***
Рейген всегда считал, что ему хорошо удаются разговоры. Деловые, будничные, шуточные, приятельские «ни о чём», даже чувственные… Титул виртуоза слова Рейген присвоил себе неспроста — временами даже казалось, что это единственный титул, который он заслужил. И всё же, сидя в уютной забегаловке неподалёку от университета города Специй, он дюжину раз перебрал в голове дела, которыми предпочёл бы заняться в эти самые минуты — даже те, где его ждал неизбежный провал. Но отступать было поздно. Он подготовился хорошо: заранее подыскал место, в котором Мобу будет приятно и удобно провести обеденный перерыв. В кафе продавали самый простенький фастфуд, но не последнего качества: Рейген успел купить себе стакан колы и с удовольствием припадал губами к трубочке. В зале было не слишком людно — не придётся перекрикивать гул голосов во время разговора и мириться с ощущением, что каждый второй жаждет в нём поучаствовать. Но и пустым кафе назвать было нельзя — значит, нет и траурной серьёзности. Моб всё поймёт. Парень уже взрослый… В университете учится. Рейген как будто раньше не замечал — пока не пришлось подстраиваться под его расписание. А сколько лет было наоборот… Моб пришёл спустя пять минут от назначенного времени. Запыхался: шёл быстро. Рейгену не хотелось понапрасну торопить его, но и тянуть из часов время, а из себя — улыбку, создавая ощущение ложной безмятежности, тоже был не выход. Но как только Рейген собрался сказать заготовленную заранее фразу, Моб перебил его: — Вы не против, если я сначала поем? Рейген кивнул. Кажется, Моб сегодня с раннего утра занимается… Изголодался, работяга. Рейген наблюдал, с каким аппетитом он уминает картошку-фри и одной рукой строчит что-то в телефоне, и думал: он всё поймёт… И неважно, что он светится, как весеннее солнце. — Кому ты пишешь? — как бы невзначай поинтересовался Рейген. — Да так, ребята на факультете в «Уно» играть собрались, — ответил Моб и с тоской посмотрел на пачку, в которой осталось всего два ломтика картошки. — Но я ещё успею, наверное. Не волнуйтесь. Он всё поймёт — твердил себе Рейген… несмотря на то, что его ждут друзья с их простыми подростковыми увлечениями. Он согласится их защитить, не так ли? Он тоже душой к этому рвётся — чтобы смеяться без оглядки на какой-нибудь гравитационный скачок, который оставит голову без крыши над ней. — Да, разговор у меня к тебе недолгий, в общем-то… — тихо проговорил Рейген и отпил из стакана, чтобы промочить горло. Моб щёлкнул кнопкой блокировки экрана и нагнулся, чтобы убрать телефон в лежащий под столом рюкзак. И когда поднял голову, его лицо полностью переменилось — словно на него наложили чёрно-белый фильтр. — А можно… сначала я вам кое-что скажу? — тихо спросил он. Рейген смог только в недоумении кивнуть. Моб уверенно раскрыл рот, готовясь заговорить, и он напрягся: его взгляд напоминал лезвие падающего топора. Но Моб только вздохнул, потупил глаза, взял салфетку и принялся вытирать пальцы от масла с картошки… Рейген следил за каждым его движением, за каждым вздрагиванием пальца, за тем, как сужаются его зрачки… Что он хочет сказать? Из универа отчисляют? Влюбился? Девушка появилась? А может, знает, что они с Финч задумали? Откажет? Или уже сам исполнил их замысел?.. — Простите… — сказал Моб, смяв в кулаке салфетку. — Простите, что я ушёл к Азуми. Рейген настолько утопил себя в мыслях о Фантоме, предсказаниях и битве, что поначалу не вспомнил, кто такая Азуми. И даже когда память вернулась к нему — оторопел. — Что? — переспросил он. — О чём ты говоришь? — Вы были моим наставником столько лет… А я нашёл кого-то другого, — сказал Моб и поднял блестящие, полные раскаяния глаза. — Разве вас это не беспокоит? Про себя Рейген выдохнул: тема скользкая, но не новая. Странно, что она взяла новый виток именно сейчас, но Рейген хотя бы знал курс, по которому стоит двигаться. — Моб… Мы ведь уже обсуждали это, — мягко сказал он. — Я рад, что ты пошёл по этому пути… Вы с Азуми так замечательно ладите, и ты действительно учишься: кто угодно может сказать, как ты вырос. Разве ты этому не рад? — Рад… Но… Когда я учился у Морганы… это вас явно расстроило. В груди неприятно кольнуло: так значит, он всё-таки заметил… И высказал это с обычной, острой как копьё прямотой. — И… По правде говоря… — продолжал Моб, запинаясь. — Я не уверен, что поступил тогда правильно. Я вообще теперь не знаю, что правильно… Мне нравится в университете. Мне нравится учёба, мне нравятся мои друзья… И я только что подал заявку на учёбу по обмену… И уже не знаю, зачем это сделал, — горько усмехнулся он. — Даже если я пройду… Будет ли правильным оставить всё здесь? Я ведь… всё ещё не контролирую свою силу. Я думал, что должен сначала научиться управлять ей, взять ответственность за то, что я совершил и могу совершить… И потом, после этого, делать, что