Извини за безразличие. Я так флиртую

Чимин открывает глаза, понимая, что теперь даже такая обыденная вещь, как дыхание, даётся ему с трудом. Чувство такое, будто он уснул в плюс сорок без кондиционера в арендованной квартире с кем-то после бурной ночи. Осознав, что рядом с ним никто иной как Чонгук, Чимин убирает с парня руку, прекращая его обнимать, и пытается подняться. — Хэсу – придурок, — хрипит Чимин, сжимая руками раскалывающуюся от перепада температур голову. — Чон! — зовёт Пак. — Глаза открывай. Мы сейчас тут расплавимся. Чонгуку снится, как он лежит на спине в центре мирового океана и даже пасмурный бред сверху не напрягает. Покоя не даёт одно: вода, которая принимает его в свои объятья, постепенно нагревается. Чонгук стискивает зубы, когда на поверхности начинают лопаться мелкие пузыри: словно земное ядро хочет выбраться на поверхность. Попытка принять вертикальное положение в полной мере раскрывает многокилометровую глубину, которая зияющей бездной всасывает Чонгука вниз. Голос извне распознаётся в режиме «вакуум». Сквозь сумбурный кошмар Чонгук открывает глаза, рассматривая тусклую комнату и Чимина; клюёт носом, слезая с кровати, одной рукой тянется к бетонному полу. Пак вовремя подхватывает его за плечо и тащит вверх. — Че-ерт, грохнуться тут ещё не вздумай, — цокает Чимин и ведёт Чонгука в сторону умывальника. Вывернув смеситель, Пак набирает полную ладонь холодной воды и плескает сначала себе в лицо, потом Чонгуку. Чон воспринимает это больше как издёвку, ведь для того, чтобы прийти в себя этого мало. Гук опускает уже свои руки под студёный напор и умывается, зачёсывая мокрыми руками волосы назад. Подойдя к окну, Чимин подставляет руку к прутьям решётки. К счастью, горячий поток воздуха из коридора к ним больше не прёт. Сжав переносицу, Пак идёт в сторону ещё более маленькой коморки: туда, где к потолку привинчена лейка. Чонгук следует за ним, чтобы окончательно не расплавиться, потому что если температура повысится ещё хоть на немного, то Чон передвигаться сможет только на четвереньках, ибо жара такая – за пределами его сил и возможностей. — Нельзя сразу под холодную воду, — предупреждает Чонгук, дыша ртом. — Знаю, — бросает Чимин, настраивая тёплую струю. Сняв обувь там, где сухо – ближе к раковине, Чимин встаёт в одежде под поток. Когда джемпер намокает, Пак решает его снять, хотя сделать это нужно было ещё давно. Услышав зашибленный гул ветра, Чимин поднимает голову в поиске источника. В углу у потолка – вентиляция. Бросив взгляд на разувающегося Чонгука, Пак подходит к стене и, встав на носочки, подставляет к пластиковой решетке руку и с удивлением понимает, что оттуда дует прохладный воздух – маленький намёк, что им лучше оставаться тут. Чимин поворачивает голову, когда слышит, что входную дверь кто-то открывает. Пак медленно идёт к проёму, который ведёт в их главную комнату, и резко тормозит, когда видит перед собой мужчину с автоматом в белом комбинезоне и в кислородной маске. Позади него — ещё двое человек, которые пришли, видимо, в качестве клининговой компании «Под землёй, но не сломлены». Чон выглядывает из-за спины Чимина и слабо хмурится: — Это ещё кто? — Горничные местной фауны, — поясняет Чимин и идёт к душу, чтобы умыть лицо холодной водой. — Либо дезинфицировать будут, либо искать что-то, — Чимин прижимается к кафельной стене, чтобы рассмотреть через мужчину с автоматом, что там в их камере происходит. Пак видит лишь спину другого человека, который достаточно невысок и с ног до головы обтянут таким же белым костюмом; комбинезон этот, видимо, с каким-то охлаждающим эффектом. По хрупкому телосложению Чимин предполагает, что это девушка или женщина и, завидев нотки обречённости и понурости в движениях, понимает: та плачет. Уборщица включает беспроводной пылесос и начинает быстро