Обещание Покровителя

      — Он у нас?.. — удивлённо шёпотом сказал мужчина в классическом одеянии: в бордовой рубашке и в чёрном жилете, чёрными брюками и в тёмно-коричневом пальто, с длинными тёмными волосами и повязкой на правом глазу. У него чёрная повязка. Он, не отрывая взгляда от переданной ему записки перед началом суда, замешкался, но виду не подал. — Какой ценой его поймали?       Девушка, сидящая рядом с ним, грубо кашлянула, указав на то, чтобы он замолчал. Людей сегодня на суде больше, чем обычно. Известно только, что три дня назад произошло двойное убийство главнокомандующего Мерецко и простой гражданки, личность которой до сих пор не установлена и, скорее всего, не будет… Распознавать было нечего, а родственники так и не появились.       По обе стороны напротив друг друга находились многоярусные скамьи присяжных. Первые две скамьи от низа к верху занимали аристократы и люди из почтенного общества — они имеют золотую повязку на левом плече. Но помимо аристократии, на этих местах могут находиться люди, работающие в юриспруденции, и люди, из верховного состава офицеров. Остальные четыре скамьи занимают обычные люди, имеющие более низкий статус.       «И каким же способом вам удалось заполучить мальчишку в день убийства главнокомандующего?» — мужчина с повязкой на глазу принялся рассматривать присутствующих людей. Напротив него на скамье присяжных со стороны окна сидели офицеры явно высокого звания, коллеги Мерецко в штабе, так и люди выше него: Бамблинг, полулысый мужчина с глубокой сединой. Как никак ему лет шестьдесят стукнуло в июле. Это все неинтересно в отличии от его звания. Полковник Бамблинг. Человек, что родился и рос бок о бок с правителем Янш’Байка, с Антаресом Еро, которой до сих пор сидит на троне и делает всё возможное для страны. Забавно. Но с мнением полковника обычно всегда соглашаются все, даже сам правитель. Но что будет, если с его мнением не сойдутся?       Рядом с Бамблингом сидели офицеры из штаба, которым управлял когда-то Мерецко: Ион Саратанелло, которому полчаса назад присвоили звание майора; Чарли Шёнберг, который был повышен до звания младшего сержанта; Асмар с перебинтованной головой, где видны маленькие кровавые пятна; и прекрасная Лмавари Аю. Она старший сержант офицерской кантемировской кавалерии. Она и арестовала Томаса Гонсалеса и Пашу Собора.       «В чем же загвоздка?» — продолжал думать аристократ, рассматривая лица каждого из присутствующих. Тихим голосом к нему обратилась рядом сидящая девушка, которая несколько минут назад упрекнула его в том, чтобы мужчина замолк.       — Господин Премкумар, я прошу Вас, прекратите искать виновников среди присяжных. Уже известно, что убийство совершили люди, сидящие за решеткой.       — Госпожа Бейбронте, я понимаю, что Вы в своей работе разбираетесь, так как Вы юрист, — Премкумар наконец оторвал свой взгляд от людей напротив и посмотрел на девушку. — А Вы, собственно говоря, сегодня в другом наряде. Вы же предпочитаете брючной костюм по заказу, а не платье с кружевами.       — Вы правы, но…       — Подсудимый Томас Гонсалес, суд желает услышать ваше последнее слово, — спросил его судья, после окончания слов Паши Соборы.       Долго не размышляя, тот посмотрел на бородатого судью.       — Что же вы молчите, уважаемый Гонсалес? — прервала молчание женщина, вставшая со своего места — это бывшая жена Мерецко, Герда Аристарх. Рядом с ней сидел её сын, Августин Аристарх. Он помощник командира гвардии правительского полка. Высоко этот двадцатидвухлетний парень забрался благодаря отцу. Герда продолжала поливать словесными помоями Томаса, смотря ему в спину. А тот, в свою очередь, ни разу не посмотрел на неё и более того… не ответил ни слова в ответ.       