видел… и уже не сможет увидеть. На страх отступил так же быстро, как нахлынул. Память не подвела. Сакурай — серьёзный очкарик, опрятный, холодный, расчётливый. Мураки — слегка неуклюжий здоровяк, гордо носящий… носивший на лбу внушительную родинку. И как так получилось… И Мацуо — манерный, почти полоумный красавчик. С ним-то Рейген виделся не так давно, и его образ вспыхнул в голове в самых живых красках. Молодой, пылкий… Да, успел в прошлом дел натворить, но не заслужил же он… такого. — Даже Мацуо… — прошептал Рейген, прижимая ладонь ко лбу. Голова набухала от воспоминаний… — А Мацуо как раз выжил! — внезапно воспрянул Серизава. — Да ну?! — Кажется, на него напали на улице ночью, но в последний момент ему удалось спастись. Кто-то из его духов подоспел… — Могами, — пробормотал Рейген. — Что? — Не обращай внимания. Как же хорошо, что хоть ему повезло… — выдохнул Рейген, откидываясь на спинку стула. В груди что-то отмерло, мысли снова деловито забегали, чтобы поскорее затоптать остатки горечи. — Так значит, кто-то нападает на эсперов… Держу пари, все эти события связаны… Не может же быть такого ужасающего совпадения, так ведь? Может, катаклизмы — это прикрытие для нападений? Или приманка… — Думаю, это возможно, — сказала Томэ и внезапно щёлкнула пальцами. — И на тех источниках, где мы были, тоже мог жить эспер. Поэтому на них и напали. — Отличная мысль! Из этого можно раскрутить неплохое расследование… Рейген чуть было не потёр руки, но не до конца спавшая тяжесть траура помешала ему. Пальцы тянулись к клавиатуре — Рейген приструнил и их, захлопнув ноутбук. — Но на сегодня, думаю, хватит. Заказов больше не предвидится, так что всем — по домам. И прошу… Будьте осторожны. Иногда ему нравилось играть в великодушного босса, и в такие моменты, отпуская сотрудников пораньше, он смотрел на их напряжённые лица, на которых радость давила желание соблюсти офисные приличия. Но сейчас Рейген совсем не чувствовал себя великодушным. Он произносил заветные слова, переполняемый совсем другим чувством. И взгляд его задержался на Серизаве.***
Тот день стал ударом. Сильным, оглушающим ударом: после него плохие новости посыпались на город Специй, как спелые яблоки с яблони. Гравитация бесновалась, загадочные явления, оказавшиеся в последствии злыми духами, преследовали жителей, и Серизаве с Мобом приходилось работать не покладая рук. Только погода — в сравнении с остальными бедствиями — очень неохотно поддавалась изменениям. Пока в городе Специй не выпал снег. Начался посреди тёмной, ещё не остывшей весенней ночи, и к утру тротуары покрывала не то полузамёрзшая вода, не то полурастаявший лёд. Воздух наполнился переохлаждённой влагой, а холод обтягивал тело мокрой плёнкой и драл кожу при малейшем движении. У Рейгена в квартире нашёлся всего лишь один предмет одежды, который с трудом позволял назвать себя тёплым: тонкое пальто. Поэтому Рейген, только выйдя из дома, почувствовал, словно стоит по колено в ледяной воде. Но не один он пострадал: на всех жителей города изменения погоды в самом буквальном смысле свалились как снег на голову. Люди шли вдоль улицы, то и дело поскальзываясь на свежей слякоти. Неподалёку от Рейгена молодой шустрый парень грохнулся навзничь, но, к счастью, быстро подскочил и побежал дальше, отряхивая пальто. А на другой стороне улицы девушка прыгала через слякотные лужи, смешно задирая длинную юбку. Пожилой мужчина, вышедший из офиса покурить, трясся и тëр ладони, забавно зажимая сигарету в губах. Мëрзли все: тряпичные весенние куртки не спасали от холодного ветра. Мир менялся. Не только внешне, но и ощущениями в воздухе. Скорее ощущениями — снег-то сам по себе дело привычное... Все эти люди вокруг — как их коснулся нагрянувший беспорядок? Как они переживают? Может, их близкие — эсперы, может, они уже кого-то потеряли? По лицам и не скажешь… Рейген поёжился, встряхнулся. Долго стоять на месте было опасно для здоровья, да и впереди его нетерпеливо ждал чрезвычайно важный разговор.***
