ID работы: 12028638

Извини за безразличие. Я так флиртую

Слэш
NC-17
Завершён
289
автор
inviolable. соавтор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
100 страниц, 14 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено копирование текста с указанием автора/переводчика и ссылки на исходную публикацию
Поделиться:
Награды от читателей:
289 Нравится 85 Отзывы 145 В сборник Скачать

ch.10. Питомец

Настройки текста
Чимин ходит туда-сюда по камере и пытается вспомнить, как его лечили в детстве, но воспоминания будто бы заблокированы. Ему кажется, что его клали в больницу, где обкалывали антибиотиками, только тогда, когда уже было не смешно и вопрос стоял о жизни или смерти. Такое было всего раз – и уже в подростковом возрасте. Благо Чимин болел редко. Ближе к вечеру Чимин смотрит за тем, чтоб Чонгук поел хотя бы через силу. Пак садится на кровать и смотрит внимательно за тем, как ложка супа исчезает во рту Чонгука. Эмоциональное состояние Чона становится более уязвимым. Он рассказывает, как в детстве у него сбежала собака, которую не удалось найти. Начинает вспоминать, как придумывал ей имя и как кормил едой со стола, как потом доставалось за это от родителей, а потом звучит просьба, от которой Чимин впадает в ступор: — Расскажешь мне, пожалуйста, сказку, — озноб и повышенное нервное напряжение заставляют Чонгука идти на крайние меры. — Извини, я ни одной не помню, — признаётся Чимин, не до конца понимая, что от него хотят. Пак машинально садится на край кровати, чтобы потрогать Чонгуку лоб. — Ты не боишься заразиться? — уточняет Чонгук, уворачиваясь от тянущейся руки, пока сердце отплясывает чечетку. — Если я заражусь, то может Хэсу начнёт шевелится и вместе со мной вылечит и тебя, — Чимин понимает, что если бы над ними не висела угроза в виде Хэсу, то он бы все равно находился с Чонгуком рядом максимально возможное количество времени, пока тот не выздоровеет. Из-за странного желания такого рода Чимин во всех красках осознаёт, что привязался к Чонгуку. Если человек действительно дорог, то не боишься, что от него можешь заразиться. Когда ночью Чонгука начинает морозить, Чимин понимает, что не может дальше спокойно лежать и просекать взглядом потолок. — Подвинься. Я вполне понял, что могу выдумать сказку, — честно признаётся Чимин, тормоша Чонгука. Начать будет труднее всего, а потом должно пойти легче. — Я расскажу тебе про дом. Тёмный, тёмный. Там, правда, плесенью не пахло и не было пыльных полок с паутиной. Не светились лапки пауков в углах, и не шуршались мыши. Там жил мальчик. Достаточно одинокий. Ему очень не хватало внимания, любви и заботы. — Чимин делает паузу, осмысливая то, что сказал, и выдает: — Черт, унылая сказка выйдет, — Чимин, конечно, попытается сгладить углы, чтобы в рассказе было по минимуму грусти и пессимизма: этого и без сказок у них через край. — Ну вот однажды он начал чувствовать, что рядом с ним обитает некое существо, которое наблюдает за ним из каждой щели и трещины. И нет, у мальца не было шизофрении, — решает пояснить Чимин. — Родителям всегда было не до своего ребёнка. И поэтому мальчик очень удивлялся, когда этот кто-то старался с ним выйти… ну в общем на контакт. Они нашли способ общаться и… — Ты пересказываешь сюжет какого-то ужастика? — Чонгук сжимает край подушки, пытаясь