За несколько недель до происшествия
Почему же Эрен не радовался, что звонок известил об окончании последнего урока? Почему эта радость плескалась будто бы на дне самой глубокой впадины океана, куда свету ни за что не добраться? Да потому, что пришло время первой репетиции спектакля. Эрен, лишённый свободы, поплёлся на неё, скрипя зубами. А сколько репетиций ещё будет... Всё-таки, наказания хуже не придумаешь. Лишь представляя, что через несколько недель придётся позориться на сцене, Эрену становилось тошно. Он не сразу осознал, что чуть ли не бежит со всех ног прямиком к своему ночному кошмару, забывшись переживаниями. А когда опомнился, было уже слишком поздно: до школьного театра оставались жалкие метры. Поэтому Эрен позволил себе немного задержаться. Перед смертью не надышишься — верно говорят. За ненавистной дверью соберутся самые омерзительные, с позволения сказать, личности: чёртов Кирштайн, у которого рожа так и просит кирпича, а помимо него самая настоящая дьяволица в лице Хистории Рейсс и, разумеется, её верная свита чертей. Через несколько минут Эрен с надутым лицом отправился навстречу чудовищу в облике репетиционного зала. Миссис Смит, завидев явившегося ученика, бабочкой пропорхала к нему и от всего сердца пожала ему руку. Хистория и её преданные подпевалы отвлеклись от репетиции. Они напомнили Эрену акул, учуявших запах крови. Все до последнего стали скалиться и шушукаться — куда же без этого. Может, на них какое-то проклятье? Может, если не будут так язвительно хихикать, то в миг передохнут как мухи? Нет. Скорее всего, они, подобно энергетическим вампирам из книжек Микасы, подпитываются негативными эмоциями, которые, к слову, прямо сейчас одолевали Эрена. — Ну что, друг мой, прочитал сценарий? Ага, как же. Аж десять раз! — Разумеется. — Эрен выдавил улыбку. В зал ввалился не кто иной, как Жан Кирштайн. Будь он неладен. Развязной походкой подошёл к миссис Смит и поприветствовал её. — Вы уж извините за опоздание, миссис Смит, — говорил он, зачем-то приглаживая залакированные мышиного цвета волосы, — дела у меня были. А ещё я сценарий забыл. — Ничего страшного! Возьмите новый экземпляр на столе. Ну что ж, не будем терять времени и приступим к репетиции. Давайте начнём с того, что Эрен и Жан поочерёдно прочтут монолог Роменно. Жан, начнём с тебя. Он запрыгнул на сцену, видимо, позабыв о лестнице, грустившей в одиночестве неподалёку. — Пожалуйста, открой страницу тридцать пять. — А все эти придурки так и будут на меня пялиться? — Жан замялся, махнув сценарием в сторону Хистории и её дружков. — Неужто ты, Жанчик, испугался? — нарочито жалобным голоском пропищал Марло Фройденберг. — Да пошёл ты! В ответ наглецы закидали его смешками, словно мячами при игре в «вышибалы». Не реагируя на дерзость, Кирштайн вступил в бой с волнением и подал голос. Да первоклассник проговорил бы монолог в разы лучше и красочнее, при этом не запинаясь! Эрен чуть не уснул, слушая монотонную речь придурка Кирштайна. Читать, что ли, разучился? Варианта только два: он либо так умён, что специально отыгрывал роль из рук вон плохо, лишь бы его не выбрали на главную роль, либо пропил последние мозги со своими байкерами. Внутренний гнусный голосок нашёптывал Эрену, что верен именно второй вариант. Уж больно хотелось верить в беспросветную глупость Кирштайна. — Эй, — обронила шепоток Хистория, незаметно подобравшись к Эрену. Он вздрогнул от неожиданности. — Если не хочешь опозориться при прочтении монолога, советую вспомнить человека, который тебе нравится. Ну или нравился. В общем, вспомни что-нибудь очень приятное. Эрен обомлел. Возможно ли, чтобы сама Хистория Рейсс решила дать совет простолюдину? Явно не по доброте душевной. Что-то здесь нечисто. — Чего ты хочешь? — спросил Эрен, не взглянув на неё. — Чего-чего — наставляю тебя, дурачок! — С чего бы именно меня? — В тебе много страсти, — ответила