Извини за безразличие. Я так флиртую

Чимин просыпается вымученным, ощущая себя так, будто бы попал на следующий уровень игрушки, которая была запущена в режиме: «На выживание». Во рту сухо. Затылок режет болью. Кто-то ходит туда-сюда. Где-то справа так вообще — глушат визжанием перфоратора. Чимин буквально заставляет себя открыть глаза и тратит долгие секунды на то, чтобы понять, где находится: по сути, застоявшийся воздух той же самой комнаты, откуда они с Чонгуком пытались сбежать. Пока глаза привыкают к свету, Чимин осознаёт, что верхняя часть его тела — в смирительной рубашке. Попытавшись дёрнуться, Пак ощущает, как на его плечах натягиваются цепи. Толстые звенья уходят в стену. Железки крепко сжимают руки, но не до такой степени, чтобы конечности затекали. Признаться честно, даже у зверька, находящегося в вольере, больше полномочий. — Эх, Чимин, Чимин, — раздаётся низкий мужской голос справа, и Пак поднимает голову, рассматривая Хэсу усталым взглядом. — Сломал камеру. Вскрыл дверь. Пытался сбежать от меня. Постоянно забываю, что ты здесь у меня не один. Так зачем ты так со мной? Тебя что-то не устроило? — Пошёл ты, — прыскает Чимин, поворачивая голову в сторону двух мужиков, которые устанавливают им новую камеру и дверь. — Тебе не стоит быть таким грубым. Игрушка должна уважать хозяина, — произносит Хэсу игривым голосом, но Чимин его уже не слушает. Чонгук приходит в себя немного позже. Негодующе жмурится от яркого света: какой-то мужчина пытается насильно открыть ему веки, чтобы посветить в глаза фонариком. Встрепенувшись, Чонгук принимает сидячее положение, пятясь назад, и натыкается спиной на острый выпирающий камень, торчащий в стене. Находясь в шоке, Чон сжимает край кровати, начиная оглядываться по сторонам. Поза Чимина на полу бросается в глаза сразу же. Удивление сменяется на непонимание. Чонгук даже не сразу Чимина узнаёт. Чон проводит костяшками по рассечённой губе, пялясь на Чои, стоящего в центре комнаты. — Ну? Скажешь что-нибудь? — цокает Хэсу, поворачивая голову в сторону Чонгука. — Настолько сильно ударили? С вами так скучно, — мужчина выдыхает, разминая шею. В коридоре раздаётся грохот, и Чои выходит из камеры, чтобы холодным взглядом посмотреть на подчинённых, которые взяли и вот так просто уронили новую тяжёлую дверь для установки. — Поторопитесь, у вас ещё куча дел, — бросает Хэсу и возвращается в камеру, ухмыляясь, но взгляд его всё так же пестрит пустотой. Уловив этот странный нюанс, интуиция Чонгука снова посылает ему знаки тревоги: даже предположить нельзя, что у этого безумца на уме. Хэсу разглядывает прикованного Чимина со всех сторон, расхаживает вокруг него, любуясь тем, как же хорошо выполнили его приказ. Хэсу слюнявит палец и убирает с виска Чимина запёкшуюся кровь, не брезгуя от слова совсем, потом садится на корточки, ожидая, что Чимин поднимет на него взгляд и посмотрит так, чтобы глаза в глаза, но Пак не планирует делать ему такой подарок. Хэсу ждать умеет. И совсем скоро хочет увидеть новые оттенки эмоций на лице Чимина: когда тот поймёт, что многоступенчатую систему защиты обойти невозможно. Комбинаций-то на замке миллионы. Проще умом тронуться и воображать, что ты на свободе. Технически Чимину не удрать, и Хэсу интересно, к каким вариантам побега Пак может ещё прибегнуть. Разумеется, только тогда, когда сможет встать с колен и освободиться от привязей. — Пить, — хрипит Пак, поднимая на Хэсу тяжёлый взгляд. Виски обжигает боль, и Чимин жмурится, опуская голову. — Торжественно заявляю, что вы можете пить вон из той раковины, — мужчина кивает в угол комнаты. — Помереть от местной воды вы не должны, а вот привыкнуть к ней придётся. Может поболеть живот. Или даже наизнанку вывернуть. Давай, Чонгук, напои своего сокамерника. — Что ты несёшь? — злится Чонгук, хмуря