им орудовать. — Я думал нам всунут тряпку в зубы, чтобы мы сами за собой убирали, — Чимин переводит взгляд на Чонгука, скрестив на груди руки. — Одну на двоих с условием, что мы должны будем помыть пол вместе, — шутит Чонгук, вытирая ладонью с шеи капельки пота. Чимин смеётся, услышав реплику Чона, и, прижавшись спиной к влажной, тёплой плитке, спускается на корточки, потому что, по сути, больше нечего делать. Мужик с автоматом смотрит прямо на них. У Чонгука чёлка ко лбу прилипла и взгляд слишком уж уставший, поэтому похвально, что с таким-то замученным видом он решил поиграть в гляделки с вооруженным душнилой. Когда температура в камере более-менее приходит в норму — опускается ниже тридцати градусов, клинеры уходят восвояси. Чонгук выходит из небольшого совмещённого санузла первым. Войдя в камеру, Пак замечает ведро с тряпками в углу комнаты, на кроватях в стопочку свёрнуты новые комплекты одежды, а на небольшом столике стоит очередной поднос, где куча еды. Чимин берёт оттуда зеленое яблоко и ложится на кровать, подперев голову рукой. — Всё могло быть хуже, — заключает Чимин и кусает кислый плод. Его спокойствие Чонгука удивляет и немного напрягает. — Слушай, а ты чем по жизни занимался до того, как попал сюда? — спрашивает Чимин у Чонгука, как у сокамерника, которого упекли за какое-то серьезное правонарушение. — Учился, учился, а потом опять учился, чтобы поступить в университет. Но теперь это неважно, потому что меня, скорее всего, оттуда выпрут, — сощурив глаза, недовольно лепечет Чонгук. — Я, как помню, даже и не мечтал куда-либо поступить. Да мне даже школу не дали закончить, — пропускает смешок Чимин. — Ну и на какую профессию ты там напрягался? Или как там это называется? — Ты про специальность? — вставляет Чонгук. — Я архитектор-проектировщик. Должен был им стать, по крайней мере. Рисую иногда. Для себя, на продажу. Из интересного... рисовал иллюстрации для детской книги. — Что-то я в твоей квартире картин не видел, хотя может темно было, — Чимин хмыкает, удивляясь, что попал в передрягу с таким творческим человеком. — Если доживу до пика твоего карьерного роста, то может увижу, как по твоим проектам застроят весь город подчистую. К чертям. Только, пожалуйста, не делай проекты катакомб, — Чимин закатывает глаза и переводит взгляд на Чонгука, натянуто улыбаясь. — Ты бы смог создать что-нибудь наподобие этого? Я про эту дыру, где мы сейчас. — Будь у меня достаточно времени, я бы создал что-нибудь и получше. Вопрос в другом. В том, сколько денег готов выделить инвестор для постройки, — поясняет Чонгук, рассматривая потолок и стены камеры, словно видит их впервые. — Ох, уж с этим проблем у Хэсу никогда не будет. Думаешь, ему нужен мой кулон, потому что ему денег не хватает? Не-ет, — Чимин замолкает. — Он меня хочет получить в единоличное пользование. Но порой даже страх смерти не может смотивировать подчиниться, — Чимин нюхает яблоко, потому что вкус у него странный, будто бы напичкано оно ароматизаторами как внутри, так и снаружи. Чонгук пытается переварить услышанное, не до конца понимая, что именно имел в виду Чимин, но догадки у Чона определённо были и варьировались от самых бредовых до более менее адекватных. Не доев плод, Пак кидает полуогрызок в урну и берёт контейнер, утрамбованный рисом. — Еда сегодня на редкость отвратная. Ты тоже чувствуешь, что гадость редкостная? — спрашивает Чимин, и Чонгук смотрит на свой рис в соусе, к которому ещё не успел притронуться. — Сейчас оценим, — Чонгук переключается на еду, радуясь тому, что ему не придётся больше представлять, как бы он чертил план ещё одних катакомб для Хэсу. — Жаль, что у них тут нет книги жалоб и предложений. Я поставил бы им две звезды, — Чимин хмыкает и ложится обратно на кровать. Настроение у него хорошее: как раз, чтобы поговорить. — Давай