захочу. И я чуть с ума не сошёл, пока искал способы это сделать. Азуми помогает мне — но что, если этого недостаточно? Что, если я никогда не научусь? — спросил он, чуть подавшись вперёд. — И только раню тех, кого, ну… оставил. Столько простой, чистой, смущённой горечи было в этом «оставил» — и он будто протягивал его вперёд, чтобы поскорее отдать. Чтобы оно не прожигало ему руки, хотя было припаяно к ним намертво. И он это понимал. Он смотрел перед собой — ни капли слёз в глазах, ни крошки надежды в опущенных уголках губ. Одни спутанные, связанные в плотный клубок сомнения. Даже зацепиться не за что… Но если бы он не хотел, чтобы о них услышали, промолчал бы. И Рейген не мог не показать ему, что услышал. — Моб, — сказал он сухо, тяжело, понимая, однако, что легче его слова не сделают. — Я клянусь тебе… Я поддержу тебя, чего бы ты ни захотел. — Вы… разве не помните? — проговорил Моб одними губами. — В позапрошлом году, когда мы ездили в город Магнолий, чтобы спасти Экубо… я бросил вас обоих. Я думал только о том, как Моргана может помочь мне. Хотя помощь нужна была вам… И то был не последний раз. В этом году я поехал в Жеоду, вместо того, чтобы помочь здесь. А потом уехал на учёбу, вместо того, чтобы… — Моб! — воскликнул Рейген. Он понял: сейчас это не закончится. Сейчас они будут бродить по кругу, пока кто-нибудь не выдохнется или не сорвётся, и лучшего способа вырваться Рейген придумать попросту не смог. — Я ведь сказал тебе, что не против, оба этих раза. Но сейчас… — сказал он и поморщился. Мерзко, что переменить тему проще, чем столкнуться лицом к лицу с чужими проблемами, но Рейгену слишком отчаянно нужно было выкарабкаться из своих. — Сейчас я должен попросить тебя кое о чём. Я обещаю, когда это закончится, мы обо всём поговорим и со всем разберёмся… Мерзко… Мерзко, что приходится вот так использовать его слабость: Рейген полностью сознавал, что в таком виноватом положении, после таких признаний Моб не сможет отказать. — Сейчас мне не к кому больше обратиться. У нас не осталось выбора. Моб смотрел на него застывшими, смиренными глазами. — Ты должен сразиться с Фантомом, — произнёс Рейген. Он подробно пересказал гипотезу, которую придумала Томэ и развила Финч. Старался ничего не утаить — и снова следил за лицом Моба, но оно всё время было одинаковым: похожим на фотографию в газете. — Я знаю, это тяжело слышать… — вздохнул наконец Рейген. — Но если наши предположения верны, мы сможем положить конец всем этим… — Я это сделаю, — перебил его Моб. Голос — тихий, ровный, но заставил Рейгена онеметь. — Мне надоело сомневаться… Моб поднялся из-за стола, сгрёб с него мусор, и, уходя, обернулся: — Напишите мне вечером.***
Путь от города Специй до горной деревни Рогоз был долгим, а до плато, уединённого в горах, достаточно далёкого от людей и их хрупких жизней, — ещё дольше. Рейген несколько раз проверил маршрут по электронной карте, а на вокзале купил бумажную: на случай, если сигнал спутника затеряется в горах. В поезде ехали молча. В дорогу купили четыре обеда, но еле-еле осилили полтора: в горло не лезла даже курица в хрустящей панировке. Только Азуми апатично жевала лист салата — один и тот же на протяжении получаса, — Серизава смотрел в окно, а Моб, сидящий напротив, начал засыпать. Виском припал к оконной раме, подбородком уткнулся в воротник куртки, растрёпанные чёрные волосы прикрыли глаза, и его бледное лицо наконец-то казалось расслабленным. Рейгену хотелось, чтобы оно таким и было — хотя бы пока поезд не достигнет конечной станции. — Я, конечно, понимаю тяжесть ситуации… — прошептал Экубо. — Но признай… приятно иногда побыть не главным героем, а? Рейген хотел ответить, но осознал, что Экубо говорил не вслух, а только у него в голове. Они лишь недавно вспомнили старую привычку, и Рейген пока ещё недостаточно уверенно вёл мысленные беседы. Поэтому он продолжил смотреть на Моба, думая о своих надеждах. Экубо ничего больше не сказал, но положил ладонь Рейгену на щёку. Видимо, услышал. Да, Моб справится…***
Точно в соответствии с инструкцией от Финч, они нашли в деревне аренду автомобилей: покосившееся здание с шиферной крышей и двумя подержанными машинами перед фасадом. Рейген и Азуми долго препирались с хозяином, уговаривая открыть аренду, пока он не сдался под угрозой звонка в некий Комитет (придуманный Рейгеном пару минут назад). Дальше — прямая однополосная дорога и седая равнина, обрамлённая гладкими гребнями гор. Руки — на руле. Глаза — на горизонт. И бесконечный час езды превратился в умиротворяющее мельтешение кустарника, растущего вдоль обочины. — Рейген, не пропусти съезд, — прозвучал над ухом голос Экубо. — А? — Рейген! Съезд! Рейген выкрутил руль, и автомобиль свернул на боковую грунтовую дорогу, едва не царапнув заборчик на повороте. Ещё капля — и Рейген расплескал бы ведро ругани по всему салону. Только Азуми проворчала: — Кто тебя водить учил… И всё снова смолкло, только гравий шуршал под колёсами. Грунтовая дорога вела к холму и обрывалась на просторной каменистой площадке, подводящей к его подножию. Всё — как описывала Финч. На краю площадки, недалеко от дороги, стоял мотоцикл с коляской: очень знакомый мотоцикл. Рейген припарковал автомобиль рядом, и как только дверца захлопнулась, всю компанию окликнули: — Наконец-то! Я уже начала волноваться… К ним от холма размашисто шагала Финч. — Вижу, все в сборе? — бодро спросила она. — Позвольте показать вам наш временный лагерь…***
