Настоящее время
— Зачем ты взял вину на себя? Я не верю, что ты убийца. Мой сын не может быть убийцей! — всхлипывая, бормотала Карла и промакивала слёзы платком — Я и не убийца, мама, — ответил Эрен. Сожаление плотной маской застыло на его измождённом лице. Всю ночь он провёл на твёрдой лавке в камере предварительного содержания. Без сна и без надежды хотя бы на малейший проблеск в ближайшем будущем. Помимо жуткой усталости, раздражающий дискомфорт усиливали наручники, крепко-накрепко пленившие руки. Эрену вспомнилось утро, когда он проснулся рядом с Микасой. Это было будто бы в другой жизни. Вероятно, ему уже и близко не прикоснуться к тому теплу, которое посчастливилось испытать в тот день. — Я сказал не подумав: растерялся и не знал, что делать. Отец гладил мать по спине и при каждом удобном случае качал головой. Сердце Эрена переполнял океан печали, который вскоре разбушевался и вышел из «берегов»: обрушился цунами слёз на щёки Эрена. Он спрятал лицо в ладонях и потёр раскрасневшиеся глаза. Снова разочаровал родителей. Они не переживут, если единственного сына заключат под стражу. Отец станет пить в два, а то и в три раза больше, а мать точно растеряет остатки самообладания. Может, даже сойдёт с ума и до конца своих дней станет обитателем четырёх белых стен. И тогда жизнь будет кончена. За Эреном уже навсегда закрепится клеймо убийцы. Оно будет следовать за ним вечным омерзительным спутником, куда бы не надумал пойти. В голове с каждым мигом сильнее сгущались тучи, отгоняющие всякую светлую мысль. — Так и скажешь следователям… детективам — да хоть всему миру. Неважно! — отчаянно воскликнула Карла. — Главное, чтобы тебя выпустили. — Адвокат считает, что на предварительном слушании тебе именно так сказать и нужно, — напомнил Гриша. Хорошо, что хотя бы он не терял самообладания. Возможно, отец выпил перед посещением участка. Алкоголь всегда притуплял его чувства, делал более спокойным, что сейчас весьма кстати. — Сообщишь, что ляпнул не подумав, и тебя с большой вероятностью отпустят под подписку о невыезде. — Успокойся, дорогой, — ласково произнесла Карла, немного уняв дрожь в голосе, и поправила растрёпанные волосы Эрена. — Всё будет хорошо. Виновного обязательно найдут. Эрен неуверенно закивал, не осмеливаясь смотреть на мать. Он бы хотел тысячу раз извиниться, стоя на коленях, но считал, что больше не имеет такого права. Сколько раз он говорил это набившее оскомину «извините», и сколько раз оно обращалось одним лишь пустым словом. После родителей в холодную комнату с обшарпанными стенами и одним столом зашла Микаса. Она остановилась у двери, беспокойно разминая пальцы и опустив голову. Эрен резко обернулся к единственному лучу, что осветил мрак в его душе. Микаса наконец-то прошла вперёд, шаркая ногами, и опустилась на стул. — У нас всего пять минут, — замогильным тоном сказал Эрен. — Поэтому, тебе лучше сказать, что хотела, и побыстрее. И вновь наедине с ней от него повеяло неуместным холодом. — Прости меня, — сипло произнесла она. — За что ты извиняешься? На тебе никакой вины нет. — Эрен окинул её удивлённым взглядом. — Даже если и так, всё равно возьму всю вину на себя. Не могу я спокойно сидеть на месте, пока ты здесь отдуваешься за чьё-то преступление. — Даже не думай! — возроптал Эрен и невольно дёрнулся вперёд. Но Микаса только протянула к нему ладонь с призрачной жалобной улыбкой и смахнула слезу с его щеки. Это прикосновение уже не лёгкое и трепетное, как в тот день, когда она спрятала свежую рану Эрена под пластырем, а уверенное и настойчивое, словно Микаса тонула, и ощутить его кожу под пальцами ей было необходимо так же сильно, как глоток воздуха, после успешной схватки с толщей воды. Не стоило позволять ей это вероломное касание, послужившее для крови дурманящим веществом, ведь как только оно прекратит действие, у него начнётся ломка. Ему захочется ещё больше успокаивающих