брови. — Пить Чимин хочет. Принеси ему воду, — даёт команду Хэсу. — Давай по быстрому. Чонгук поворачивает голову и смотрит на говорящего, как на придурка, потом переводит взгляд на Чимина, который тяжело дышит ртом. — Стакан, — грозно и без намёка на уважение кидает Чонгук. — Стакан — это скучно. А обезвоживание при сотрясении так вообще — гадость редкостная. Даже врагам не пожелаешь. Но я уверен, ты что-то придумаешь. — Хэсу засовывает руки в карманы, раздражённо смотря на время. Механик направляет камеру ночного видения в центр комнаты и спускается с лестницы, не смея смотреть Чои в глаза. — Думаю, первобытные люди подходили к речке и черпали водицу ладошками, — бросает Хэсу, направляясь к выходу. Чонгук ещё поплатится за свой неуважительный тон. Мужчина с татуировкой Венеры из картины Боттичелли на левом плече с хмурым видом вырезает гнёзда под новые дверные петли. Курить в катакомбах Хэсу строго настрого запретил. Чои оборачивается, напоследок глядя на Чонгука. — Если и дальше хочешь дышать, не трогай камеру. И попои своего этого… Сокамерника. Скоро увидимся. Возможно, я приглашу тебя к себе в гости. — Не стоит, — выдаёт Чонгук, пытаясь встать. — Ещё как стоит, — у Хэсу в глазах появляется искра азарта. — Ты же хочешь, чтобы Чимина развязали? Ему ведь прилечь надо, чтобы сотрясение прошло быстрее. Да и убирать за ним, я думаю, ты пока не готов, — Хэсу улыбается, вороша в карманах кожаной куртки руки. — Ладно, желаю вам хорошего времяпровождения. У вас вон даже уборная есть. Так что стоило быть хоть немного, но благодарными. Хэсу уходит, и шаги его долго ещё разносятся эхом по коридорам. Мужчина, устанавливающий двери, даёт указания своему напарнику, на лице у которого кислородная маска с уходящей под одежду трубочкой. На Чонгука и Чимина они не обращают никакого внимания. Чон смотрит на Чимина, решая, что же делать. Видимо, выбора действительно нет, как и стакана. Чонгук включает воду и тщательно трёт ладони, смывая накопившуюся пыль и грязь. Процедура занимает у него несколько минут. Набрав холодную воду в ладони, Чонгук плотнее сжимает пальцы, чтобы вся вода не вылилась ещё на половине пути. — Я руки помыл, — утверждает Чонгук, словно Чимин не слышал, как он их намывал. Пак дышит, открыв рот, и смотрит на ладони Чонгука, где блестит вода из подземных вод. Натягивая цепи, Чимин хочет быть ближе к чужим рукам, подозревая даже, что Чонгук захочет над ним поиздеваться. Но Чон без тени издёвки подносит прохладную жидкость как можно ближе к лицу Чимина, давая понять старшему, что тому никак не придётся напрягаться, дабы утолить свою жажду. Пак прикасается губами к смуглому ребру ладони темноволосого парня и пьёт жадно, игнорируя ледяные капли, стекающие по подбородку и шее. — Ещё, — Чимин пытается принять другое положение, ибо ноги затекать начинают, но его замысел в реальность воплотить не так-то просто: длина цепей рассчитана лишь на то, чтобы стоять на коленях, либо же на то, чтобы немного привстать. В глазах начинают бегать мушки, когда Чимин наблюдает за тем, как Чонгук проворачивает кран, снова подставляя руки. Чимин садится, выпрямляя ноги, еле как дотягивая пятой точкой до пола. Оковы сильно сжимают его плечи, а значит и в таком положении он не сможет протянуть долго. Подставив ладони ко рту мужчины ещё раз, Чонгук замечает, что щеки у Чимина горячие. — У тебя есть идеи, как снять эти цепи? — Чонгук осматривает оковы, прикасаясь к ним замёрзшими пальцами. Чимин поворачивает голову и смотрит на свои плечи. — Канала для ключа нет. Такие кандалы обычно сцепляются раз и навсегда. Я лишь раз видел, как их снимали с живого человека. Дисковой пилой. И по-моему, тому человеку задели тогда одну из рук. Мне было двенадцать, и я до сих пор помню, как он орал, — Чимин снова встаёт на колени, потому