Извини за безразличие. Я так флиртую

Чонгуку снится, что он где-то вне признанного мира. Темнота, льющаяся по его телу, трансформируется сначала в свет, блёклый по своей натуре, а потом отзывается болью в глазах. Противное мерцание одной жёлтой лампочки на потолке раздражает, остальной искусственный свет горит лунно-белым холодом. Чонгук пытается встать, но от неудобной позы у него затекли ноги. Попытка пошевелить туго связанными за спиной руками успехом не венчается. Чонгук дёргается, морщась от неприятной боли, и мельтешит руками, не в состоянии понять, почему же не удаётся наладить связь со своей координацией. Разжимая и сжимая ладони, Чонгук натыкается на чужие, еле тёплые руки, и хмурит брови, хватаясь за любые намёки на воспоминания, отделяя реальность от своих тревожных кошмаров. Их похитили. Предали некого Пака и решили уволочь его в трущобы преступного мира, а Чонгук, видимо, пошёл по краям, как невезучий проходимец. Никто иной, как случайная жертва, которую наверняка будет не жалко отдать на съедение изголодавшему тирану. Чон сглатывает и, подняв голову, рассматривает помещение с низкими потолками. В углу комнаты горит ярко-красный огонёк. Вероятно, камера. Значит, за ними наблюдают. Рот завязан пыльной чёрной тряпкой. Чонгук начинает виться из стороны в сторону, пытаясь разбудить того, кто сидит за его спиной. Кто бы это ни был. Чимин хмурится, чувствуя, как кто-то до боли сжимает его пальцы. Чонгук своими попытками разбудить наводит слишком большой кипиш. Пак пытается разомкнуть грузные веки. Голова болит неимоверно как. Чимин полусонно мычит, и Чонгук перестаёт тормошиться. Взгляд у Чимина фокусируется долго, реальность двоится. Пак оглядывает помещение с бетонными стенами, игнорируя ноющую боль в затылке. За спиной щелкает замок и слышится звон ключей. Чимин пытается пошевелить запястьями, но руки его связаны так сильно, что веревки буквально впиваются в кожу. — Так-так-так, какую рыбку я поймал в свою паутину, — торжествует вкрадчивый баритон. Чимин пытается сглотнуть и поднимает голову. — Мне говорили, что ты очень умён и слишком внимательно подбираешь себе окружение. Но вот разве ни глупость не учесть то, что каждым человеком можно управлять. Конечно, если знаешь его больное место, — мужчина засовывает руки в карманы, смотря на Чимина свысока. — Ты, конечно, молодец, что пытался подобрать себе охранников, у которых не было ничего похожего на семью, Чимин. Прям как у тебя. Проданный отцом в рабство и не знающий любви матери. Хорошо хоть тётя была, да? — вошедший подходит к Чимину и хлопает его ладонью по щеке. — Но ты просчитался. У твоего водителя был друг детства, с которым они были очень близки. Признаюсь, трудно было выйти на него, но ты же знаешь, трудности меня только распаляют. В конечном итоге он поставил его превыше тебя. Досадно, правда? Не иметь людей, которые несмотря ни на что будут ставить тебя на первое место. Мужчина медленно обходит Чимина и, встав напротив Чонгука, впивается большим пальцем в его подбородок, заставляя поднять голову. — Такой милый мальчик и в твоей машине, Чимин. Не знал, что ты пускаешь малознакомых парней, с которыми поигрался одну унылую ночь в постели, в свою детку. Или это кто-то, кто тебе дорог? Или потенциально тот, кто сможет стать твоим слабым местом, — мужчина убирает пряди с лица Чонгука. — Как тебя зовут? — незнакомец разрезает ножом импровизированный кляп и кидает изжёванный лоскут ткани Чонгуку на колени. — Скажи, ты его дальний родственник? Или вы с ним дружите? — Чонгук не реагирует, рассматривая лицо незнакомца. — Я тихо говорю?! Чонгук ведёт себя, как контуженный. Образ отпетого негодяя его не впечатляет. Хэсу не любит дешёвые спектакли показа неженок и намеревается привести Чонгука в чувство, ударив того по щеке, но вовремя сдерживается, оставляя сладкое на необъятное потом. Сейчас неинтересно. Чонгук погружён в состояние, которое похоже на то, что пластает перед болезнью: тяжёлое и муторное. Запястья саднят