касаний Микасы. Только рядом её уже не будет, и Эрену останется довольствоваться одними воспоминаниями. Он как-то нездорово реагировал на неё. Когда они дотрагивались друг до друга, будь то намеренно или нечаянно, все мысли Эрена улетучивались, растворялись в пустоте. А бывало, что каждая клеточка его тела пускалась в дикий галоп, угомонить который удавалось с трудом. Микаса подорвалась на ноги и внезапно побежала к двери. Кажется, действительно собиралась претворить план в действие. Поэтому и унеслась так быстро, пока голова не вернулась на место. Эрен кинулся за ней, но дверь захлопнулась перед его носом, закрывая наедине с удручающими размышлениями.***
Имир уже чуть ли не поселилась в больнице. Почти каждый день она приходила в палату и всё выжидала, когда же Хистория вырвется из плена комы. Запах лекарств и хлорки въелся, наверное, уже и в стены за столько-то лет. От него уже точно не удастся избавиться. Он точно переживёт всех обывателей больницы. Непрерывный писк приборов раздражал слух, напоминая о бедственном состоянии Хистории. Страх холодил внутренности, скручивал их и сжимал, порой доводя до паники: Имир боялась, что в любую минуту один из чёртовых датчиков может известить о прибытии смерти, явившейся за Хисторией, чтобы забрать её в неизведанные края. В палату завалился Райнер. Он навещал Хисторию стабильно два раза в неделю и приносил чайные розы, от вони которых, Имир тянуло очистить желудок. Она раздражённо поглядела на столик. Несколько букетов уже отжили свой срок. Как только Райнер уйдёт, увядшие цветы получат заслуженные похороны: отправятся в мусорное ведро. — Ты думаешь, что твои цветочки помогут Хистории? — брякнула Имир. — Нечего тебе здесь делать. Райнер опустился на стул рядом с ней. — Почему Хистория так тебе дорога? — поинтересовался он. Имир удивлённо вздёрнула бровь. — Какая тебе разница? — Сейчас я смотрю на неё, — Райнер говорил, не отводя глаз от Хистории, — и не понимаю, почему так за ней бегал. Она манипулировала мной. И тобой тоже. Так почему же Хистория тебе так сильно дорога? Что ты в ней видишь? Ответить на этот вопрос проще простого. Имир всё ещё видела в Хистории ту бойкую девчонку, которая спасла её. Во всех смыслах. Сегодня пришлось встать спозаранку, чтобы успеть зашить порвавшуюся рубашку. При чём единственную! Маленькие пальчики ловко вставили нить в иглу и принялись за работу. Когда последний стежок прочно осел на ткани, Имир натянула рубашку и побежала на кухню. Её, как и всегда, встретило равнодушное одиночество. Но она уже давно привыкла к нему: мама редко возвращалась с ночных смен до ухода Имир. Девочка уныло оглядела холодильник несколько раз в надежде найти что-нибудь съедобное. Похоже, перед работой у мамы не нашлось времени забежать в магазин и приготовить для неё обед в школу. Школа... Отвратительное жуткое место, ни чем не лучше тёмной кладовки, в которой обитали монстры. Хотя школьные монстры были куда хуже: бесцеремонно издевались над слабыми, в лучшем случае награждая бедолаг оскорблениями. Доставалось в том числе и Имир. Задиры собенно любили смеяться над её внешним видом. Из-за нехватки денег ей приходилось носить вещи не по размеру, достававшиеся от подруги матери. Она по доброте душевной отдавала ненужное тряпьё, из которого уже давным-давно выросла её дочь. Имир сгорбившись, тащилась по коридору и невольно слушала ехидные разговоры девочек. — Меня уже тошнит от этой замарашки Имир. — Пускай переводится в другую школу. Клянусь, если посмотрю на неё ещё хотя бы разок, то ослепну от её уродства! — Девчонка показательно отвернулась и театрально вздохнула. Внезапно возле сварливой компании затормозила худенькая низкая девочка с золотистыми хвостиками. Она точно не перепутала корпуса? Выглядит на лет девять. — Какие же вы идиотки! Заткнитесь! А вот меня тошнит от вашей болтовни, — яростно проговорила незнакомка. — А если бы вас кто-то оскорблял — вам было бы приятно? Раскрыв рот и выпучив глаза от изумления, Имир наблюдала за происходящим, не веря, что в мире нашёлся человек, решивший заступиться за неё. — Эй, убогая, у тебя подруга наконец-то появилась? — засмеялась Лу, главная из задир. — Ну, слушай сюда, тупица, — она обратилась к девочке с хвостиками, — будешь дружить с убогой — тоже получишь. А теперь пошла вон. Лу грубо толкнула девочку и дёрнула её за хвост. И каково же было удивление Имир, когда незнакомка накинулась на обидчицу: сначала укусила её за руку, а потом с размаху ударила по лодыжке. Изо рта Лу вырвался громкий писк, словно кто-то резал поросёнка. — Ах ты дрянь! — Лу схватилась за ушибленное место. — Да как ты смеешь! — Верная припевала, конечно же, поддержала её. Они вдвоём набросились на храбрую девочку, как стая бешеных собак на маленького котёнка. Лу ударила её по лицу, а вторая негодяйка вцепилась в волосы незнакомки. И тогда в Имир будто вселился дьявол. Она прыгнула на подружку Лу хищным зверем и неразборчиво заколотила её по всему телу. Сейчас вся та боль и обида, что накопились за несколько лет, наконец-то нашли выход. Пускай и таким кровопролитным способом. Имир упивалась болью и вскриками своей жертвы. — Что ты творишь, сумасшедшая? — заверещала Лу, а потом куда-то убежала. От куда ни возьмись подоспел главный борец за справедливость, Эрен Йегер, и прервал её пиршество возмездия. Он оттащил Имир в сторону, и крикнул всклочившей на ноги подружке Лу: — Убегай, пока я её держу. Имир брыкалась и извивалась, одолеваемая диким желанием завершить месть. Но уже вряд ли выйдет: мерзкая девчонка скрылась за поворотом. — Успокойся, — сказал Эрен и отпустил Имир. Затем обратил взгляд к златовласой девочке. — Ты в порядке? — Да. — Она кивнула, поправляя хвостики. Убедившись, что всё хорошо, Эрен покинул девочек. Они остались вдвоём в полумраке пустующего коридора: урок начался несколько минут назад. — Как тебя зовут? — поинтересовалась незнакомка. — Имир. — А меня Хистория. Спасибо, Имир, ты моя героиня. — Она весело хмыкнула и поцеловала Имир в щёку, от чего та опешила и шагнула назад. В школе она была «неприкасаемой». На её памяти такие красивые девочки ещё ни разу даже руку ей не жали, что уж говорить о поцелуях. А всё потому что жестокие дети распространяли между собой слухи, что от Имир можно подцепить заразу. — Ну, увидимся позже, Имир, — сказала Хистория и лучисто улыбнулась напоследок. Весь урок Имир лелеяла эту улыбку в памяти, восхищаясь милым, добрым лицом новой знакомой. Хистория сказала, что Имир стала её героиней. Но всё было с точностью наоборот. До конца своей жизни Имир будет хранить в памяти светлый образ той, что спасла её и одарила великодушием. И какого было счастье, когда Хистория подошла к ней в столовой. Значит, пустые сплетни и наговоры не успели склонить её к презрению! — У тебя здесь свободно? — поинтересовалась Хистория, держа поднос, набитый едой. — Всегда. — Имир пожала плечами. — Садись, если хочешь. — Спасибо! — Хистория села за стол и покосилась на Имир, попивающую молоко. — Почему ты ничего не ешь? — Не хочу, — соврала Имир. Будь у неё больше денег, она непременно купила бы что-нибудь ещё. Хистория пододвинула к ней черничный йогурт и огромное красное яблоко, такое аппетитное, что Имир чуть не подавилась слюной. Её глаза защипало от слёз. Даже в самых смелых мечтах никто и никогда не делился обедом с «убогой». — Бери, если хочешь, — сказала Хистория. — Я это одна не съем. С тех пор Имир и Хистория были неразлучны. Шли рука об руку навстречу враждебному школьному миру и ничего не боялись. Девочкам казалось, что пока они вместе, им было бы по силам разорвать на кусочки даже одного из девяти титанов. Имир хватало одной новоиспечённой подруги, чтобы купаться в море счастья и радости. И никто больше не нужен! Она перестала обращать внимание и на оскорбления, и на семейные проблемы, мечтами