***
Тщательные, очень важные научные наблюдения прервали наигрубейшим образом. Ничем этой нахалке не угодишь… Сама ведь не затыкалась об исследованиях! Экубо никогда бы не подумал, что будет сидеть и терпеть понукания от своей бывшей преследовательницы, но уже смирился, что чаще всего в жизни происходят именно те вещи, о которых не думаешь. — Ты всё это время смотрел на улитку?.. Экубо нехотя обернулся. Финч стояла у него за спиной, скрестив руки на груди, и смотрела на его простенький наблюдательный пункт как на детскую песочницу. — Экубо… — вздохнула Финч. — Когда я сказала, что мы будем наблюдать за духами, я не это имела в виду. Ты хотя бы хвороста набрал? — А ты ждала, что я за полчаса это сделаю? — фыркнул Экубо. — Экубо, это было несколько часов назад! — Ладно, ладно, не кипишуй… Будет тебе хворост. Правда, тут немного сыро, так что не жалуйся, если он будет мокрый. — Там дальше должно быть много бурелома, — сказала Финч и помахала рукой в сторону чащи. — Попробуй наломать там. Экубо встал и торопливо зашагал вглубь леса, угрюмо засунув руки в карманы куртки. Ну раскомандовалась… Ведёт себя так, будто не она сутки назад орала на него за то, что он оставил окно минивэна открытым, а потом пошёл дождь и забрызгал ей камеру. Называла его дилетантом. Настойчиво интересовалась, не совсем ли он тупой… А он всего лишь сказал, что не может предвидеть будущее или что-то такое — он уже даже не помнил! С улиткой и то говорить приятнее, чем с этой припадочной… Нужно притащить ей полено со слизняками под корой — тогда будет знать… И ещё грузит его вещами, гоняет за хворостом, как обезьянку какую, — он, конечно, отстаивает границы, но, по большому счёту, руки у него связаны. Сам же напросился, сам же согласился, мелочно и немного унизительно теперь топать ногой и ныть, что ему ничего не нравится… Тем более «ничего» неточно описывало положение дел. Он не мог не признаться себе, что бродить по лесу и глазеть на диковинную природу — приятное занятие. Будучи духом, он нечасто шастал по таким местам: в лесах, особенно в нетронутых человеком уголках, свои правила, и злым духам… не всегда рады. Он не ожидал, объявившись у Финч на пороге, что его пригласят в путешествие по Японии, собирать материалы для блога и ещё каких-то непонятных целей. Почему он выбрал именно этот порог? Потому что никто даже не подумает искать его там, в компании Финч.***
Столько зелени Экубо видел лишь однажды — и эти воспоминания его совсем не тянуло ворошить. Деревья — приземистые, толстостволые, искорёженные — плотно заросли мхом; казалось, если надрезать их корни, торчащие над землёй как запутанные провода, то внутри тоже окажется мох. В чаще леса воздух был соткан их запаха сырости, но к нему примешивался ещё один, совсем другой. Другого происхождения. Другой сущности. Финч оказалась права: вскоре Экубо забрёл в самую гущу серых сухих веток, которые замечательно трещали бы в костре. Но он не остановился. Там, в глубине леса, жил целый другой мир — реальность, вывернутая наизнанку, настоящий рай на земле для потусторонних созданий. Та аура, что чувствовалась здесь, — всего лишь тонкий шлейф. Подсмотреть, что находится там, за моховой занавесью, — всё равно что попробовать горячий чай кончиком языка. Экубо осторожно откинул тонкие косы плюща, который свешивался с покосившегося полумёртвого дерева, словно со свода арки, и пробрался под ним в укромный древесный закуток. Пейзаж менялся. Деревья стояли почти целиком облетевшие — их красно-бурые листья ковром лежали на земле. Неужели и здесь водятся злые духи? Экубо не мог как следует их прочувствовать: аура леса заметала