я опишу слово, а ты отгадаешь, что это такое. Начнём с вещей. Гадкий, идейный чёрт. Нарциссичный, с пониженной эмпатией и слишком завышенной самооценкой… — Мм, — Чонгук еле сдерживает смех, потому что на ум приходит только один человек, хоть Пак упомянул, что это, по идее, должна быть вещь. — Хромой Червь, — Гук составляет слова из первых букв имени и фамилии Чои, стараясь придать лицу максимально беспристрастное выражение. — Ставлю сервису одну звезду, — Чонгук тихо усмехается и напрягается от необычного послевкусия после трёх ложек риса. Такого раньше не происходило, и Чон на секунду теряется, но быстро берёт себя в руки, теребя воротник футболки из стороны в сторону. Прикрыв глаза, Чонгук решает, что самое время прислушаться к своим ощущениям, чтобы понять их природу. — Мило, что ты считаешь червей вещами. И вообще, как черви могут быть хромыми? — Чимин смеётся. — Спасибо хоть, что твой ответ не пакостная чайка, — Чимин намекает на себя, ведь их знакомство с Чонгуком началось не лучшим образом. Пак прочищает горло, приподнимаясь на локтях. Что-то не так. Чимин смотрит на поднос с едой, понимая, что раньше он был тёмно-зелёного цвета, а теперь лаймовый. Чимин переводит взгляд на Чонгука, подмечая, что одежда у того отдаёт теперь пасмурно-синим отливом вместо серого. От неожиданных цветовых контрастов голова начинает идти кругом. Чимин поднимается и, смотря под ноги, идёт попить воды. Напившись вдоволь, Чимин смотрит на свои пальцы рук, пытаясь их сосчитать. Он чувствует много разных эмоций и самое непонятное из них — нарастающий импульс вожделения. — Нам в еду… — Чимин опирается двумя руками о раковину, протирая мокрой ладонью грязное зеркало. — Что-то добавили. — Черт, ты тоже это чувствуешь? — Чон тянется к подносу и, взяв яблоко, нюхает его пару секунд. — Как ты вообще ел эту гадость? — Я в еде, знаешь ли, не привередлив, — прежде строгое и уверенное лицо Чимина тускнеет, вместо этого во взгляде появляется кромешное намерение. Очертания предметов то меркнут, то становятся резкими до тошноты, и кажется, что безумие вот-вот с цепи сорвётся. Брюнет ощущает прилив тепла в животе и отшатывается от Чонгука, который подходит к нему с целью утолить жажду. Чимин закрывает глаза и хочет свалить от камеры подальше: неприятно предполагать, что Хэсу там торжествует, когда видит его в растерянности особого уровня s.o.s. Начав хватать воздух ртом, Чимин идёт в то пространство, где не успел отыскать ничего похожего на камеру. Его спокойствие напускное. Чимин уверен, что Хэсу невысоких моральных принципов и камера в уборной по любому где-то есть. Пак зажимает уши, успокаивая в них звон, и смотрит на источник света. Ясно одно: он возбуждается и нужно будет что-то с этим делать. Нужно поговорить с Чонгуком. Хоть Хэсу и хочет представление, они с с Чоном взрослые люди, которые на поводу не пойдут. Чонгук слишком давно подобного не чувствовал. В такой степени, пожалуй, никогда. Препарат, подмешанный в еду, бьёт в голову, и Чону приходят мысли, которые допустить никак нельзя, но они ядовитыми змеями опутывают его сознание. А Пак Чимин ничего такой... У него есть губы. Капец. Просто губы. И они просто есть. Чонгук ведёт бой со своими же мыслями, которые не поддаются контролю. Вдох. Выдох. Чонгук ниспадает на пол, касается бетона ладонями и, откинув ноги назад, начинает отжиматься. Чимин приоткрывает рот, смотря на Чона, которому манипуляции с физической нагрузкой вряд ли помогут. У Чимина горят ладони: хочется что-нибудь сжать, и он, к своему удивлению, волнуется, потому что не знает, как начать разговор с Чонгуком на такую интимную, личную тему. Ему всегда было проще делать, чем говорить о подобных вещах с другим человеком. Чимин приближается к Чонгуку лишь тогда, когда тот садится на кровать, дышит тяжело и обхватывает плечи