уносясь в солнечный мир, где они с Хисторией только вдвоём. А вот Хистория так и не смогла закрыть глаза на издёвки, и однажды она заявила: — Мы с тобой станем королевами этой школы. И все будут приклоняться перед нами. Эти слова звучали больше как шутка, потому-то Имир и не придала им значения. Однако Хистория сдержала своё слово. Завоевать любовь окружающих для неё оказалось так же легко, как для взрослого отобрать леденец у ребёнка. При каждом удобном случае она угощала ребят дорогими сладостями, которые ей привозил отец из разных стран. Помимо этого, Хистория начала устраивать, как она любила называть такие вечера —«чаепития». Приглашения в первую очередь получали самые отъявленные мерзавки школы. Стоило им увидеть богатство и роскошь дома, и осознать масштабы состояние семьи Рейсс, они присмирели и принялись всячески выслуживаться перед Хисторией, не скупившейся на щедрость. А потом появился грёбаный Райнер... Им тогда только-только исполнилось по четырнадцать. Подруги сидели под мелким дождиком на трибуне, наблюдая за футбольным матчем. Всю игру Хистория не сводила глаз с белобрысого засранца, выделывающегося перед публикой и радостно вопящего каждый раз, когда мяч его команды резво залетал во вражеские врата. — Это же Райнер Браун? — Ага, тот ещё тупица, — отвечала Имир. — Нужно с ним сблизиться. Он может нам пригодиться, — заговорщицки говорила Хистория. — Где Райнер, там и его дружки. Их сила нам тоже нужна. — Она рассуждала как настоящая королева, разыгрывающая военную партию. В конечном итоге, Хистория присоединилась к черлидершам, чтобы приблизиться к Брауну. А потом... потом начала встречаться с ним. В тот страшный день Имир вернулась из школы, закрыла дверь своей комнаты на защёлку и уткнулась лицом в подушку, утопая в рыданиях. Она уже и не помнила, когда испытывала такое сильное одиночество. Имир не понимала, почему в груди поднялся такой разрушительный смерч, высасывающий всякую радость. Ведь ревновала Хисторию и прежде: к девочкам, потому что хотела, чтобы она дружила только с ней. Хотела обладать ей полностью. Хотела, чтобы Хистория проникла под её кожу, и поселилась там навсегда. Но раньше Имир даже помыслить не могла, что её сердце способно испытать нечто иное, отличное от обыкновенной дружеской ревности. Как же она возненавидела Райнера! Всякий раз, замечая его хотя бы краем глаза, Имир едва сдерживалась, чтобы не вцепиться ему в глотку. «Однажды ты падёшь, Райнер. И Хистория снова будет только со мной». — Э, ты чё зависла? — Райнер щёлкнул перед лицом Имир. — Ещё раз так сделаешь, и я тебе руку нахрен сломаю! — проворчала Имир. Глядя на него, она не могла поверить, что однажды решилась на подобное... И всё ради Хистории.За несколько недель до происшествия
Когда солнце растворилось в вязкой темени, музыка уже не лилась спокойным потоком из настенной колонки, а заорала так, что им приходилось кричать, дабы услышать друг друга. Ближе к ночи подтянулись байкеры — орами помогали музыке сотворить больше шума, и в баре стало теперь уже совсем неуютно. Здоровяки похотливо поглядывали на единственных девушек, сидевших за дальним столиком у кирпичной стены. Наверняка, Имир, которая вечно носилась в мешковатой одежде, не будоражила их умы, а вот Хистория, вырядившаяся в красную обтягивающую юбку, точно стала предметом для грязных разговоров. В случае чего Имир была готова заехать по зубам каждому, кто позарится на её сокровище. Она допила вторую кружку эля и со звоном поставила её на стол. — Пошли? — Имир поднялась и развернулась к выходу. — А как же счёт? — напомнила Хистория. — Да плевать. Она взяла Хисторию за руку и потянула в сторону выхода. Выйдя на улицу, Имир остановилась и закурила, выпуская густой дым в лицо подруги. — Фу! Ну и мерзость. — Хистория замахала рукой у носа и сморщилась, будто увидела дохлую крысу, у которой гнилые кишки вываливались из разодранного брюха. Имир