Под одним одеялом

      Баджи обнаруживает Чифую и Казутору на кухне. Сидя плечом к плечу за столом, они смотрят какое-то видео на телефоне Чифую и смеются. Баджи застывает в дверном проеме, радуясь, что они увлечены и не замечают его. Опирается плечом о косяк и смотрит на них обоих — на Чифую, что домашней футболке, шортах и смешных носках восседает на табуретке как на насесте, подтянув левую ногу к груди, и на Казутору, с влажными после душа волосами и одетого в его собственную майку без рукавов и спортивные штаны. Эта картина кажется ему настолько идиллической, что уголки губ сами собой приподнимаются от переполняющей его нежности. Он довольно щурится, любуясь, но в конце концов Чифую замечает его — поворачивает голову и тепло улыбается.       — Кейске! — в его глазах пляшут искорки удивления и радости. — Ты такой тихий. Давно ты здесь стоишь?       Казутора тоже поворачивается, смущенный и растерянный. Чуть отстраняется от Чифую и неловко сминает в руках подол надетой на нем майки. Сейчас они двое напоминают ему котов — Чифую — домашнего, но чуть взбалмошного и активного, Казутора — такого, которого недавно взяли с улицы и который, хоть и рад находиться в тепле и уюте, но все еще многого боится. Эта мысль греет душу, и Баджи усмехается.       — Меньше минуты, на самом деле, — признается он, проходя в кухню. — Вы так мило сидели, я просто залюбовался.       Подойдя к Чифую, он мягко подтягивает его подбородок вверх указательным пальцем и целует — просто прижимается губами на несколько секунд, которых достаточно, чтобы почувствовать умиротворение и окончательно осознать, что он дома.       — Здравствуй, — мурлычет он, чуть отстранившись, но растягивает момент воссоединения, еще на пару секунд соприкасаясь кончиком носа с носом Чифую.       — Привет, — с чуть меньшей нежностью, но все равно ласково и спокойно обращается он к Казуторе. Мягко опускает ладонь на его макушку и ведет вниз, к затылку, чуть сжимая пальцы. — Спасибо, что пришел.       Казутора поднимает на него голову, и Баджи видит, насколько тот растерян. Он бегает взглядом от него к Чифую, словно смущен тем, что Баджи коснулся его, и ждет, как на это отреагирует Чифую. Но на губах Чифую — ободряющая улыбка, а во взгляде изумрудно-зеленых глаз — ни капли раздражения или вообще какого-либо негатива. Баджи буквально чувствует, как расслабляется Казутора под его ладонью. И, глядя на Чифую, благодарно улыбается.       Повисшую уютную тишину разрывает мелодия телефонного звонка. Задумчиво посмотрев на дисплей, Чифую извиняется и выходит из кухни, оставляя Баджи и Казутору одних. Едва он скрывается за поворотом в коридор, как Казутора тут же замирает. Впивается взглядом в Баджи и смотрит, смотрит, пока золотистого цвета радужки становятся грязно-желтыми, тускнея от нарастающего в них беспокойства.       — Что такое? — мягко спрашивает Кейске, опуская ладони на стол. — Что-то не так? Ты плохо чувствуешь себя?       — Нет, я в порядке. Но… Чифую… — мнется он в нерешительности, заставляя Баджи нахмурить брови.       — Что с ним? Между вами двумя ведь все в порядке, что могло случиться?       Казутора тяжело выдыхает и смотрит на Баджи, закусив губу.       — Ты считаешь, это правильно — что ты касаешься меня у него на глазах? — в конце концов выпаливает Казутора, впиваясь пальцами в столешницу. — Да неважно, видит он это или нет — я чувствую себя так, как будто предаю его.       — Тебе было неприятно? — тихо прерывает его Баджи.       Казутора смотрит на него с непониманием.       — Тебе было неприятно, когда я дотронулся до тебя? — поясняет он свой вопрос, все еще не повышая голоса. Он впервые за вечер чувствует растерянность: он был готов к тому, что что-то произойдет между Казуторой и Чифую, был готов к тому, что неуверенность Казуторы будет сквозить из всех щелей, а попытки помочь ему чувствовать себя комфортно — натыкаться на стену. Но к такому он не был готов. Он и подумать не мог о том, что Казутора будет настолько заботиться о чувствах Чифую, что даже наберется смелости высказать это Баджи в лицо.       — Мне не было неприятно, — отвечает на его вопрос Казутора. — Кейске, я… — срывается он на свистящий шепот и оттого звучит во сто крат отчаяннее и безнадежнее. — Помнишь, ты сказал, что не забывал обо мне ни на секунду?       