На собрание явились все. Краем сознания Рейген надеялся, что, быть может, его сотрудники как-нибудь договорятся с совестью — ну, у кого завал на учёбе, у кого внезапно горло заболело, кого родители заставили вычищать дом перед приходом важных гостей… Но Рейген смотрел на Томэ, Серизаву и Моба — мрачных, серьёзных, преисполненных решимости выслушать всё, что начальник им скажет, до последнего слова, — и половиной сердца гордился за них, а половиной — жаждал провалиться сквозь землю. Рейген поднялся из-за стола, прочистил горло. Оправил галстук, пригладил волосы, отхлебнул воду из бутылки. Вытер губы, размял пальцы, полез зачем-то в карман… И, обнаружив там холодную пустоту, понял, что пора начинать речь. Рейген заговорил: — Думаю, вы видите, что многое изменилось. Даже если не говорить об этом со знакомыми, даже если не смотреть новости — мне кажется, каждый из вас это чувствует. Меняется мир, люди, повседневная жизнь, наше будущее… И мой долг — заявить, что я не могу остаться в стороне. Я положил годы своей жизни на то, чтобы помогать людям в тяжёлых ситуациях — будь то боль в спине или опасный злой дух. И сейчас — именно то время, когда помощь нужна слишком многим… Может быть, это будет каплей в море, но я не могу не побороться за свою жизнь и за жизнь каждого, кто оказался под угрозой. Это моя работа. Рейген обнаружил, что прижимает кулак к сердцу, и торопливо опустил руку. Какой неуместно напыщенный жест… Сейчас каждое слово, каждое движение может сломать хрупкую грань, вдоль которой ходил Рейген. Один миг — и он станет пустым местом или того хуже — шуткой. Кто-нибудь не сдержит смешка, и всё собрание можно считать позорным провалом, но… Рейген, не без удивления, видел, что лица его коллег оставались серьёзными. Серизава опустил взгляд в пол, Томэ стала выглядеть более растерянной. Моб, на первый взгляд, не изменился, но в нём чувствовалось глубокое понимание. Рейген тяжело сглотнул. Он знал, что как только продолжит говорить, голос его задрожит, но начатое нужно было довести до конца, даже если слова придётся выбивать из груди как драгоценные камни из скалы. — Первое, что я хочу сказать — каждый из вас имеет право уйти. Прямо сейчас, или в любой другой момент. Мне... По правде, мне страшно. И это нормально, если страшно вам. Но если вы останетесь — я буду бесконечно вам благодарен. Никто не проронил ни слова. Но никто и не шелохнулся. Воздух в офисе загустел и потяжелел от мыслей, которые клубились вокруг участников собрания, от невысказанных желаний, от коротких переглядок каждого с каждым… Самые мучительные минуты тишины в жизни Рейгена. И первые слова сломали её подобно звону гонга, расколовшегося на части от удара. — Я не уйду, — заявила Томэ. — Я не знаю, что буду делать, но не уйду. — Вы правы, — тут же подхватил Моб. — Вы все правы… — Я был бы очень плохим сотрудником, если бы ушёл, — сказал Серизава и смущённо усмехнулся. Это была бледная, дрожащая, но добрая усмешка, и после неё наконец-то стало легко. Моб улыбнулся — в Рейгене отразилась его улыбка, а Томэ весело фыркнула и уверенно сказала: — Да, Рейген, не волнуйся. Мы никуда не уйдём, мы ведь не дилетанты какие-нибудь… Но… что мы можем сделать? — Я считаю, обязательно нужно поговорить с известным выжившим. С Мацуо. Я попробую с ним связаться, а пока что — нужно продолжать сдерживать последствия и пытаться выяснить больше деталей. Я подготовил для вас кое-какие дела. Рейген выдвинул ящик стола и достал несколько тонких серых папок. Участники собрания нерешительно, но с любопытством потянулись к столу, и Рейген принялся раздавать указания с папками в придачу: — Томэ — пойдëшь с Серизавой, он сможет защитить вас обоих. Моб — ты пока что сам по себе. Но будь крайне осторожен. Хорошо? Моб старательно кивнул. Томэ и Серизава уже успели просмотреть свои задания и, коротко попрощавшись, отправились исполнять их, а Моб всё стоял у стола и поглаживал пальцами край папки. — Что такое? — спросил Рейген. Моб взглянул на него исподлобья — тем взглядом, от которого холодок пробегал по спине и хотелось отойти на пару шагов. Но Рейген знал, что Моб не злится, — наоборот, любопытно было, что у него на душе. — Это всё... из-за Экубо? — с горечью в голосе спросил он. Рейген моментально пожалел о своëм любопытстве. — О чëм ты?.. — С ним что-то случилось? И вы не говорили, потому что... — Нет, нет, конечно нет! — торопливо перебил его Рейген. — Уверен, он в порядке. Моб кивнул и с видимым облегчением вздохнул. — Значит... Вы просто в ссоре? — спросил он. Такой простой вопрос — но именно от него Рейгену по-настоящему захотелось попятиться. Что делать? Сказать «да»? Сказать «нет»? Соврать?.. Для этого ещё нужно придумать, что именно будет ложью… — С чего ты взял? — нарочито непринуждённо спросил Рейген. — Ну, вы так много времени проводили вместе, а теперь он просто исчез… — Моб прижал папку к груди и с тоской посмотрел в потолок. — Знаете... Я тоже поссорился с очень близким человеком. — Неужели с Рицу поругались? — Нет... — покачал головой Моб. — Просто девочка из университета. Рейген не хотел даже предполагать, что могло произойти между Мобом и девочкой, и отмахнулся от непрошеных мыслей. Нужно всего-навсего посочувствовать и забыть об этом разговоре… Но в горле уже запершило. — Ясно, — сухо сказал Рейген, вставая из-за стола, чтобы налить себе воды. — Нелегко, наверное, продолжать учиться вместе... Впрочем, это значит, что ещё есть шанс всё наладить. — Да. Вы правы, — сказал Моб с тусклой улыбкой. Пластиковый стаканчик хрустнул в пальцах Рейгена. Теперь прятаться бесполезно.***