ответила бы, да вот только выскочивший на улицу официант украл у неё эту возможность: — Девушки! А кто будет оплачивать счёт? — злобно выкрикнул он. Не медля ни секунды, Имир схватила Хисторию за рукав, и они побежали прямиком к засыпающему городку, нежившемуся в тёплом ветре, невидимыми руками кружащем в танце опавшие листья. В воздухе пахло так, словно с нахмурившегося неба на землю вот-вот набросится море — верный признак приближающейся грозы. Девушки, подбадриваемые адреналином, бежали, ни чувствуя усталости, и всё смеялись. Остановились у старого моста, когда из лёгких вырвался последний воздух. — Ты... — задыхаясь, пробормотала Хистория, переваливаясь через деревянные перила. — Ты сумасшедшая! — Губы украсила весёлая ухмылка. — Зато со мной не соскучишься, — подметила Имир, становясь возле Хистории. — С Райнером ты так себе нервишки пощекотать не сумеешь. — Это точно. — Она заглянула Имир в самую душу. — Я рядом с тобой чувствую себя такой свободной. Хистория отчего-то закашлялась и раскраснелась. Имир, не понаслышке зная о тяжести своей руки, как можно нежнее и аккуратнее похлопала её по спине. — Дурацкий жук. — Хистория вытянула губы и плюнула куда-то в темноту, а потом развернулась к Имир. — А вот при Райнере и остальных я так сделать не смогу, потому что все ожидают от меня определенного поведения. — Её телефон зазвонил. — Лёгок на помине. — Она цокнула и закатила глаза, сбросив вызов. — Райнер звонит? — Ага. Достал. Сто раз ему сегодня сказала, что не встретимся. С первого раза, что ли, сложно уяснить? Тупица. Имир не могла не признать, какое удовольствие, растекающееся внутри тёплыми волнами, принесло ей недовольство подруги. Пускай почаще злится на Брауна, как он того и заслуживает. Того гляди — бросит его. — Перед мамой тоже приходится носить маску. Делаю вид, что я прилежная ученица, — продолжила исповедь Хистория. — А это всё равно не помогает добиться её расположения. Я уже и не знаю, что мне такого сделать! — Да забей на неё, ты и так прекрасная. Свалишь после школы в другой город и на одну проблему станет меньше. — Ты правда считаешь, что я прекрасная? Подобные слова давались Имир без каких-либо усилий. Рядом с Хисторией похвала сама собой срывалась с её губ. — Конечно, — подтвердила она. — Это же неправда. Я отвратительная. — Не для меня. Хистория не успела проронить ни слова — снова Райнер отвлёк. — Да пошёл ты в жопу! — захваченная в плен раздражения, прокричала она. — Хистория… может, мы бросим эту затею? Зачем нам нужен Браун? Если он тебя выводит из себя, оставь его позади. Очередной порыв ветра взъерошил волосы Хистории. Имир пропустила золотистую прядку между пальцев, наслаждаясь её шелковистостью. Кожи словно крыло бабочки коснулось. Да и внутри живота зародилось подобное ощущение… Хистория накрыла ладонь Имир своей и прикрыла глаза. — Знаешь же, что не могу. В грозных облаках сверкнула одинокая молния. Пролился дождь. Прямо как и в душе Имир. Ведь надежды перечеркнуть чёрным жирным крестом имя долбаного Брауна в жизни Хистории таяли на глазах.***
Настоящее время
Запах табака и белый призрачный дым непрошенными гостями бродили между столиков. Курили практически все. В том числе и девушка, играющая с байкерами в карты на деньги. Не сказать, что она красавица, но всё же было в ней нечто привлекательное и завораживающее. Жану нравились её чёрные пушистые волосы, но особенно заразительный смех и шаловливые огоньки, водящие в серых глазах безустанные хороводы. Лицо девушки казалось до боли знакомым. — Порко, кто она? — поинтересовался он, облокачиваясь о барную стойку, и потушил сигарету. — Подруга моя, — ответил Порко. — Да как ты всё время выигрываешь! — возмутился один из байкеров, когда девушка вновь сгребла весь выигрыш к себе. — Мухлюешь, да? — Сможешь доказать? — девушка издала смешок и пригладила непослушную прядь, одиноко выбившуюся из копны волос. Байкер не