Кейске кивает. Он начинает чувствовать себя по-настоящему взволнованным, не представляя, к чему Казутора сейчас ведет.       — Я тоже помнил о тебе всегда. И, может быть, мое поведение говорит об обратном, но я все еще люблю тебя, Кейске. И чувствую, что ты относишься ко мне как девять лет назад. Но Чифую… Он просто не заслуживает этого. А я не могу вынести даже мысли о том, что ему может быть от этого больно. И поэтому не могу встать между вами.       Баджи прекрасно понимает, о чем говорит Казутора. Но не знает, что сказать в ответ, просто потому, что может говорить только за себя, но не за Чифую, которого это тоже касается и за чувства которого так переживает Казутора. Все и правда непросто, и так стремительно, пусть и нет внутри того тянущего чувства, что он делает что-то неправильно, но оно, по общим меркам, неправильно и есть. Они как будто не созданы для того, чтобы быть просто друзьями, однажды уже имея что-то большее и остатки этого большего сохранив. И ему кажется, что иначе, чем тогда, он просто не сможет. Но и без Чифую рядом не сможет тоже. Он тяжело вздыхает, прикрыв глаза. И в этот момент на его плечо ложится теплая ладонь.       Скользящее прикосновение опускается к предплечью, когда Чифую обходит его и усаживается на свое прежнее место между ним и Казуторой. Баджи гадает, услышал ли Чифую их разговор, и если услышал, то какую его часть. Торопливо мечется взглядом от него к Казуторе — тот теперь выглядит действительно испуганным, а костяшки пальцев, которыми он впивается в столешницу, кажутся белее мела.       Чифую молчит. Смотрит на Баджи с теплом и волнением в изумрудных глазах. Смотрит недолго, но очень пристально и как-то безнадежно, словно он и сам сейчас чего-то боится, но есть что-то отчаянное, на что он пытается решиться. Тянется рукой под стол, находит его руку и переплетает их пальцы, словно ища поддержки. Баджи чуть сжимает его пальцы, даже не зная, что задумал Чифую и что будет дальше. Поэтому замирает, когда Чифую медленно поворачивается к Казуторе.       — Тебе необязательно вставать между нами, — тихо говорит он и на мгновение оглядывается на Баджи. — Но ты можешь встать рядом.       Казутора выглядит так, словно его убили одним точным ударом в самое сердце, а затем этими же руками воскресили. Взгляд Баджи прикован сейчас только к нему — в лице напротив столько остаточной боли, и облегчения, и неверия, что на секунду Кейске и сам начинает сомневаться, действительно ли он слышал то, что слышал. Все еще не сводя глаз с Казуторы, он сжимает руку Чифую, бездумно поглаживая большим пальцем его ладонь, и слушает его мерные, хорошо слышные в наступившем молчании тихие вдохи и выдохи.       Наконец Казутора отмирает и мотает головой. Опускает взгляд в стол и голосом, полным отчаяния, тихо произносит:       — Мне лучше уйти. Так нельзя.       — Нельзя, — соглашается Чифую. Голос его звучит твердо и спокойно, в нем нет ни тени сомнений, только решительность. — А как можно? И кому будет лучше, если ты сейчас уйдешь? После всего, что произошло, и после всего, что ты сказал...       В эту минуту Баджи кажется, что он не видел Чифую настолько серьезным, наверное, никогда. Он смотрит на него с восхищением и трепетом, но боится что-то говорить, потому что не он сейчас главный, и голос разума здесь тоже не он.       Казутора молчит также. И также смотрит на него — во взгляде те же эмоции, но с примесью привычной для него тревоги и страха.       — Мне кажется, — спокойно продолжает Чифую, — что я услышал и знаю достаточно, чтобы понять, что своим уходом ты не сделаешь легче никому из нас троих. И если ты все-таки решишь сделать это — мы не сможем удерживать тебя. Но если решишь остаться… — Чифую переводит дыхание, — то давай уже закроем эту тему и поужинаем наконец, — заканчивает он и усмехается. — Не знаю, как вы двое, а я чертовски хочу съесть ту тушеную свинину, что я приготовил.       Баджи видит неловкую улыбку Казуторы и чувствует, как напрягшиеся от волнения мышцы и нервы расслабляются. Видимо, это сработало: Казутора, выглядевший минуты назад как натянутая струна, теперь кажется практически спокойным и уж точно не собирается никуда уходить.       — Ты прав, Чифую, — тихо отвечает Казутора куда-то в стол, но затем все же поднимает глаза. — Прости, что тебе приходится быть настойчивым и брать все в свои руки.       