любые посторонние следы. Экубо шагнул вперёд, и его ботинок утонул в мягких листьях, точно в пышной перине. Внезапно земля всколыхнулась и вспучилась бугорками — Экубо вздрогнул и прижался спиной к ближайшему стволу. Лиственный ковёр бурлил, волновался, и бугорки начали лопаться, выпуская наружу медузопододных существ, которые, пульсируя фиолетовыми шляпками, медленно поплыли к древесным кронам. Десятки и дюжины неразумных злых духов, размером не больше перевёрнутой миски для риса, — они совсем безвредны, разве что корни деревьев подтачивают. Но Экубо стоял, опасаясь пошевелиться. И так целую колонию растревожил… Должно быть, они никогда не встречались с человеком, а уж тем более со своим сородичем в человеческом теле. Они сторонились его, обтекали, как ручей — брошенный в течение камушек. И Экубо ждал, пока последний дух не скроется за голым каркасом лесного купола. Перед ним зиял тёмный провал в земле — разворошённое гнездо. И хотя теперь это было, наверное, самое стерильное место в лесу, Экубо не захотел снова ставить туда ногу. Оттуда разило горьким привкусом опустевшего дома.***
Чутьё быстро вывело Экубо обратно к лагерю, который сегодня с утра обустроила Финч. Просторная палатка-шатёр, тент, брошенные у входа рюкзаки… С ухода Экубо к этому скудному убранству добавилась только загадочная блестящая установка — должно быть, какой-то мудрёный прибор Финч. Экубо решил не уделять ему лишнего внимания и заняться своими вещами, но, как оказалось, зря. Пока он шёл к своему рюкзаку, зацепил ногой проволочку, торчащую из прибора, и вся хрупкая конструкция рухнула на землю с оглушительным звоном. Экубо застыл. Заметался взглядом по лагерю: Финч поблизости видно не было, однако падение получилось таким громким, что, казалось, могло взбудоражить половину леса. Экубо прислушивался. Лес отвечал ему молчанием. Наконец, он осмотрел пострадавший прибор: конструкция выглядела неповреждённой, но оставить его валяться на земле… как-то безответственно. Чужая вещь всё-таки, и, быть может, чувствительна к сырости. Экубо аккуратно поднял прибор и попытался привести его в устойчивое равновесие. Как Финч удалось заставить все эти развесистые железки стоять на испещрённой корнями почве — настоящая загадка. Экубо медленно отвёл ладони от прибора. Кажется, получилось. И в ту же секунду из-за полога палатки показалась Финч. Экубо обомлел, а прибор, лишившись его присмотра, снова завалился на бок. Как только звон железок смолк, тишина повисла особенно немая, и Экубо с Финч, увязнув в ней, смотрели друг на друга. Что она всё это время делала в палатке? Небось подглядывала за его жалкими попытками исправить свой промах… — Я это нарочно уронил, — пробурчал Экубо. — Да-да, разумеется… — сказала Финч, улыбаясь уголком губ. — Вообще-то я и так его разобрать собиралась, так что спасибо за помощь. И хвороста я поблизости не вижу… Только не говори, что ты нарочно. Ничего страшного. Газовая горелка вполне рабочая. — Так у тебя всё это время была горелка? — опешил Экубо. — Да… Я просто люблю жечь костры. Если тебе нетрудно, порежь морковку. Доска и нож в моём рюкзаке. Я за водой. Экубо, забыв убрать руки от бездыханного прибора, проводил её озадаченным взглядом. Затем досадливо шмыгнул носом и пошёл к рюкзаку, откапывать морковку.***