Рейген озадаченным взглядом окинул полуразвалившийся деревянный дом, будто бы вросший в лесистый склон холма. Казалось, он держался на одних только древесных стволах, которые устало прислонились к его каркасу. Одно хорошо: волноваться об обвале крыши не приходилось, потому что она рухнула много лет назад. А вот фасад по-прежнему держался, угрожающе наклонившись, поэтому Рейген остался стоять в замешательстве поодаль. — Некогда здесь жил монах-отшельник, — рассказывала Финч, изображая экскурсовода. — Мы уже давно здесь не были, прошу простить за беспорядок… Над шуткой засмеялся только Серизава: дрожаще, напряжённо — под стать напускной весёлости Финч. — Мне кажется, или эта штука развалится, как только ветер подует посильнее? — тихо спросил Экубо. — Ну знаете, с этой фантомной погодой… — Да тут и погоды особой не надо, — сказала Азуми и посмотрела в прозрачное, перламутровое небо. — Подозрительно тихо… Ответ Рейгена перебил громкий возглас: — Шигео! Рейген осёкся ещё и потому, что не привык слышать этот голос настолько бойким и пронзительным: обычно Моргана тщательно прятала в себе эти черты. Но она подскочила, кинулась Мобу навстречу и схватила за обе руки, как только он подошёл достаточно близко к хлипким развалинам крыльца. — Ты готов? — спросила она с широкой улыбкой. — Да… — кивнул Моб неуверенно. — Что мне нужно делать? — Я отправила на разведку птиц, — сказала Финч. — Как только Фантом появится на горизонте, мы мигом узнаем… Но пока что… мы ждём. «Ждём» — жмущим содроганием отдалось у Рейгена в груди. «Ждём» раскатилось по площадке, заставило ветер утихнуть, а Моба — податься назад, отбирая ладони у Морганы. Даже громада холма будто подвинулась ближе, стиснутая ожиданием. — Экубо, — позвала Азуми. — Пойдём караулить. Ты ведь знаешь ауру Фантома, да? — Знаю, знаю… — пробурчал Экубо, но отправился за ней следом — видимо, к машине. Рейген решил с ними не ходить: всё равно в аурах он ничего не смыслил. — Пожалуй, отправлюсь за хворостом, — сказала Финч. — Если вдруг придётся ночью сидеть… — Можно с тобой? — тут же окликнул еë Серизава. Финч уже успела схватить нож с верëвкой и решительно обратила все свои намерения ко склону холма, поэтому, услышав оклик, обернулась не сразу. Посмотрела на Серизаву, как будто впервые его заметила. — Да, конечно, — сказала она. У дома становилось малолюдно. Моргана и Моб сидели на крыльце плечом к плечу: Рейгену ничего не оставалось, кроме как пересилить страх перед ветхим фасадом и присоединиться к ним. Многословной беседы ожидать не приходилось, однако ещё один участник облавы на Фантома не появлялся с самого утра. — А где Томэ? — спросил Рейген у Морганы. — О… Она сейчас придёт. Сейчас… Спустя всего пару секунд из пустого дверного проёма высунулась взлохмаченная голова, а за ней — куртка на пару размеров больше нужного и запачканные джинсы. — Всё готово! — гордо объявила Томэ. — Привет, Рейген, привет, Моб! Рейген помахал ей рукой. Она соскочила с крыльца на землю и плюхнулась на скрипучие ступеньки, чуть поодаль от Моба с Морганой. Рейген аккуратно, стараясь лишний раз не скрипеть, уселся рядом. — А что у тебя готово? — поинтересовался он. — Увидишь, — лукаво улыбнулась Томэ. Рейген закатил глаза и пожал плечами, дескать, что поделаешь. Похоже, Финч и Моргана загрузили её интересной работой, и Рейгену оставалось только подыгрывать и вливаться в её воодушевление. — Ну как, понравилось на мотоцикле ездить? — спросил он. — Конечно! Когда-нибудь заведу себе свой. Буду на вызовы кататься. — Получается, вы уехали прямо из отеля? — Ну да. Первая мысль Рейгена была: как удачно, что Томэ нашла себе других попутчиков, а то в машине стало бы совсем тесно. Но следующая уже не показалась такой приятной: первое отельное собрание с участием Томэ прошло несколько дней назад… почему она снова оказалась в отеле сегодня? Улыбка Рейгена угасла. — Когда ты последний раз была дома? — спросил он. Посмотрел на Томэ — она тут же отвела взгляд, насупилась, запахнула куртку. На пути её убегающих глаз очень удобно подвернулся Моб, и она встревоженно воскликнула: — Моб! Выглядишь бледным. Всё хорошо? Моб неторопливо, словно в полудрёме, повернулся к ней. — Да… Просто немного нервничаю. — Ничего, — ободряюще