Хистория без доли сарказма или насмешки. — И у таких страстных людей есть потенциал. Роль Роменно лошадиной морде не видать как своих ушей — это точно. Значит так Хистория называет своевольный нрав Эрена — страстью? Он даже позволил себе по-доброму усмехнуться. Но всё же не удосужился поддержать беседу, и тогда Хистория, пожевав губами, продолжила: — Мы здесь уважаем тех, кто уважает искусство. Время пришло: Кирштайн отмучился и метнулся к зрительской зоне. Эрен поднялся на сцену, словно на плаху. А Хистория вернулась к остальными и поудобнее уселась в кресле, подобно королеве, собирающейся лицезреть выступление придворного шута. Эрену вспомнился один из разговор с Микасой. Он как-то в шутку спросил её, почему она почти не улыбается, на что получил незамысловатый ответ: «Будешь много улыбаться сегодня — будешь много плакать завтра». И Эрен надеялся, что от противных улыбочек всех тех, кто сейчас посмеивался над ним, завтра не останется даже тени. И они вдоволь наплачутся, подавившись горькими слезами. — Пожалуйста, открой страницу тридцать пять и зачитай монолог, — попросила миссис Смит, после чего шикнула на охамевших учеников, позволивших себе смеяться уже неприкрыто. Оказалось, что она имеет авторитет и власть над душами подопечных, ведь все они разом умолкли. Эрен раздражённо вздохнул. Всё же опозориться перед десятком глаз не хотелось. И ещё разожглось дурацкое желание превзойти Кирштайна. Вновь проиграл в голове диалог с Хисторией. Подумать о человеке, который нравится, значит? Эрен невольно вернулся ко вчерашнему дню, а именно к моменту, когда Микаса налепила на его лицо пластырь. Тогда от её прикосновения — мягкого, даже трепетного, отчего-то разлилось внутри приятное тягучее чувство. Оно не пестрило огнём, а умиротворяло и околдовывало так, что Эрен чуть было не накрыл ладонь Микасы своей: желал как можно дольше наслаждаться теплом её кожи. Нравилась ли она ему? Безусловно. Они же друзья. — Стань у окна, убей луну соседством. Она и так от зависти больна, что ты ее затмила белизною, — стал читать он. Получалось неуверенно и неуклюже, но, по крайней мере, без запинок, что уже превозносило его над Кирштайном в глазах наблюдающих. Эрен не знал, глумится ли кто над ним: сосредоточился на тексте с неожиданным пристрастием. Вошёл во вкус и уже не замечал ничего вокруг. И всё благодаря пластырю и нежной, словно перо, ладони. — Замечательно, Эрен! — восхищённо пролепетала миссис Смит. — Думаю, что именно тебе подойдёт роль Роменно. — Она с сожалением посмотрела на Кирштайна так, будто лишила его не главной роли, а несметных богатств. — Прости, Жан. — Да я только за, — отмахнулся Кирштайн. Вот так Эрена и утвердили на главную роль. Хистории приглянулась его игра да так, что она самолично пригласила одноклассника на свою вечеринку. — Можешь и друзей привести, — говорила Хистория, шагая рядом с Эреном по коридору, по которому эхом от стен отбивался их разговор. — Буду занят, — сухо отозвался Эрен. Никаких особо важных дел, конечно же, в планах не числилось. Всё было куда прозаичнее: родители посадили под домашний арест. Впервые за семнадцать лет. Терпение их иссякло, и они больше не могли обходиться одними лишь нотациями. Вот и долеталась птичка — крылья благополучно обрезали. — Надеюсь, изучением сценария.***
Настоящее время
Хитч
