Настоящее время
В какой-то момент кладбище стало одним из любимых мест Микасы. Здесь нет назойливого шума и беспрерывных разговоров людей, порой настолько отвратительных, что хочется лишиться слуха. Здесь гробовую тишину нарушало лишь ворчливое карканье воронов и завывание ветра в худых покосившихся крышах склепов — и то изредка. Но была и ещё причина, по которой Микасу тянуло на кладбище: под одной из могильных плит в холодной земле навсегда уснул один из самых любимых ею людей. После его кончины она будто с ума сошла: стала зачитываться книжками по чёрной магии и оккультным наукам, ища способ хотя бы на минуту вернуть усопшего. Положив белые лилии у могилы, Микаса смахнула одинокую слезу и подняла голову к небу, налившемуся свинцом. Ворон, вольный лететь куда захочет, парил прямо над ней, подобно воздушным змеям, которые Микаса часто запускала с друзьями в детстве. Мысли мгновенно унеслись к минувшему дню. Перед глазами как наяву предстал полицейский участок, в котором томился Эрен. А сможет ли он когда-нибудь как этот ворон отправиться куда душа прикажет? После встречи с ним, Микаса заявилась в кабинет детектива Пиксиса и взяла вину на себя. Только вот ей уже никто не поверил. Её отпустили под подписку о невыезде до окончания расследования, а Эрена всё ещё держала в плену одинокая камера. Микаса снова посмотрела на могильную плиту. И почему беды вьются над её близкими чёрной пеленой? Суметь бы уберечь Эрена от беды — для спокойствия больше ничего не нужно. Почему же он так для неё важен? Настолько, что она готова даже подставиться — всё ради него. Кажется, им тогда было по тринадцать... «Твой брат попал в аварию», — оглушающе звенело в ушах. Каждый день Микаса просыпалась с этой кошмарной мыслью. Вот и сейчас посреди ночи подорвалась с постели, встревоженная ночным кошмаром. И вновь вспомнила о старшем брате. Прошло уже полгода, а тучи всё не расходились. Сердце безжалостно колошматило по рёбрам. Микаса перевела дыхание и трясущейся рукой налила воды из графина. Утолила жажду и легла обратно. Саша сопела под боком, пуская слюни на подушку. К счастью, Микаса не разбудила подругу. Она вздохнула, мечтая вернуть дни, когда сон так же крепко держал в объятиях и её всю ночь напролёт. Сколько прошло времени? Час? Два? Микаса лежала на спине, ощущая холод, распространяющийся по коже ледяными иглами. Исходил он из глубины её сердца, заледеневшего, кажется, на целую вечность. Слишком холодно... Наступит ли весна? Расцветут ли вновь благоухающие цветы в терзаемом вьюгами саду? Очаруют ли поющие птицы серебристыми голосами? Или душа Микасы навсегда погрязла в зиме? В соседней комнате находилось то самое тепло, способное присмирить ледяную вьюгу, обласкать её золотистыми лучами, нежными, словно бархат. Даже самая страшная зима не сможет противиться ему. Ноги сами понесли Микасу в гостевую. Дверь тихо скрипнула. Неправильно вот так заявляться к нему посреди ночи. По многим причинам. Одна из них — обещание родителям, что девочки будут спать в отдельной комнате. А главная — распирающее грудь желание изучить его тело прикосновениями. Пора уходить... Неожиданно он показался из под одеяла. — Микаса, всё нормально? — прозвучал голос Эрена. Она остановилась. Ладонь застыла на дверной ручке. — Не совсем, — призналась Микаса. - Мне кошмар приснился. Плевать на обещания. Если остаться с ним в одной комнате — единственное лекарство от печали, которая медленно убивала её, значит, придётся принять его прямо здесь и сейчас. Проигнорировать голос совести оказалось совсем несложно. Микаса забралась под одеяло и почувствовала