What goes around comes around

О Боже правый. Короткий выстрел в спину. Прямо в поясницу. Сэм болезненно зажмурилась. Будто позвоночник ковыряют скальпелем. «Маме лучше не знать, отчего это. Маме лучше не знать, ей-Богу, и не видеть здоровенного синяка у меня на копчике». Она застегнула на бедре юбку в складку и полюбовалась в зеркало на своё всклокоченное отражение. Не самый лучший вид, Сэм, детка. Хотя, мать твою, ты должна выглядеть хорошо. В свои-то счастливые восемнадцать. Послышался короткий стук в дверь. Она натянула короткую кофточку прежде, чем мама кто это может быть ещё?! бесцеремонно вторглась в её комнату (так было всегда, если она долго не открывала. Зная мамину историю, винить её нельзя, но порой это бесило). — С днём рожденья тебя… — запела она с порога — тихо и ласково. Мелисса подпевала бы где-то у нее под локтем, но она сейчас с папой. — С днём рожденья тебя… Сэм широко улыбнулась матери и окинула её взглядом. Ну надо же! Собралась и полностью готова к выходу. Куда это она навострилась? У неё же выходной. — С днём рожденья, Саманта… В груди потеплело, когда девушка взглянула на красивый торт в руках мамы, выполненный розовым сердцем. Семнадцать свечей на нём, восемнадцатая — золотая, витая — самая большая. — С днём рожденья тебя! Она захлопала в ладоши, когда мама смолкла, и подскочила к ней, чтобы задуть свечи. Вдохнуть поглубже. ФУХ! Мама добавила в торт сахарную пудру, и та облачком слетела прямо Сэм на лицо, когда она задула свечи. Мама расхохоталась, весело и бесшабашно, понимая, что её шалость, чёрт подери, удалась. — Ну спасибо, мам! Макияж к дьяволу. О, Боже, кофту тоже надо переодеть. Сэм скривилась и подошла к стулу, сняв со спинки похожую. Не стесняясь матери, стянула грязную и надела свежую (ну, относительно свежую…). Сидни вздохнула с упрёком. — Сэм, а что насчёт… — Лифчика? — Сэм фыркнула. — Ой, ма, пошёл бы он куда-нибудь в шкаф. Подальше. — Была бы ты с размером минус один. — Ма, не хочу это слышать! — Тогда хоть голой ходи. — Давай не будем с тобой это обсуждать, ладно?! — А ты ходишь с грудью больше моей. Это же просто неудобно. — Сидни поставила торт на письменный стол. — О Господи. — Чёрт с тем, что неприлично. — Опять эта твоя теория, что мне так двигаться удобнее? Сидни снисходительно улыбнулась. Пожала плечами. — Плюс ты так стройнее выглядишь. Сэм сердито прошла к шкафу и наклонилась, воздев в руке чёртов лифчик. Мама рассмеялась. — Уела! Вот уела! Дьявол с ним, надену! Только давай уже шустрее съедим по куску торта, у меня автобус через пятнадцать минут. Она в который раз стянула грёбаную кофту и надела бретельки на плечи, вложив грудь в чашки. — Застегни на последнюю, — буркнула недовольно. Сидни усмехнулась, подошла со спины. — Между прочим, можем никуда не торопиться. Чего это? Сэм в предвкушении вскинула брови, на губах появилась лёгкая улыбка. Кажется, начала догадываться… — Ты предлагаешь прогулять школу? Она не видела лица матери. Но слышала голос, и он улыбался. — А ты будешь против?