стал спорить — лишь оскалился и стукнул кулаком по столу. Всё время, что незнакомка играла с парнями, Жан внимательно наблюдал за ней, но так и не смог поймать её с поличным. Ну уж он, мастер азарта, которому не было равных, сможет одолеть какую-то девчонку. Жан уважал приятелей, разыгрывающих с ней партию, но слукавил бы, назвав их обладателями высокого интеллекта. — Я тоже хочу сыграть, — сказал Жан, подойдя к громкому столику. — Ну, всё, малышка, — рассмеялся один из парней, — готовься: с выигрышем придётся расстаться. Жану равных нет. — Что ж, давайте проверим насколько он хорош. — Уголок губ незнакомки задорно взметнулся кверху. — Я Пик Фингер. — Жан Кирштайн. Только денег я с собой особо не взял. Ставлю свой байк. Играть — так по-крупному. У всех байкеров поотвисали челюсти. Они все охотнее поставили бы на кон собственные задницы. — Идёт, — согласилась Пик. Они пожали друг другу руки и вступили в бой. Только вдвоём. Жан, конечно, бывало проигрывал, но это случалось крайне редко, ведь удача в большинстве случаев стояла именно за его спиной. Почти все байкеры наблюдали за игрой — особенно пристально за Пик, поэтому, если она и мухлюет, то сейчас ей точно не суметь обвести соперника вокруг пальца. Карта за картой, сигаретный дым, от которого щипало в глазах, напряжённый сосредоточенный взгляд Жана и самодовольная улыбка Пик. Всё закончилось быстрее, чем ожидалось. — Гони байк, — усмехнулась Пик. — Вот дерьмо, — тихо рассмеялся Жан и провёл по лицу рукой, чтобы девчонка не заметила поселившегося на нём разочарования. — Она точно не мухлевала? — Он обернулся к приятелям. — Зуб даю, — сказал Порко. Жан в порыве гнева швырнул остававшиеся карты в руках на стол. Позади затрезвонили смешки. Кто-то похлопал его по спине. — Да ладно тебе, Жанчик, — заговорила Пик, выкуривая вторую сигарету. — Ещё вся жизнь впереди: успеешь накопить на новый байк. Невзирая на её насмешливый тон, Жан сохранял спокойствие, проявляя уважение к честной победе соперницы. — Кто тебя так играть научил? — поинтересовался он. — Жизненный опыт. Жан решился задать ей ещё один вопрос, который всё не выходил из его головы: — Я тебя мог где-то раньше видеть? Несколько мгновений, Пик молчала, сомкнув губы в плотную линию. Потом спокойно произнесла: — Очень сомневаюсь. Порко подсел к ним и сделал две самокрутки. Одну он предложил Жану. — Не, я не буду. В моей школе девчонка слегла в больницу от наркоты. В глазах Пик замелькало любопытство, а Порко почесал затылок, словно его озадачили сложным вопросом. — Так это же всего лишь травка, — сказал он. Жану раньше доводилось баловаться лёгкими наркотиками, однако удовольствия они ему совсем не приносили. Под наркотой создавалось ощущение, будто мысли блуждали по тёмному лабиринту, из которого нет выхода. А ещё тело превращалось в беспомощное нечто: ноги и руки становились, словно желейными. В такие моменты он чувствовал себя безмозглой медузой, плывущей непонятно куда и зачем. Другое дело алкоголь — заряжает энергией и разогревает кровь, несущую к мозгу веселье и радость, если не перебрать, конечно. — Как думаешь, Жан, её правда пытались убить? — спросила Пик. — Когда я училась в школе, подростки не были настолько жестокими. Она говорила с такой важностью, как пожилая дама, повидавшая виды. — Да хрен её знает. — Жан пожал плечами. — Всякое может быть. — Интересно, кто бы это мог быть. Следствие, вроде как, подозревает какую-то девочку-готку. От упоминания Микасы внутри него бахнул гром и засверкали молнии, отразившиеся на лице чёрными тенями. Никому он не позволит сомневаться в её невиновности. — Она ни в чём не виновата, - проскрипел Жан. — Какой-то ублюдок её подставил. — Подставил? Как именно? — не унималась Пик. — Телефон пострадавшей подкинули. А это что, допрос? — Просто интересуюсь. Мало ли — может, у нас маньяк какой завёлся? — Пик затушила сигарету и заинтригованно вгляделась в