улыбнуться, но даже на такой простой жест нет сил. — Что? Нет. Всё, у меня нет опыта рассказывания сказок, — заключает Чимин, смотря на Чонгука, который выглядит так, будто пробежал двухкилометровый забег на скорость, а потом отжался раз тридцать. Свистящее дыхание Чонгука что-то соскабливает в Чимине изнутри, слой за слоем. — Извини, — Чонгук полузакрытыми глазами рассматривает Чимина и, боясь придвинуться к нему хотя бы на сантиметр ближе, прислоняется к холодной стене. — Ты издеваешься? — Чимин буквально возмущается, смотря на «зажимания» Чонгука со стеной. — В этой камере холоднее пола только эти чёртовы стены. Чего ты боишься? Мы оба парни. Можешь придвинуться ко мне ближе. Как будто в первый раз. Я же не кусаюсь. — Я просто не хотел тебя смущать, — Чонгук пытается натянуть одеяло повыше, но размер куска материи оставляет желать лучшего. Чимин встаёт с кровати и берёт в охапку все тёплые вещи, которые им когда-либо приносили в камеру, цепляет даже обычные хлопковые штаны и укрывает Чонгука по всему периметру тела. — Я хочу послушать продолжение, — устало тянет Чонгук, чувствуя себя погребённым заживо под одеждой. — Ложись, — просит Чонгук, и Чимин неуклюже начинает моститься обратно, жалея, что не решил просто посидеть рядом. Чон закрывает глаза, настраиваясь на сиквел истории. — Кхе-кхе, — Пак прочищает горло, скрещивая на груди руки, чтобы было теплее. — В один прекрасный день эта сущность захотела стать с мальчиком единым целым, — Чимин стремительно переводит взгляд на решётку, понимая, что только что сказал и быстрее спешит исправиться: — Точнее, захотелось существу быть этим мальчиком. Разделять с ним одно и то же тело. Понимать его, как никто из людей. Всегда находится рядом. Общаться мысленно. — Да, я слышал эту сказку, — Чонгук хрипит и сдвигает брови к переносице, сдерживая кашель, от чего лёгкие окатывает пожаром. — Она очень старая. И там было немного иначе. — Мне её рассказывала тётя, — грустно признаётся Чимин. — Очень давно. Поэтому точное попадание в сюжет я гарантировать не могу. Расскажешь свою версию, когда выздоровеешь, — прозвучало больше как приказ: у Чонгука нет другого выбора, кроме как поправиться. — Я снова перебил, — Чонгук закрывает глаза, показывая, что правда старается уснуть и уважает труд своего личного сказителя. — Чем всё закончилось? — Они до конца жизни остались вдвоем, но все окружающие думали, что этот человек псих, раз ему хорошо просто наедине с собой. С людьми он шёл лишь на самый минимальный контакт, — Чимин заканчивает, надеясь, что Чонгук не попросит продолжения, ведь Пак откровенно не знает, что ещё добавить. — Странно, что тебе в детстве рассказали именно эту сказку, — полусонно мычит Чонгук, вытаскивая руку из-под укрытия, ибо становится очень жарко. — Эй, тебе нужно вспотеть, чтобы температура упала, — Чимин укрывает Чона обратно. — Что? Зачем? Она наоборот так станет выше, — гудит Чонгук, и Чимин закатывает глаза. — Обними меня. — Чего? — Чимину кажется, что за время пребывания тут, у него начались слуховые галлюцинации. — Обними, — повторяет Чон. Пробравшись под укрытие, ладонь невольно скользит по горячей спине Чонгука вверх, врезаясь в лопатки. Чимин рассматривает дремлющего Гука и вздрагивает, когда пальцы Чона пробираются уже под его футболку, задевая на пояснице ямочку.