сказала Томэ. — Уверена, скоро всё закончится. — Если Фантом появится… — пробормотал Моб, ковыряя пальцем щепку, отшелушившуюся от крыльца. Моргана, сидевшая до этого неподвижно, дёрнула плечом. — Ты что, сомневаешься в моей догадке? — нахмурилась Томэ. — Нет! — замотал головой Моб, сжимаясь под внезапным напором. — Просто… Тебе самой не кажется, что было бы лучше, если бы он не появился? — Конечно нет! — отрезала Томэ. — Мы же как-то должны его победить. — Нет… — вздохнул Моб, морщась и прижимая ко лбу пальцы, словно пытался разгладить морщины. — Конечно, должны. И мы победим. Просто… — Он отвернулся и поглядел в набухающее тучами небо. — Трудно поверить, что единственный способ — отобрать чью-то жизнь. Томэ вздрогнула. Несколько секунд безмолвно смотрела на него и снова дёрнула края куртки, пряча голую шею. Рейген подумал, что правда начинает холодать. Неожиданно рядом послышалось громкое, резкое, твёрдое: — Не говори об этом так. Рейген, не веря своим ушам, наклонился вперёд и посмотрел в другой конец крыльца, где мягкая, гибкая Моргана отдавала Мобу приказ, тяжёлый и жёсткий как сталь. Она медленно встала со ступенек, безотрывно глядя вниз, а за повязкой её взгляд казался только более острым, более жгучим: ничто не могло сделать его страшнее, чем игра воображения. — Моргана?.. — тихо проговорил Моб. — Не делай работу сложнее, чем она есть, — сказала Моргана, шагая вперёд, вставая прямо напротив него. — Не смотри на это так… Поверь мне, ничего хорошего не выйдет. Она дрожала: то ли от ярости, то ли от того, что еле стояла на ногах, потому что некая великая сила придавливала её к земле. Рейген тоже начинал ощущать её влияние… И внутри боролись два желания: оцепенеть и не дышать или подбежать к Моргане и подставить плечо, но победил рациональный довод: в это противостояние лучше не вмешиваться. — Я понимаю… Я уже проходил через похожее, — сказал Моб. — Иногда без силы никак… Я встречал людей, которые понимают только этот язык, и с ними бывает нужно обходиться жестоко. Но это был их выбор. Фантом… — вздохнул он. — Он ведь не осознаёт, что творит. И то, что мы делаем, в чём-то, в самой своей дальней грани… неправильно. Они стояли друг напротив друга: две абсолютные силы, разрушения и созидания. Казалось — сойдутся они немного ближе, и вселенная прекратит существовать, схлопнется, как по щелчку выключателя. — Нет, — сказала Моргана. В её голос пробивалась дрожь. — Шигео! Ты не понимаешь… Ты говоришь так, будто не представляешь, что лежит у тебя в руках… Я видела тебя… Я видела тебя насквозь, от и до, и поверхность, и глубину. И я, Шигео… я сильнее тебя. Но я… я ничего не могу сделать. Её плечи затряслись, она закусила губу — рыдания подступали, толкали её, бились о невидимый барьер… Рейгену почему-то всегда казалось, что она могла ставить барьеры не только внешним, материальным опасностям, но и любому другому воздействию. Намеренно ли? Рейген вспоминал, как она вцепилась в свою повязку тогда, во время рокового видения… И сейчас она тоже поднесла руки к лицу. Барьер уже и так сломался — первые слезинки прокатились по щекам. — Ничего… — простонала она… — кроме как смотреть. Повязка спала с глаз — повисла тряпкой в ослабевших руках. Лицо казалось совсем незнакомым: зардевшееся, ожесточённое, чёрные растрепавшиеся пряди липнут к мокрым щекам, по которым катятся крупные капли слёз… Да и глаза — глаза очень сильно преображают человека. А таких глаз, как у Морганы, Рейген не видел никогда. — Сотни людских жизней, сломанных, истерзанных, — горячо говорила Моргана, — они рыдают у меня в голове каждый день! И я не могу это остановить… Я не могу это остановить. Только привыкнуть… А когда пришёл Фантом, их стало… — Она всхлипнула, схватившись за голову. — Сотни превратились в тысячи! Я ничем не могу им помочь — никогда не могла. Но ты — можешь. И я молюсь, чтобы это закончилось с самого первого дня… Поэтому, Шигео… Прошу. Умоляю… — прошептала Моргана, и ноги перестали её держать. — Не мучай себя… Не мучай своих друзей. Спаси нас всех. Я умоляю тебя… Сидя на коленях, Моргана снова стала походить на себя привычную — и хотя это было от тяжелейшего отчаяния, Рейгену стало легче. Он выдохнул и тут же осознал, что почти не дышал последние несколько минут. Моргана смотрела на Моба, теперь — снизу вверх. Её щёки почти сразу обсохли и побледнели, но глаза продолжали блестеть, переливаться: свет дробился в них, словно в хрустальных призмах, пронизанных тончайшими трещинами. Ещё бы они не болели… Рейген подумал, что, возможно, это предсказания оставляют такие следы. И он ждал, что вот-вот сердце стиснет нечто извне, потому что не только слова вперемешку со слезами выплеснулись из Морганы: должна за ними быть какая-то энергия, какая-то невидимая сила, которая через экстрасенсов вытекает из иного мира… Но не чувствовал