что плечи затекают, и смотрит на Чонгука из-под растрёпанной челки, натягивая цепи. — Посмотри лучше, можно ли развязать эту чёртову смирительную рубашку. Тем временем мужчины устанавливают код снаружи камеры, и Пак поворачивает голову в их сторону, прислушиваясь. Чонгук садится перед Чимином на колени, начиная рассматривать со всех сторон его зафиксированные руки. Пароль — шестнадцать цифр, которые пикнули под уверенным нажимом. Значит, записаны на носителе. Четное число. Чимин округляет глаза, пытаясь понять, почему именно такое количество знаков. Чонгук осматривает смирительную рубашку и понимает, что сзади она ещё и сшита. Причем толстыми верёвками, коих штук восемь. Все по отдельности, все независимы, все по горизонтали. Руками уж точно не порвать. Чонгук осматривает камеру, напряжённо думая. Ищет хоть что-то, что им поможет. Конечно же, лазейку им оставили: под кроватью лежит небольшая острая балка. Медленно дойдя до кровати, Чонгук залезает под подвесное ложе, встав на колени, и отдирает железный обрубок от пола. Вернувшись к Чимину, Чон начинает миссию по спасению. …Спустя долгих сорок минут одну верхнюю верёвку удаётся спилить лишь наполовину. — Чёрт, — Чонгук опускает затёкшие руки, вымученно поглядывая на дверь. Чимин смотрит в одну точку, задумавшись о чем-то своём. Спустя два часа Чонгук откидывает в сторону первую разрезанную верёвку и садится на пол, чтобы отдохнуть. Снова даёт знать о себе жажда. Когда Чонгук наклоняется к крану, чтобы попить, то чует, что к ним пытаются вломиться незваные гости: слышно, как набирают длинный код. Чон поворачивает голову, упираясь руками о раковину. У входа появляются силуэты двух мужчин с автоматами. — Чон Чонгук, пройдёмте, пожалуйста, с нами. Чимин поднимается голову, пристально смотря на младшего. — Куда? В глубины жопы? — дерзит Чонгук, видя, как один из мужчин достаёт электрошокер. — Если эта тварь начнёт к тебе приставать, врежь ему хорошенько, — Чимин знает, что у Чонгука нет другого выхода, кроме как пойти к Хэсу. Пак опускает голову, потому что та болит очень сильно. — Ах да, — хрипит Чимин, — сильно не зли Хэсу. Я не знаю, что у него на уме. Ничего личного, просто один здесь я с катушек слечу. Чонгук смотрит в стену, скрестив на груди руки. Может, получится договориться? Чон не знает, что нужно этому похитителю. Поэтому резонно, что Хэсу хочет с ним поговорить. — Я скоро, — кивает Чонгук и идёт к выходу. Двое мужчин расступаются, давая ему пройти вперёд. — Я сам буду идти. Пихать меня в спину не надо, — Чонгук с пренебрежением смотрит на снайперские автоматы в руках очередных шестёрок и шагает в темноту коридора, где ещё холоднее, чем в камере. Мужчины опускают на глаза очки ночного видения и ступают следом за Чонгуком, левый — молчит, в то время как правый всегда грубо предупреждает Чонгука об очередном повороте. В огромной комнате мужчины берут Чонгука с двух сторон за плечи, чтобы тот не потерялся. Да и вести его так удобнее: побежит ещё, врежется в стену, а Хэсу кровь лицезреть не особо любит. Идут они достаточно долго. В какой-то момент один из мужчин набирает код в тотальной темноте. Чонгук тянется рукой, чтобы ощутить хоть какие-то выпуклости кнопок, но его бьют прикладом в шею за самовольство. Температура воздуха меняется, словно заходят они в совершенно другой сектор: даже пахнет иначе. Последний коридор Чонгук запомнит, как самый длинный в своей жизни. Когда Чон спотыкается, его вовремя подхватывают. Видимо, дошли. Один из охранников открывает дверь и пихает Чонгука в спину, намекая, что тот слишком много секунд стоял столбом. Хэсу сидит с включенной настольной лампой, которая горбато свисает над резным столом из белого дерева. Интерьер дорогой, но атмосфера жуткая. Много мебели в стиле эпохи Возрождения. А Хэсу в личном кабинете