Пять свиданий до знакомства

Малышка Ми Гён не знала, что бабушке скоро нечем будет её кормить. Она сладко спала, положив кулачок под щёку и немножко пуская слюну. Её бабушка сидела рядом и гладила девочку по волосам. За окном занимался рассвет. На старческих руках, больше недели не видевших холодной воды и щёлока, уже начали заживать болезненные трещины. Хан Мин А жалела, что потратила на него деньги – лучше бы купила лишнюю меру риса для внучки. Для неё бабушка ничего не жалела. Ни еды, ни времени, ни самой себя. Если бы лет сорок назад ей кто-то сказал, что она доживёт до такой глубокой старости, она бы ни за что не поверила. А если бы добавил, что она будет продолжать работать, она решила бы, что этот кто-то сошёл с ума. Сейчас же Хан Мин А стала самой древней старухой во всей деревне. Когда-то она была убеждена, что люди столько не живут. Будь её воля – она давно бы уже легла и померла, но кое-что удерживало её на этом свете: малышка Сон Ми Гён, маленький ангел, несчастная сиротка, у которой нет никого, кроме старой-старой бабушки. Малышка, которая уже три дня ела только пустую рисовую кашу. Хан Мин А, стараясь не кряхтеть, поднялась с пола – он был, конечно, холодным, ведь денег лишнее на топливо у неё тоже не было. Пол, хоть и нагревался с вечера, за ночь успевал остыть, и просыпалась старушка в холодной комнате. Чтобы внучке и жильцу было комфортнее просыпаться, она разжигала очаг и готовила завтрак. Так к пробуждению господина Ю уже и комната согревалась, и скромная еда была готова. Впрочем, он не был привередлив. Деньги, которые платил ей постоялец, помогали ей мало-мальски оставаться на плаву. И старушка не уставала за эту удачу благодарить небеса: когда разводила огонь из дров, купленных на его деньги, когда варила рис, купленный на его деньги, когда заправляла лампу маслом, купленным на его деньги. Редкая удача – встретить учёного, у которого нет в деревне знакомых. Никто не предложил ему кров, поэтому ему пришлось искать жильё самостоятельно. И, на счастье Хан Мин А, именно к ней он обратился с такой непривычной просьбой. Впервые в жизни у неё кто-то попросил снять комнату. Она выделила жильцу всю мужскую половину – та уже давно пустовала. Господин Ю, казалось, был всем доволен и не высказывал никакого недовольства по поводу бедности обстановки или скудности пищи. Он с благодарностью принимал завтрак, уходил на весь день по каким-то своим делам, а вернувшись вечером, отказывался от ужина и сразу ложился спать. Иногда лишь оставался, чтобы выпить с хозяйкой по чашке травяного чая во дворике. Хан Мин А доковыляла до кухни и развела огонь в очаге, с горечью отметив, как мало осталось топлива. Скоро пол в комнате нагреется, и Ми Гён проснётся в тепле. Да и каша к тому времени будет готова. Мин А поставила котелок на очаг и потёрла поясницу. С каждым днём выполнение самых простых дел вызывало у неё всё больше трудностей. Руки слабели, спина то не сгибалась, то не разгибалась, ноги не хотели идти. Сама она, конечно, понимала: это возраст. Но Ми Гён ещё слишком мала, а больше эта работу выполнять некому. Каждую ночь Хан Мин А засыпала со страхом, что не проснётся утром. Что тогда станет с её малышкой? Её, сиротку, могут отдать в злую семью служанкой, где она будет жить в чёрном теле, превратится в дурнушку, изуродованную тяжёлым трудом, и всё ради того, чтобы расплатиться по долгам бабушки. Или, что ещё хуже, её могут продать в чайный домик и воспитать из неё кисэн. Порой Хан Мин А до утра ворочалась, думая об этом. Такая участь казалась ей хуже всего – даже хуже смерти. Именно поэтому она продолжала жить. Только ради внучки. – С добрым утром, госпожа Хан! – Господин Ю, – старушка торопливо поклонилась, – хорошо спали? Вы сегодня так рано. Завтрак ещё не готов. Я постараюсь закончить быстрее. – Не переживайте, я ещё не голоден, – жилец мягко улыбнулся и обвёл полупустую кухню взглядом. – Что же, сегодня снова ничего? – Да, - Хан Мин А развела руками, – никому больше не нужна моя работа. Все мои клиенты нашли себе прачек помоложе да посноровистее. Когда-то, бывало, я шла по домам и возвращалась с двумя-тремя тюками белья. А нынче – сами видите. Боюсь, скоро вам придётся искать новый дом, потому что мой заберут сборщики налогов. – Вам нечем платить налоги? Хозяйка не ответила. Зачем, если