лицо Жана. — Пошли. Покажешь мне свой… ой! Теперь уже мой байк. Она поднялась и засеменила между столиков, окружённых подвыпившими молодыми людьми. Жан неохотно потащился за ней, осыпая себя ругательствами, какие только знал. Самоуверенность предательским ножом вонзилась в спину, когда он ожидал этого меньше всего. В который раз она обходилась ему боком. Пора уже учиться на ошибках. Снаружи властвовал удушливый майский воздух. Каждый вдох давался с трудом. И ни малейшего намёка на ветер. Во всепоглощающей духоте запах машинного масла и бензина стал ещё ощутимее, от которого у Жана разболелась голова. Боль, вооружённая кинжалами, сильнее нажала на рукоятки и прокрутила их у висков, когда руки Пик добрались до чёрного железного красавца. — Неплохой байк. — Пик по-хозяйски уселась на него верхом, подобно уверенной наезднице, готовой пуститься галопом. — Неплохой? — недоуменно выпалил Жан. Разве такого скудного описания заслуживает его верный друг? — Да мой байк самый лучший и скоростной в этом городе! — Твой? — Пик дразняще повела бровью. — Уже нет, — буркнул Жан. — Береги его. Он со всей трепетностью погладил рукоятку управления, словно верную лошадь, которую отдавал на убой. — Сдам на металлолом, — поделилась ужасающими планами Пик. Кровь в жилах Жана заледенела, и если его кто-нибудь сейчас толкнёт, то упав, он непременно разобьется и оставит в напоминание о себе лишь множество безобразных кусочков. — Хочешь прокатиться на нём в последний раз? — поинтересовалась Пик. — Ну ты и… — процедил сквозь зубы Жан, но во время заткнулся, решив попридержать крутящееся на языке оскорбление. — Так хочешь или нет? — Садись. Только шлем не забудь надеть. — Но он только один, — отозвалась Пик. Жан сел спереди неё. — Лучше ты надень. — Даже не спорь. Я тихо поеду. — Ладно, — согласилась Пик и надела шлем. Она не справлялась с застёжкой, и тогда обратилась к Жану: — Можешь помочь? Он со снисходительной улыбкой застегнул ремешки. Странно, но они с Пик вели себя так, будто были старыми приятелями — никакой неловкости и неуклюжести, какая обычно зарождается при знакомстве из-за незнания, как лучше себя преподнести. — Куда поедем? — спросил Жан. — Отвези меня домой. Ловкие руки Пик сначала прошлись по рёбрам спутника со странной сладкой медлительностью, как будто бы изучали тело Жана, и прильнули в конце-концов к его широкой груди. Она вжалась в него так, если бы хотела стать с ним одним целым. По-детски невинное смущение разожгло костры на его щеках. Жан поскорее пустил байк в путь, чтобы затушить их потоками ветра. Пик кричала ему под ухо, указывая дорогу. Проехав мимо парка, он свернул на центральную площадь и остановил байк у двухэтажного кирпичного дома. По одной из его стен разбегались богатые зеленью лапы плюща. Жан помог Пик избавиться от шлема и уже было собрался трогаться в путь. — Хочешь свой байк вернуть? — сказала Пик, оживляя душу Жана. — Каким же это образом? — Пошли. Они прошли в дом и устроились в маленькой гостиной. Тут и там валялись журналы и скомканные листы бумаги. Бутылки пива и сидра беззастенчиво затесались на кофейном столике и под ним тоже. Жан почувствовал себя как дома. Он и сам пренебрегал уборкой, за что часто получал подзатыльники от матери. Наверное, жизнь вне отчего дома переливалась всеми оттенками свободы: делай, что хочешь. Хоть зарости в грязи. — Ты уж извини за бардак. Я не ждала гостей. — Однако Пик, явно, не обременяло стеснение. — Хочешь что-нибудь выпить? — Таблетку обезболивающего, — ответил Жан. — У тебя что-то болит? — Голова. Пик подплыла к нему и оправила выбившийся из под его кожаной куртки белый ворот рубашки. На дне её зрачков кружила непроницаемая загадочная пелена. Что она могла за собой таить? — У меня есть средство получше таблеток, — тихо произнесла Пик и расстегнула первую пуговицу его рубашки. Жан был совсем не против. Не был и против, когда она его поцеловала.