ничего. Даже слова ударились о него, как о глухую стену, а всё потому, что они были обращены к Мобу. Моб словно губка впитал всё: и слёзы, и энергию, и отчаяние, но даже этого, похоже, не хватило, чтобы наполнить его до предела. Он изменился в лице, испугался, но даже не шелохнулся, когда Моргана упала на колени. Обратно стал хмурым и собранным и тихо сказал: — Да… Рейген хотел подойти к нему и хотя бы хлопнуть по плечу, но с холма раздался громкий треск. Вскоре из-за угла дома появилась Финч и, отряхивая куртку от древесного мусора, возвестила: — Первый разведчик вернулся! Фантом в северной части гор… — Уже?! — всполошилась Томэ. — Уже, — ответила Финч. — Пора начинать… Она осеклась, когда чуть не натолкнулась на Моргану. Та поднялась с земли и снова казалась неторопливой и безмятежной — но Рейген не видел её глаз: они были обращены не на него. — Ты… сняла повязку, — растерянно сказала Финч. — Хорошо иногда посмотреть на твоё лицо, — мягко ответила Моргана. Финч не успела отреагировать: из-за угла дома выскочил Серизава, спотыкающийся о вязанку хвороста. — Финч! — завопил он. — Подожди! Я просто хотел поговорить… Его остановили одним резким движением ладони, едва не стукнув по лбу. — Рейген! — выкрикнула Финч. — Где находится река Хвоя? На Рейгена её приказной голос подействовал как всплеск ледяной воды в лицо, и он с лихорадочной прытью полез по карманам, роняя по ходу визитки, скрепки и дешёвую зажигалку. — Всего три километра от плато… — проговорил Рейген, водя пальцем по разложенной на коленях карте. — Он перемещается довольно быстро? — Да… — сказала Финч. — Сейчас самое время выдвигаться — тогда они успеют пересечься как раз на плато. — Она подняла голову, посмотрела на ключевого участника плана. — Шигео… — Хорошо, — сказал он и сразу же зашагал прочь от дома, к парковке — там стоял мотоцикл, который должен был доставить его в конечный пункт. Рейген пошёл за ним: карта ещё пригодится. Не оборачивался, но по звуку шагов посчитал — остальные, кроме Морганы, последовали за ним. Азуми встретила их тревожным вопросом: — Уже пора? — Ну, аура-то поменялась, — заметил Экубо. — И вот это началось, — сказал он, указывая на небо. Рейген задрал голову: тучи наслоились друг на друга, и крошки с их потрёпанных краёв падали на землю, рисуя в воздухе плавные зигзаги. Стало тихо. — Что ж, пора за руль, — сказала Финч, хлопнув ладонями. — Погоди, — остановил её Рейген. — Я высокого мнения о твоих навыках… Но ты уверена, что безопасно ехать туда, не владея сверхсилами? Он думал, что стреляет вхолостую и Финч отразит его слова одним взглядом, однако она замешкалась с ответом. И этого промедления хватило, чтобы инициативу взяла на себя Азуми: — У меня есть сверхсилы и я умею водить мотоцикл. — Только попробуй его разбить, — усмехнулась Финч и бросила ей ключи. Они звякнули в тон звону браслетов. — Не будем медлить, — сказала Азуми, шагнула к мотоциклу и взяла с сиденья шлем. — Шигео, вперёд… Но вперёд никто не вышел. Гравий не зашуршал под ногами, на нём не отпечатались глубокие, решительные следы ботинок — только снежинки бесшумно растягивали над ним паутину. Рейген сам бы уже бросился на мотоцикл, вскарабкался на сиденье, рванул ключи — если бы его разгорячённое тело и холодная решимость чего-то стоили. Он только тяжело сглотнул. Тот, кто стоил сейчас всего мира, стоял с ним плечом к плечу, не шевелясь. — Шигео… — вздохнула Азуми. — У нас нет на это времени. — А ты не дави на него, — сказал Экубо. Рейген повернулся на звук его голоса — не задумываясь, рефлекторно, потому что начинал чувствовать, что их взгляды не пересекались слишком давно. Экубо парил перед Мобом, глядя ему в лицо, и казалось, будто вот-вот схватит его за щёки. — Шигео, послушай… — проговорил Экубо. — Я знаю, что причинять кому-то боль, — ощущается погано… И иногда бывает сложно мириться с той стороной себя, которая… ну, способна на такое. Но я знаю, что ты — не тот, кто причиняет боль по своей прихоти. Ты помогаешь людям… И я никогда не отвернусь от тебя. Ни за что. Грустная, мягкая улыбка Экубо отражалась на чужих губах: и Рейгена, и чуть-чуть, совсем слабым эхом — на губах Моба. Экубо, виртуоз ниток и нитей, снова ухватил нужную — хотя не слышал ни слова из тех, что были сказаны у дома. И пока она не потерялась, Рейген шагнул к нему, вставая рядом. — Моб… Я и так бесконечно обязан тебе, и не могу просить ещё больше. Но я обещаю: мы будем тебя ждать. Все вместе. Что бы ни случилось… Он протянул руку, но не вперёд, а к небу, чтобы в неё легла пара снежинок и тёплая ладонь Экубо. — Мы будем держаться вместе и ждать тебя, — сказал Рейген, сжимая пальцы. Улыбка Моба из тусклой и пунктирной превратилась в твёрдую и уверенную. Он кивнул. И когда Томэ дёрнула его за рукав, живо повернул голову. — Ты отличный друг! — выпалила она и замялась, копая гравий