***

Майами — хорошее место для жизни. Сидни и её семья живут на побережье Атлантики на юго-востоке Флориды в округе Майами-Дейд все восемнадцать лет. У Сэм и сестры фамилия — Кинкейд, а у матери — Прескотт. Она всегда была и будет Сидни Прескотт, той самой, из телика, со страниц старых газетных вырезок и книг «Удар ножом» авторства крёстной Сэм, Гейл. Они раньше жили на Фостер-стрит — это полчаса до Даунтауна, самого сердца Майами. А теперь — почти у побережья, на Коллинз-Авеню. Это место раньше было сплошь в болотах, но один чувак, Джон Коллинз, нашёл способ их осушить. На этой улице в самом конце за отелями и ресторанами стоят красивые большие дома. Они с Сидни заняли один из них совсем недавно. Отец бы выбор не одобрил: он привык жить скромнее, у Сидни с этим не было проблем. Она выбрала дом на Коллинз-Авеню потому, что это самая популярная и престижная улица города. Здесь охраны столько, что им позавидовал бы президент в Белом Доме. Кто-то думает, что мать Сэм, успешная писательница, просто зазналась. Ну ещё бы! Её первая книга, «Свет в ночи», разошлась огромным тиражом и была настоящим откровением: Сид честно рассказывала в ней обо всём, что с ней случилось, в том числе о своих отношениях с убийцей Билли Лумисом. Прошло время, и вышла вторая книга: «Выжившая». Маньяк в маске не успокаивался, хотя Билли и Стю, те, кто брался за ножи в первый раз, были мертвы. Пять книг — и пять бестселлеров. За право обладания рукописью издательства платили огромные чеки. Каждый хотел выпустить новую сенсацию под обложкой с жёлтой ленточкой на всю корку. С деньгами и славой у Сидни Прескотт не было проблем. Но с безопасностью — были. И с паранойей, крепчавшей день ото дня — тоже. Что-то в их отношениях с Марком разладилось, когда он понял — Сидни навсегда осталась в Вудсборо, хотя физически была рядом с ним. И каждый раз, как там объявлялся новый призрак в белой маске, она оживала, чтобы бороться, а затем вновь пряталась в свой кокон в ожидании новой опасности. Сэм тоже чувствовала это. Она была старшей и видела, какой мама приехала однажды из короткой поездки в Вудсборо. Той самой, после которой она лишилась семьи и Марка. Потерянной. Выеденной изнутри. Почти убитой. Победительницей. И тот, кто думал, что Сидни Прескотт живёт в престижном квартале потому, что задрала нос, чертовски ошибался. Она делала это, потому что уже пыталась прятаться в глуши, но ничего хорошего из этого не вышло. И тогда решила, что на виду, но в безопасности быть тоже хорошо. Она присела с Сэм в кафе-мороженое, когда магазины были пройдены, а подарок — куплен и сразу вскрыт. Красивая упаковка с розовой лентой пустует в бумажном пакете, зато на шее у Сэм уже мягко поблёскивал кулон с первой буквой собственного имени. Откинувшись на спинку кресла и разместившись на террасе, Сид смотрела за дочкой, уплетавшей мороженое с шоколадной крошкой и вымоченной в ликёре вишней на самой вершине десерта. Боже мой, ей уже восемнадцать. На неё с таким интересом смотрят мужчины! Каждому Сид открутила бы яйца лично: у них заинтересованные взгляды, потому что Сэм молода. Потому что на ней короткая юбка и короткий же топик с рукавом и надписью «California Bae». Потому что у неё тёмно-каштановые красивые волосы, постриженные в густое прямое каре по плечи: они обрамляют прехорошенькое личико. И потому что она беззаботно ест яичницу и запивает кофе, плавно налегая упругой большой грудью на стол. Сэм слишком хороша для каждого из них, считает Сидни, потому что она — её дочь. — Ма, — Сэм звала её уже не раз. — Ма! — М? Сид отпила чёрный кофе и поморщилась. К горечи вкуса она привыкла. Не горше, чем всё, что с ней случилось когда-то. Сэм ещё слишком молода: она пьёт фраппучино. — У меня большие планы на вечер, — заявила она и комично подвигала бровями. — Может, встретимся с папой и Мэл? — Малышка у бабушки. А отец… — Сидни замялась. Протянула руку: на запястье был тонкий кожаный ремешок с часами, на безымянном пальце — золотая полоска. Кольцо. Пока родители не в разводе, просто… Сэм замялась, когда увидела кольцо, и молча взяла мать за руку. Она чувствовала, что спустя столько лет брака родителям трудно расстаться так сразу. Первые звоночки — холодность, отстранённость — уже давно отзвенели. На место им пришло безразличие. Мама не могла заставить себя и снять кольцо. Но Сэм знала, что отец уже снял. И за мать ей было больно, как ни за кого другого. — Я знаю, — кротко улыбнулась она, хотя во рту появился горький