Покров сумерек развязывает уличным хулиганам руки — так же и мокрому снежному ветру он дарует полную безнаказанность. Вечером метель лютовала ещё сильнее и грызла шею, живот и лодыжки одинаково: весеннее пальтишко совсем перестало быть ей помехой. Рейген уже в ста метрах от офиса отчётливо ощутил, что не переживёт эту неделю, если ничего не изменится. А вся тёплая одежда осталась в квартире, где Рейген провёл зиму. Куда он уже неделю не решался вернуться. Но к его горлу приставили ледяной нож, а значит, деваться некуда… Рейген ковылял к квартире Экубо, дрожа и всхлипывая то ли от ветра, дувшего прямо в лицо, то ли от запоздалого осознания. Глупо бегать от правды. Они поссорились. Может, навсегда. Может, того Экубо, что почти полтора года жил с ним бок о бок, уже не существует, может, он стал ещё бесплотнее, чем прежде, — всего-навсего воспоминанием, которое легко путается с фантазией… Что бы ни произошло — это навсегда, необратимо, монументально, потому что слова — самая настоящая гравировка на могильной плите всего нематериального. А Рейген сказал то, что сказал. Когда он поднимался по болезненно знакомой лестнице, ему стало так тепло, что в глазах защипало, — хотя, возможно, тепло пришло от стены дома, загородившей Рейгена от ветра. Но, вставляя ключ в замочную скважину, он чувствовал, как в сердце беснуется неукротимый, сумасшедший огонь: а вдруг Экубо ещё там… Не показывался неделю, не брал трубку, но всё ещё ждёт, что его попросят о прощении и утешат. Конечно же, квартира была пустой и тёмной и давно потеряла обжитую ауру. Рейген не стал снимать пальто — холодно. Хотя бы ветер не пытается освежевать заживо… Сразу же выяснилась причина, по которой Экубо не отвечал на звонки: его телефон валялся у дивана, разломленный пополам. Надо же настолько не хотеть никого слышать… Шторы плотно задёрнуты, повсюду царит мрак. Из-за двери ванной не струится свет: Экубо не выйдет оттуда с полотенцем на встрёпанной голове, свежий и горячий. Половину кухни не видно из-за угла, не видно плиту… И пока Рейген медленными шагами идёт к ней, пока она скрыта от его глаз, он может представить, что Экубо стоит там, мурлыча себе под нос, постукивая лопаткой по краю сковородки. И аромат, дурманящий и подстёгивающий голод, почти висит в воздухе… Но на кухне, само собой, никого нет, зато в холодильнике — обросший плесенью огрызок сэндвича. С досадой захлопнув дверцу, Рейген пошёл назад. Пятился, пока щиколотками не упёрся в край кровати. Дышал надрывно, зажимая ладонью рот… Они здесь смеялись, спорили, дурачились, обнимались, гладили друг друга по щекам, груди, животу… Касались и целовались, просто чтобы чувствовать друг друга рядом и делиться теплом своих тел. Пальцы скользили легко и медленно: гладкая кожа, упругие суставы, горячие впадинки у ключиц и на груди. Потому что это такое счастье — прикоснуться к любимому человеку, доверять ему себя, свои мысли и слабости, и ни секунды не думать, как хрупко это доверие и как его можно смять, сломать, изуродовать навсегда одним только движением. Рейген навзничь упал на покрывало, вцепившись в него пальцами. Повернулся на бок, поджал колени — что-то в животе и в груди ломало его пополам. На этой постели они вместе спали, держась за руки, вместе вставали, отдавались друг другу — столько раз… и больше никогда. Ещё пара рваных вдохов — и слёзы полились из глаз. Рейген заплакал. Разрыдался, вжимаясь щекой в холодное покрывало, едва не раздирая его в клочья. Всхлипывал, стонал, давился неуёмными слезами — как в первую одинокую ночь в своей одноместной кровати, спустя десяток попыток дозвониться… Барьер, что он поставил между собой «до» и собой «после» в ту же ночь, трещал и крушился, как прорванная плотина. Рейген наивно думал, что благодаря нему уйдёт далеко и быстро, в лучшую жизнь, но на самом деле он ни на сантиметр не удалился от того испуганного, опустошённого, истерзанного отчаянием и виной Рейгена. Рыдания рвали горло, покрывало драло щёку, как наждак, но он пытался и пытался спрятаться в нём — хоть на секунду... Может, теперь он двинется дальше, теперь ему наконец-то станет легче… Но ещё не сегодня. Не в эту ночь.