носком кроссовка. — Странно, наверное, звучит… Но я хотела бы ещё разок потанцевать с тобой. — А я… я бы хотел кое о чём поговорить, — подрагивающим голосом сказал Серизава. — О личном… — Да… — снова кивнул Моб. — Да, мы обязательно всё это сделаем. Просто… Его возвращение к хмурой неуверенности оборвал звон браслетов. Азуми шагнула вперёд, держа мотоциклетный шлем перед собой. — Шигео, я знаю, что ты сомневаешься, — сказала она. — Сомнения — это нормально. Сомневаться с правильности своих поступков — нормально… Всем приходится через это проходить. Но в конце концов… ты должен принимать решения. Пусть это сложно. Пусть потом ты будешь их ненавидеть… Но ты можешь надеяться, что люди, которые окажутся рядом, помогут тебе справиться с их последствиями. — И ты об этом можешь не волноваться, — добавила Финч и вздохнула. — Поддержка близких — самое важное… — И я защищу их, — послышался громкий голос из-за спин провожающих. Рейген удивлённо обернулся — Моргана успела дойти до них и стояла, решительно подняв голову, сверкая хрустальными глазами. — Я защищу всех, — повторила она. — Если веришь мне — иди вперёд и не оглядывайся. Моб кивнул в третий раз. Он выхватил шлем из рук Азуми — той пришлось посторониться, чтобы освободить путь до мотоцикла. — Эй, полегче… — сказала она. — Вести всё равно буду я. Послышалась пара тихих смешков. Окружившая мотоцикл толпа немного расслабилась, рассредоточилась, чтобы не мешать старту. Когда шум мотора затих вдали, Экубо потянул Рейгена за руку, которую тот так и не отпустил. Они вернулись к дому. Моргана сразу же поднялась по ступенькам к дверному проёму, но Финч мягко одёрнула её, спросив: — Тебе нужна помощь? — Нет, я справлюсь, — ответила Моргана, печально улыбнулась и скрылась в доме. Финч стояла у ступенек. Растерянно обернулась — но Серизава, следовавший за ней словно тень, так же растерянно отступил назад. Рейген ждал — вот-вот раздастся взрыв, или треск, или звон и дом с площадкой накроет плотный прозрачный купол. Так обычно бывало, когда Моб или Серизава ставили барьеры. Но случилось то, чего Рейген не ожидал. Чего он никогда не видел… Из двери дома, из окон, сквозь ветхие стены хлынула белая волна — словно плотный, притоптанный туман. Рейген попятился, чуть не подпрыгнув, когда волна коснулась его ног, но всё произошло слишком быстро: туман захлестнул его, окутал тонкой шёлковой плёнкой. Рейген оглядел свою трясущуюся руку: над самой кожей вились еле различимые белые нити. Поднял глаза на Экубо — его тоже обволокло, и он лихорадочно ощупывал себя, пока наконец не прошептал заворожённо: — И на меня тоже действует… — Она сказала, что защитит всех… — пробормотал Рейген, глядя на сияющую белым дверь. Вторая волна прокатилась ещё быстрее, ещё напористее, но гребнем ударилась не в людей. Снег застыл в воздухе. Вспышка — в одно мгновение молния пробежала меж снежинок, связывая их в гирлянды, в гигантскую сеть, и ещё мгновение они оставались застывшими, и затем понеслись прочь. От дома, над площадкой, к просторам пустоши — снежинки обращались в метель, метель — в сплошную белизну. Воздух будто отмыли и натёрли до скрипящего блеска. Рейгену потребовалось несколько минут, чтобы надышаться полной грудью. Он стоял без движения, дышал, и белые облака вздохов растворялись в далёкой белой стене, отрезавшей его от внешнего мира и от всего, что будет в нём происходить. Оставалось… ждать. Рейген так и не смог заставить себя подойти к дому ближе, поэтому нашёл неподалёку чурбан и уселся на него. Сидел и не знал, куда девать взгляд: вокруг — белая стена, вверху — белое небо, за спиной — белая дверь. Теперь даже закрытые глаза приносили вместо темноты белизну. Хотя дышать стало легче, голова делалась тяжелее с каждой минутой. Глаза пощипывало. Было тихо… И Рейген понял, что слышит самой тонкой стрункой слуха, самым далёким краешком сознания тихий женский плач. Стена становилась то ближе, то дальше. Может, она пульсировала… а может, Рейген вглядывался в неё слишком долго. По сравнению с абсолютной силой он — ничто, и он знал это, но продолжал попытки увидеть сквозь неё… Хоть что-нибудь. Хоть что-нибудь, что доказало бы существование мира по ту сторону, ведь если его там нет… то ничего не начиналось. Фантом никогда не появлялся, никто за ним не гнался, расследования не было… Может, и офис Рейген никогда не открывал. А раз нет начала, не будет и конца. Это напряжение в мышцах, эта жажда никогда не наступающего сна, эти бледные тени вместо настоящих радости, удовольствия и покоя — так будет всегда, и наивно было надеяться на победу. И в ушах всегда будет звучать этот плач… Экубо приблизился к нему. Прижался губами к макушке и замер. И Рейген подумал: не может на самом деле так быть, чтобы жизнь никуда не текла. И Моб — он точно настоящий, и он сейчас где-то там. Он, возможно, способен на