привкус. Так бывает, когда лжёшь себе. — У него работа. Он очень занят. Всё о’кей, ма. Мне же не пять лет. Сид ободряюще улыбнулась и сжала руку дочери. Стоял один из тех чудесных солнечных дней в Майами, когда весь мир преображается. Океан ласково блистал лазурным и серебряным, волны накатывали на берег — долгие, затяжные. Люди гуляли по побережью и по набережной, высокие пальмы давали красивую резную тень на асфальт. Думала ли она, девчонка из далёкого провинциального Вудсборо, что так сложится её судьба? Иронично. Она побывала в аду, чтобы сейчас сидеть здесь, в этом городе, похожем на рай. В кармане заиграл смартфон, Сид спохватилась. Сэм откинулась на спинку кресла и аккуратно обхватила губами трубочку, попивая фраппучино и глядя по сторонам. Сид взглянула на экран, и голубое небо стало стальным у неё над головой. Звонил шериф Вон, и она сразу поняла, что там, в городе, который вспоминала каждый день, что-то случилось. Сидни сглотнула и приняла звонок, сделав вид, что не напугана. — Да, Лоренс, здравствуй. Нет, не помешал! Всё о’кей, мы тут с дочерью… просто у неё… ладно, ты зачем-то звонишь… Сэм мельком взглянула на неё. Пальцы крепко сжали смартфон, она побледнела и разом напряглась. — Мам? — Сэм тоже встревожилась. Сидни не слышала её. В ушах всё ещё были слова Вона. — Гейл погибла. Звуки исчезли, всё погрузилось в тишину, но только для Сид. Мир не перевернулся, небо не обрушилось. Всё было таким же, как и минуту назад. Все пили и ели, прогуливались вдоль океана, смотрели по сторонам — и на неё тоже, оглушённую своим горем. И ещё больше — непониманием. Как… Сидни не могла поверить. Это дурацкая шутка? Шериф Вон чересчур серьёзен для этого. Она хотела переспросить, но не решилась. Слишком тяжёл был этот удар. Сидни сглотнула. Жизнь снова подставила подножку и помчалась кувырком. Как всегда. Сколько лет она жила нормально — пять? Шесть? Как мало. Как ничтожно мало. Она подняла глаза на Сэм и заметила, что та тоже смотрит на неё. Кажется, дочь что-то почувствовала. Ей ещё предстоит узнать, что любимой крёстной больше нет в живых. — Сидни? — шериф был осторожен. — Ты в порядке? Тонкая цепочка с кулоном впилась в шею. Сидни сглотнула. — Да не особенно. Когда и как, Лоренс? — Вчера в десять двадцать один её обнаружили в собственном доме. Сидни похолодела. Она знала! — Она успела отправить на полицейский сайт заявку на вызов; пока ведётся расследование и большего сообщить не могу. — Её убили, — пробормотала Сид. Сэм отставила в сторону высокий стакан. Губы побелели. — Так ведь? Убили? — Я не могу тебе этого сказать, Сидни, — с явным сожалением в голосе произнёс он. — Ты же знаешь. — Я знаю, что её убили, и представляю, как, и ещё знаю — кто, — Сид разозлилась. — Да? Если это так, может, поделишься знанием со следствием? Сидни стукнула ладонью по столу. Сэм испуганно вздрогнула, за соседним столиком женщина в тёмных очках удивлённо обернулась к ним. — Это был тот гад в белой маске! Шериф смолк. Сидни молчать не собиралась. — Та сволочь! Не так важно, кто это, как он выглядит, сколько ему лет и как его зовут, главное — он вернулся! А точнее, они. — Они?! А почему ты так… — Да потому что их всегда было двое! Чёрт возьми, Лоренс! В трубке повисла тишина. Оба поняли в тот момент, что им не о чем говорить: Вон сообщил о трагедии, больше он ничего невмоготу сказать или сделать. Сидни знала: полиция бездействует — как и всегда, впрочем. Даже в лучшие годы, когда на месте шерифа был Дьюи… Она твёрдо сказала: — Спасибо, что позвонил. Вон был на месте главного в полиции совсем недавно. Он не понимал, за что хвататься: не из Вудсборо, совсем не из тех мест, Лоренс был не в курсе всех деталей, связанных с местным потрошителем. «Теперь тебе придётся вникнуть в это дерьмо» — мрачно подумала Сидни. — Когда похороны? — удалось выдавить вслух. Вон замялся. — Через день, Сидни. — Ну конечно, — саркастично откликнулась она. — Пока не раскромсаете её тело на лоскуты, не успокоитесь. Её уже было не остановить, и плевать, что Сэм смотрела с нескрываемым страхом. Сидни знала это выражение. О, как часто она его видела. От сегодняшних новостей её тошнило. — Если ты приедешь на погребение… — шериф помедлил. — Когда, — хмуро поправила Сидни, — ты хотел сказать, когда я приеду на погребение… — О’кей, как хочешь! Можешь придираться к каждому слову, но вот что я скажу, слушаешь? Сидни побагровела, но смолкла. Она взяла в руку столовый нож, принялась остервенело собирать с салфетки