Когда Финч закончила варить похлёбку, уже смеркалось. Её любовь к кострам так просто не остыла, поэтому Экубо полчаса следил за булькающим в котелке обедом, пока Финч бегала с лес за хворостом. Ели молча, рядом с задорно полыхающим огнём. Экубо поначалу хотел отказаться, но постепенно идея затянула и загипнотизировала его. Пришлось признаться себе, что Финч знает толк в походном отдыхе. Как искры на фоне наливающегося ультрамарином неба, в памяти мерцали два далёких, бессвязных воспоминания. Когда Экубо впервые разглядел, что такое огонь… смотрел в самое раскалённое его ядро, где древесина нагревалась до бела, плавилась, гнулась вместе с языками огня, а затем чернела, рассыпалась на угольные кубики с алыми каёмками. Каждая рыжая плеть, хлещущая вверх, в кипящий воздух, каждая прожилка пламени — Экубо видел всё. Он смотрел на него часами, ему казалось, что он может влиться в его пляску… И он мог, потому что существу без плоти нечем гореть. Он мог протянуть руку к самому пеклу и ничего не почувствовать. А однажды он видел, как люди греются у костра. Тогда огонь показался ему только размытой вспышкой в темноте, но искры, треск дров, музыка, голоса… Было в этом что-то притягательное, но колючее, будто даже обжигающее, и Экубо так и не смог подкрасться к ним достаточно близко. А теперь… оба этих воспоминания будто слились воедино. Огонь снова околдовал его взгляд и скалил зубы — покусывал Экубо за руки и колени. Спине было холодно, а лицо горело. Но Экубо скучал по теплу — и руками, и щеками, и сердцем. — Ты была там, в чаще? — неожиданно даже для себя самого спросил он, не отводя взгляда от костра. — Нет, — ответила Финч, усердно выскребая миску. — Я не стала лезть слишком глубоко — местным бы это не понравилось. Тем более соваться туда небезопасно… Я бы могла причинить непоправимый вред, зачем мне это? — И правда… Они ещё помолчали. Наконец, Финч отставила миску и сказала: — Я неплохо знаю окрестности. Если хочешь организовать себе тур по достопримечательностям, но не лезть в самую чащу, я могу подсказать местечко. По моим прикидкам, завтра там будет интересно. Экубо ничего не ответил. Вскоре Финч ушла в палатку, а он так и остался сидеть у догорающего костра. Несколько раз пытался подбрасывать в него хворост, но огонь не отдал должное его стараниям. Неутомимый свет диодной лампы пробивался через брезентовый полог палатки, но вскоре и он погас. Финч, очевидно, легла спать, а Экубо застывшим взглядом сверлил вход в палатку, и ему представлялась тесная закрытая коробочка, в которой с ним рядом лежит вчерашняя убийца со всем арсеналом инструментов под боком. Экубо вздохнул и вытащил телефон. Ещё старый, с треснувшим экраном и без сим-карты… Впрочем, связь в глуши и так никакая, а электронные книжки — пусть даже прочитанные — ничего себе развлечение. Раз он их не удалил, значит, они того стоят.***
— Как спалось? Этим вопросом Финч встретила Экубо утром, когда он продрал глаза и потянул затёкшие плечи. Вчера он заснул прямо у догоревшего костра, разбазарив весь заряд телефона. Финч сидела над газовой горелкой, помешивая что-то в котелке, и смотрела на Экубо сверху вниз. Так получалось просто потому, что Экубо лежал на земле, но в вопросе ему всё равно почудилась насмешка. «Дилетант» — прозвучало в голове. Что он, спать не умеет? За кого его держат? — Нормально, — проворчал Экубо, поднимаясь и разминая шею. — Кашу будешь? Отказываться — глупо. Тело, изрядно окоченевшее за ночь, не простило бы этот отказ. Экубо проглотил абсолютно пресную кашу за несколько минут, немного понаблюдал за неторопливо жующей Финч и спросил: — О каком местечке ты вчера говорила? — О, ты всё-таки решил приобщиться к местной культуре? — усмехнулась Финч. — Тогда слушай…***