Женщину принялся успокаивать от истерик и выкриков Августин. Её запугивать пытались тем, что выгонят из зала суда и не пустят до объявления вердикта.       — Отказываюсь. — произнёс Томас.       В зале суда поднялся шум. Шёпот становился всё громче и громче. Томас понимал, что его каждое действие и слово здесь обсуждают. Его не спас бы адвокат, он не спас бы и самого себя последним словом. Чем сильнее власть, тем сложнее добиться справедливого решения для простого гражданина.       — Как интересно, — не выдержал Премкумар и проговорился во время шума присутствующих, чтобы скрываться в толпе множества голосов.       «Пусть лучше смертная казнь» — пробубнил Томас, не изменившись в лице нисколько. Его проблема состояла в том, что не имея цели в жизни, он мог с лёгкостью принять смерть.       Присутствующих в зале суда успокоили.       — С распоряжения суда и конечным итогом от присяжных вынесен вердикт… — начал говорить судья. — По всем вопросам в совершении убийства Паша Собора и Томас Гонсалес являются виновными и приговариваются к смертной казни в виде расстрела.       Восторг присяжных заполнил помещение. Они ликовали услышанному. Мужчины засвистели, кто-то подкинул шляпу. Женщины сидели спокойно, но улыбка с их лиц не сходила. Но было ли это настоящим счастьем? А не подкупным ли оно оказалось? Премкумар с разочарованием наблюдал за людьми и их реакцией. Он понял, как «они» достали Марко, но это было всего лишь предположением.       — НЕТ! Я НЕ ХОЧУ УМИРАТЬ! — закричал, срывая голос, сидящий за решёткой Паша. Он встал со скамейки и врезался в стальные решётчатые прутья, пытаясь открыть дверь. — ЭТО ОН ВИНОВАТ! — показал он пальцем на Томаса, который сидел спокойно. Он вздохнул на действия Паши и скромно отвернул голову в сторону судьи. — ПРОШУ ВАС, ЭТО НЕ Я УБИЙЦА!       К решётке, где стоял Паша подошли два офицера и грозно рявкнули на него, замахнувшись дубинкой, но тут же перестали этого делать, поняв, что на них смотрят множество людей.       — Заткнись, тварь, пока до конца не добили. — промолвил один из офицеров.       Презрительно на эти слова посмотрел на него Томас: «А Вы твари даже хуже, коли в тайне это держите». А Пашка сразу замолчал, как только вспомнил, что с ним делали в запертой камере, в четырёх стенах. К нему в голову сразу же пришёл образ мужчины. Он пытал Пашу. Морально втаптывал в бетон.       — Прошу тишины. — возразил судья Джонатан и в зале суда притихли все. Он с волнением держал бумажку, которую ему незаметно принесли во время буйства Паши Собора.       — Не поняла… — заёрзала от волнения Атрэсс Бейбронте.       — Вы убедились, госпожа? Этот суд куплен. — задорно повесил голову на плечи Премкумар.       — Приговор сменяется на защиту страны в ходе военных действий. Паша Собора и Томас Гонсалес отправляются следующим поездом на западный фронт. На этом всё. Суд окончен.       Ох и быстро же изменились в лице присяжные. Хотя оно тому и к лучшему. Разве плохо это, защищать Родину ценой собственной жизни?       Виновных как можно быстрее увели офицеры из помещения. Возня голосов людей распространилась по длинному коридору с большими потолками. Люди толпой выходили друг за другом из зала суда. Никто не толкался. Вслед за толпой вышли Атрэсс Бейбронте и Премкумар. Легкой походкой, не спеша они прошли к местечку у окна.       — Либо господин Собора правда не ожидал такого вердикта, — начал Премкумар.       — Либо это была уловка на наше отвлечение внимания, — продолжила за мужчиной Атрэсс. — Быть может Вы правы, Премкумар, но мне кажется, что изначально суд не был куплен. Только после того как принесли бумажку, и судья Джонатан объявил о другом решении.       — Все документы хранятся в архиве?       — Да, но я не уверена, что смогу достать этот листок. Возможно, его даже не внесут в документы этого дела, утилизируют.       Поправляя белые перчатки, Премкумар задумался: «Во время буйства, когда всё внимание было обращёно на агрессию со стороны Паши, вошёл мужчина, опоздавший присяжный. Он кивнул кому-то сзади меня, а после сел напротив, со стороны окна».       Последние, кто выходил из помещения были офицеры, которые следили за порядком во время и после суда, но вместе с ними вышел и полковник Бамблинг. Атрэсс насторожилась.       — Добрый день, господин Премкумар, — первый вступил в разговор с молодыми людьми Бамблинг. Он приветливо с улыбкой обратился к ним. — Госпожа Бейбронте…       — Извольте покинуть вас. Я тороплюсь, неотложные дела ждут. — заявил длинноволосый мужчина, достав карманные часы. Затем он ушёл, оставив старика с девушкой наедине.       Полковник дождался момента, когда вокруг них воцарит одиночество. Не было людей, ни единой души, никто не мог помешать им. Повезло ещё, что эхо в помещении не раздавалось, иначе не получилось бы… спросить с надеждой.       — Ты парнишку мне вернуть сумеешь? — тоскливо сказал полковник резко сменив обращение на близкое, на «ты».       — Не смогу, извините…       — Чует сердце старика, не мог он сделать этакое безобразие. Подстава явно есть. Ну, ты, пожалуйста, пойди, да узнай, можно ли будет вернуть Томми.       — Нельзя, дядь Ли, никак. Если вернется с войны живой, я, конечно, постараюсь стать его адвокатом и оспорить решение.       — Я боюсь, он не вернется.       Смотря в голубые глаза девушки, полковник глубоко вздохнул и выдохнул. Её попытки оспорить решение после войны пусты, и Бамблинг это понял сразу. От этой войны не сбежит никто. Осталось всего пару дней до отправки Паши Собора и Томаса Гонсалеса на поезде. Три дня. И даже столько не хватило бы на апелляцию.       Почесав лысину, Бамблинг попрощался с госпожой Бейбронте и ушёл заниматься офицерскими делами. Впрочем, «офицерскими» делами на новой должности начал заниматься и Ион со своими новыми помощниками — Асмар, Михтар и Чарли Шёнберг. Последний приходил в смятение. Ещё за день до суда он принял важное решение, о котором думал полгода. А недавнее событие и вовсе заставило его врасплох.       В маленьком помещении, на свободном стуле сидит офицер и ждёт свой час. Может быть, это его последний час?       Из кабинета вышла секретарша Мадина и разрешила войти туда. В штабе изменился порядок. Многих людей уволили, появились другие. Все стали куда серьезнее, чем обычно.       Чарли нервно заходил в кабинет, где раньше работал главнокомандующий Мерецко. В связи с его смертью должен на эту должность прийти другой человек. Закрыв дверь, младший сержант поздоровался с мужчиной, который стоял у большого окна, наблюдая за обстановкой вокруг штаба на улице. «Присаживайся, офицер» — услышал Чарли слова от нового главнокомандующего и сделал всё как тот велел. Мужчина развернулся и младший сержант смог увидеть его лицо. У главнокомандующего чёрные волосы заплетены в пучок, скорее всего, волосы средней длины, до плеч. Глаза тёмно-карие, но в темноте похожи на чёрные, уставшие, то есть не полностью раскрытые. Лицо узкое, брови хмурые. А на щеке виднелся небольшой шрам. Одет как и подобает офицеру — мундир, брюки, сапоги.       — Бумага и перо с чернилами перед Вами на столе. — проговорил чётко без запинок мужчина, указав рукой на лежащие предметы.       Взяв перо-ручку в руки, обмакнул её в чернильницу, Чарли начал выводить посередине листка бумаги слова: «Заявление об увольнении по собственному желанию». Правая рука тряслась от волнения, но в большей степени от того, что за долю секунды главнокомандующий бесшумно переместился на кресло, которое находилось со спины Чарли. Обеспокоенный он продолжил писать: «Прошу уволить меня с должности кантемировского офицера…». Остановился. Рука не идет дальше.       