нечто даже более сильное, чем эта белая стена… Когда он вернётся, что-нибудь обязательно изменится. В груди тянуло: что-то рвалось вверх, к макушке, и Рейген стискивал пальцы на вязаной ткани сине-бело-чёрного свитера. А стена давила, резала глаза, вытягивая из них тяжёлые, раскалённые слёзы. — Экубо, ты чувствуешь это?.. — раздался за спиной встревоженный голос. Рейген дёрнулся, чуть не опрокинув чурбан, и обернулся: сзади стояла Азуми и, задрав голову, смотрела в белое небо. Когда она успела вернуться? И сколько времени прошло? — Я вообще ничего не чувствую из-за этой штуковины, — проворчал Экубо. — Тебя разве этой липкой штукой не затянуло? — Затянуло, — ответила Азуми. — Но ауры тоже стали ярче… Я тебя ощущаю, как если бы запихала в рот миску васаби! — Очень смешно… — фыркнул Экубо. — Но я не об этом. Я думаю… всё закончилось. Рейген открыл рот, но не смог произнести ни слова. — Он… справился, — сказала Азуми и легко, на одном полудыхании усмехнулась. — Пора забирать его. — Эй, ты куда собралась?! — выкрикнул Экубо, но она уже бросилась бежать. — Кажется, стоит поговорить с Финч… Но Финч, когда они рассказали ей о догадке Азуми, только дала её радикальным действиям более плотную почву: — Барьер Морганы слабеет. На это может быть только одна причина. Рейген вздохнул и почесал в затылке: не бежать за Азуми и не кидаться под колёса мотоцикла, безусловно, было проще. Он хотел вернуться к своему чурбану, когда Финч сказала: — Пойти что ли её проведать… Но её одёрнул Серизава: задыхающийся и пунцовый, как от лихорадки, но настойчивый. Сильный, высокий… Рейген оцепенел. Здесь, сейчас?.. Действительно случится то, чего он опасался, но ждал ещё с первого их откровенного разговора? Вот зачем он нацепил костюм в эту поездку… — Финч! — воскликнул он. — Я хотел… Знаешь… Пока ты не ушла… Сейчас самое подходящее время! Я хотел сказать, что… — Нет, — отрезала Финч. Вот так вот просто… Если уж отказ, то только такой. Сейчас было бы правильным оставить их наедине, но Рейген слишком остро ощущал, что готов пойти на что угодно, даже на такую бестактность, лишь бы не возвращаться к чурбану. Тем более Томэ всё равно слушает. Глаза Серизавы расширились. Губы сжались. — Но я ведь хотел сказать… — пробормотал он. — Прошу, остановись… — вздохнула Финч, опустив глаза в землю. — Я знаю, что ты хочешь сказать, и я… Серизава, я не могу принять твои чувства и не могу быть в отношениях с тобой, — сказала она и подняла взгляд. Каких, должно быть, усилий ей стоило посмотреть Серизаве в глаза и показать свои алые щёки… — Ты хороший человек, но… тобой так легко управлять, что мне становится страшно. Думаю, я слишком поздно это заметила… Поэтому… Прости. — Я… я не понимаю… — Ты никогда не замечал, насколько легко становишься ведомым? Ты, наверное, всю жизнь прожил в этой роли… И ты не виноват, конечно. И я отчасти тебя понимаю… Иногда проще отдать силу и ответственность кому-то другому — тогда и последствия будут на их совести, верно? И часто мы идём по этому пути неосознанно. Но ты и я… Мы близки к катастрофе. Ты позволяешь мне делать что угодно, а я только и рада взять власть в свои руки… Но это неправильно. Ты и с собой позволяешь делать что угодно, и дальше будет только хуже… И я не могу так поступить с тобой. Понимаешь теперь? Серизава молчал: терпеливый, но близкий к надлому. И в эти мгновения никто не мог протянуть ему руку. Он должен был выслушать первый в жизни отказ до конца. — Да и я сама… — проговорила Финч, ероша волосы. — Я проживаю не лучшие времена. Я начала чувствовать, что теряю контроль над своей жизнью, и первое, что я сделала — попыталась найти то, что я могу контролировать. И ты… очень удачно подвернулся под руку. Ты стал для меня отдушиной, и поначалу это казалось невинным и беззаботным приятельством. Мне нравится быть у руля. Но правда в том, что… я ужасный лидер. Я не могу долго быть сама по себе, самоуверенность ударяет мне в голову. Я пыталась действовать в одиночку, и посмотрите, к чему меня это привело! — воскликнула она и не глядя махнула рукой в сторону. То ли обстоятельства так невероятно сложились, то ли она знала, что указывает на Экубо… Она перевела дыхание, успокоила голос. Монолог затягивался, но раз Финч решила быть честной, то будет таковой до конца. — Есть причина, по которой я столько лет посвятила своей работе, — сказала она. — Главной работе, той, о которой мне запрещено распространяться. Дело вовсе не в том, что я не могу уйти… Всегда могла. Когда-то хотела… Я даже спрашивала Коттон в шутку, может ли она стереть мне память обо всём… Она может. Но я ни за что на это не пойду. Потому что Моргана нужна мне. А я нужна ей. Пусть иногда это тяжело принять, но это не плохо. По-моему, мы уже давно перешли ту грань, за которой можно говорить о плохом и хорошем… Ты показал мне что-то, что раньше было