И вчерашняя похлёбка, и сегодняшняя каша были сварены на воде из кристально чистого озера, к которому вела еле заметная тропинка из лагеря. По каменистому берегу Экубо обошёл его: Финч велела найти второе озеро, озеро-близнеца, скрытое где-то в лесу. Противоположный берег шёл круто вверх: Экубо ловко взобрался по нему, а когда склон снова пошёл на спуск, обнаружил под ногами каменные ступени, утопшие в земле и мху. Вероятно, много веков назад это место было священным. Издалека озеро показалось блестящей лужицей масла: нежно-жёлтые облака, подсвеченные недавно взошедшим солнцем, отражались в его глади. Красиво. Но ничего необычного. Экубо спустился к берегу, встал на выдающийся вперёд камень и взглянул на своё отражение. На щеке — копоть от костра. И что мешало Финч об этом сказать?.. Экубо вытер лицо и поднял взгляд. И тогда увидел первый зелёный огонёк. В груди что-то подскочило, толкнуло назад, но Экубо не смог сдвинуться с места. Он отскочил бы назад, если бы ноги не вросли в камень. А огонёк будто не заметил его, медленно поплыл над озером. Один — зеркало воды его не отражало. Они появлялись как будто из ниоткуда: невидимые пылинки, роящиеся над водной гладью, сгущались в точку, и за пару мгновений огонёк загорался над озером. Зелёное свечение стекалось со склонов, с кучерявых лесных крон, собираясь в рой призрачных огоньков. Экубо, не дыша, опустился на камень. Бежать больше не хотелось. Экубо помнил, кто это такие: безымянные духи, которые существуют на самой границе духовного мира; воплощения чистой энергии. Экубо уже встречался с ними и, привыкший к ауре злых духов, никак не мог описать, в чём же безымянные так не похожи на всех. Но теперь у него был инструмент. Теперь он владел полностью другим языком и мог сказать, что окунуться в их ауру — всё равно что после прогулки в суровом, ледяном ветре оказаться в тёплой стоячей воде. Однажды Экубо пытался стать таким же, как они. Рассыпаться в горстку неразумных огней. Они ведь зелёные? Они ведь чем-то были до того, как начали беззаботно блуждать в единении с миром? Это было в самом начале его пути, когда он ещё не оставил попытки сбежать от себя, до осознания, что сбежать можно только вместе с собой — и весьма успешно. Так давно, что Экубо даже не мог с уверенностью сказать, было ли вообще. Чем закончились натужные попытки обратить себя в энергию — тоже не помнил. Очевидно, ничем, раз сейчас он здесь сидит… И каково ему тогда было, уже и не представить — тело не давало. В этом моменте, когда единственное движение — это вальс безымянных духов, он чувствовал каждый подъём своей груди, каждое подрагивание пальцев, покалывание в глазах… Но огоньки его не боялись: подлетали, безглазо смотрели и затягивали в свою тёплую ауру.***
В какой момент закончился вальс, Экубо не заметил. И даже когда закончился, он ещё долго смотрел в безразличное зеркало озера, пока место не стало для него совсем чужим. Он ещё немного поплутал по лесу, ничего интересного не обнаружил и в конце концов вышел обратно к лагерю. Противиться судьбе не стал — пошёл к палатке. Финч, зачем-то спрятав лицо за цветастой маской, убирала камеру в чехол и обернулась, услышав шаги Экубо. — Уже вернулся? — А я не вовремя? — Нет-нет, я как раз закончила запись для канала, — сказала Финч, спешно сбрасывая с лица маску. — Ну, знаешь, сделала вступительное видео, сказала, что начинаю долгий тур, обозначила маршрут. — У нас есть маршрут? — удивился Экубо. Финч с натянутой усмешкой пожала плечами. — Скорее «Это будет долгий и извилистый путь, полный познания, научного и духовного обогащения». — Иными словами, ты не знаешь, что делаешь, — ухмыльнулся Экубо. — Всё не так просто. В этом мире сотни, тысячи подвидов духов. Их появления часто зависят от времени года, фазы луны, даже погоды... Так что я не всегда знаю, что именно буду исследовать. Устраиваю себе экспедицию-сюрприз. Может даже найдëтся какой-нибудь новый вид духов… — То есть шатаешься по пустым горам и лесам без цели в жизни, — подытожил Экубо. Финч, блёкло улыбаясь, покачала головой. — Подожди и сам увидишь, о чём я говорю. Однако здесь мы надолго не задержимся. Завтра снимаемся с места. Экубо молча покивал, в задумчивости глядя на пустые вёдра, которые стояли у ведущей к озеру тропинки.***