— Как думаешь, кто мог причинить Хистории вред? — наконец спросил детектив Пиксис. Подозреваемых у Хитч было целых двое. И всё из-за скверного характера Рейсс. Не будь она такой бесчувственной и пустоголовой куклой — не оказалась бы в больнице на волосок от смерти. К слову, Хитч не верилось, что Хистория по собственной воле приняла наркотики перед спектаклем, к которому так страстно готовилась и отдавала всю себя. — Райнер или Имир, — ответила Хитч, вытирая потные ладошки о джинсы. — Почему ты подозреваешь именно их? — Потому что Хистория водила обоих за нос. — Хитч хмыкнула, стараясь выглядеть непринужденной, но попытка провалилась с треском: на лице промелькнула напряжённая улыбка. — Что Имир, что Райнер агрессивные, и становились ещё более агрессивными, когда дело касалось Хистории. Я правда не знаю, кого ещё можно подозревать. — Очевидцы сообщили, что в тот самый день Хистория подошла к тебе: хотела что-то рассказать после спектакля. — Пиксис пробежался глазами по записям в блокноте. — Это так? — Да. — Хитч кивнула. — Как думаешь, что она хотела тебе сказать? — Понятия не имею, но выглядела Хистория какой-то... взволнованной. Даже удивительно, что она соизволила подойти именно к Хитч. Похоже, произошло нечто ужасное, нечто, связанное с Имир и Райнером, раз Хистория не захотела открыться перед ними. Иначе какой смысл королеве школы заводить беседу с «простолюдинкой», если уже выложила всё как на духу своим дружкам? Вероятно, решила, что Хитч по доброте душевной выслушает её, вспомнив о старой дружбе. Правда, едва ли их отношения можно было назвать дружбой: Хистория лишь пользовалась Хитч, которая по глупости мечтала отхватить хотя бы маленький кусочек её популярности. — Что с ней произошло? — В глазах Пиксиса загорелись искры. Скорее всего, в словах Хитч он распознал новую зацепку. — Не знаю. Правда не знаю, — отозвалась Хитч более хладнокровно. — Но мне показалось, что с ней случилась какая-то беда. Хистория не заговорила бы со мной без причины. — А как ты сама относилась к Хистории? Она насолила в том числе и тебе. Хитч мысленно выругалась и закусила губу, вспомнив об инциденте, с последствиями которого приходилось бороться и по сей день. Иногда она даже подумывала о переводе в другую школу. — Вы намекаете на то, что это я пыталась убить Рейсс? — Хитч испугалась не на шутку. Ей совсем не хотелось угодить в тюрьму. Уж лучше сразу покончить с собой, потому что жизнь всё равно будет сломана навсегда. — Это произошло давным давно! Год назад! Год назад она наконец-то сняла розовые очки и поняла, что добра и искренности от Хистории ждать не стоит. Хитч до тошноты надоело числиться в девочках на побегушках, а больше всего надоело делать домашнюю работу за популярную «подругу». И тогда все связи с компанией Рейсс безжалостно оборвались. Только вот королева школы не оставила это безнаказанным. В тот самый день после урока физкультуры Хистория стащила все вещи Хитч, пока та принимала душ, а остальным девочкам приказала оставаться в стороне. И все до одной послушались, подобно выдрессированным собачонкам. Но всё же их сложно винить: переходить дорогу Рейсс себе дороже. В конечном итоге, Хитч пришлось выглянуть в коридор: она хотела позвать на помощь хоть кого-нибудь, чтобы не пропустить важную контрольную. За неявку учитель математики грозил влепить неуд без возможности на исправление. А Хитч не очень-то хотелось получить трёпку от родителей, которые всегда ожидали от неё самых лучших результатов. Боясь их гнева, она зубрила уроки днями и ночами. В конце концов, в коридоре Хитч заметили парни и без зазрений совести стали фотографировать её, а получившиеся снимки рассылать друг другу по СМС. Хитч до сих пор помнила мерзкую ухмылку Хистории.***
За несколько недель до происшествия
С-к-у-к-а. Она — самое яркое чувство, бродившее чёрной дырой по очерствевшей душе Хистории долгое время. Так нелепо. Ведь оно вгрызлось в неё уже к семнадцати годам. Всё дело в том, что она успела повидать мир и могла воплотить любую прихоть по щелчку пальцев. Поэтому Хистория уже и не знала, какими ещё красками можно разрисовать жизнь. Вот потому-то они с Райнером и решили воплотить давно зародившуюся идею в реальность. — Ты правда хочешь, чтобы я это сделала? — поинтересовалась Хистория, спиной налегая на грудь Райнера. Они сидели на диване, и он перебирал её золотистые волосы, не удостаивая вниманием суету, которая владела вечеринкой. — Угу. — Райнер