***

На следующий день завтрак не приносят. Чонгук лежит пластом, и Чимин наблюдает за тем, как Гука морозит. Вместо обеда приносят поднос, где в центре валяется бумажка, на которой лаконично напечатано: «Двенадцать знаков — это пропуски. За основу используй нумерацию секторов. Оставшиеся четыре цифры — дата самой первой нашей встречи. Код для следующей двери — день, когда мы увиделись во второй раз». Рядом с клочком бумаги лежит маркер, которым можно писать. Чимин поджимает губы, понимая, что Хэсу хочет, чтобы они с Чонгуком подобрали пароли и самостоятельно отправлялись к его кабинету. Какие к чёрту пропуски? Чимин разминает до боли пальцы и подходит к стене, начиная писать. 23-30, 27-29, 24-27, 20-22 Что это вообще? Промежутки? В первом пропущено шесть цифр, во втором одна, в третьем две, в четвертом одна. Причём цифры будут повторяться, если их выписать. Промежутки пересекаются. Чимин решает расставить числа в порядке возрастания, водя маркером по гладкой, сто раз выкрашенной стене: 20, 22, 23, 24, 27, 29, 30 Так, уже лучше. Пропущено всего четыре цифры: 21, 25, 26, 28 Должно быть двенадцать цифр. Не хватает ещё четырёх. До числа двадцать идёт девятнадцать, после числа тридцать – тридцать один, что логично. Иных вариантов пока нет. Если расставить в порядке возрастания, то выйдет: 19, 21, 25, 26, 28 и 31 Ровно двенадцать цифр. Чимин радуется, оставляя на ладони полумесяцы от ногтей, кусает губы, а после застывает, понимая, что очень смутно помнит дату самой их первой встречи с Хэсу Чои. Проще уж додуматься логически, чем припомнить. Наверняка в тот день было чье-то день рождение, ведь это был единственный вид праздника, когда в дом приглашали гостей.

***

Мальчик девяти лет сидит на холодном полу в коридоре большого особняка и плачет, держа в руках мёртвого ёжа. Отросшие чёрные волосы небрежно раскиданы в разные стороны. Ребёнок вытирает рукавом заплаканные глаза, пытаясь разбудить зверька. Ему всё равно на то, что приказ отца не был выполнен в полной мере, он оплакивает существо, которое успело стать для него другом. Отец приказал сыну заботится о ежах, чтобы развить в нём ответственность: притащил целую клетку с колючими созданиями и сказал: «Задание тебе. Чтобы прожили как минимум год». Хэсу не знал, как правильно за ежами нужно ухаживать. В книгах по заботе о домашних животных речь шла в основном о кошках и собаках. Хэсу резал для ежей яблоки и самостоятельно грел по ночам им молоко. Они должны были чувствовать себя в безопасности в деревянном доме из досок, но всё равно постепенно умирали, пока не остался один: самый колючий и живучий, пьющий молоко с неистовым намерением выжить. После занятий по математике и уроков стрельбы в тире по мишеням в форме человеческого силуэта, Хэсу бежал к своему питомцу, чтобы покормить и рассказать обо всём, что волнует его и страшит. В один ветреный день Хэсу ощутил необычайного рода страх, когда понял, что и с этим ёжиком что-то не так: мутные глаза и вялость знаменовали недоброе. Всё живое рано или поздно умирает, и Хэсу не собирался с этим мириться просто так. На его слезливые просьбы помочь спасти умирающего ежа вся прислуга реагировала безразличием: так приказал отец, которого никто не мог ослушаться. Украв из аптечки иммуностимулятор, Хэсу дал питомцу лекарство в самых мизерных дозах: пошёл на риск и проиграл. Интернетом ему пользоваться не разрешали, чтобы он не нахватался лишних, мешающих воспитанию вещей. Заходить дальше ограды дома также было запрещено. Хэсу чувствовал себя так, будто у него больше никого не осталось в этом мире. Вбежав в свою комнату, мальчик трясущимися руками достал портфель и начал в него запихивать вещи первой необходимости: накопленные монеты и купюры покрупнее, нож, плащ, фонарик, зажигалку, шоколад… — Ты что творишь? — послышался грубый мужской голос за плечом, и Хэсу на дрожащих ногах развернулся, опираясь на кровать, чтобы быть от отца как можно дальше. Сесть на постель не посмел, зависнув в воздухе. — Я… ничего, — заикнувшись, Хэсу замолчал, чтобы больше не звучать так слабо и не раздражать отца. — Как мой наследник ты полная размазня, — хозяин дома подошёл ближе и, мельком взглянув на сумку, понял, что задумал его сын. — Почему твоя одежда, как у свиньи? И почему ногти такие чёрные? — отец схватил мальчика за руку. — Мне нужно было похоронить… — отец запретил Хэсу давать ежам клички, — моего питомца на заднем дворе. Склад с садовыми принадлежностями был закрыт. — И ты рыл руками? — отец состроил гримасу отвращения, рассматривая покрасневшие глаза сына. Хэсу шмыгнул, открыв рот, чтобы начать оправдываться. — Такой же слезливый, как и твоя мать. Ведёшь себя, как слабак. Не сын, а позорище, — мужчина ударил сына по щеке, чтобы тот не смотрел на него таким обжигающим взглядом, и Хэсу упал на пол, слыша, как отец высыпал содержимое портфеля на двухметровую детскую кровать. Мужчина никак не прокомментировал желание сына сбежать из дома. — Я давал деньги госпоже Чхве, чтобы тебе купили нормальную одежду, а не это персиковое убожество, которое ты уже успел заляпать. Вообще привыкай носить официальные костюмы. Взрослый уже. Прислуга в доме – настоящий чумной переносчик слухов. Хоть Хэсу ни разу не осмелился спросить у отца, кем была его мать, все вокруг перешептывались, что глава дома любил другую женщину, а пришлось выйти за мать Хэсу, которая при странных обстоятельствах позже скончалась. — Собирайся. Нас сегодня пригласили на торжество, — мужчина поправил запонку на левом манжете. — И чтобы ногти были в полном порядке. Вычисти оттуда всю землю до последней крупицы, — отец грубо потянул Хэсу за руку вверх, чтобы тот встал. — Ты понял меня? — Да, — кратко ответил Хэсу, размашисто дыша полной грудью и запивая обиду слезами внутрь.