Второй переезд понравился Экубо намного больше первого. Он был короче, пейзажи стали живописнее, дорога — ровнее, а Финч больше не снимала с камеры чехол. Почему не поступить так с самого начала? Загадка. От секретного места парковки минивэна до новой стоянки шли в два раза дольше, чем до предыдущей. Лагерь ставили вместе. На этот раз Экубо сам набрал хворосту, но разжечь костёр до темноты не успели. В итоге Финч махнула рукой и ушла в палатку, а Экубо оглядел угрюмые чёрные громады деревьев и холодную землю под тентом, где даже у мерцающих углей не приютиться. И забрался в палатку вслед за Финч. К потолку палатки Финч крепила мощную лампу, которая белым светом била ровно вниз, освещая рабочее место великой исследовательницы духов. Хотя рабочим оно стало всего пару минут назад, и такой титул явно пришёлся ему в новинку: Финч, сидевшая на коврике-пенке в полном обмундировании, накинув на плечи толстый спальник, просто нагромоздила перед собой пару книг, перевёрнутый котелок и коробку от печенья. Сверху положила маленькую записную книжку и что-то увлечённо в ней писала. Вся конструкция целиком выглядела так, будто рассыпется даже от толчка мизинцем, но у себя в мыслях Экубо как-то по-тёплому усмехнулся. Сам он сооружал башни ещё причудливее, когда под рукой не оказывалось телефона, а пришедшая в голову схема для вязания не терпела отлагательств. Экубо начал разбирать свой рюкзак и с удивлением обнаружил, что там тоже лежит спальник. Пока он пялился на него, соображая, что с ним делать, Финч оторвалась от работы и спросила: — Как называется одна десятая миллиметра? Экубо несколько секунд сверлил взглядом пустоту и наконец выдал:. — Одна десятая миллиметра. — Нет, должно быть для этого слово... Чем больше умных слов используешь в статье, тем более серьёзно тебя воспринимают, ты разве не знал? Так, какая же там степень десятки получается… Он посмотрел, как она хмурится и загибает пальцы, насмешливо фыркнул и сказал: — Не строй из себя математика. Всё равно складывать не умеешь. Короткий кивок головой — и хлипкий столик Финч покачнулся и развалился от телекинетического толчка. Но как раз в этот миг Финч схватила записную книжку и принялась строчить в ней прямо на весу: видать, вспомнила название одной десятой миллиметра. Экубо обиженно шмыгнул носом и попытался запихнуть спальник обратно в рюкзак, а в голову — не такое уж давнее воспоминание о дожде и камере. «Дилетант». И «совсем тупой». Вскоре звонко захлопнулась записная книжка, и Финч лаконично объявила: «Я спать». Она выключила лампу, плотно закуталась в спальник и завалилась на бок. Экубо остался сидеть один в темноте. Когда тело начало клонить в сон, он не стал сопротивляться. Лёг прямо на голый пол палатки: пока спальник не расстелен, это не его спальное место. Но как только в ночи раздался подозрительный шорох, Экубо заставил тело подскочить. Первым делом проверил Финч, но та беспробудно спала. Это повторилось ещё дважды, и на третий раз Экубо решил, что с него хватит, но вставать почему-то не хотелось. Что здесь, что снаружи — сплошная, молчаливая, необъятная и безразличная темнота. Он лежал и, стиснув зубы, смотрел в тёмно-зелёный полог палатки, пока не начало светать. Экубо