опалил её шею горячим дыханием. — Тогда я сама сделаю выбор, — промурлыкала Хистория. — Так даже интереснее, — согласился Райнер. Хистория, присмотревшись к толпе, наконец выцепила глазами нужную цель и плывущей походкой подобралась к ней, протискиваясь между пьяных подростков. Кровь её вскипала и бурлила, как отошедшее от спячки жерло вулкана, только при одной мысли о предстоящей проказе. — Как дела, Имир? Как тебе вечеринка? — выкрикнула Хистория так, чтобы подруга разобрала её речь. — Скучновато, — ответила Имир и отпила из бутылки. — А всё потому, что ты не отходишь от своего придурка ни на шаг, подруга! — Отошла же. — Хистория лукаво улыбнулась и, проведя ладонью по плечу Имир, переплела её пальцы со своими. Провела свою спутницу чуть дальше, чтобы Райнер точно смог их увидеть. Игривый взгляд пробежался по его заинтригованному, чего-то выжидающему, лицу, а затем переметнулся на Имир. — Какая ты растяпа, Имир, — сказала Хистория, поглядывая на губы подруги, которая только что сделала очередной глоток. Несколько капель скользнули по её подбородку. И Хистория бескорыстно посмешила помочь ей: языком устранила результат маленького «бедствия» с веснушчатого лица. Имир опешила. Замигала глазами, поражённая неожиданным натиском Хистории. Но не успела и слова сказать, как ощутила мягкость настойчивых губ. Хистория не спешила: целовала Имир медленно, словно ждала этого мучительную вечность и теперь законно наслаждалась моментом. Почему же Хистория выбрала именно Имир? Потому что она была самой достойной, единственной, кто заслуживает её поцелуя. К тому же, Хистория уже давно предполагала, что подруга неровно к ней дышит. Это особенно ощущалось, когда Имир вдыхала аромат её волос. Неприкрыто и громко. Вдыхала так соблазнительно надрывисто, если бы это приносило ей удовольствие на физическом уровне. И Хистория позволяла Имир наслаждаться собой. И прямо сейчас не отказывала ей в такой чести. — Ты пьяна? — удивилась Имир, когда Хистория отстранилась от неё. Их пальцы до сих пор цеплялись друг за друга. — Ни капельки. Хистория обернулась к Райнеру. Удовлетворение окутало его невидимой пеленой, воспламенило прежде спокойный взгляд. Точно остался доволен. И, наверняка, по большей части не от увиденного, а оттого, что Хистория без малейших пререканий повиновалась ему. Ибо где это видано, чтобы сама Хистория Рейсс следовала чьей бы то ни было указке? Кажется, скоро станет ещё веселее. В шумном зале показались Эрен, Микаса и Армин. Позабыв о Райнере и даже об Имир, Хистория подлетела к ним, раззадоренная и восторженная. Только вот эти чувства пробудились точно не из-за прихода неразлучной троицы. Хистория не понимала, или не хотела понимать, что именно зажгло ослепляющий фейерверк в её душе. — Эрен, ты всё-таки пришёл! Жду не дождусь, когда мы снова будем репетировать сцену поцелуя! — пропищала Хистория, бесцеремонно приобняв Эрена за плечи. — Знали бы вы, как он хорошо целуется. И добилась-таки чего хотела: вывела Микасу из равновесия. Закусив губу, она сдвинула брови и посмотрела на Хисторию озлобленным чёртом. У Эрена же глаза чуть из орбит не вылезли, и он отшатнулся от Хистории, будто от прокажённой. Армин смутился и опустил голову. До чего же смешная у них реакция! — Ты бухая? — сурово произнёс Эрен. — Что тут происходит? — вмешался подошедший Райнер. — Ничего особенного, — фыркнула Микаса. — Хистория всего лишь рассказывала нам о том, как Эрен хорош в поцелуях. И искоса зыркнула на Эрена. Она загородила его собой, стоило Райнеру податься вперёд. — Какого чёрта, Хистория? — закипятился он и оскалился. Весь на взводе и готовый биться за свою непутевую королеву. Хистория не торопилась отвечать, поочерёдно окидывая ребят шаловливым взглядом. — Да расслабьтесь вы! — Она рассмеялась. — Я это несерьезно. — Ну и не смешные же у тебя шутки, — цокнул Эрен. На этот раз Хистория