неприлично сильно, когда его тянут к себе — наверх. В помещении душно. Чон не вслушивается в то, что ему говорят, не улавливает различие между обычным тоном и повышенным. Единственное, что ему хочется, так это вдохнуть свежего воздуха полной грудью, пока рёбра не затрещат, и выпить бак воды, чтобы в горле не саднило так сильно пустыней. — Мы не знакомы. Я даже имени его не знаю, — Чонгука начинает пробирать кашель, и Хэсу отпускает его лицо, брезгуя. — Пф, быстро же ты расклеился. Я ведь только начал, — произносит мужчина и, с шумом выдохнув, обходит Чонгука плавной дугой, возвращаясь к Чимину: весь в надежде на то, что тот будет посговорчивее. — Извини, я был не очень гостеприимен, — незнакомец поднимает нож к уху Чимина, разрезая ремешок кляпа, напоминающий намордник, и кидает его на пол. — Хэсу, — хрипит Чимин и начинает вертеть головой, потому что один из приспешников похитителя начинает сверху лить ему в рот воду из стеклянного стакана, предварительно схватив за волосы на затылке, чтобы Пак смотрел вверх. — Пей, Чимин, ты долго был в отключке. Ладно. Развяжите их! — Чимин уворачивается, и вся вода стекает по подбородку, впитываясь в некогда белую рубашку. Чонгук дёргается, когда на его плечо ложится рука коренастого мужчины, который наклоняется, чтобы срезать с их запястий верёвки. — Думаю, ты будешь не против у меня погостить немного. Недельку. Или много месяцев, пока не двинешь. Чимин, разогрев кисти рук, начинает уже самостоятельно развязывать себе ноги, наивно полагая, что успеет врезать Хэсу по его смазливому лицу, пока тот не уйдёт. И никакое расстройство восприятия не замедлит оперативности его действий по своему освобождению. — Вон там лежит пистолет, — Хэсу кивает на небольшой столик, с усмешкой наблюдая за Чимином. — Твой кулон у меня. И знаешь, я готов тебе его отдать, если ты убьешь этого парня. Я обещаний на ветер не бросаю, а вот принципы твои знаю плохо, но, думаю, ты ангелочек во плоти, судя по тому, какие суммы в тебя вкладывали твои влюблённые богатые хозяева. Ты же больше не хочешь попасть к ним в руки? Они ведь до сих пор наивно полагают, что ты мёртв. И как у таких идиотов могло быть столько денег? — договаривает мужчина, наблюдая, как Чимин поворачивает голову через плечо и пристально смотрит на парня, чье имя так и не узнал за несколько часов контакта. Чонгук растирает побледневшие запястья, пугаясь идиотских речей мужчины в дорогом кашемире. Мурашки ледяной паутиной окатывают молодое тело. Он ведь даже на одну сотую долю пожить не успел. Столько лет угробил на учёбу, на надежды о светлом будущем, на постройку фундамента для потенциальной репутации. Деньги не пахнут. Но неужели металлический привкус крови будет не в счёт, если приложиться к бумажкам губами, признавая их превосходство. Заметив у Чимина во взгляде впалое раздумье, Чонгук начинает ощущать себя второсортной вещью и из-за этого погружается в состояние, когда контролировать скопление влаги в слёзных протоках невозможно. Глаза Чонгука становятся совсем оленьими, а нижняя губа начинает дрожать, как под холодным дождём. Чимин уверен, что с большей долей вероятности пистолет не заряжен, а значит, если он нажмёт на курок, то Чонгука, возможно, отпустят и не станут рыть о нём всю подноготную: поймут, что Чимину он действительно безразличен. Все выходят из помещения, включая людей с автоматами. Хэсу Чои, улыбаясь, покидает пределы маленькой камеры, напоследок любуясь Чимином, который теперь находится за решёткой, и закрывает их с Чонгуком на ключ. Чимин выдыхает, разминает затёкшие ноги, медленно подходя к низкому столику с облезшей краской и, взяв пистолет в руки, направляет хромированный ствол на Чонгука. — Домой хочешь? — рука Чимина, держащая оружие, стальная, и даже намёка на дрожь в хватке нет. Чонгук кивает, опуская голову вниз. Ему даже подняться не дали. Пристрелят прямо на стуле. Чимину хватает всего раз взглянуть на крепкий отвар человеческих эмоций на чужом лице, чтобы отравиться этим