мне незнакомо, и я благодарна тебе. Правда благодарна… Но я больше не хочу продолжать, — сказала Финч, покачав головой. И улыбнулась. — Я хочу… быть с Морганой. Спасибо за прекрасное время вместе. Может, это не в последний раз… За секунду, не оборачиваясь, она взбежала по ступеням и растворилась в белом сиянии, льющемся из дверного проёма. Что там, за этой сияющей шторой — даже не представить… но Финч, кажется, знала не понаслышке и нисколько не боялась. Серизава смотрел прямо в белизну и, должно быть, всё ещё видел перед ней резкий силуэт Финч. Но постепенно он мерк, а лицо Серизавы, парой минут ранее розовеющее самыми светлыми надеждами, серело и грубело. Всего пара минут — и он уже совсем не похож на себя прежнего. Рейген никогда не видел его таким и впервые за долгие годы не мог подобрать для него слов. Что тут скажешь? Финч права… Это — вся его жизнь. Прошлое никогда не переставало связывать его, и даже Рейген не смог по-настоящему избавить его от этой привязи… Так, перевязал её чуть-чуть послабее и поудобнее. А чтобы перерезать её, нужен по-настоящему острый и беспощадный нож. И затем — время, время, чтобы нанесённая походя рана зажила. Рейген кивнул Экубо и сказал: — Кажется, пора идти встречать наших героев, — и энергично зашагал в сторону дороги. Экубо не отставал, Томэ пошла за ними чуть погодя, и Серизава — к облегчению — тоже. Когда они добрались до точки, откуда начинались вмятые в гравий следы мотоциклетных шин, белая стена уже рассыпалась на миллионы снежинок, и за их клубящейся занавесью проступали силуэты гор. Рейген смотрел на расплывающуюся в морозной дымке ленту дороги. Сквозь плотную, стылую тишину пробился шум мотора. Четыре пары глаз впились в одну точку, которая быстро разрослась до фигуры, и Рейген наконец-то смог разглядеть: на мотоцикле ехали двое. Тяжёлый вздох сорвался с его губ и обратился в белый пар. Азуми соскочила с мотоцикла первая и, швырнув шлем на землю, радостно закричала: — Экубо, чёрт тебя дери! — и закружила его в объятьях, заливаясь смехом. Рейген и Томэ помогли Мобу слезть с сиденья: он приехал без шлема, растрёпанный, бледный, но живо и жадно дышащий. — Моб! Что там случилось? — спросила Томэ, поддерживая его плечом. — Как ты? — присоединился Рейген к расспросам. — Я… сделал то, что должен был сделать, — ответил Моб, отдышавшись. Рейген хотел было поддаться тому же чувству, что вспыхнуло между Азуми и Экубо, но внезапная тревожная мысль пронзила его. Рейген отшатнулся. — Это был… — проговорил он. — Это был… он? Тот самый? Не… не клон? — Думаю, это был он, — сказал Моб, сухо сглотнув. — Вот… Он протянул Рейгену дрожащий кулак и раскрыл ладонь. В ней лежала помятая, обгоревшая по краям бирка с единственным словом, истёртым, но ещё читаемым. То ли номер, то ли имя, то ли просто набор ничего не значащих символов… «P64N70M».***
Кажется… Рейген был счастлив. Он находился в одном растянутом моменте — таком хрупком, что казалось, будто любое движение может его разрушить. Он не давал слишком просто в себя поверить. Он грозился, что вот-вот произойдёт что-то ещё и оборвёт эту долгую эйфорию… но она не обрывалась. И несмотря ни на что, самый первый её миг — светлый, яркий, идеальный, как стеклянный шарик, в который попался солнечный свет — уже ничто не сможет отобрать. Они вернулись к дому, и Томэ тут же раздобыла откуда-то походный коврик и брезентовый чехол. Моба уложили на коврик, накрыли курткой и оставили в покое. Азуми отошла покурить. Томэ ухитрилась вскарабкаться по дереву на самую надёжную стену дома и поймать связь для телефонного звонка. «Мам! Ты не поверишь, что только что случилось...» — раздался вскоре её звонкий голос. Серизава занял чурбан, на котором раньше сидел Рейген. Щёки его порозовели: это был уже не чувственный румянец, а обычный, от холодного ветра. Лицо стало спокойным, но всё ещё не таким, каким было раньше. Рейген и Экубо отправились скитаться вокруг дома. Налюбовавшись фасадом, принялись карабкаться на холм. Деревья сипло перешёптывались редкой листвой, последние снежинки таяли в воздухе под лучами прорезавшегося сквозь тучи солнца. Между стволами-колоннами, сквозь брешь в стене сверкнул оранжевый: Рейген заметил яркое платье Финч. Сидя посреди развалин дома, она держала на руках Моргану и, ласково наклонив голову, что-то шептала ей. На этот раз Рейгену хватило порядочности отойти в сторону и не лезть любопытными глазами куда не следует. Он привалился спиной к дереву, Экубо остановился перед ним. — Похоже, разговор им предстоит долгий, — сказал Рейген. — Хорошо, что у нас он уже был, а? — хмыкнул Экубо. Рейген засмеялся и потянул его за руку, губы соприкоснулись с губами, пальцы — с щеками. Теперь ощущалось, что ещё целая вечность осталась для поцелуев — бойких, долгих, солнечных, победных, ради одного лишь ничем не затеняемого удовольствия.