наконец вожделенное тепло. — Ты же не против, если я останусь с тобой? — поинтересовалась Микаса, застенчиво прикрыв чёрными прядями горящее лицо. — Нет, — ответил Эрен. — Совсем не против. Оба уставились в потолок и боялись пошевелиться, тем самым вспугнув приятно чувство, зародившееся между друг другом. Но чудо решило заглянуть к ним в комнату — Эрен сначала едва касаясь очертил неразборчивый узор на ладони Микасы, словно шёлк оставил нежный поцелуй на коже, а спустя время уже решительно сплёл свои пальцы с её. Из груди вырвался всплеск жара и обволок всё тело. Микаса была даже готова сгореть заживо. Плевать. Лишь бы согреться. — Ты же знаешь, что можешь рассказать мне о чём угодно? — сказал Эрен. Их руки впивались друг в друга, а вот глаза боялись встречи. — Да, — ответила Микаса. — Спасибо, что ты рядом. — Всегда буду. Микаса повернулась на бок и уткнулась в его плечо. Он с шумом втянул воздух в лёгкие и плотнее подоткнул одеяло. — Тебе тепло? — спросил Эрен. — Может, окно закрыть? — Не нужно, — отказалась Микаса, наслаждаясь теплом его тела, подобно мотыльку, греющемуся у яркого огонька. — Мне тепло.***
Очередной скучный день, приправленный горькой печалью. Микаса задвинула плотные шторы: с недавних пор солнце раздражало её. Оно бросало в лицо назойливый свет, которому так радовались люди. А Микасе видеть радости не хотелось. Хотелось, чтобы весь мир страдал вместе с ней, в том числе и небо. А оно уже какой день водило это проклятое солнце за руку, как заботливый родитель ребёнка, и не подпускало к нему ни единую тучку. Эгоистично? Да. Но Микаса ничего не могла с собой поделать. Не могла прогнать грусть и скорбь, как бы того не желала. А ещё она злилась на несправедливость мира. Он уже сполна показал свою жестокую личину. Когда же удастся разглядеть в нём что-то хотя бы мало мальски прекрасное? Микаса устала бродить во тьме. И лишь один способ может оборвать её страдания. Лишь бы получилось. Микаса тонкой рукой вцепилась в рукоятку ножа и бесстрашно порезала запястье. Незамедлительно ужалила боль. На бледной коже разверзлась длинная рана, освободившая из заточения алые струи. Лишь бы получилось... Дверь отворилась. Эрен пришёл раньше, чем обещал, держа в руках ведёрко любимого мороженного Микасы. Как же не вовремя чёрт возьми! Эрен бросил мороженное и, подскочив к Микасе, выхватил у неё окровавленный нож. А затем прижал её к себе крепко-крепко — каждый глоток воздуха давался ей с борьбой. — Ты что это такое удумала? — горланил Эрен, не выпуская Микасу из объятий. — Совсем с ума сошла? А как же родители? А мы с Армином? Что мы все без тебя будем делать? Я понимаю, как тебе тяжело, Микаса. Но нужно жить дальше! Он сжал её запястье, чтобы остановить хлыщущую кровь. Микасе, само собой, было приятно осознавать, что Эрен переживает за её жизнь: нечасто его можно увидеть таким встревоженным. Да только он всё не так понял. — Эрен, ты глупыш, — по-доброму усмехнулась Микаса и мягко отстранилась от него. — Я проводила обряд. — Какой обряд? — удивился Эрен и шмыгнул носом. Микаса указала на книгу в кожаном переплёте, лежащую на столе. Эрен подошёл поближе и вгляделся в открытые страницы, измазанные полумраком комнаты. — Призыв мёртвых? — произнёс он. Микаса кивнула и подошла к нему, заглядывая в книгу через его плечо. — Думаешь, глупо? — Нет. — Эрен развернулся к ней. — Только ты так, пожалуйста, больше не делай. Я не хочу, чтобы ты себя калечила. Может быть, есть другие способы призвать мертвеца? Она взяла со стола влажную салфетку и бережливо стала оттирать руку Эрена от своей крови. Вот так Микаса