То ли фантазия играет с ним в злую шутку, то ли сбрендил совсем. Чарли не понимал, зачем главнокомандующий зашёл за спину и сел на кресло. Кресла ведь не было во времена управления Мерецко. Зачем же его сейчас поставили?! Парень возненавидел это кресло, оно ему сразу не понравилось как зашёл в кабинет. Но что же сейчас делает главнокомандующий? В комнате стало жарко. В мундире жарко. Еще один комок в горле… Ему кажется, что тот смотрит ему в затылок.       — А можно ещё один лист бумаги?.. — спросил Чарли, потому что чернила создали грязные капли на листке.       — Перед Вами лежит все необходимое, господин Шёнберг.       «Почему он произнес это так, будто ждал моего вопроса?! Он точно смотрит на меня…» — обдумывал слова главнокомандующего Чарли, пока брал новый листок. На этот раз он написал сразу и оглавление, и все остальное, надо написать дату и подпись. Но чёрт возьми… рука снова остановилась, он забыл дату.       — Позвольте поинтересоваться, господин Шёнберг. Почему Вы захотели уволиться?       — П-п-потому что я нашёл новое занятие в жизни, к которому у меня лежит душа. И я понял, что офицерство это всё же не моя работа и не то, с чем бы я хотел связать свою оставшуюся жизнь, господин Дуглас Хамельт.       — Но разве это другое занятие может быть больше заработка офицера? Вы точно хорошо подумали, господин Шёнберг? Вам же всего двадцатый десяток от роду.       — Да, я х-хорошо обдумал это. Хочу стать поэтом. Писать для души.       — А могу ли я ещё кое о чём Вас спросить? — главнокомандующий Дуглас Хамельт серьёзно хотел обсудить с молодым парнем эту тему.       Парень развернулся и увидел, как Дуглас смотрел на него пронзающим взглядом. Но это ничего… Самое главное не подать виду собственных волнений.       — К-к-какой?       — Когда Вы начали заикаться?       Главнокомандующий не спускал с него глаз. Сам Чарли понимал, что давать слабину нельзя, он продолжал поддерживать диалог с мужчиной, хоть и появились капли пота у него на висках.       — Скорее всего, к-как на-началась ситуация с террористами в сен-н-нтебре, — начал врать главнокомандующему, глядя в глаза. Ему становилось тошно от себя, но ему просто необходимо держать образ до конца. Всего лишь одно проклятое заявление надо дописать и всё. Он свободен от всех договоров и контрактов, что были совершены.       — Вас заметили тринадцатого сентября в офицерском участке, где находились под стражей несколько преступников. Что Вы делали там в выходной день?       — Это допрос?.. — нахмурил брови Чарли от услышанного вопроса. Главнокомандующий явно хочет поставить его в тупик и вывести на чистую воду. Тем не менее, очень страшно попасться ему в руки вот так просто, потому что Чарли принимал участие в похищении Марко Ликёра и даже применил некое насилие по отношению к нему.       — Личный интерес.       — П-просто заходил проверять старика-пропивашку, у которого жена. А она, в свою очередь, мне мозги проела о том, жив ли он вообще.       — М-м-м. Ну, понятно. Дописывайте заявление.       Развернувшись с полным недоумением, Чарли пребывал в шоке от того, как он сумел так легко уйти от ответа. И он закончил с датой и подписью. Аккуратно встал со стула и был готов идти, как ему руку протянул Дуглас с лёгкой ухмылкой на его лице. Чарли пожал ему руку, уже не глядя тому в глаза. «До свидания!» — последние слова их встречи.       После ухода Чарли, Дуглас принялся читать его заявление об увольнении. Всё бы ничего, если бы не одно «но». Сегодня шестнадцатое сентября, а не тринадцатое.