сидит, как гранёный бриллиант, красавец-гад, который до сих пор не наигрался в игры и решил воплощать свои задумки в реальность до тех пор, пока тошно не станет. А ему не станет. — Чай, кофе? — Хэсу разглядывает Чонгука с ног до головы, вертя между пальцами кулон. Чон узнаёт вещицу сразу же. Из-за неё бед у него теперь страх сколько. — Пожалуй, откажусь, — Чонгук выпрямляется, чтобы стоять ровно. В личном кабинете у главаря подземной шайки температура нормальная — ни холодно, ни жарко, скорее тепло. — Вы же понимаете, что у Чимина действительно может быть сотрясение. Ему нельзя долго находиться в таком положении, — взгляд Чонгука на секунду цепляется за огромную коллекционную статуэтку летящего беркута, и воображение сразу рисует картину, как та всем весом прилетает Хэсу в затылок. — Знаешь, я рад, что вы понемногу находите общий язык, — Хэсу, убрав ноги со стола, поднимается и идёт к Чонгуку, медленно начиная его обходить. Встав позади гостя, Чои начинает рассматривать парня с ног до головы. — Знаешь, а ты ничего так. Мне очень сложно поверить, что вы с Чимином были знакомы меньше суток до того, как попали сюда, — Хэсу отходит к мини бару у стены и наливает себе в снифтер коньяка. Чонгук пытается понять, на каком мониторе Хэсу следит за ними, но не находит ничего отдаленно похожего на экран. — Я готов пойти тебе на встречу и позволить Чимину прилечь на его прекрасную подвесную кроватку, — Хэсу лишь нюхает крепкий напиток и, не сделав ни единого глотка, ставит стакан на барную стойку, не спеша направляясь в сторону Чонгука. — Но за всё нужно платить. Ты в курсе? Чонгук стоит, не оборачиваясь, прислушивается к звукам сзади. — Говори прямо. И быстрее, — бросает Чон, ощущая, как Хэсу подходит к нему вплотную, оставив между ними сантиметров пять, и начинает принюхиваться. К его разочарованию Чонгук пахнет лишь раздражением и непониманием. А ещё обычным желанием выспаться. — Ну тебя я хочу. Снизу, — Хэсу кладёт руку на бедро Чонгука, подходя к тому ещё ближе, и морщится от того, что джинсы парня за сутки успели изрядно запылиться. — Такого красавчика, как ты, я могу даже самолично помыть, — Хэсу на секунду проводит кончиком языка по шее Чонгука. Чонгук широко распахивает глаза, пребывая в полном шоке. Ещё ни один мужчина без тени сарказма не говорил ему, что хочет поиметь. Чонгук дёргается в сторону, сильно пихая Хэсу локтем в живот, и тут же вытирает шею. — Ты бессмертный? Меня парни не привлекают, — Чонгук держится. Не показывает ни усталости, ни сонливости: боится любого намёка на слабость, стоя рядом со стервятником. Хэсу смеётся, лукаво поглядывая на Чонгука, в глазах мужчины мелькает многое: от оттенков жестокости до полутонов влечения. — Да каждый второй мужчина на этой земле бисексуал, и я уверен, что ты тоже. Даю гарантию, — Хэсу игриво посылает Чонгуку воздушный чмок. — Ладно, давай усугубим ещё на один шаг. Хочешь посмотреть, как Чимин мучается дней так, к примеру, десять? Я организую, — Хэсу поднимает брови, смотря Чонгуку в глаза, и снова нарушает дистанцию между ними. — Даже предположить боюсь, что станет с его руками. А ещё он от головной боли может слететь с катушек. — Ты хочешь трахнуть меня на почве жалости к другому человеку? — спрашивает Чонгук, немного отходя от приближающегося Хэсу. Чимина он не знает от слова совсем, точнее знает только то, что он хороший взломщик с «высокими» моральными принципами, но смотреть дней десять, как тот мучается ему не хочется от слова совсем. — До сих пор думаешь? Да уж. Он точно не семья тебе. Хорошо. Давай тогда перейдём к твоим подтвержденным близким, — Хэсу подходит к своему столу и садится на край, прожигая Чонгука томным взглядом. — Помнится, ты упоминал о том, что тебе нравится Чимин, — Чонгук тянет время, потому что нервничает. — А я