ядом. Да, после нескольких часов общения его много кто считал тварью, но Пак думал, что хотя бы во взгляде его была адекватность, которая гарантировала сохранение жизни при искренней жажде вкусить долголетие. Чимин не готов заключать любые договоры со смертью в пользу вещей из физического мира. По крайней мере в данной ситуации. — Как тебя зовут-то хоть? — спрашивает Чимин и снимает пистолет с предохранителя. — Чонг-гук, — после долгих секунд молчания голос дрожащий: сказывается неподдельное волнение. Чимин направляет ствол пистолета намного левее Чонгука, чтоб уж точно, если что, не попасть, даже если тот дёрнется, и нажимает на курок. Не заряжен. Чимин смотрит в сторону камеры, понимая, что Хэсу не дурак и легко поймёт, что Чимин и не целился в Чонгука. Чонгук открывает глаза через пару секунд после щелчка и не может понять: жив он или мёртв. Отрезвляющая боль запястий даёт понять, что смерть, по крайней мере, не мгновенная. Чонгук поднимает взгляд и смотрит в глубину потухших карих глаз, осознавая, что никакой пули, по сути, из дула не вылетало. Чимин безразлично выдыхает, мельком глянув на перепуганного Чонгука, и оглядывает их камеру, напоминающую унылую каменную коробку. Нет ни одного окна, и Чимин предполагает, что находятся они где-то под землей. Этого ещё не хватало. Если это те самые катакомбы, выстроенные по приказу Хэсу, о которых за последние пять лет ходило много слухов, то выбраться из них будет проблематично. Находясь в раздумьях, Чимин подходит к двум стульям, рядом с которыми валяются верёвки, и, подняв те за сиденья, отбрасывает к стене, чтобы не мешались, туда же пинает и верёвки с прочим хламом. — Слушай, этот Хэсу один из тех придурков, которые любят поиграть. Я не знаю, как быстро у нас получится отсюда выбраться, — прочистив горло, Чимин замечает, что есть ещё комната – поменьше, и идёт туда. Хоть в каморке темно, а выключатель не пойми где, легко понять, что это совмещённый санузел. — Черт, это очень плохо, что ты видел его лицо. Добровольно тебя теперь не отпустят. А попытками вызвать амнезию здесь, возможно, никто заморачиваться не станет. Чимин подходит к плоскости, которая, по всей вероятности, предназначена для сна. Подобие кровати выглядит, как деревянные доски, скреплённые между собой и обитые железом. Ложе подвешено к стене двумя цепями с двух сторон. Кровати две, в изголовьях лежат маленькие подушки, обтянутые серыми холщовыми наволочками. Чимин смотрит на Чонгука, который ходит из стороны в сторону. — Я никогда больше не подниму ничего на улице, — на редкость высоким тоном проговаривает Чон, останавливаясь около раковины. Вывернув кран, Чонгук выпускает судорожно радостный вздох, когда видит прозрачную воду, а не ржавую. Чон тут же умывает лицо, чтобы прийти в себя. — Хороший вывод из сложившейся ситуации, — отвечает Чимин, начиная везде заглядывать, дабы найти жучки, с помощью которых их наверняка уже прослушивают. На стене тикают доисторические часы. Стрелки тяжело перемещаются по циферблату, будто бы находясь в рабстве. Чимин подозревает, что время они показывают неправильное. — Если ты хочешь, чтобы мы выбрались отсюда, то постоянно слушай меня. Никакого самовольства. Ты не должен относиться ко мне хорошо, но мы должны научиться хоть немного, но доверять друг другу. Чимин подходит к двери, осматривая замочную скважину, и цокает, пытаясь сдержать смех: цилиндр настолько убогий, что его можно будет вскрыть обычной скрепкой. Да и замок такой простой не просто так: Хэсу хочет, чтобы он продемонстрировал свои способности взломщика. Только вот зачем. — Эй, малой, у тебя случайно нет невидимки? Чёлку свою ничем не закалываешь? — пытается пошутить Чимин. — Чего? У себя на голове поищи, — бросает Чонгук, отворачиваясь к стене. Под горлом пульсирует мерзкий ком. Чон рассматривает трещинки, чтобы прийти в норму. — Чонгук, — выплевывает Чимин, злясь, что его предыдущую речь про единство и разногласия плохо расслышали. Пак садится на пол, рассматривая свои