и окунулась в мир оккультных наук. Зачастила с визитами на кладбище — проводила среди старых могил, которые мягким одеялом укрывал мох, свои жуткие ритуалы. И всё ради одного — желания увидеть лицо брата хотя бы на минуту. Но ничего не выходило. И Микаса, в конце-концов, оставила попытки призвать его дух. Возможно, у него были причины не появляться в мире живых. Так пускай спит спокойно. Микаса и сама не заметила, как начала одеваться во всё чёрное и красить губы тёмно-красной помадой. В школе она ловила много косых взглядов и получала насмешки. И лишь друзья тепло встретили её изменения. По крайней мере, хотя бы делали вид. А Эрен так вообще готов был разорвать каждого, кто решался посмеяться над ней. «Мне нравятся твои кольца. Особенно с черепом прикольное», — говорил он. И от этих добрых слов внутри Микасы крепла уверенность. А ещё зажигался огонёк. Но с каждым разом, когда она видела Эрена, этот огонёк светил ярче и, в конечном итоге, разгорелся, превратился в вулкан, не засыпающий ни на минуту. «Спасибо, Эрен, что ты всегда был на моей стороне. Я сделаю всё, чтобы помочь тебе выбраться на свободу, чтобы тебе больше ничего не угрожало», — думала Микаса, провожая взглядом удаляющегося ворона.***
— Думаете, стоило его отпускать? — спросил офицер, зашедший в кабинет Пиксиса. — Улик против него нет — одно лишь его признание и отсутствие алиби, — ответил детектив. — Он говорит, что первым пришёл в школьный театр и ожидал остальных. Разумеется, никто не может подтвердить, где он находился на самом деле. Два человека подошли в театр только к шести вечера. А покушение произошло примерно в пять. — А что на счёт его причастности, детектив? Считаете, что он виновен? — офицер подал Пиксису красную папку, которую тот сразу же открыл. — Не думаю, что он или его подруга в этом виновны, но и исключать такую возможность на сто процентов нельзя. Поэтому будем держать их под надзором, и копать дальше. Я чувствую, что мы упускаем что-то важное. Пиксис пробежался взглядом по документам и, задумавшись, потёр подбородок. — Нам нужно копать под Бертольда Гувера, — заявил он.***
Впервые за долгое время Эрена коснулась радость по возвращению домой. Он позабыл какого это — сломя голову нестись туда. Ведь это было так давно, в далёком-далёком детстве. Сегодня оно тёплыми воспоминаниями снова постучалось в двери дома: на первом этаже хозяйничал запах мёда и вафлей, щедро сдобренные взбитыми сливками. Мама пекла их практически каждое утро, когда в семье ещё царили любовь и взаимопонимание. Детство… Вернуться бы в те уютные, беззаботные дни, звучащие смехом, семейными разговорами и наивной болтовнёй, за которой друзья делились планами на будущее. Будучи ребёнком, совсем не ценишь такие моменты. Хочется поскорее окунуться в мир взрослых и птицей вырваться на волю из под родительского надзора. И лишь когда детство машет рукой, оставляя в память о себе одни только шрамы на коленках, начинаешь понимать слова родителей — «не торопись взрослеть». Эрен ещё толком не повзрослел, но уже понял, каким несправедливым может быть этот взрослый мир. — Наконец-то ты дома, родной. — Карла так лучезарно улыбалась, словно сын вернулся из поездки в детский лагерь, а не из полицейского участка. Она обняла его, а затем потрепала по щеке. Эрен не противился — хотел вновь ощутить себя ребёнком. Отец незаметно подобрался сзади, но с недавнего времени робел баловать сына ласковыми прикосновениями. Вероятно, решил, что не имеет такого права после того, как отдалился от семьи. — Надеюсь, что надолго, — с печалью в голосе произнёс Эрен. Если расследование