обратилась только к Микасе и чуть откинула голову, забываясь в самодовольном блаженстве: — Смотри не задохнись от... — Смотри не захлебнись собственным ядом, — перебила её Микаса. Как же всё-таки весело манипулировать чувствами и эмоциями людей! Как же всё-таки легко лишить их уверенности за одно жалкое мгновение. Игры с человеческими слабостями — одна из немногих отдушин в этом увядающем, утерявшем почти все краски мире. — Ещё одно слово и... — вновь не успела договорить Хистория. — Да замолчите вы! — Эрен рассердился. — Лучше скажи, Хистория, видела ли ты Конни? Да какого ж чёрта они смеют её перебивать?! Их счастье, что сегодняшним вечером Хистория пребывала в хорошем настроении, и ей не очень-то и хотелось прибегать к хамству. — Вроде бы блюёт в туалете, — ответила Хистория, кивком указав на лестницу. — На втором этаже. Вот так просто и без всякой язвительности. Удивительно. А завтра что, небо рухнет на Землю? Не теряя времени троица прошмыгнула вверх по лестнице. Так вот зачем они заявились на вечеринку — пришли за пьяным дружком. Значит, больше над ними поиздеваться, увы, не выйдет. Однако у Хистории имелся запасной план. Безумный и дикий, но такой будоражащий, вновь заводящий заржавевшие механизмы внутри груди. Хистория обвила руками шею рассерженного Райнера. — Ну чего ты злишься, Райнер? Не сердись, милый. Я не хотела тебя обидеть. Знаешь же, что ты самый лучший. И с тобой никто не сравнится, — завела ласкающую слух песнь Хистория и отрывисто чмокнула парня в щёку, уколов губы о его щетину. Целовать Имир было куда приятнее. — Тебе бы побриться не помешало. — Не злюсь я, — отрезал Райнер. — Думаешь, я правда поверил, что ты бы поцеловала слюнтяя Йегера? — Ну раз так, то... — она встала на носочки, дотянулась до его уха и поведала о рисковой затее, что до сего времени держала Хисторию в плену мёртвой хваткой. Щёки Райнера побледнели, челюсть, словно на шарнирах, отвисла. — Ты с ума сошла? Точно не пила? — Он замешкался и, вероятно, не воспринял предложение Хистории всерьёз. — Я говорю совершенно серьёзно. Райнер, ну пожалуйста! Ради меня. К тому же, мы договорились воплощать любые прихоти друг друга, — жалобным голоском заумоляла Хистория. Её нижняя губа подрагивала, как у капризного ребёнка. — Если не согласишься, так тому и быть. Значит, ты не тот человек, который мне нужен. — Я не говорил, что отказываюсь, — возразил Райнер с особой горячностью. Конечно же, боялся потерять Хисторию, о чём она прекрасно знала, а потому и пошёл на попятную. Хистория победоносно улыбнулась. — Но согласится ли...? — Согласится, — настояла Хистория и вместе с Райнером вернулась к Имир. — Идём со мной. — Слова прозвучали как приказ. — Куда? — поинтересовалась Имир, отставляя банку пива в сторону. — Узнаешь. Хистория взяла Имир за руку и повела по тёмному коридору в пугающую, но вместе с тем интригующую неизвестность.***
На самом деле Эрен и носа из дома не сунул бы, невзирая на просьбу Конни забрать его с вечеринки. Он, естественно, беспокоился о друге: просто Армин с Микасой заверили, что справятся со столь важной миссией сами. А Эрен пускай не нарушает домашнего ареста: как бы срок не увеличился вдвое. Но когда родители разожгли новый скандал, он на эмоциях вырвался из под надзора, больше не в силах выслушивать всю ту грязь, которой кидались друг в друга отец с матерью. — Ты такой же, как и отец, — кричала Карла вслед удаляющемуся сыну, — тоже убегаешь от проблем! Эрен прекрасно понимал состояние матери, поэтому и засунул бьющую под дых обиду на задворки сознания. Решил не думать о конфликте и пошёл дальше, ни разу не обернувшись. Несмотря на ссоры, Эрен, конечно, любил мать. Ведь она всегда поддерживала его. Ставила непутёвого сына на место, само собой, но защищала. И сегодняшним утром она ярко продемонстрировала это в кабинете директора. — Куда вы вообще смотрели, когда воспитывали