руками. — Слушай, если тебе нужно будет снять напряжение… Наедине с собой. Под камерой это делать странно. Я имею в виду, не стесняйся. Мы ведь взрослые люди, которые попали в ловушку к придурку. Чонгук переводит взгляд на Чимина, слегка прищуриваясь и заливаясь хриплым, немного истеричным смехом. — Извини, мне очень хочется смеяться, — Чонгуку весело, и Чимин понимает, что именно так на него действует препарат. Чон успокаивается только через минуту, обхватывая голову руками. — В душе тоже есть камера. — Что? А ты раньше не мог сказать? — Чимин поднимает брови, понимая, что сдаёт позиции: даже Чонгук заметил, где там, да что, а он нет. — Я три часа рассматривал трещинки в потолке чер-товом, она не мигает и не горит красным, — Чонгук мотает головой, потом встаёт, малость сторонясь Чимина, и целенаправленно идёт в душевую. Подняв голову вверх, Чонгук трёт глаза и начинает искать то самое место, где он видел. — Вот она. Смотри. Необъяснимо амплитудный виток злости одолевает, особенно после того, как Чимин осознаёт, что дотянуться рукой до потолка у него не получается. Злобно развернувшись в сторону Чонгука, Чимин начинает блуждать взглядом по полу, ища, на что бы встать и невольно натыкается взглядом на ширинку Чонгука, обезоруженную напором. Пак, в удивлении поджав губы, тут же поднимает голову, надеясь, что Чон не заметил, куда он там пялился, но как бы не так: Чонгук видел, и Чимин бы даже постыдился, если бы умел. — Можешь меня приподнять? Хотя стой, — Чимин останавливает знаком стоп и без того неподвижного Чонгука. — Я лучше стул принесу. Пак идёт в сторону проёма и ему кажется, что расстояние до прямоугольной арки увеличивается с каждым его шагом. Взяв в углу комнаты стул, Чимин переворачивает его и, задумавшись, пытается отломать ножку, после жмурится, не понимая, как ему вообще пришла идея ломать одну единственную табуретку в камере. А сидеть потом на чём? Нет, нельзя размышлять так, будто он собирается остаться здесь ещё не пойми на сколько. Чимин, взяв в руку стул, возвращается к Чонгуку и, перевернув тот, начинает расковыривать деревянной ножкой паутинообразные трещины. Это быстро надоедает, и Чимин ставит шатающуюся табуретку на пол, забираясь на неё. Встав на хлюпкий стул, Чимин пальцами пытается достать камеру. Чонгук внимательно следит за каждым движением Чимина, опираясь о стену спиной, ибо в глазах периодически плывёт. Он смотрит на стул: тот слишком опасно пошатывается, и Чонгук едва ли успеет поймать Чимина, если тот начнёт падать. Чон подходит чуть ближе. — Давай лучше я? Тебе нехило так досталось за поломку прошлой камеры, — Чонгук кусает нижнюю губу. — Хочешь, чтобы в этот раз сильнее прилетело тебе? Как самоотверженно, — голос у Чимина звучит намного ниже. У него руки затекли уже находятся в таком положении. — Не могу зацепить. Попробуй ты, — Чимин слезает со стула и стискивает зубы, теперь со стороны видя, что ножки хлипкие и шатаются из стороны в сторону. Пак расставляет руки, чтобы, если что, ловить Чонгука. Чон плохо соображает, но это не мешает ему нормально держать равновесие. Гук расковыривает штукатурку, после которой остаются белые следы на пальцах и достаёт маленький шарик, осматривая его со всех сторон. — Такая мизерная. Это вообще камера? — Чон оборачивается, чтобы отдать устройство Чимину, одна из ножек стула смещается, и Чонгук довольно больно приземляется на ногу, успевая ухватиться за плечи старшего. Прошипев мат, Чон поднимает одну ногу и прыгает на другой. — Аккуратнее, — Чимин касается рёберной клетки Чонгука, всё ещё пытаясь его удержать, и забирает камеру из его ладоней, тут же кидая её с расстояния в толчок. Та булькает, соприкоснувшись с водой, и Чимин радуется, что Хэсу теперь может наблюдать за ними только с ракурса водолаза. Чимин понимает, что неплохо было бы уже