***

Особняк главной семьи больше в два раза. Число телохранителей также превышает состав штаба побочной семьи. Отец всегда раздражался, когда его тыкали в факты подобного рода. Не обязательно было произносить это вслух, достаточно было одного взгляда господина Кима — главы основной семьи — снизу вверх. Выйдя из машины, Хэсу открывает чёрный зонтик и, прикрывая им лицо, шагает по мраморным ступеням к трёхметровой двери. У входа их с отцом встречает высокий дворецкий, который помогает снять Хэсу пальто, после указывая на второй этаж, где находятся остальные дети. Держась за позолоченные перила, Хэсу хочет простоять до конца праздника на лестнице, но ноги сами несут его в сторону детских криков, которые походят на разборки. Это первый раз, когда отец привёл его в дом главной семьи. До этого предводители были в сильных неладах друг с другом. Дойдя до просторной светлой комнаты, Хэсу застаёт картину, как два мальчика не могут поделить третьего. Отец сказал ему в машине, что двух сыновей господина Кима зовут Тэра и Давон, но кто же этот третий, которого сейчас разорвут на части. — Имей совесть, братец. Чимин вчера с тобой играл. Сегодня он мой, — Тэра тянет Чимина в другую комнату, не обращая внимания, что мальчик уже давно испуганно смотрит то на одного брата, то на другого. — Он не твоя личная игрушка. Отцепись, — Давон бьёт брата по руке, пытаясь вырвать Чимина. — Это правда, что и ему скоро вживят датчик контроля? — вопрошает Тэра, чтобы заставить Кима старшего пораскинуть мозгами, чтобы легче было выхватить Чимина. — Он же ещё маленький. Я слышал, что до восемнадцати его не тронут. И не смей больше говорить об этом в его присутствии, — шипит Давон, хватая Чимина под мышки, чтобы удобнее было оттаскивать. Ничего не понимающий шестилетний Пак начинает повизгивать, когда Тэра хватает его за ногу в месте ушиба. — Разве он не будет в безопасности, если мы всегда будем знать, где он находится? — тянет Тэра, отпуская Чимина. — Зачем ждать совершеннолетия? — Эта внедряемая штука не только для слежки, Тэр, — начинает умничать Давон, давая понять младшему, что отец рассказывает ему больше, и не потому что он старше, а потому что смышлёнее. — А для чего ещё? — Ким младший вызывающе смотрит на брата, который подходит к нему вплотную. Сдавшись, Тэра переводит взгляд в сторону. — А это ещё кто? — мальчик замечает Хэсу, который тушуется у стены. — Наверно, гаврик из побочной семьи, — кривится Давон, закатывая глаза. — Пошли поприветствуем гостей. Сегодня же твой день как никак, дорогой Тэ-ра, — когда два Кима подходят к Хэсу, тот стоит, гордо задрав голову вверх, но в глазах его, если приглядеться, можно легко распознать крапины страха. — Эй, присмотри за мелким. Ты вообще кто? Сын прислуги? — хохотнув, Давон тянет брата в сторону лестницы, пренебрежительно давая Хэсу указание: — Не бросай мелкого. И пальцы пусть в розетку не суёт. Братья уходят, и Хэсу