сына? — возмущалась женщина, позади которой стыдливо мялся Кирштайн. — Мама! — воскликнул он. — Помолчи! — Если бы ваш добропорядочный сыночек не провоцировал и не запугивал всех вокруг, то мой сын, который, между прочим, растёт хорошим и замечательным человеком, не полез бы в драку, — с ледяной яростью отчеканила Карла. Эрен всегда боялся этого её тона. — Поэтому не вам говорить мне о воспитании, не вам! — Мама, не нужно, — прошептал Эрен, приблизившись к ней. Как только он появился дома вчерашним вечером, родители, конечно же, устроили ему головомойку. И тогда пришлось защищать собственную честь: Эрен рассказал всё от и до, почему поступил так, а не иначе, и что послужило отправной точкой его ярости. Родители чуть успокоились, осознав, что он не слетел с катушек, а всеми силами сначала пытался помочь Энни, а затем уже и спасти Армина от кровожадной руки Бертольда. Пускай и таким радикальным способом. Однако Карла защищала сына перед директором и разгневанной матерью Кирштайна, слушая не один лишь голос справедливости. Любовь. По большей части ей двигала любовь к Эрену. Наверное, поколоти он какого-нибудь человека без причины, она всё равно осталась бы на его стороне. — Да что вы себе позволяете! — вскрикнула мать Кирштайна. Но Карла уже совсем не обращала на неё внимания и обратила гнев на директора. Мягко говоря, видок у него был растерянный. — А вы вообще, мистер Закклай, следите за тем, что происходит в школе? У вас дети друг другу вгрызаются в глотки, а вам всё равно! — Карла задыхалась от возмущения. — Может, стоит сообщить об этом вышестоящему руководству, а? Если вы сказали всё, что хотели, я бы предпочла вместе с сыном покинуть вас. — Но... — начал было директор, разинув рот, словно обезвоженная рыба. — Идём, Эрен, — сказала Карла. Ну разве можно перечить матери? И только в машине она дала волю тем чувствам, которые успешно прятала в кабинете директора. — Почему я каждый раз должна за тебя краснеть? — глядя на дорогу, говорила Карла. — Нельзя проблемы решать кулаками. — Помолчав с минуту, она вновь заговорила: — А эта хабалка в чём-то права. Мы с отцом, похоже, куда-то не туда смотрели, пока воспитывали тебя. Всё! С этого дня ты под домашним арестом. — Почему ты так спорила с ней и директором , если согласна с ними? — поинтересовался Эрен и отвернулся к окну. Он даже и не сомневался в ожидающем его приговоре — домашнем аресте. Оспаривать решение разгневанной матери рисковая затея. — Потому что люблю тебя. Я могу быть не согласна с тобой, но чтобы ты ни натворил, я буду тебя защищать. С криками, а порой и скандалами, она всегда оставалась на стороне близких. Это качество — единственное, которое Эрен от неё перенял. Карла оставалась даже на стороне мужа, который медленно разрушал свою жизнь. Она и помыслить не могла о расставании с ним. — Конни, ну ты как? — спросил Армин, похлопывая приятеля по спине. — Да почти уже протрезвел. Конни, видно, хотел подтвердить слова демонстрацией и встал. Да только вот снова грохнулся на бордюр. Повезло, что Армин с Эреном смягчили падение. Ребята не так давно покинули особняк Рейссов. Спустившись с холма, они остановились возле круглосуточного магазина, совсем немного не дойдя до парка, потому что Конни снова стало дурно. Впереди мигал сломанный светофор. Его свет огоньками расползался по вымокшему после освежающего дождя асфальту. Воздух пронизывал запах бензина, тянущегося от заправки неподалёку. Почему-то в такие вечерние прохладные часы жизнь ощущалась как-то по-особенному ярко. Вокруг тишь да гладь, а рядом друзья. Хочется бежать вдаль по пустующей дороге, соревнуясь на перегонки со свободолюбивым ветром. — Я его провожу, — сказал Армин. — Нам по пути. — Мы с вами пойдём, — сказал Эрен. — Да я и один управлюсь с Конни. — Армин замотал головой и лукаво пощурился. — А вы идите. К счастью, ему совсем не пришлось уговаривать