и так всё понятно? – Госпожа Хан, давайте я буду платить вам за стирку моего белья. – Вы уже платите мне за стирку. –Тогда позвольте мне заплатить за вас! – Господин Ю, вы уже сполна заплатили мне. И за стирку, и за комнату, и за завтраки, и вообще за всё, за что вы могли бы заплатить. Я высоко ценю ваше благородство, но вы ничем больше не можете мне помочь. А брать ваши деньги просто так я не стану. – Я понимаю. Простите, я не хотел оскорбить вас своим предложением. Мужчина поклонился и вышел из кухни прежде, чем хозяйка успела что-то ответить. Она покачала головой. Его предложение нисколько не оскорбило её, просто она прекрасно понимала, насколько бессмысленно это было бы. Когда каша сварилась, старушка собрала завтрак на поднос и медленно вышла из кухни. Во дворе её жилец делал какие-то упражнения – довольно странно для учёного, но кто их, умников, поймёт. Может быть, это какой-то новый способ медитации? Пожилая женщина залюбовалась красотой его молодости. Господин Ю не был юн и не был стар. Возраст его был, определённо, возрастом полного расцвета – и пусть за ним последует время увядания, сейчас мужчина находился в прекрасной форме: как телесно, так и умственно. Он не был умопомрачительно прекрасен, но его лицо всегда было полно живых эмоций, глаза сияли, и, когда он улыбался, было невозможно не улыбнуться в ответ. Он был ловок и силён – неожиданно силён для человека, не державшего в руках ничего тяжелее книги. И каждый день при общении с хозяйкой он демонстрировал свою благовоспитанность и открытую, честную душу. Хан Мин А не понимала, почему же такой замечательный мужчина не женат, но не хотела спрашивать и переходить ту черту, которая всегда сдерживала их отношения в рамках взаимной учтивости. Хан Мин А позвала жильца завтракать. Господин Ю, как обычно, с благодарностью взял поднос с едой. Едва заселившись, он настоял на том, чтобы пожилая хозяйка не утруждалась ношением подносов туда-сюда. И она поняла скрытый за этой вежливостью намёк и вообще не заходила на мужскую половину дома. Отныне она принадлежала постояльцу, и женщинам там было не место. Разбудив и накормив внучку, Хан Мин А устроилась во дворе с работой: нужно было починить одежду непоседы Ми Гён. Девочка росла активной и подвижной, из неё наверняка получится хорошая работница. Но из-за подвижности и любопытства девочка постоянно попадала в разные истории, после которых приходила домой с ссадинами, синяками и рваной одеждой. Ми Гён была равнодушна к вещам и никогда не просила ни лент, ни нарядного ханбока. Бабушка в душе радовалась: это давало надежду, что после её смерти внучка не позарится на красивую обёртку жизни кисэн и предпочтёт вести жизнь честной работящей женщины. Глаза Мин А были уже слабыми. Она накладывала стежки по большей части на ощупь, надеясь, что получится достаточно ровно. Не хотелось, чтобы внучка выглядела неряхой. – Ми Гён! Ми Гён, иди, посмотри, хорошо ли получилось! Девочка заверила, что теперь штанишки даже лучше новых, и вернулась под старую цветущую сливу, где играла с деревянными чурбашками. Бабушка не могла купить ей других игрушек, но Ми Гён и не просила – ей всё нравилось. У Хан Мин А сжалось сердце. Девочка ещё такая маленькая, но уже очень скоро она расцветёт, на неё начнут обращать внимание молодые люди. Застанет ли бабушка пору её цветения? Увидит ли, как она сама плетёт себе косы? Попробует ли сваренный ею рис? Погуляет ли на её свадьбе? Хан Мин А знала ответ. Не знала лишь, как сложится судьба внучки, когда она останется одна. Старушка заметила какое-то движение за забором и вскинула голову. Ей показалось, что там мелькнул какой-то мужчина. «Сборщик налогов!» – вспыхнула в голове мысль, от которой в груди всё похолодело. Нет-нет, это не может быть он, ещё слишком рано. Они придут позже, через два дня. А что она будет делать, когда они придут?.. Хан Мин А глубоко вздохнула, чтобы унять сердце. Оно трепетало, вместо чёткого ритма выдавая беспорядочный стук, будто кто-то дал барабан шаловливому ребёнку. Нельзя нервничать – от этого болит сердце. Ей снова будет плохо, если она немедленно не успокоится. Будто подтверждая эту мысль, сердце ударило пару раз гулко, так, что в ушах отдалось, и начало барабанить как бешеное. Глухая боль, такая знакомая, расползлась по грудной