выбрался из палатки. Стылый предрассветный воздух словно бритвой прошёлся по коже. Зыбкий туман струился между каменно-серыми стволами пихт, с хвои капала пощипывающая ноздри свежесть. Экубо углублялся в лес, бесшумно ступая по нехоженой подушке подлеска, но улавливал только хлопанье птичьих крыльев, чьё-то сопение и фырканье. С небольшой опушки он спугнул рогатого оленя. Места явно дикие, но никакой ауры здесь не чувствовалось, в отличие от того, другого леса, в котором кипела потусторонняя жизнь. В один прыжок взобравшись на валун, Экубо огляделся: везде одни и те же пихты, одни и те же кустарники и камни, засыпанные бурой хвоей. Только впереди деревья показались ему слишком серыми — похоже, иссохшие. Что могло высушить целый участок леса? Экубо двинулся вперёд и очень скоро понял, в чём дело. Серые столбы впереди оказались никакими не деревьями. Это были духи. Высокие, сухощавые; тела цвета окаменелой кости — как у умирающего от истощения человека; жёсткие, на вид не гнущиеся руки и ноги с членистыми пальцами. На лице — вытянутая дыра вместо рта и над ней — несколько царапинок, слепые глаза. Духи, еле переставляя ноги-ходули, покачивались и крошечными шагами двигались вперёд. Убежать от них — раз плюнуть, и сейчас самое подходящее время, чтобы побежать… Но Экубо не бежал. Армада духов шла прямо на него, но инстинкты, которые должны были твердить, что ему с такой оравой не совладать, отключились намертво. Первый дух поравнялся с ним. Секунда мучительного ожидания — и когтистая нога шагнула дальше, оставляя Экубо позади. Он очутился посреди совсем другого леса. Он — просто наблюдатель. Он не один из них, он в стороне… И неожиданно инстинкты ожили и ущипнули Экубо за рёбра, но теперь бежать было поздно. В чаще безликих духов показался глава шествия — более приземистый, чем его свита, и оттенённый позолотой. Торс — беспорядочно собран из костей, которые книзу срастались в щитки; тело плавно изгибалось назад, кости расходились в стороны, как ноги у многоножки. Лицо — маска, с шестью пустыми глазами и неподвижными губами, а голову венчала корона из хвои. Шествие возглавлял сам Хозяин Леса. Экубо оцепенел. Сейчас получит по нахальной физиономии… Глупо он, наверное, выглядит в этой потрёпанной походной куртке с чердака Финч и со взъерошенной плохим сном шевелюрой. Он ожидал почувствовать ауру — резкую, угрожающую, режущую, как свежезаточенный нож, но… она так и не нахлынула. Страх внушала не аура — страх приходил из чистого осознания. Хозяин Леса остановился. Экубо прекратил дышать… Он — чужак в этих землях, букашка на переднем стекле автомобиля, и Хозяин может сделать с ним что угодно — это закон, который любой дух превосходно чувствует на своей шкуре и беспрекословно исполняет. Нарушителей жестоко карают. Экубо знает, Экубо успел побывать по обе стороны… Но секунды тянулись, а Хозяин Леса продолжал смотреть на него пустыми глазницами, как на музейный экспонат. Экубо поклонился, полубессознательно, словно его толкнула в затылок невидимая рука, и отступил в сторону, освобождая путь. Хозяин Леса шагнул дальше — шествие двигалось, как и прежде, а Экубо остался на месте. Замер в этом потрясающем сознание моменте истории — моменте, когда Хозяин Леса принял знак почтения от злого духа.***