зайдёт в тупик, то его отправят в места не столь отдалённые, которые между собой делили варварство и безнадёжность. Единственный шанс выйти на свободу раньше срока — смерть. Преждевременная и жестокая. Ведь нередко в тюрьмах происходит кровопролитие. — Я нанял хорошего адвоката: ему же удалось добиться, чтобы тебя выпустили под расписку о невыезде. Так что не переживай понапрасну. — Голос отца однако звучал неуверенно. — Ты совершил безрассудный поступок! — Карла чуть встряхнула Эрена за плечи, зорко осматривая его хмурое лицо. «Опять та же песня», — подумал он и перевёл дух, чтобы ответить с хладнокровной сдержанностью, не выдавая накатившего раздражения: — Я просто хотел спасти Микасу. Она же ни в чём не виновата. Карла бережно и с благоговением взяла его руку, согревая её между своих ладоней. — Я тебе верю. — Она помолчала, опустив голову. — Господи, ещё и она под подозрением. Какой кошмар. Ни за что в жизни не поверю, что такая хорошая девочка могла попытаться кого-то убить. Микаса была любимицей Карлы среди друзей Эрена. Впервые они встретились, когда он заболел. В начальной школе Эрен часто простывал, потому что носился как оголтелый зимними вечерами по вымученным холодом улицам: играл с друзьями в снежки и скакал по сугробам, как заяц. Он, конечно же, неминуемо слёг на целую неделю, а Микаса приходила к нему каждый день после школы. Приносила не только домашнюю работу, но и его любимые сладости. И тогда сердце Карлы пронзило стрелой трепетной нежности. Иногда Эрен в шутку говорил, что мать любит Микасу больше, чем собственного сына. Бывало, подруга засиживалась у него чуть ли не до самой ночи, и Карла всегда отвозила припозднившуюся гостью до дома, в то время как Эрену приходилось добираться на такси, если на его долю выпадало где-нибудь задержаться. Наконец-то семья приступила к завтраку. Как же давно Эрену не доводилось пробовать мамину выпечку, такую вкусную и приготовленную с любовью. Он говорил с родителями, даже шутил и смеялся. Всё шло так хорошо, будто последние два года скандалы обходили их дом стороной. Всё шло слишком хорошо... А как известно — всё хорошее рано или поздно заканчивается. Иллюзия прежнего семейного счастья развеялась, стоило Эрену поздним вечером спуститься на кухню. Отец заснул прямо на столе, сжимая в руке бутылку виски. Эрен вздохнул — на большее сил не нашлось. Вылив отравляющее жизнь всей семьи содержимое бутылки, он выбросил её в ведро. Хорошо, что мама не успела застать отца за выпивкой. — Пап. — Эрен похлопал отца по спине. — Просыпайся. — А? Что случилось? — Гриша резко оторвал голову от стола и покрутил головой. Взгляд его был зашуганным, словно ему грозила неминуемая опасность. — Ты заснул, — ответил Эрен и протянул отцу руку. — Давай, я помогу тебе дойти. Как только Гриша пристрастился к алкоголю, Карла перестала пускать его на порог их общей спальни, и ему пришлось поселиться в гостиной. — Спасибо, — едва слышно поблагодарил Гриша, когда Эрен опустил его на диван. — Эрен. — Голос отца окреп. — Да? — Я рад, что ты вернулся домой. Эрен кивнул с призрачной улыбкой и ушёл в свою комнату. Неужто, чтобы дождаться от отца доброго слова, нужно было угодить в полицейский участок? Что ни говори, а оно того стоило.***
