«Anduniё» — значит Закат

Нуменорцы — дети моря. Все они, от рыбаков до принцев, с раннего детства учатся плавать и быстро делаются непревзойдёнными мастерами этого искусства. Сердцам дунэдайн любых возрастов и сословий дорога каждая минута, проведённая у воды, и на пляжах обыкновенно скрытные островитянки не стесняются оставаться в белье даже перед малознакомыми мужчинами. Доверяясь темноте, Миналхиль взбежала на скалу и с разбега нырнула в воду. Удар, чернота и прохлада. Затихают далекая музыка и ветер, глухо журчат пузыри, и шипит прибой. Под волнами — кромешная тьма; лишь на рыбьей чешуе серебрятся отсветы заходящей луны и фонарей с набережной. Телумендис не боялась. Эта заводь была ей что родной дом. Она ныряла в ней, едва научившись, помнила её каждый подводный камень и к тому же знала, что самая опасная живность возле берегов в Андунйского залива — сиреневые медузы крапивницы, укусы которых болезненны, но не более. Тело привыкает, и исчезает мнимая прохлада. Вода ласкает и обволакивает, отрезает от всего — от звуков, от света и даже от воздуха. Только биение сердца, вода, пузыри, серебро. Миналхиль долго не всплывала. Майрон забеспокоился бы, не ощущай он присутствие княжны так отчётливо, как если бы держал её за руку. Отслеживая её натренированные и грациозные движения, он понял, что недооценил подготовку нуменорок и силу их привязанности к воде. Майрон скинул одежду и зашёл в море. Миналхиль, смеясь, вынырнула за его спиной. Она улыбалась и держала в ладонях приплюснутый костяной шар с отверстием сверху, усеянный пупырышками и окрашенный размытыми белыми и фиолетовыми полосами, — скелет морского ежа. — Случайно достала. Повезло, что только скелет. Она забросила находку на берег и шагнула вперёд, чтобы обойти Майрона, оттолкнуться и снова нырнуть, однако чужая рука плотно сомкнулась на её запястье. Сердце пропустило удар. Миналхиль не была влюблена, но когда она увидела, как сверкнули в лунном отблеске янтарные глаза Майрона, ещё по-летнему тёплое море вмиг сделалось для неё ледяным. Майрон опустил руку, заставляя Миналхиль приблизиться к себе почти вплотную. Княжна оступилась. Там, где вода не доходила Майрону и до груди, она уже едва доставала до дна кончиками пальцев. Одного движения оказалось достаточно, чтобы выбить последнюю опору у неё из-под ног, и единственным, за что она успела ухватиться, были плечи майа. Влажный звук поцелуя смешался с плеском воды. На губах ощущался солоноватый привкус моря. Когда Майрон прикусил губу Миналхиль, его оттенили металлические нотки крови. Тэлумэ не сопротивлялась напору. Она несмело обвила ногами торс Майрона и позволила его языку проникнуть в её рот, уже зная, как отвечать на такие поцелуи. Незаметно Майрон развязал узел, что соединял концы полоски ткани, обмотанной вокруг груди Миналхиль. Тэлумэ почувствовала, как к её щекам прилила краска, но не стала задавать лишних вопросов. Вопреки расхожим шуткам, Верные не учили исполнять супружеский долг в одежде. Она запустила пальцы в волосы Майрона и продолжала целовать его, уже не только в губы, но и в лоб, скулы, шею, всё смелее и смелее. Кожа Майрона казалась раскалённой в сравнении с морем. Каждое его дыхание, каждое властное прикосновение его губ и рук обжигало. Когда он провёл ладонью между лопаток Миналхиль, она подняла голову и прильнула к нему ещё ближе. — Это даже не начало, — усмехнулся Майрон. Впервые познающая ласки мужчины, воспитанная в сдержанных нравах Верных, Хиль воспринимала всё так серьёзно. — Я боюсь, — проронила она, потупив взор. Майрон приподнял её голову за подбородок. — Любой девушке было бы страшно, — произнёс он вкрадчивым полушёпотом. Его ладонь скользнула по внутренней стороне бедра Миналхиль, оставляя ощущение приятного тепла. — Чего именно ты боишься? Осуждения? — Майрон прогладил Миналхиль по низу живота и запустил руку под ткань её белья. — Тебе нечем его навлечь. Вот если бы люди узнали, что мы сделались настоящими супругами только сейчас, а не месяц назад, нас бы действительно осудили. В любом случае, чужое мнение не должно заботить тебя. Майрон развязал второй узел и избавил Миналхиль от последней защиты одеждой. Как бы дразня поводив ладонью по её бёдрам, он коснулся самого сокровенного. Миналхиль невольно сжала ноги. — Боли опасаться бессмысленно, — продолжил майа. — Я не раню тебя даже случайно, ибо знаю человеческое хроа лучше, чем кто-либо в Арде. Телумэ попыталась что-то сказать, как вдруг от очередного прикосновения Майрона её тело содрогнулось, точно поражённое молнией. Она выгнулась и не сдержала стон. Майрон обратил внимание на чувствительное место и продолжил ласкать его. — Мы не заперты в спальне. И что? Спуститься сюда с набережной никто не рискнёт, а со стороны моря навестить нас смогут только рыбы. — Или ты боишься, что нас увидят квэнди с белых башен Эрессеа? — Майрон расхохотался. Миналхиль не могла ответить. У неё не осталось сил даже для того, чтобы обдумывать речи Саурона. Его прикосновения заставляли её извиваться им в такт, делали управляемой, чудовищно управляемой. Она узнала об источниках наслаждения в собственном теле ещё девочкой-подростком, но с мужчиной всё было совсем по-другому. Другой ладонью Майрон накрыл её обнажённую грудь. — Ты холодна, как ледышка, — заметил он. — Мои ласки не согревают тебя? Согревают, но