разбитые наручные часы, которые встали, но ценность их была в другом: внутри было место для хранения двух скрепок и острой иглы. — Ладно, забей. Как думаешь, через сколько дней тебя хватятся? — Два? Четыре? — Чонгук округляет глаза, вспоминая, что на днях у него последний срок сдачи курсовой. — Да успокойся ты. Мы не будем сидеть здесь, как истуканы, — Чимин встаёт, берёт стул двумя руками за ножки, поднимая его вверх, подходит к камере и с размаху сбивает её. Услышав за спиной хруст и треск, Чонгук тут же разворачивается. Устройство повисает на проводах и начинает качаться из стороны в сторону. Чимин открывает часы, доставая оттуда две скрепки. — Иди сюда, садись рядом. — Чимин подлетает к замочной скважине, становясь на колени, и начинает сгибать скрепки под нужным углом, помогая себе зубами. — Я думаю, Хэсу так и планировал. Чтобы мы предприняли попытку сбежать, только вот я не думаю, что он предполагал, что это произойдёт так скоро, — одну скрепку Чимин сгибает под прямым углом, делая из неё рычаг, и вставляет изогнутый конец в нижнюю часть замочной скважины, стараясь просунуть его как можно глубже. Засунув второй кончик скрепки внутрь, Чимин начинает сдвигать стопорные штифты, медленно проворачивая цилиндр замка. Чонгук немного успокаивается и подходит к Чимину, давая понять, что готов помочь в любой момент. Штифты двигаются туго, и если с первыми тремя проблем нет, то четвёртый совсем никак не хочет поддаваться. Чимин шикает, краем глаза замечая широко распахнутые глаза Чонгука. — Не смотри так, ты меня сбиваешь, — в коридорах тишина, наказывать их никто не торопится. Замерев, Чимин проворачивает цилиндр, и дверь тихонечко открывается. Снаружи ни одной камеры, что, опять же, странно. — Не отставай, — Чимин встаёт на ноги, смотря вдаль коридора. Звук вентиляции мешает прислушаться. Чонгук облегченно выдыхает, думая о том, что, возможно, всё происходящее — это просто чей-то жестокий квест, коим его решили разыграть. Чон бесшумно следует за Чимином, прислушиваясь к каждому шороху. — Ты слышишь? — Чонгук шепчет еле слышно. — Вода капает. — Слышу, — проговаривает Чимин, пытаясь сосредоточиться. — Пошли. Эхо такое, что слышен каждый шаг. Дыхание кажется грузным и громким. Чимин смотрит на табличку рядом с их камерой, где выгравированы цифры: 27-29, и переводит взгляд на висящую вязанку кабелей, которая торчит из потолка. Стены облицованы камнем. Воздух, на удивление, чистый и свежий, без малейшей примеси сырости. Завернув направо, Чимин цокает, понимая, что извилистость всех коридоров в целом наверняка напоминает ребус для параноика. Чонгук же чувствует себя мышью в лабиринте, за беспомощностью которой сверху наблюдает хозяин. Звук капающей воды всё ближе. Чимин кончиками пальцев касается широкой трубы, которая уходит в потолок, и обжигается, одёргивая руку, потому что та горяча, как пекло. Чимин видит новую цифру: 23-30, и поворачивает налево. — Вот откуда капало, — в потолке люк, из которого просачивается вода. Лестницы к нему никакой нет. — Видимо, на поверхности идёт дождь. Сможешь меня поднять? Не тратя время на лишние слова, Чонгук наспех закатывает рукава толстовки и немного приседает, чтобы обхватить ноги Чимина, и рывком поднимает его вверх, пару секунд ища равновесие, чтобы не упасть. — Не дотягиваюсь, — произносит Чимин. — Присядь, я тебе на плечи сяду, — командует старший, и Чонгук слушается. Ощутив в полной мере, что Чимин на него забрался, Чон медленно встаёт, стараясь не упасть назад. Мужчина тянется руками к люку, пытаясь его провернуть. — Черт, он запаян. В коридорах полностью вырубается свет и становится не видно ни черта. Чонгук начинает часто дышать, и Чимин не слышит ничего кроме его встревоженных выдохов. Чон медленно опускается на колено, и Чимин с него слезает. — А вот это уже плохо, — Чимин не хочет играть в игры подобного рода. Благо он и в темноте уложит на лопатки любого. — Придётся идти на ощупь. Клади руку на плечо, — приказ вылетает на автомате, Чимин