Под одним одеялом

      В первый вечер без Кейске Казуторе волнительно и тревожно. Он проводит весь день в зоомагазине, поэтому пропускает и сборы, и его отъезд, лишь в свободные мгновения прокручивая в голове их утренний разговор и представляя, каково ему будет все эти четыре дня.       Прежде он даже не думал о том, как течет время: до переезда дни для него были в большинстве своем одинаковыми и совершенно не примечательными. В них не было ничего, чем они бы отличались друг от друга, и запоминаться им было просто нечем. И пусть с момента, когда они с Баджи и Чифую стали жить вместе, изменилось в этом плане если не все, то очень многое, Казутора теперь действительно нервничает. Остаться наедине с Чифую означает еще большую неловкость, причем, как кажется Казуторе, для них обоих. Чувство предвкушения их вечерней встречи свербит и неприятно тянет в районе солнечного сплетения. Он волнуется. Не знает, о чем говорить, не представляет, как себя вести, оставшись один на один.       Они с Чифую, конечно, вместе в магазине почти каждый день, но это не одно и то же: на работе можно отвлечься на покупателей, или расставить по полкам новоприбывший товар, или поменять ценники, или просто поиграть со щенками и котятами — в общем, найти себе такое занятие, которое позволило бы оторвать от Чифую взгляд, полный любви и восхищения, робкого и боязливого, и занять чем-нибудь руки, чтобы немного опустошить одолеваемую мыслями голову. Но дома все будет иначе. Потому что не будет ни покупателей, порой докучливых, а порой просто приходящих разом, шумной толпой, после заканчивающегося примерно одинаково у всех рабочего дня; не будет Сугуру, который устроит очередное сражение с Сатору, а затем примется оглашать магазин звонким обиженным лаем, потому что проиграет; не будет Тамаё, которая, устав от бесконечных игр и вылизывания своих пестрых подопечных, прыгнет на конторку и примется тыкаться носом, норовя подлезть под ладонь Чифую, чтобы тот обратил на нее внимание и погладил как следует. Будет только он и Чифую в наверняка опустевшей без Баджи квартире. Их лежащие рядом футоны. И вопросы, которые Чифую наверняка захочет ему задать. Однако мысль о том, чтобы, например, где-нибудь задержаться на несколько десятков лишних минут, он отметает сразу: что бы там ни было, Чифую увидеть ему хочется очень, да и тот совершенно точно не дурак, сразу догадается о причине задержки Казуторы, неважно, что он ему наплетет. Поэтому ровно в восемь он опускает жалюзи, переворачивает табличку на двери магазина надписью «закрыто» наружу, подсчитывает кассу и делает в журнале пометки, кормит Тамаё и щенков и отправляется домой.       Сидя дома в одиночестве и нервничая — и из-за внезапного отъезда Кейске, и из-за всего остального, Чифую думает о Казуторе. О том, как тот будет волноваться — будет ведь, к гадалке не ходи, и о том, как вообще вести себя с ним все эти дни. Все казалось проще, когда рядом был Кейске. Это с ним можно не бояться быть, возможно, чересчур смелым, открытым, навязчивым — каким угодно, но без него все совсем иначе, как будто весь его мир взяли, перевернули вверх тормашками и заставили дальше в нем жить. Чифую и представить не мог, что будет ощущать себя так паршиво, он и не помнил до сегодняшнего дня, что это вообще такое — разлучаться с Кейске. Даже несмотря на то, что они попрощались всего несколько часов назад, их маленькая квартира без него стала казаться невыносимо большой для него одного и пустой. А гора домашних дел, прежде бывшая в его воображении высотой как минимум с половину Фудзи, переделалась как-то вся в течение трех часов и испарилась, не принеся почти никакого морального удовлетворения. В начале восьмого он начинает готовить ужин, но даже с этим управляется непозволительно быстро. И теперь, взяв с полки первую попавшуюся книгу и устроившись с ней в кресле, больше смотрит куда-то между строк, чем просто читает, и отвлекаясь, раздумывает о том, какими будут для них с Казуторой эти дни без Кейске.       В замочной скважине дважды с тихим щелчком проворачивается ключ. Чифую встает, возвращает книгу на место и выходит в коридор.       — Я дома, — тихо говорит Казутора и неловко улыбается.       — Добро пожаловать, — так же тихо отвечает ему Чифую.       