друзей. Попрощавшись друг с другом, ребята разбились на пары и отправились своими дорогами. Эрен и Микаса разговорились: заводили беседы и о школе, и о нашумевшем сериале, который смотрели все, кому не лень, и о спектакле... — Слушай, Эрен, а вам действительно придётся целоваться? — поинтересовалась Микаса. — Скорее всего. А что? — Да за тебя переживаю: как бы ты не траванулся ядом этой змеи. — Микаса усмехнулась. Они добрались до развилки и остановились друг напротив друга. Это уже стало их маленьким ритуалом перед прощанием. В такие моменты Эрен и Микаса подолгу молчали, изредка переглядываясь и неловко улыбаясь. — Я тебя провожу, — вызвался Эрен. — И даже не возражай на этот раз. Уже темно, да и домой всё равно не пойду. — В смысле — «не пойду»? Что случилось? — Микаса нахмурилась. — Не хочу об этом говорить. — Эрен сложил руки на груди и отвёл взгляд. — И куда ты пойдёшь? — Погуляю где-нибудь, а там что-нибудь да придумаю. — Эрен пожал плечами. Возвращаться к ссорам, гремевшим чуть ли не с самого утра и до глубокой ночи, ни капли не тянуло. Может, когда обстановка поуляжется, Эрен вернётся. А пока что нужно придумать — как быть дальше и выкрутиться из ситуации так, чтобы не оказаться под мостом с голой задницей. — Ну уж нет, — возразила Микаса. — Идём тогда... — её глаза забегали, будто в поисках подходящих слов, — ко мне. — А родители? — Они уже спят наверняка. Мы тихо пройдём в мою комнату. Возможность оказаться в спальне Микасы да ещё и остаться с ней наедине, вызывала совсем неправильную реакцию. Эрен должен был со спокойствием отнестись к её предложению, но вместо этого чувствовал, как из-за недетского интереса по телу словно бегает электрический ток. — Ты не обязана. — Я тебя на улице не оставлю. Идём. — Микаса решительно потянула Эрена за рукав. Почему же не стала упрашивать его не дурить и вернуться домой? Да потому что не понаслышке знала — спорить с ним то же самое, что тушить пожар керосином. И Эрен был благодарен ей за немногословность. Как же славно, что Микаса понимала его с полуслова, и ему не приходилось объясняться с ней. Привыкший хранить все до единого переживания внутри и разделываться с проблемами самостоятельно, он не любил, когда кто-то пытался забраться ему в душу. Наконец они добрались до дома и тихо прошмыгнули в комнату Микасы. Дверь закрылась на замок. Включился свет. С последнего визита Эрена в её «обители» совсем ничего не изменилось: тёмно-синие, почти чёрные стены, красные свечи и гадальные карты на старом дубовом столе всё так же навевали мрак. По спальне блуждал резковатый призрачный аромат уже давно догоревших аромапалочек и благовоний. Наверное, от него удастся избавиться только в случае сноса дома. Вскоре свет снова погас, и взор окутала тьма. Судя по едва различимому скрипу кровати и шуршанию одеял, Микаса уже улеглась. Когда глаза привыкли к темноте, Эрен прошёл вперёд, снял ветровку, после чего смял её и положил под голову, развалившись на полу. — Ты чего это там разлёгся? — Смешок Микасы донёсся из под толщи одеял: она утонула в них чуть ли не с головой. — Спать лёг, — невозмутимо ответил Эрен. — Я думала... что ты со мной ляжешь, — неторопливо произнесла она, словно боялась озвучить мысль. — В начальной школе, когда мы все вместе собирались на ночёвки, ты иногда ложился со мной. Помнишь? Лицо Эрена лизнул жар, будто бы Микаса напомнила ему о чём-то постыдном. Обычно все ночевали у Саши, поскольку её родители частенько разъежали по командировкам, а дома оставалась только старшая сестра. Она, к слову, была не против их сборищ. Ребята неизменно устраивались в спальных мешках на полу гостиной, после просмотра фильмов под огромное количество сладостей и литры газировки. И иногда Эрен тихо перебирался к Микасе, стоило ей проснуться в холодном поту от кошмара. И как мог он отказать ей в своём дружеском плече, в которое Микаса любила