клетке, перетекла в руки и голову. Мир смазался и поплыл куда-то, и Хан Мин А потеряла контроль над своим телом. Она поняла, что упала, лишь когда земля ударила ей в спину. – Госпожа Хан! Хозяйка! Голос жильца доносился будто сквозь плотное одеяло. Его руки бережно приподняли её, поддерживая спину и голову. – Ничего, ничего, – старушка слабо мотала головой, пытаясь убедить его, что всё в порядке. – Почему вы упали? Что у вас болит? Хан Мин А зажмурилась от очередного приступа сжимающей сердце боли. Она не могла говорить, не могла вздохнуть. Так больно, боги, как же больно! – Госпожа Хан, - не унимался мужчина, – вы меня слышите? Боль прошла так же внезапно, как началась. Будто она была грязью, которую кто-то стёр мокрой тряпкой. От неё остался лишь след – лёгкое ощущение тумана в голове и вялость в теле. Мин А открыла глаза и слабо улыбнулась: – Со мной всё хорошо, просто голова закружилась. Можете меня отпустить, я больше не буду падать. Благодарю вас. – Вы не в порядке. Посмотрите, вы белее снега! Нет, не вставайте, посидите ещё. Расскажите мне, что с вами произошло? Я смогу помочь. – Ох, господин Ю, - она с усмешкой покачала головой, – моя болезнь называется старость, и никто не сумеет её вылечить. – Я беспокоюсь о вас. Вы так внезапно упали. Не пугайте меня так больше, – он улыбнулся и погладил её по плечу. За забором снова мелькнул чей-то силуэт. – Сердце прихватило, – призналась Хан Мин А. – Так уже было однажды. Что поделать, я старая развалина. И такое будет происходить всё чаще, пока окончательно не прикончит меня. – Что вы такое говорите? Да в вас сил, как в трёх молодых! – Не льстите мне, – старушка рассмеялась, – во мне лет, как в трёх молодых, а сил нет совсем. Я уже чувствую, как смерть стоит за моими воротами. Мужчина испуганно обернулся, ища взглядом кого-то за забором. Хан Мин А снова усмехнулась: – Не воспринимайте это так буквально. Я просто хочу сказать, что… – Что? – подтолкнул её жилец после затянувшегося молчания. – Что я уже очень старая. И я могу умереть в любой момент. А о малышке Ми Гён будет некому позаботиться. Она останется одна, и её продадут в чайный дом, и моя внучка… Моя внучка станет… – она захлебнулась рыданиями. И пусть она понимала, что ей нельзя так плакать, что это может спровоцировать новый приступ, ничего не могла поделать. Она всё плакала и плакала, и вдруг начала рассказывать господину Ю всё, что так тяготило и пугало её. Он слушал, не перебивая, почти не моргая, сжав губы в тонкую линию. Он иногда оглядывался, будто тоже ждал внезапного появления сборщиков налогов, но ничего не говорил. А Хан Мин А всё говорила и говорила, надеясь облегчить душу, но легче не становилось, а становилось только страшнее. Но вместе со страхом в ней росла решимость. – Вы благородный человек, господин Ю, – дрожащим голосом заявила она, когда слёзы иссякли. – Вы сами предлагали мне помощь. И я прошу, я умоляю вас, помогите. Позаботьтесь о Сон Ми Гён. Мужчина опешил. Он глядел на неё расширившимися глазами и не мог вымолвить ни слова. – Я понимаю, моя внучка ещё очень маленькая. Но уже сейчас она очень умная и честная, и совсем не ленивая. Она станет для вас прекрасной служанкой со временем. Она будет сильной и ловкой, когда вырастет, и она будет служить вам верно, пока вы сами не захотите отпустить её. Пожалуйста, господин Ю, я вас умоляю, позаботьтесь о ней. В целом свете вы единственный, кого я могу попросить об этом. Я не знаю, сколько ещё протяну. А когда меня не станет… Девочка погибнет. – Госпожа Хан… – Пообещайте хотя бы подумать об этом! – В отчаянии пожилая женщина схватила его ладони, и он не отнял рук. Она видела его сомнения. Она и сама понимала, насколько безумной была её просьба. Но Хан Мин А знала: третьего раза её сердце не перенесёт, а случиться он может очень скоро. Примерно послезавтра, когда придут сборщики налогов и устроят ей скандал. Господин Ю снова обернулся. Неужели он тоже видит, что какой-то мужчина шныряет вдоль её забора? Помявшись несколько секунд, он кивнул: – Я согласен. Я обещаю, что позабочусь о вашей внучке и обеспечу ей безопасность и достойное будущее. Никаких чайных домов, никакой чёрной работы. Я выполню вашу просьбу. Но при одном условии. Я заберу её прямо сейчас, и мы вместе уйдём навсегда. – Сейчас? – В сердце слабо отдалось