Чифую, слыша это, лишь мягко улыбается и качает головой.       — Я просто… — продолжает Казутора. Он подбирает слова мучительно долго, но затем лишь еле заметно мотает головой из стороны в сторону. — Неважно. Давайте ужинать.       — Давайте, — вторит Кейске, вставая, чтобы помочь Чифую накрыть на стол. — Кто тебе звонил, кстати?       — Это с работы, — отвечает Чифую, доставая из посудного шкафа плоские тарелки и передавая их Баджи. — Моя напарница в срочном порядке увольняется, какие-то семейные проблемы, и поэтому завтра мне придется выйти вместо нее. И еще какое-то время поработать за двоих, пока не найдут кого-то нового.       Чифую немного нервно ерошит челку, достает пиалы для риса и принимается наполнять их.       — Надеюсь, это произойдет быстро, — отрешенно тянет он, и Кейске внезапно осеняет мысль. Он смотрит на Чифую, пристально и настойчиво, пока тот наконец не чувствует на себе его взгляд и не ловит его. Чифую сперва недоумевает, почему Кейске так смотрит, но затем его лицо озаряется пониманием, а вслед за ним — ликующей улыбкой.       — Казутора! — восклицает он радостно и не слишком тихо, так, что тот слегка пугается, когда его окликают. — Ты не хочешь стать моим напарником? Работать со мной? Пожалуйста!       Чифую складывает ладони в молитвенном жесте и забавно, чуть по-детски выпячивает поджатые губы. Кейске веселится, глядя на это, но спектакль быстро заканчивается, и Чифую опускается на табуретку и серьезно смотрит на Казутору.       — Хорошая зарплата, магазин в квартале отсюда, то есть недалеко от метро, соцпакет, приятные коллеги вроде меня, — начинает перечислять он. — И самое главное, можно хоть целый день гладить котиков, и щенят, и кого еще захочешь, — Чифую замолкает, видя, что выражение лица Казуторы не меняется и на нем не появляется что-то, хотя бы отдаленно напоминающее энтузиазм. Поникшим голосом он спрашивает: — Что, у тебя аллергия на котиков?       Казутора мотает головой.       — Нет, — нерешительно отвечает он.       — А что тогда? — продолжает допытываться Чифую. — У тебя какие-то проблемы с документами? Не сможешь так быстро уйти с теперешней работы? Далеко ездить?       Пока Чифую допрашивает Казутору в своей активной, но мягкой манере, Баджи просто смотрит на них обоих, поражаясь тому, насколько они с Чифую разные, и чуть больше — тому факту, что несмотря на эту разницу абсолютно во всем, он все-таки испытывает к ним обоим любовь и привязанность — к Чифую, конечно, намного больше и крепче, но и к Казуторе — так или иначе сохранившуюся на долгие годы. Он выныривает из раздумий, когда замечает, что Чифую повернулся к нему и смотрит, слегка нахмурив брови, словно чего-то от него ждет. Вспомнив последнее, о чем Чифую спрашивал Казутору, Кейске осторожно предлагает:       — Если тебе совсем далеко ездить, ты можешь переехать к нам. Мы все работаем и приходим домой только спать, так что надоесть друг другу не успеем. Оплату и все расходы будем делить на троих, а с хозяйкой мы договоримся, — весело добавляет он, — ты же не кот.       Лишь замолкнув, Баджи сам понимает, что вообще сказал, но то, как естественно это предложение слетело с его губ, лишь укрепило его ощущение правильности происходящего. Казутора, замерев после сказанного, какое-то мгновение просто шокированно смотрит на него, но затем, видимо, решив что-то в своей голове, чуть неуверенно, осторожно кивает. Чифую же нежно улыбается Кейске и снова тянется к его ладони и ласково ее сжимает.       — А по-моему, вполне себе кот, — мурлычет он, подмигивая смущенному его словами Казуторе. — Дикий, недоверчивый, но все равно кот. ***       Когда ужин заканчивается, Казутора встает первым. Принимается собирать со стола тарелки и приборы, и Чифую бросает на него взволнованный взгляд. Хочет возразить, что Казутора — гость, и что ему не стоит возиться с посудой, но на колено мягко опускается ладонь Кейске и сжимает ее.       «Пусть он сделает это», — словно говорит Баджи. Чифую выдыхает и понимает, что да. Если теперь это и его дом тоже, то не стоит быть в вопросах уборки слишком уж настойчивым. Плюс, уборка — это то, что хорошо помогает снять тревожность, а вечер у Казуторы был, мягко говоря, непростой, и конечно, сейчас ему стоит хоть немного снять напряжение и выдохнуть, сосредоточившись на чем-то простом и в процессе чего удастся хоть на несколько мгновений избегать взглядов на себя и поводов для переживаний.       