утыкаться, чтобы отыскать покой? В детстве это казалось чем-то естественным, чем-то безобидным и невинным. Но не сейчас, когда мысли в голове путаются и уносятся не в ту степь, стоило ему остаться с Микасой наедине. И всё же Эрен поддался соблазну. Соблазну заснуть на мягкой кровати, а не провести всю ночь на холодном полу. Причина кроется только в этих расчетливых соображениях. Во всяком случае, Эрен с усердием вдалбливал это себе в голову. — Ты собрался в одежде ложиться? — поинтересовалась Мика, приподнявшись на локтях. — Ну... да. — Раздевайся, — запротестовала она. Эрен застыл. В груди с новой силой разыгралась буря. — Я тебя в одежде не пущу. Микаса отвернулась к стене и умолкла, а Эрена одолело любопытство: ему хотелось узнать, о чём она думает, и какое настроение поселилось в её душе. Отбрасывая предубеждения и превозмогая дрожь, вцепившуюся в тело, он стал раздеваться. Избавившись от штанов и футболки, лёг рядом с Микасой, и она наконец-то повернулась к нему. — Спокойной ночи, — прозвучал её умиротворяющий голос. — Спокойной ночи, — отозвался Эрен и заворочался в поисках удобной позы. Его рука случайно встретилась с оголённой кожей Микасы: прошлась вдоль рёбер и замерла почти под самой грудью. Да, случайно! Ему показалось, или он услышал судорожный вздох? Внутри разлилось тепло и мигом обернулось обжигающим снопом искр, подпалившим прежде спокойный ворох чувств, и вскоре разрослось до пламени, стоило Эрену осознать: Микаса голая. Эрен тут же отодвинутся. И подальше. Да только вот от волнительных мыслей никуда не деться, не отодвинуться. Любопытно: она избавилась только от верха или ещё и от… Может, эмоции и спрятались под толщей тьмы на лице Микасы, однако она никак не отреагировала на внезапное отдаление Эрена.***
Веки распахнулись сами собой, едва солнце стало лениво карабкаться кверху, расталкивая мрак шаг за шагом. Не смотря на то, что ночью Эрен «сбежал» на самый край кровати, каким-то образом голова Микасы оказалась на его груди. Он прикрыл глаза и невольно вдохнул цветочный аромат её волос. Эрен уже и не помнил, когда в последний раз его так охотно посещали спокойствие и умиротворение после пробуждения. Ведь с утра пораньше Эрена обычно встречали исключительно раздражение и злоба на весь мир. К несчастью, покой стал одним целым с пустотой, как только в дверь кто-то постучал. — Мика, неужели ты ещё спишь? — раздался женский голос. Микаса встрепенулась и испуганно зыркнула на Эрена. — Ты не забыла, что мы сегодня едем к Киёми? — Нет, я уже проснулась, — отозвалась Микаса. Эрен махом сообразил отвернуться, чтобы она смогла одеться, а затем и сам стал поднимать разбросанные по полу вещи. Он чуть не упал, когда наспех натягивал штаны, и пришёл к мысли, что его совсем не тянуло уходить. Подойдя к окну, он остановился: Микаса задержала его, взяв за локоть. — Куда ты собираешься? — поинтересовалась она. Эрен пожал плечами. — Пожалуйста, возвращайся домой. — Я не хочу. — За тебя родители, должно быть, жутко переживают. Подумай о них. Не веди себя, как маленький обиженный ребёнок. Услышав её слова, Эрен непроизвольно надул губы, и Микаса хихикнула, прикрыв рот рукой. — Точно ребёнок. Эрен чуть не задохнулся от недовольства и выдернул руку из настойчивых ладоней Микасы. Ему было противно от мысли, что она видит в нём ребёнка. А, может, Микаса поэтому с такой лёгкостью разделила с ним постель, бесстыдно обнажившись, потому что не воспринимала его всерьёз? А в общем-то какая разница? — Увидимся завтра, Мика. Это была его маленькая месть. Эрен прекрасно знал, как Микаса не любила, когда кто-нибудь смел называть её «Мика». Вот теперь-то они квиты. — Не называй меня так! — Микаса возмутилась, как Эрен того и ожидал. — А ты больше не называй меня ребёнком. Эрен открыл окно и ступил на козырёк крыши. В нём наконец взросло намерение вернуться домой. А то, действительно, как ребёнок.