Он рад, что Казутора наконец пришел, несмотря ни на что: теперь в квартире хотя бы будет не так пусто. Судя по улыбке, чуть скованной и нервной, в своих предположениях он не ошибся — Казутора действительно волнуется из-за отъезда Кейске, и куда больше, чем он. «Кому-то хуже, чем мне» всегда казалось Чифую странной и совсем не успокаивающей логикой, поэтому вместо облегчения он чувствует, что просто должен постараться взять себя в руки сейчас. Потому что так будет проще им обоим.       Он все еще не знает, можно ли и стоит ли ему касаться Казуторы, как это делал Кейске, но делает шаг вперед и обнимает его, холодного с улицы и пахнущего ноябрьской слякотью — свежо, мокро, почти до костей пробирающе, и улыбается, получив ответные объятия — неловкие, с прикосновением к нагретой от контакта с креслом спине холодных ладоней.       — Как твой день? — спрашивает он, отстранившись. Делает шаг назад, чтобы дать Казуторе больше места, и наблюдает, как тот стягивает ботинки и аккуратно ставит их у порога, а затем снимает куртку и вешает в шкаф.       — Неплохо, — закончив с одеждой, наконец отвечает он. — Приходила милая семья с ребенком, хотят забрать Махито, спросили, что может ему понадобиться, и тут же купили половину необходимых вещей. Завтра придут за всем остальным и, наверное, за ним тоже, — заканчивает с улыбкой Казутора.       Чифую улыбается в ответ. За четыре года, что он работает в зоомагазине, он раздал около двадцати щенков и раза в два больше котят — их обычно приносили какие-нибудь милые старушки, жаловавшиеся на то, что просто не смогут пристроить их куда-то самостоятельно и даже иногда пытавшиеся обеспечивать малышей кормом и всем необходимым или давать за это деньги. Но политика хозяина магазина была такова, что ничего он за это не брал, и Чифую уважал его за это безмерно. И пусть любопытные носы желающих поглазеть на щенят и котят детей, утыкавшиеся в окно магазина, порой его слегка раздражали, он все же переживал за каждого своего подопечного, пусть и временного. И расставание с каждым из них было волнительным и даже болезненным. Настолько, что однажды, когда из всех котят, принесенных какой-то леди из соседнего дома, осталась одна Тамаё, он с таким грустным лицом смотрел на нее, представляя, как ее тоже заберут, что хозяин разрешил ее оставить. Тамаё стала его радостью, гордостью и главной помощницей, относившейся по-матерински строго, но с любовью к каждому новому принесенному пушистому выводку. И, в отличие от Чифую, расставалась с ними куда легче и проще, чем он.       Поймав обеспокоенный взгляд Казуторы, Чифую спохватывается: он задумался об этом слишком надолго.       — Прости, я просто всегда переживаю, когда кого-то из малышей забирают, — поясняет он, усмехаясь, — и вот сейчас, видишь, завис.       Казутора улыбается.       — Я тебя понимаю, и сам разнервничался. Но эти люди показались мне неплохими, ты увидишь их завтра и сможешь сам с ними поговорить.       — Точно, мне завтра на работу, — чуть просияв, восклицает Чифую. — А ты что будешь делать? Чем займешься?       Ему правда интересно, что такого предпримет Казутора в свой фактически первый выходной — все предыдущие он просто проводил в магазине, помогая Чифую, мотивируя это тем, что ему все равно нечего делать дома целый день, и уходил лишь под вечер, чтобы купить продукты, если нужно, и приготовить что-нибудь на ужин, чтобы это не пришлось делать Чифую.       Казутора призадумывается.       — Наверное, снова пойду с тобой? — робко предлагает он. — Если тебе это, конечно, еще не надоело.       — Нет, совсем нет, — задумчиво тянет Чифую. — Главное, чтобы ты не забывал, что выходишь в свой выходной и тебе за это не заплатят. И что следует хоть иногда отдыхать.       Казутора согласно кивает, и Чифую наконец понимает: они все еще разговаривают фактически на пороге. И пусть стоять и просто беседовать — довольно уютно, но это не отменяет того факта, что они делают это посреди прихожей, а Казутора устал после рабочего дня и наверняка, нет, даже сто процентов голоден.       — Это все, конечно, замечательно, но тебе не кажется, что что-то мы здесь застряли? — хихикает он, — пойдем на кухню.       