отпустить Чонгука, но рука, плавно спустившись, уже прикипела к его талии. Пак нарушает личное пространство ещё больше, притираясь ближе, и не отводит взгляда. — Может всё-таки... — Чимин не помнит таких случаев, чтобы он сильно привязывался к малознакомым парням после интимной близости, поэтому ему не страшно за последствия. И Пак уверен, что после они смогут вести себя друг с другом так, будто ничего и не произошло. Возможно. Хочется так думать. Особенно тогда, когда возбуждение так сильно бьёт в голову. Заинтересованный взгляд Чонгука выдаёт его. И Чимину маниакально хочется похоронить стопроцентную гетеросексуальность младшего здесь, под катакомбами.  — Мы свалим отсюда, я тебе обещаю, — выдыхает Чимин Чонгуку в губы. — После афродизиаков немного подтирается память. Может немного отрешимся от этого поганого места? Чонгук теряется. Чимин слишком близко. Чон не отводит взгляд от чужих глаз, засматриваясь на те самые губы, слегка потрескавшиеся и приятно розовые, занявшие сейчас все его мысли. — Давай, — разум Чонгука не верит в то, о чём говорит сейчас его хозяин. Чужое дыхание на губах возбуждает чудовищно, а рука на талии приятно обжигает тёплом. — Что тебе давать? — Чимин толкает Чонгука по направлению к стене и, прижавшись к младшему всем телом, ведёт пальцами Чону от двух его висков к затылку, фиксируя голову. Оттянув голову Чонгука за тёмные короткие пряди назад, Пак дегустирует момент невозврата и с нежностью несущегося локомотива прикладывается к движущемуся кадыку, после равняясь с младшим так, чтобы губы в губы. Горячее дыхание жгёт кожу. На то, чтобы подразнить ещё на подольше попросту не хватает терпения. Чимин налетает на губы Чонгука, как ураган на маленькое средневековое поселение, - так же безжалостно. Чонгук столбенеет от накрывающих его ощущений. — С-стой. Я с парнями никогда ещё... — ни разу в жизни слова у Чонгука не забирали столько сил, — не делал этого. А Чимин правда думал всю жизнь, что возбуждение перекрывает все желания поговорить о здравомыслии: обычно все сожаления происходили после совершенных действий. Пак отрывается от Чонгука и даже не улавливает сути того, о чем тот говорит. Ясно одно: продолжать тот не хочет или боится. — Можешь уйти, — рычит Чимин Чонгуку на ухо и отдаляется на расстояние вытянутой руки, пристально смотря на младшего; взглядом даёт понять, что, возможно, чёрта с два. Иллюзия выбора. Какой там уйти: брать сзади Чимин всё равно никого не собирается, а остальное Чонгук переживёт. Зубами хочется рвать плоть, если губы никуда не будут пристроены. Чонгук злится. За то, что не сможет потом убедить себя, что вообще-то не хотел всего этого. Чон подходит к Чимину и уверенно тянется к чужим губам. Чимин дергает Чонгука на себя, тут же вовлекая в поцелуй, делает это уже настойчивей. Пак начинает раздевать Чонгука, решив начать с белой футболки. Чимин тянет края верха к потолку, и Чон протестующе мычит, давая понять, что не хочет прислоняться голой спиной к холодной плитке. Чимин бросает свою затею и, хаотично поблуждав по рёбрам Чонгука, спускается к краю его штанов и смотрит Чону в глаза. Пак, расстегнув пуговицу и ширинку, без труда нарушает пространство интимных границ Чонгука, обхватывая его вставший член, которому под одеждой уже давно мало место. Надавив подушечкой большого пальца на головку, Чимин ощущает, что выделяющаяся смазка мажет его руку. Чонгук шипит, прикрывая один глаз: он на редкость сильно чувствителен. Пак приходит к мысли, что хотел бы кинуть сейчас Чонгука на матрас широкой двуспальной кровати и продолжить там. Но положение стоя не сравнится своей смазанностью и самобытностью. Чимин лелеет внутри чувство, что Хэсу не открывается обзор на их маленькое представление. Пак стягивает с Чонгука штаны и боксеры, чтобы удобнее было делать движение рукой.