натурал. — Поверь, если бы мне нравился Чимин, — Хэсу закатывает глаза, — то мои люди бы так с ним не обращались. — Хэсу снимает пиджак и кидает на стол. — Так что. Согласен? Встать передо мной на колени ради какого-то малознакомого Чимина? Или, может, во благо здоровья своих родителей? — Чего? — Чонгук прищуривается, строя гримасу отвращения. — А по-моему плата очень маленькая. Ты делаешь приятно красивому мужчине, а он в ответ избавляет тебя от необходимости любоваться тем, как мучается другой человек. И ах да, ещё мама твоя живёт себе дальше в целостности и сохранности. Дышит дома, а не в больнице. А отец не получает никаких производственных травм. Это так, к примеру, — Хэсу поднимает брови, заглядывая Чонгуку в глаза. Чонгук болезненно выдыхает, когда слышит возможные исходы ближайшего будущего своих родных. В услышанное поверить сложно, как и вообще в то, что он сейчас не в университете на парах, а в каких-то засекреченных катакомбах в окружении психов. Чон смотрит в пол, напряжённо думая. — Меня? — задает ни с того ни с сего вопрос Чонгук, и по его телу начинают бежать мурашки. — Ну? Быстрее начнём, быстрее закончим? — Чои подходит к Чону, запуская руку в его волосы на затылке, и тянет вниз с нажимом, внимательно наблюдая за реакцией. Чонгук ударяет по чужой руке сразу же, до сих пор не веря в происходящее, уворачивается и тут же замахивается, чтобы врезать в челюсть. Хэсу показушно шипит, отходя в сторону. Чонгук ненавидит, когда посторонние прикасаются к его волосам. После долгого зрительного контакта, Хэсу достает телефон, открывает запароленный чат и начинает листать фотографии мужчины и женщины средних лет, показывая их Чонгуку. У Чона ком застревает в горле. На последней фотографии его мама выглядит достаточно взволнованной, словно поняла уже, что с сыном её что-то случилось. — Давай Чонгук, не так это страшно, — подбадривает Хэсу. Чонгук, пошатнувшись вперёд, медленно начинает спускаться на колени, всё ещё не веря, что делает это. Он даже на долю секунды не смотрит на Хэсу снизу вверх. Не показывает его власти над собой. Чонгук рассматривает ковёр под столом, посылая всю доминантную ауру Чои к чёрту. — Не ну это скучно, — Хэсу демонстративно разворачивается на сто восемьдесят градусов на каблуках, отходя от Чонгука в сторону. — Знаешь, Чимин бы на твоём месте лучше бы сдох, чем опустился на колени перед кем-то. И плевать бы ему было на любого рода угрозы. Хотя вот не факт. Я уверен, слабые места есть у всех. Просто у него я ещё не нащупал, — Хэсу кусает нижнюю губу. — Признаться, я привык, что мне всегда о всех всё очевидно. А ты весь такой… Выращенный в любви и в адекватной семье, что аж противно, — Хэсу морщится. Он хочет принизить Чонгука за его слабости: за всевозможные привязанности, за ту любовь, которую ему сумели подарить родители. Чтобы свести с ума такого, как Чимин, одного здорового морального состояния мало, да и внешности тоже: хотя смазливости у Чонгука хоть отбавляй. — Я не считаю, что даже нотки жертвенности — это показатель чего-то такого, что прям вах и мир спасёт. Понимаешь? И Чимин думает так же. К тому же, ты натурал и вряд ли умеешь нормально делать минет. Покусаешь ещё меня, — Хэсу подходит к Чонгуку, который успел уже подняться и отряхнуть колени, на которые успело налипнуть неосуществлённое унижение. — Да ты реально псих, — бросает Чонгук не в состоянии переварить, что ему только что сказали. — Я принял позу, в которой мне было бы удобнее всего оторвать твой член, чтобы посмотреть потом, как ты истекаешь кровью. — М-м, а ты ничего так. С характером. Знаешь какое удовлетворение на сердце чувствуешь, когда удаётся добровольно нагнуть такого, как ты? И не узнаешь. Университетский затворник, — Хэсу пихает руки в карманы, доставая оттуда зажигалку и щёлкает ей, но ничего