долго думает, не стоило ли ему пойти с ними, чтобы поприветствовать господина Кима, но отец ему ничего не говорил по этому поводу. Возможно, он его стесняется. Хэсу долго стоит в стороне, не двигаясь с места. Вокруг мелкого разбросаны игрушки, но он к ним не притрагивается, пристально смотря на Чои. Из-за туч выходит солнце, которое тут же бьёт в окна. Хэсу подходит к выключателю и вырубает свет — и без него светло. Чои не знает, что делать дальше, и поэтому мнётся. На пальцах можно пересчитать, когда он в своей жизни контактировал с ровесниками, а тут существо ещё младше, чем он. Выдохнув, Хэсу решает подойти, чтобы рассмотреть разбросанные игрушки. Когда он подходит, мелкое творение испуганно смотрит на него. На полу валяются планшет для рисования, игрушечная мебель, которая, вероятно, стояла раньше в макете игрушечного дома, и конструктор. У Хэсу никогда не было игрушек, как и у его отца когда-то в детстве, потому что «у настоящего мужчины женских качеств всегда должно быть по минимуму». Хэсу делал себе игрушки сам, но все его «цацки» выбрасывала прислуга во время еженедельной генеральной уборки, поэтому зачастую приходилось довольствоваться играми с камнями на улице. — Эй, ты не против если я… возьму? — Хэсу смотрит на конструктор, как на что-то невероятное, как на нечто, находящееся за гранью его обыденности. — Да, — Чимин смотрит в пол, сжимая в руках резиновый мячик, на него надета слишком большая майка, которая буквально висит на детских плечах. — Как тебя зовут? — интересуется Хэсу и садится на ковёр, приподнимая классические штаны, чтобы не растянуть коленки. — Оборванец, — бурчит Чимин, тушуясь. — Чего? Я спросил, как тебя зовут, — повторяет Хэсу. — Ангел, — бросает Чимин, пугаясь повышенного тона. — Какой ещё ангел? — хмурится Хэсу, злясь на то, что ребёнок, сидящий рядом, возможно, глупый. — Мотылёк, — шепчет Чимин. — Ладно проехали, — произносит Хэсу и бросает из рук конструктор, испуганно оглядываясь на дверь. Не хватало ещё, чтобы кто-то увидел, что он играет. — Тварь, — злобно выговаривает Чимин, не отводя взгляда от рук Хэсу, который что-то пытается сложить из деталей. — Что? Это ты меня так назвал? — Хэсу швыряет конструктор в сторону Чимина, но злость его быстро испаряется, когда он видит сожалеющий, перепуганный взгляд мальчика. — А… так, вероятно, к тебе обращаются, — Хэсу смотрит грустно и ему уже даже играть не хочется. У этого мелкого жизнь, возможно, будет такая же непростая, как и у него самого. — Господин Хэсу, вас зовёт отец, — перепугавшись, Хэсу тут же поднимается на ноги, отряхивая штаны. У входа стоит молодая девушка в чёрно-белом костюме, которая говорит очень учтиво. Хэсу не хочет идти, но потом, закрыв глаза, успокаивает себя, ведь в компании себе подобных отец адекватен и обращается к нему добродушно, Хэсу любит эту редкую игру – в любимого сыночка.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.