— С чего мы начнём? — произнёс Эрен, решительно настроенный выпутаться из хитросплетённой сети, в которую угодил. Кроме него и Армина в классе никого не было. По окнам хлёстко тарабанил дождь, будто кто-то просится внутрь, спасаясь от надвигающейся беды. Эрен так же отчаянно искал убежище, и его так же никто не спасал. В школе он был под постоянным надзором учеников, которые уже окрестили его убийцей и обходили стороной. Именно поэтому, Эрен решил докопаться до правды. У него и Армина, в отличие от детективов, есть преимущество: они ученики, и в школе им будет легче раздобыть какую-нибудь информацию. Главное понять от какой точки начинать двигаться. — Думаю, для начала нужно выяснить, кто, где и когда покупал галлюцидин, — обозначил Армин. — В нашем захолустье, дай Бог, два поставщика наркоты — не больше. — И как нам разузнать кто они? — Нам нужен Бертольд. Говорят, у него наркотиков был чуть ли не целый склад. Он должен что-нибудь знать. — Он ни в чём не сознаётся даже следователям. Не думаю, что нам удастся его разговорить. Армин в раздумьях походил взад-вперёд, затем сказал: — У меня есть план.***
Имир
Детектив нахмурил брови, немного подумал и размеренно произнёс: — Многие говорят, что ты ревновала Хисторию к Райнеру Брауну. Говорят, будто ты влюблена в неё. Попал в одно из самых уязвимых мест, сволочь. Глаза Имир округлились, а щёки предательски запылали ярче любого костра. У детектива получилось сбить её с толку. Только вот это ему мало чем поможет. — Это правда, — ответила Имир, взирая на Пиксиса исподлобья. — Но какое это имеет отношение к делу? Чтоб ему провалиться. — Стало известно, что однажды ты закатила Хистории скандал, поскольку она предпочла Райнера тебе. Интересно, какую ещё чушь наболтал пустоголовый Райнер? Плевать. Пускай несёт откровенную ересь, лишь бы не взболтнул лишнего и умолчал о том, что они сделали. Открывшаяся правда, возможно, усугубила бы положение обоих. — Это бред. Больше мне нечего вам сказать. — Имир скрестила руки на груди и откинулась на спинку стула.***
За несколько недель до происшествия
От холода, проскальзывающего в комнату через распахнутое окно, девушек спасало далеко не одеяло. Блики света вспыхивали в золотистых волосах Хистории. Её голубые глаза были прикрыты, а пылкие губы осыпали лицо Имир поцелуями. Стены комнаты временами слушают переливчатый девичий смех. Девушки потеряли головы. Не слушали голос разума, осмелились наконец-то сделать то, чего так просили их души. Обеим происходящее чудилось сном. Разве могут их руки бесстыдно блуждать по телам друг друга за пределами сновидений? Вошедший в комнату Райнер, прогнал этот прекрасный сон, и девушки нехотя поднялись, желая вернуться к упоительному наслаждению. Хистория равнодушно подумала, что Райнера должно быть злит их уединение. Злит, что им и без него может быть хорошо. Однако в редкие минуты его отсутствия, они не заходили дальше поцелуев и касаний. Имир давно предлагала Хистории избавиться от Райнера. «С ним же веселее», — утверждала Хистория. Однако осознавала, что бессовестно лжёт в том числе и себе. Просто, рядом с ним она чувствовала себе более «нормальной», и всё это ощущалось маленькой шалостью. А вот если бы осталась с Имир наедине и решилась на большее без Райнера… — Вы чё ещё не оделись? — яростно произнёс Райнер, расставив руки по бокам. — С каких это пор ты имеешь что-то против голых девушек? — Имир хмыкнула и, взяв с тумбы сигарету и зажигалку, закурила. По первости раскрепоститься помогала травка. А потом Имир просто привыкла. Они с Райнером не желали прикасаться друг к другу, даже, можно сказать, брезговали. Зато с пристрастием удовлетворяли Хисторию, соревнуясь за её тело. И за неё саму. Они, как марионетки, которыми она умело управляла. Дёргала за нужные ниточки, и Райнер с Имир исполняли любую её прихоть. Они сделают всё, чтобы осчастливить свою королеву. — Хистория, нужно поговорить, — сурово бросил Райнер. — Ну так