похожего на сигареты не достаёт. — И всё-таки, домой ты хочешь вернуться очень сильно, — Хэсу перескакивает с темы на тему. Размышляя, проводит большим пальцем по колёсику для поджига, раздражающе им щёлкая. — Ты играешь очень грязно, — осуждающе произносит Чонгук. — Да не, это пока слегка, — Хэсу наигранно широко распахивает глаза и становится похож на человека, который вышел на волю после года реабилитации в психушке. — Ладно, давай перейдём к делу. Мне действительно от тебя кое-что нужно. Кулон этот, — Хэсу отодвигает верхний ящик и берет оттуда украшение, — стоит бешенных денег. Но только в паре со своей такой же частью. Я знаю, что вторая часть у Чимина, и он в курсе, где она спрятана. Тебе нужно будет узнать это у него. И если ты не будешь справляться, твои родные будут по одному попадать в больницу с тяжёлыми травмами. А у тебя их много. Разбросаны по всей Корее. Как тебе такое? Ещё грязнее? Не правда ли… — Засунь свои угрозы себе… — Ты же в курсе, что за каждое грубое слово тебе придётся заплатить? — Хэсу подходит к барной стойке, берёт бокал на коротенькой ножке и отпивает коллекционный коньяк. — Сколько тебе времени дать, чтобы ты разузнал, где находится вторая часть моего кулона? Чонгук глушится молчанием. Он без понятия, сколько нужно, чтобы выстроить доверие с Чимином. Чонгук кроме своих родных ни с кем в жизни не жил в одной плоскости долгое время. — Максимум могу дать тебе тридцать дней. А теперь свали с моих глаз. Донсу! — громко зовёт Хэсу, взяв в руки рацию. — Гостю нужно обратно в свою нору. Будь с ним особо нежным. Он обращался со мной очень почтительно, — мужчина кладёт рацию на стол и разваливается на стуле, ожидая своего подчинённого. Дверь открывается и там показывается здоровенный мужик: один из тех, кто привёл Чонгука. При нормальном свете оружие в руках верзилы выглядит как фальшивка для запугивания, но Чонгук не готов проверять, способен ли автомат воспроизвести череду выстрелов. …Охранник идёт следом за Чонгуком, которого не надо толкать, чтобы тот шёл своим ходом. Мужчина изредка предупреждает Чона о том, что сверху торчат кабели, чтобы парень их обходил, ведь глаза Чонгука в кромешной тьме не видят ни черта. Младший выглядит понуро. Молчит. Когда они доходят до входа в «родные» катакомбы Чонгука, Донсу открывает массивную дверь и, сняв с себя автомат, замахивается, ударяя Чонгука прикладом по голове и, пока тот не опомнился, толкает ногой внутрь, тут же закрывая дверь. Теперь путь до своей камеры Чонгук должен будет найти самостоятельно. Чонгук теряется на долгие минуты. Со стонами шипя от боли, потирает место удара. Сонливость из-за темноты усугубляется. Чонгук делает первый шаг и его ведёт в сторону. Из-за головокружения он постоянно ищет опору. Стены холодные и влажные: видимо, на поверхности раннее утро и поэтому образуется конденсат. До камеры Чонгук доходит минут через сорок. Никаких странных звуков, один только гул в ушах. Ко всему прочему, многие двери закрыты и не встаёт выбор: в какую же сторону пойти. Добравшись до камеры, Чонгук медленно заходит, осматриваясь. Мужчина, ждавший его у входа, закрывает за ним дверь, которая несколько раз пищит, сообщая о полной блокировке. На кровати лежит Чимин, освобождённый от цепей, но всё так же находящийся в смирительной рубашке. Пак спит, или Чонгуку так кажется. Чон рассматривает своё подобие постели, где лежит сменная одежда: чёрное термобелье, широкие брюки-джинсы, новое нижнее бельё. На полу у подвесной кровати валяются ботинки. — Бля, Чонгук, я рад, что ты здесь, — Чимин пытается подняться и жмурится: у него дико болит шея и верхняя часть спины. — Мне короче надо отлить. Помоги расстегнуть штаны. Дальше я сам. Ну и застегнуть потом надо будет. Я думал сдохну, пока ты придёшь. Этому верзиле плевать было на мои просьбы.