болью. – Да. Если всё произойдет так, как вы говорите, девочке ни к чему это видеть. Пусть она сохранит светлые воспоминания об этом месте. – Да, вы правы, - Хан Мин А была вынуждена признать это. Мужчина помог ей встать. – Я соберу её вещи и немного еды. Она вдруг остро почувствовала, какая же она старая и слабая. Сгорбившись от навалившейся тоски и чувства вины, она поковыляла к дому. Догнавший её голос ударил в спину, как хлыст. – Госпожа Хан, подумайте как следует. У меня есть деньги. Я могу заплатить за вас налог – в счёт будущего проживания, например. Хан Мин А замерла. Звучало хорошо – даже очень хорошо! Но она понимала, что её это не спасёт. Она не обернулась и ответила очень тихо. Она знала, что он услышал. – Сейчас я заплачу вашими деньгами – а что я буду делать в следующий раз? Вещей оказалось не так уж много. Второй комплект одежды, расчёска, старая шпилька с украшением в виде цветка с пятью лепестками, которая принадлежала матери Ми Гён. Бабушка завернула вещи в отрез холста и стянула веревкой на манер мешка так, чтобы можно было нести его на спине. А в отдельный узелок завязала горшочек с остатками рисовой каши. Вот и всё богатство. Прощание вышло скомканным. Хан Мин А не могла подобрать слов, чтобы объяснить внучке, почему она должна уйти с господином Ю, а девочка хватала её за руку, не понимая, чего от неё хотят. В конце концов бабушка просто обняла Ми Гён и легонько подтолкнула к выходу: – Иди, малышка, господин Ю уже ждёт тебя. – А ты, бабушка? – А я догоню вас позже, - солгала бабушка и снова подтолкнула девочку. – Иди же! – Только ты не задерживайся! Сон Ми Гён взяла из бабушкиных рук узелок с горшочком и пошла к воротам, где уже ждал господин Ю – странный, но добрый дяденька, которого бабушка всегда называла «жильцом». Пожилая женщина стояла на пороге, крепко прижав руки к груди. Боль, сжимающая грудную клетку и волнами расходящаяся по телу, всё усиливалась. Старушка глядела на внучку, широко распахнув глаза, стараясь запечатлеть каждый момент, каждое движение. Вот девочка подошла к мужчине и задрала голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Вот он присел перед ней и что-то спросил. Ми Гён кивнула. Он сказал что-то ещё и выпрямился. Малышка Ми Гён, её маленький ангел, обернулась и помахала бабушке рукой – а та помахала ей в ответ. Потом мужчина поклонился хозяйке дома, взял ребёнка за руку и вышел за ворота. Хан Мин А, самая древняя старуха во всей деревне, а теперь ещё и самый одинокий человек во всём мире, смотрела им вслед. Она стояла, пока они совсем не пропали из виду. На неё накатила страшная тоска. Не совершила ли она ошибку? Господин Ю производил впечатление честного и благородного человека, но правильно ли она поступила, отдав свою кровиночку незнакомцу? Боль в груди стало невыносимой. Хан Мин А тяжело осела на пол. Неужели это конец? По щекам потекли слёзы. Она вспомнила, как помогала принимать Ми Гён. Как качала её на руках, как кормила, как учила ходить и говорить. Воспоминания мелькали перед глазами, как наяву, и сердце её обливалось кровью. – Ми Гён, моя Ми Гён… Одна рука оттягивала воротник, чтобы было легче вздохнуть, а другая царапала пол. Мысли спутались, перед глазами всё плыло. Она ведь попрощалась с внучкой. Она попрощалась с ней. Ми Гён будет в безопасности. Господин Ю, учёный, честный и благородный человек, пообещал ей. Такой человек не нарушит слова. От этой мысли стало как будто бы легче. Сердце перестало колотиться как бешеное, зрение прояснилось. Она подняла голову и увидела, что в ворота входит высокий мужчина. В чёрном ханбоке и чёрной шляпе-кат – очевидно, тот же самый, что весь день шнырял вдоль забора. Странно, это не форма сборщика налогов. Мужчина подошёл ближе, и она смогла лучше разглядеть его. Он был высоким, с очень бледной кожей – на контрасте с чёрным одеянием она казалась неестественно белой. На его лицо падала тень от шляпы, но можно было разглядеть влажный блеск больших глаз и красные губы, пылающие на бледном лице. Он определённо не сборщик налогов. И не торговец безделушками. И не новый учёный, ищущий жильё. И вообще не человек. Женщина поднялась и выпрямила спину, чтобы встретить его достойно. Мужчина встретился с ней взглядом. Она кивнула, отвечая на вопрос, который он только собирался задать. – Хан Мин А. Это вы?