сразу пытается задать быстрый шаг. Он идёт впереди, держась рукой за стену коридора. По изменившемуся эху от шагов понимает, что вошли они в какую-то комнату. Явно просторную. Споткнувшись обо что-то, Чимин останавливается. — Так, давай разделимся. Доходим до ближайшей стены и по периметру ищем, куда идти дальше. Если находишь выход первым, то сразу зовёшь меня. — Хорошо, — Чонгук отпускает плечо Чимина, пытаясь разглядеть в кромешной тьме хоть что-то, но тщетно. …Чимин ощупывает стену по направлению вправо и натыкается на очередную табличку. На ощупь распознает цифры: 23-30. Такое ощущение, что раньше на этом месте было несколько комнат и их объединили в одну. Стена заканчивается, и Чимин облегчённо выдыхает. У потолка загорается красная точка, Чимин делает шаг вперёд, пытаясь понять, что это вообще: на камеру не похоже. Как только Пак совершает движение, проём за ним закрывается, издав резкий грохот. — Чёрт, — шикает Чимин. Красным горел датчик на движение. Быстро ощупывая стену длинного коридора, Чимин добирается до сектора 20-22, зацепив пальцами выпирающую табличку. Здесь у него впервые появляется выбор: повернуть или нет. Постояв секунд десять, Чимин решает пойти прямо: ему кажется, что где-то впереди он слышит чертыхания Чонгука. Пак начинает бежать, потом замедляет шаг, понимая, что больше ничего не слышит. Найдя длинный проход, Чонгук идёт по нему, не сразу понимая, что уже вышел за пределы комнаты. Он ступает тихо, касаясь каменной облицовки лишь кончиками пальцев. Зайдя в небольшое помещение, Чон натыкается на стул, измазанный в чем-то давно засохшем. Сердце Чонгука уходит в пятки, когда он справа начинает слышать скрежет цепей по каменному полу. Чон шикает ругательство, тут же закрывая рот и пятится назад, быстро разворачиваясь в противоположную сторону, чтобы уйти подальше от звука. В какой-то момент Чонгук ощущает поток воздуха за спиной: за ним задвинулась железная дверь. Скрипящий звук от цепей или чего бы там ни было остаётся позади, и гулкое сердцебиение немного успокаивается. Через долгие пять минут у Чонгука снова начинает ехать крыша от непонимания происходящего. Он спотыкается и падает на ладони, слыша, от кончика носа – прямо, странные звуки. Прислушиваясь, Чонгук понимает: зовут его, и, сглотнув, поднимается, тут же оглядываясь. Ощущение такое, будто за ним следит кто-то. Чонгук идёт медленнее: в ту сторону, где слышал голос Чимина. Уткнувшись в стену, Чонгук заворачивает направо и попадает в совсем маленькое помещение. В центре на стене снова цифра 23-30. Чонгук хмурится, потому что он уже сталкивался с этим числом: из-за этого возникают мысли, что он либо возвращается туда же, где он уже был, либо же цифры повторяются. Пройдя ещё немного вперёд, Чон понимает, что вошёл в такое же мизерное помещение. Проведя рукой вдоль стены, Чонгук нащупывает табличку с цифрами 20-22 и останавливается, прислушиваясь к чужим шагам. Чимин слышит едва заметное дыхание впереди и подходит. — Честно говоря, я не понял, каким образом мы встретились, — выдыхает Чимин, выпрямляя руку, чтобы понять, правильно ли он определил расстояние между собой и Чонгуком. Ему кажется, что между ними метр. — Чимин? — голос Чонгука раздаётся не спереди, а вообще где-то далеко и сбоку. У Пака на долю секунды замирает сердце от неожиданности. Будь они знакомы с Чонгуком чуть дольше, Чимин бы понял, что у него манера дышать другая. Чимин допускает ошибку: поворачивает голову направо, когда надо уворачиваться. Сильный удар приходится в правую челюсть. Чимин валится на бетонный пол. В ушах начинает гудеть так, будто его запихнули в центр огромного орга́на. Чимин поднимает глаза в темень, пытаясь отползти в сторону, но получается откровенно плохо. После второго удара, прилетевшего в голову, Чимин падает без чувств виском на холодный каменный пол. Чонгук оборачивается на отзвуки драки, всматриваясь в темноту, и широко открывает рот, пытаясь вырваться вперёд, когда его хватают за руку, выворачивая её.