— Да ну?! Серьёзно?! Он сейчас здесь? Как он выглядит? Он тебе что-нибудь сказал? Стоило Экубо заикнуться о сегодняшней встрече, как Финч набросилась на него с вопросами, словно уличный торговец на зазевавшегося туриста. Но Экубо только фыркнул. — Полегче. Не расспрашивай — бесполезно. Мне не для того доверились, чтобы я всё разболтал, — гордо сказал он. — Ты прав, — вздохнула Финч. — Надо бы мне восстановить профессиональную хватку… Они доели жаренные на костре сосиски, а мытьё посуды разыграли в «камень-ножницы-бумага». Экубо проиграл. — Я скоро устрою вылазку, — радостно сообщила Финч, глядя на его кислую физиономию. — Пойдёшь со мной? — Тебе придётся подождать, — мрачно ответил Экубо, забирая её тарелку, покрытую толстым слоем жирного соуса.***
— А куда мы направляемся? — поинтересовался Экубо после того, как они пятнадцать минут блуждали в абсолютно одинаковых на вид пихтах. Финч хранила суровое молчание, изредка сверяясь с бумажной картой, прочитать которую у Экубо не хватило эрудиции. — Точно — не знаю, — отрезала Финч. — Честно признаюсь, я вспомнила об этом месте не так давно. Когда-то я уже приезжала сюда, но не успела как следует прочесать местность, потому что меня вызвали. Ну, знаешь, чрезвычайная ситуация… — Она ловко перепрыгнула через камень и проворчала себе под нос: — Хотя оказалось, что кто-то просто файлы хранить не умеет… Экубо одобрительно усмехнулся. Вскоре из-за пихт послышалось журчание воды, и они вышли к узкой, порожистой реке. — Я помню эту речку, — сказала Финч. — Что-то должно здесь быть… Пойдём вниз по течению. Речка вывела их на окраину леса, за которой простиралось огромное плато. И как только они вышли из-за деревьев, Финч восторженно присвистнула. Посреди плато, чуть поодаль от кромки леса, возвышалась приземистая скала: она напоминала трапецевидный булыжник, брошенный посреди футбольного поля. Экубо не понял причины свиста — скала как скала, только крапчатая расцветка показалась ему немного странной. Но вблизи стало понятно, почему глаза Финч, натасканные на поиск диковинок, заискрились восторгом при первом взгляде на скалу. То, что издалека показалось Экубо странными крапинками, было на самом деле мелкими выемками. Один в один каменная губка. — Ветер не мог её так обточить… — заворожённо проговорила Финч. — Здесь поработал кто-то ещё. Экубо не просто знал — он чувствовал, что она была права. Его почти никогда не покидало ощущение, что он живёт уже целую вечность и всё на свете повидал. Но в сравнении с тем, как долго трудились над этой скалой духи-скульпторы, прожитые им годы — ничто. Песчинка. Полжизни мотылька рядом с человеческой жизнью. И когда смотришь сквозь эти кропотливо обточенные выемки, ничего не имеет значения. Экубо протянул к ним руку, но так и не смог коснуться пальцами камня. Подушечки еле заметно щекотало — казалось, он трогает призрачные зубчики песчинок, сколотых потусторонней силой и унесённых ветром. Финч что-то сказала ему, но её слова потерялись в перекличке заточённых в каменной клетке веков. Экубо сначала опустился перед скалой на колени, затем повернулся к ней спиной, почти касаясь её затылком, но не решаясь прислониться. Вздохнул. Прикрыл веки. Солнце играло на тучах сине-зелёным перламутром. Ветер тихо журчал в недрах скалы, словно в окарине. А Экубо не узнавал мир, на который смотрел. Он никогда не замечал его: других занятий хватало по горло… Он видел мир людей и снаружи, и изнутри, а мир духов — только изнутри: его кровожадную, клыкастую пасть. Но это означало, что оставалось ещё одно «снаружи». В конце концов, Экубо никогда не страдал, будучи наблюдателем, и путешествовать у него получается всё лучше и лучше… Часы замерли; он не знал, сколько просидел у подножия скалы без движения. Когда он очнулся и посмотрел по сторонам, никого не оказалось поблизости. Обойдя скалу вокруг, Экубо обнаружил Финч: она сидела на корточках, изучая стенки выемок под лупой. На коленях у неё лежали листы бумаги, на которых она писала, постоянно сверяясь с выемками. — Помочь? — поинтересовался Экубо. Финч поправила почти сползший с колена лист и со вздохом попросила: — Будь добр, подержи лупу.***