Однако эти мысли успокаивают Чифую лишь ненадолго: шум льющейся из крана воды возвращает его в его собственную реальность, где он на кухне — царь и бог, и главная хозяюшка, и он под смеющееся пофыркивание Кейске встаёт с места и подходит к Казуторе.       — А вот это я сам, — чуть прижавшись к нему со спины, мягко скользнув ладонью вдоль его поясницы и обхватив сжимающие губку пальцы, тихо говорит он. Его поведение из-за генетической нерасположенности к тактильности всей японской нации кажется ему самому уж слишком раскованным, но он знает, что Кейске отнесется к этому нормально, да и если он будет сейчас с Казуторой чуть строже, тот опять спрячется в свою вымышленную раковину и сам себя в ней захлопнет. Поэтому между вероятной тяжелой неловкостью и легким смущением он выбирает второе и жмется чуть ближе. Из-за тесного контакта от него не укрывается тот факт, что Казутора напрягается от прикосновения, но уже спустя пару секунд он снова, словно договорившись сам с собой, расслабляется, сделав глубокий вдох.       — Я хочу помочь, — тихо возражает он. — Ты готовил для нас всех, устал…       — Я ценю это, — нырнув второй рукой под руку Казуторы, он осторожно фиксирует его запястье и другой рукой с настойчивой нежностью разжимает хватку. — Но отдай. Ты помогал готовить, убрал посуду, не говоря уже о том, что тоже устал, потому что работал, — объясняет ему Чифую как маленькому и смягчается: — Выбери, пожалуйста, чай и достань из холодильника пирог, хорошо?       Дождавшись ответного кивка, Чифую успокаивается и принимается за посуду.       — И еще, подумай, пожалуйста, нужно ли тебе купить какие-то вещи, чтобы тебе жилось здесь комфортно? Мы можем заказать что-то прямо сегодня, чтобы это доставили ко дню твоего переезда, да, Кейске?       Баджи согласно кивает, и Казутора задумывается.       — У меня практически ничего и нет, кроме футона и коробки с одеждой и кое-какими мелочами, — в конце концов говорит он. — Я даже не знаю, что мне ещё нужно.       Чифую вздрагивает, бросает намывать тарелки и оборачивается к Казуторе и Баджи. Сказанное Казуторой звучит как-то сиротливо и безнадежно, как будто человеку вообще не за что держаться. Пусть и говорят, что главные вещи в жизни — это не вещи, но все равно накатывает такая тоска, что хочется купить для него сразу и все, и акулу из Икеи в придачу, чтобы только окружить его тем, что внушало бы ему комфорт и уют.       — Значит, я закажу тебе новый футон и ещё всякое на свое усмотрение, — задумчиво пожевав губу и коротко улыбнувшись, говорит он. — Упакуй все вещи заранее, ладно? Чтобы мы ничего не забыли.       Едва он заканчивает фразу, Казутора бросает на него настолько испуганный взгляд, что Чифую и самого прошибает холодком, хотя он и не понимает, что такого сказал.       — Ты приедешь помогать мне переезжать? — севшим голосом спрашивает Казутора. Безнадежность интонаций вызывает у Чифую еще больше недоумения и желания узнать, что в его словах заставило Казутору так нервничать. Но Баджи опережает его:       — Думаю, Чифую это просто так сказал, он ведь будет на работе, — рассуждает Баджи. — Если у тебя не много вещей, значит, услуги транспортной компании нам не понадобятся, и мы просто погрузим все в такси и привезем сюда, так?       Казутора кивает. Теперь, после сказанного Баджи, он выглядит куда спокойнее, и Чифую думается, что он искренне рад, что его не будет рядом в день переезда. Но неужели жилище Казуторы такое страшное, что он думает, будто это может его шокировать? Чифую думается, что допытываться на этот счет не стоит. То есть, позже он обязательно обсудит это с Кейске, а пока…       Булькающий звук закипевшей в чайнике воды возвращает вечеру прежнюю чуть суетливую, но теплую атмосферу. Чифую привстает на носочки и тянется на верхнюю полку шкафа за заварником и передает его Казуторе, чтобы тот наполнил его сухими чайными листьями и кипятком.       — Погоди, я дам тебе тарелки для пирога, — говорит он Казуторе, едва тот звякает крышкой заварочного чайника, закрывая его.       Краем глаза он видит, как Кейске, смотрящий на них обоих, довольно улыбается.