говори, — дала позволение Хистория, положив голову на плечо Имир. — Наедине. — Имир, оставь нас, пожалуйста, — попросила Хистория, недовольно поглядывая на Райнера. Имир послушно оделась и вышла, громко хлопнув дверью. Снова ей пришлось оставить Хисторию наедине с её недалёким парнем. Такая девушка ему не пара. Ненависть сжимала сердце в тисках. Нужно с этим кончать. Больше Имир не потерпит наблюдать за грубым Брауном, терзающим тело Хистории своими лапищами. А она в свою очередь должна сделать выбор между двумя марионетками, определиться с какой из них ей нравится играть больше. Имир давно стала ловить на себе вопрошающие взгляды Хистории, какими она уже давно не одаривала Райнера. Может, это шанс избавиться от него? Да, определённо! Завтра же необходимо расставить все точки над «и». Имир решила не дожидаться окончания разговора и отправилась домой, гадая, о чём захотелось поплакаться Райнеру. В любом случае правда раскроется: Хистория непременно всё разболтает. И она разболтала. На следующий день девушки встретились в школьном дворе. Весь вечер Имир мысленно репетировала речь, которую произнесёт перед Хисторией. Но позабыла все слова, стоило «подруге» заговорить: — Короче, Райнер хочет всё прекратить. Так вот вокруг чего строился их разговор. А Райнер ещё не растерял остатки мужества: смог высказаться Хистории о наболевшем с целью оборвать мучения. Похвально. — Я тоже, — сказала Имир. — Так больше продолжаться не может. — Да вы надо мной издеваетесь! — взвыла Хистория, стукнув кулаками по столу. — Нам же было так хорошо вместе. И с чего это она так решила? — Хорошо было только тебе, Хистория. — Собрав всю волю в кулак, Имир продолжила: — Ты должна сделать выбор между мной и Райнером. Хистория застыла статуей, не веря своим ушам. В первые за многие годы она больше не властвовала над ситуацией и над людьми, которые вечно ей во всём потокали. — Я не... — растерялась Хистория. — Да вы сговорились, что ли? — Нет, мы просто устали. — Имир скрестила руки на груди и посмотрела на обнимающуюся парочку, нежащуюся в тепле высокого солнца, лёжа на газоне. Нормальные люди, принадлежащие только друг другу. — Ты понимаешь, что я не могу бросить Райнера, — виновато произнесла Хистория. Она продолжила нести какую-то чушь, только вот Имир её уже не слышала: в ушах будто разбушевалась вьюга. Чёртов Райнер, как мерзкая пиявка, которую хотелось размазать по земле, да вот только она так прицепилась к Хистории, что отделаться от неё теперь представлялось невозможным. Если Хистория не может бросить его, значит, и не желает этого вовсе. Значит, всё это время она лишь пользовалась Имир. Долбаный, бесчувственный монстр. Взгляд Имир приковал стаканчик остывающего кофе. — Поэтому... прости меня, Имир, но я не... — Хистория замолкла: Имир размашистым ударом смела несчастный стаканчик со стола и подорвалась на ноги. — Ты совсем долбанулась? — вскрикнула Хистория. — Иди нахер! — закричала Имир. — Ты всего-навсего играла с моими чувствами, верно? Сейчас Имир была воплощением злости, рвущейся разрушить мир. Вот что случается с людьми, когда последний луч надежды меркнет, спуская с цепи мрак, в любой момент способный разинуть пасть и проглотить человека целиком. — Это не так! — возразила Хистория и поднялась вслед за Имир. — Ты вообще слушала, о чём я тебе говорила? — Ты останешься в одиночестве, если продолжишь быть такой беспринципной тварью. — Имир яростно передёрнула плечами, осматривая школьников, наблюдающих за ссорой. Она шумно выдохнула и бросилась прочь, чтобы кому-нибудь ненароком не навредить. В том числе и Хистории.