В палатке стало холодно: даже Экубо это почувствовал. Несмотря на спальники, несмотря на костёр, ещё не догоревший по другую сторону полога, несмотря на то, что их было двое, — голодная ночь северной весны высасывала из них тепло. Финч снова закуталась в спальник, надела перчатки и сменила свою несменную универсальную куртку на просторную флисовую кофту. Почти беспрерывно строчила в записной книжке микроскопическими иероглифами вперемешку с латиницей, а Экубо сидел возле неё и недовольно держал перед ней бумаги, исписанные ими у скалы. — Спасибо, я закончила, — сказала наконец Финч. Экубо бросил бумаги — как ему сначала показалось, с облегчением, но в действительности ему стало скучно: делать-то нечего. Он исподтишка посмотрел на Финч, но та не прекращала работать ручкой. Лицо — непривычно спокойное. Раньше Экубо казалось, что оно всё время перекорёжено то злобой, то насмешкой. Но, быть может, он просто не вглядывался в него с должным вниманием… Мысли были заняты совсем другим. А теперь он… не ощущал от неё никакой угрозы. Впервые с момента их знакомства в маленьком провинциальном отеле. Ошарашенный этим открытием, Экубо несколько минут сидел неподвижно, в задумчивости, пока его взгляд не наткнулся на куртку Финч, скомканную и выброшенную в угол палатки. Получается, она бросила всё своё оружие без присмотра. Что же, дело в этом? Экубо украдкой подполз к куртке и взял в пальцы крошечный флакончик, выпавший из кармана. — Ну и дела… Вот так вот разбрасываться единственным своим путём к спасению — не страшно? — спросил Экубо с усмешкой, сам не разбирая, сколько в этом вопросе предостережения, а сколько — приятельского подтрунивания. — Нет, не страшно, — тут же ответила Финч, не отрываясь от работы. — Я уверена, что ты меня не убьёшь. Как и я тебя. Её ручка медленно остановилась, дорисовывая последние хвостики последним иероглифам. Финч перелистнула страницу, но писать не продолжила. Оставаясь неподвижной, подняв колкий взгляд на Экубо, она сказала: — Возможно, мы оба просто устали причинять людям боль. И снова пустилась в работу. Флакончик выскользнул у Экубо из пальцев. Она… знает?.. Нет, быть того не может… Но каким-то образом она нащупала… она поймала одну с Экубо волну чувств. И раз так, она не могла их не видеть. Ну и дела… Во что он себя втянул? Мог бы удрать на другой конец страны, в городок, о котором никто не знает, в горную деревню, или даже просто в горы — сделаться отшельником. Да кто ему мешал? И всё же эти пустынные, одинокие дороги оказались для него закрыты. Он даже не мог разглядеть их до этого момента. А тогда, на бегу принимая решение, вспомнил про Финч — самую последнюю в списке своих знакомых — и про то, что она для него сделала. Пусть идея и была абсолютно абсурдной, но Экубо хотел использовать Финч, когда заявился к ней в поисках убежища. И даже через всю неприязнь и фрустрацию она начала нравится ему больше, чем он того ожидал… И он пытался этому противиться — пытался ведь? Камера, дождь… Ощущение заевшей пластинки донимало его не только из-за того, что он мысленно терзал и терзал этот случай, но и потому, что весь этот маршрут был уже пройден — несколько лет назад. Так для чего биться головой о старый камень, когда можно просто обойти его, не заработав себе ещё больше головной боли? — Я лягу спать, — сказал Экубо и принялся расправлять спальник, путаясь во всех его углах разом. Финч тихо усмехнулась. — Хорошо. Я уже скоро закончу. Спокойной ночи.