только тело, мелькнуло в глазах Миналхиль сквозь пелену истомы. Она давала понять, что согласилась на единение плоти — не более. Майрон ухмыльнулся, довольный реакцией Хиль. Испуг и страсть смешались в истинно-нуменорском взгляде, ненавистном у других, волнующим у неё. Улучив момент, он ввёл в неё один палец. Миналхиль до крови прикусила губу. Ей стало тесно и неуютно, и она запрокинула голову. Майрон грубо, властно целовал её ключицы и продолжал ласкать изнутри, всё более уверенно, и вскоре заметил, что его движения не только перестали смущать её, но в сочетании с прикосновениям к средоточию её блаженства приносили немалое удовольствие. Майрон не задевал естественной преграды, но после вскользь дотронулся до её. Хиль не повезло. Не причинить ей боль будет сложнее, чем он предполагал. Майрон оставил лоно Миналхиль и помог ей снова встать на ноги. — Может, всё-таки возвратимся домой, в опочивальню? — робко спросила она, следуя за ним к берегу. Она спотыкалась на скользких булыжниках и, чтобы не упасть, цеплялась за мужнюю руку. Майрон понимал, что сырые камни — не лучшее место для превращения девушки в женщину. Но выбора не оставалось. До сих пор он и так слишком много считался с Хиль и её чувствами — гораздо больше, чем намеревался. Лучшее, что он мог сделать, — нагреть камни, чтобы холод не погубил её женское естество. Майрон повелительно коснулся плеча Миналхиль. Она поняла всё, что он хотел сказать. Плотно сжимая ноги, она сперва села, затем легла на камни. Майрон опустился на колени рядом с ней. — Доверься мне, — строго проговорил он, когда голова Миналхиль коснулась земли. Чтобы не видеть его наготу, княжна отвернулась к морю, но движением руки он заставил её смотреть на себя. — Если расслабишься, боли не почувствуешь. Миналхиль судорожно кивнула и скрестила руки на груди в попытке согреться. Её глаза напоминали два ледяных озера. Майрон разъединил её руки так, чтобы они не мешали ему, и накрыл её тело своим, не оставляя и малейшего шанса вырваться из объятий. С каждым мгновением он всё сильнее жаждал овладеть ей. Касаясь её кожи губами, он ощущал, как бешено колотилось её сердце, и чуял страх, смешивающийся с желанием. Майрон раздвинул ноги Миналхиль коленом. Сперва он вошёл в неё ненамного, не нарушая последнего, что делало её невинной, и, только выждав мгновение, резко двинулся вперёд и заполнил собой почти до предела. Миналхиль ахнула, скорее от неожиданности, чем от боли. Её внутренние мускулы сжались, что принесло Майрону несказанное удовольствие. Его губы изогнулись в победоносной полуулыбке. Он замер, позволяя Миналхиль привыкнуть к новым ощущениям, пожирая её хищным взглядом. Он возжелал дочь Амандила, едва увидев её, одетую простолюдинкой, у арменелосского фонтана, и с самого начала знал, что получит её. И это случилось. Драгоценнейший бриллиант андунийской короны сверкал в его руках. Майрону нравилось, как нежно касались холодные ладони Тэлумэндис его плеч, как маняще вздымалась и опускалась её упругая грудь. Безумие наполняло его плоть, и даже мощный разум айну уже с трудом сдерживал опасную страсть. Она его жена. Он вправе обладать ей так, как пожелает, заставлять её повиноваться самым изощрённым прихотям, и никто не посмеет осудить его. Она его жена, и он поклялся беречь её. Нет ничего хрупче девичьего тела. Одно грубое движение — и лёд, из которого соткана душа Миналхиль, разобьётся на тысячи осколков. Насладившись ей однажды, он отнимет у неё сотни других ночей. Что-то кольнуло в груди Майрона, когда он понял это. Медленно, не отрывая взгляда от глаз Миналхиль, он снова подался назад, затем ещё раз вперёд. Тэлумэ прикусила губу уже от боли. Саурон успокаивающе провёл пальцами по краю её лица, в последний раз коснулся её губ своими и вышел из неё, оставив тяжело дышать на прибрежных камнях. Майрон отвернулся в сторону скал, чтобы не видеть ненавистной стихии и тела, из-за которого едва не лишился рассудка. Брачный обет не обременял его. Своим могуществом он мог без труда отвести от Миналхиль любую опасность, кроме одной — единственной, что действительно ей грозила. Его самого. Майрон осознал ошибку лишь месяц спустя после свадьбы, тогда, когда сделал Миналхиль своей настоящей женой, и поплатился за это. Но с какой стати его взволновало её состояние? Ничего не случилось бы, если бы он последовал примеру тысячи других мужчин и не задумываясь взял то, что ему принадлежит. Майрон лёг на камни подле супруги — теперь уже женщины. Тэлумэ любовалась леденистой россыпью звёзд. Её стеклянный взгляд казался пустым и холодным. В душе всё смешалось настолько, что она уже не могла отделить одни чувства от других или даже понять, испытывает она их или нет. Ей было ни холодно, ни тепло. Только разбитость, опустошённость и саднящая боль в низу живота. Болезненные ощущения лучше их полного отсутствия, решила Тэлумэ. Случилось то, что должно было случиться. И всё прошло совсем не так ужасно, как она ожидала. Миналхиль приклонила голову на вновь показавшееся горячим плечо Майрона и произнесла последнюю мысль вслух. Майрон молча сжал её руку. Он провёл игру правильно и не сделал ничего не привычного для себя. Его нежность — нежность тигра, подстерегающего добычу. Его ласка — смертоносное оружие. Если он покорял им государства, на невинную девушку оно подействует и подавно.