Чифую осторожно берет ладонь Казуторы в свою и тянет его за собой, тут же чувствуя, как чужие пальцы смыкаются вокруг его собственных. Прикосновение немного холодит, но в целом кажется комфортным, и неловкости практически нет, даже притом, что Чифую, в отличие от Кейске, не самый тактильный человек на планете и не испытывает острой потребности постоянно касаться того, кто нравится. Но сейчас ему это нужно — чтобы чуть утвердиться в своем отношении к Казуторе, успокоить его и себя, показать, что и без Кейске он рядом и они друг у друга есть.       Они ужинают, беседуя о чем-то совершенно отвлеченном. Чифую приятно наблюдать, как Казутора все больше и больше расслабляется и как утихает вечная неуемная тревога в его глазах. Он даже позволяет ему вымыть посуду — делает вид, что это все в порядке исключения и исключительно из его благодушия, но на самом деле потому, что чувствует себя утомленным — больше эмоционально, чем физически, но от этого конечностям трудно шевелиться, а глаза так и норовят закрыться. Так нервная система справляется со стрессом, и под шум воды, омывающей их немногочисленные тарелки и пиалы, он устраивается поудобнее на табуретке, кладет руки на стол, а на них — голову и прикрывает глаза всего на секунду. Которой оказывается достаточно для того, чтобы отключиться.       Казутора заканчивает мыть посуду, вытирает руки полотенцем и оборачивается. Чифую спит. Прямо на кухонном столе, положив голову на руки. Это кажется удивительным и чем-то из ряда вон: он всегда такой активный, а в отсутствие Кейске просто взял и уснул, пока Казутора намывал тарелки. И теперь мирно посапывает, игнорируя всех и вся. Это зрелище Казутору умиляет. Несколько минут он просто стоит, оперевшись на тумбу позади себя, и смотрит, как медленно вздымаются и опускаются его спина и плечи и как свет светильника бликует на его чуть вьющихся непослушных волосах. Это зрелище завораживает. Рука Казуторы сама собой тянется вперед, так хочется провести по ним, скользнуть по выбритому затылку, вплестись в пряди пальцами, осторожно, просто чтобы ощутить легкое, щекочущее прикосновение.       — Чифую, — тихо зовет Казутора, все-таки не отказав себе в этом и осторожно погладив его от затылка и ниже. — Просыпайся, — понизив голос почти до шепота, просит он.       Чифую еле заметно вздрагивает. Шумно втягивает носом воздух, а затем так же шумно выдыхает, и только спустя полминуты или около того наконец приподнимает голову и смотрит на Казутору сонным взглядом, от которого у него щемит сердце. Такой красивый сейчас, что дышать рядом с ним боязно, чтобы не разрушить эту хрупкую уставше-разморенную красоту.       — Пойдем спать, — предлагает Казутора, лишь потом понимая, что вообще сказал. — В смысле, в постель, — теряется он, — то есть… Черт.       Как бы он ни сказал, это все равно будет звучать двусмысленно, и хочется мысленно ударить себя по лбу, может, от этого шестеренки в мозгу все-таки встанут на место и он начнет соображать, что вообще говорит.       Чифую на это лишь усмехается.       — Да, ты прав, кухонный стол — не лучшее место для отдыха. Что-то я сегодня совсем вымотался.       Казутора понимающе кивает.       — Тебе, наверное, непросто без Кейске?       — Непривычно, — мягко поправляет его Чифую. — Мы и не расставались толком ни разу с тех пор, как начали жить вместе, а это было, когда я только закончил школу. И теперь у меня в голове бардак и сумятица, — объясняет он, жмурясь и проводя ладонями по лицу, чтобы отогнать сонливость. — Но если бы не было тебя, если бы я остался сейчас совсем один — было бы совсем печально.       Он улыбается, и Казутору как молнией прошибает — и от этих слов, и от этой улыбки. Все звучит для него так обнадеживающе, хотя здравый смысл говорит ему, что надеяться тут особо и не на что. Он отмахивается от этих мыслей, чуть мотнув головой из стороны в сторону, и спрашивает:       — Баджи не звонил?       — Нет еще, только написал, что долетел и заселился в отель. Наверное, какие-то мероприятия начались уже сегодня, — предполагает Чифую.       — Или он просто лег спать, даже не разобрав вещи.       Этот вариант почему-то кажется Казуторе наиболее вероятным, и когда Чифую поддерживает его, на душе становится теплее.       — Позвоним ему завтра утром, или он сам позвонит, когда захочет. С ним все в порядке и это главное.       Казутора с этим полностью согласен. Чифую медленно встает с табуретки и потягивается, зевая.       — Сон я себе, кажется, перебил, так что… Чем займемся, Казутора?