крошки. — Я понимаю, кто это может быть. Сидни, мы связались с нотариальной конторой, и я должен сразу сказать: потребуется твоё присутствие. — Он помолчал. — И Саманты. — Нет, — выдохнула она, пристально посмотрев на дочь. — Даже не вздумай. — Оно действительно потребуется, — с нажимом сказал шериф. — Поверь мне. — Нет! — Сид. Не заставляй меня делать официальный вызов. И потом, сразу, как ты приедешь, я приставлю своих людей. — Знаешь, Лоренс! Сидни стала категоричной, в голосе появились стальные ноты. — Ко мне уже приставляли полицию: это не кончилось ничем хорошим, во всяком случае, для меня. Ты, может, и не знаешь, но тогда парней в синих фуражках покосили на шашлык. У вас под носом снова завёлся грёбаный психопат. История повторяется в который раз, и чёрта с два теперь я доверюсь полиции! — Но, Сидни… Она уже бросила трубку и мрачно взглянула перед собой, стиснув нож в руке. Мысли хаотично стучали в висках, заполняя собой сознание. С минуту она сидела молча, и Сэм не решалась позвать или окликнуть. Но в Сидни уже перекипело. Она откинула столовый прибор и снова полезла в телефон, яростно набирая чей-то номер. Она знала его уже наизусть — спустя столько лет. — Мам, — жалобно обронила Сэм, — кому ты звонишь? Спрашивать «что стряслось?» бесполезно: на подкорке мозга Сэм по обрывкам фраз уже всё поняла. Дело дрянь. А когда дело дрянь, мама всегда обращается к… — Уэс? — Сидни подождала, когда гудки сменит ленивое мужское «Слушаю». На заднем плане там, в динамиках смартфона, где-то за многие мили играла мексиканская музыка. Он как всегда в своём репертуаре. — Уэс, это ты? — Нет, королева Великобритании, — он хмыкнул. — Привет, Сид. Что-как? — Не очень. — Она не стала тянуть и сообщила. — Гейл мертва. Сэм прижала ко рту ладонь, тихо выдохнув. Для неё это звучало так же невероятно, как — «На Нью-Йорк опустился корабль геев-омаров из космоса». Одно цеплялось за другое; Сэм поняла, что Гейл не просто мертва. Её убили. А кто? Неужели тот, что преследовал мать? Но это немыслимо. Он они давно мёртв мертвы. Сидни постучала ногтями по столешнице. Нервничая, опустила глаза. — Ну и ну, — медленно протянул Уэс. Где-то там у него спросили: «Так вы это берёте, мистер?». Он помолчал и бросил, но не Сид, а вбок: — Простите, на минуту. Так, теперь я могу говорить. Что стряслось? Сидни покачала головой. — Никто ничего мне не говорит. Никто ничего не сообщает. В полиции этот надутый индюк Вон считает, это не моё дело, а Гейл мертва. И чёрта с два это несчастный случай. — Он говорит — несчастный случай? — она буквально слышала, что он сердито засопел. Уэс был хорошим другом Гейл. Сид была уверена: его новость обескуражила не меньше. — Чёртов баклан. — Да, я знаю. Неизвестно, что там случилось. Но я тебе звоню не только за этим… — Сидни замялась. — Ох, блядь, нет. — Да. — Она подняла глаза. — Уэс, мне нужна твоя помощь. — Какая?! Сэм покачала головой. Если ма просит помощи Уэса, значит, дело дрянь. — По сопровождению. — Я хотел в этот уик-энд сопроводить свой новый спиннинг на рыбалку. — Уэс, прошу. Она не шутила, и он это сразу понял. Сглотнув, сказал: — О’кей. Так и быть, ладно. Проследить за домом, с Сэмми посидеть или?.. — Нет, поехать с нами в Вудсборо. — В Вудсборо?! — он нервно рассмеялся. — Ты, мать, совсем рехнулась?! Головкой стукнулась? — Уэс, не надо. — Нет, надо! — он повысил голос. — Слушай, на кой чёрт тебе это нужно?! Сид, ты сама нарываешься. Блядь, сама! Ты забыла, о чем книжки пишешь?! Да в них список выживших сокращался до двух лиц. Я в этом участвовать не хочу! — Прекрати. Сэм затравлено сглотнула. Она знала, что всё значит, но не верила, что это происходит с ней наяву. Ущипните! Сидни молчала, молчали и на другом конце трубки. К чему-то нужно было прийти. Она сказала: — Слушай, если ты откажешься, я всё пойму. Прости, что потревожила. — Сид, — он цокнул языком, помолчал. — Ну ты чего. — Я справлюсь, не думай. Сэм похолодела. — Столько лет справлялась. Поезжай куда думал, серьёзно. — Сид. Я уже всё отложил. — Да брось. — К чёрту эту рыбалку, ты чего! Я всё улажу. Когда и где мне нужно быть? — Я сказала — прости, что побеспокоила, я передумала. — Сид, ты мне позвонила сейчас, не я тебе. Хватит ломаться. И обижаться. Я был неправ. Да ты без меня пропадёшь, как тогда. — Ну конечно, всю жизнь будешь вспоминать мне эту херню? Сэм грустно улыбнулась. Когда ей было четырнадцать, маму едва не сбила машина. Тот Кадиллак вывернул так стремительно, что Сид толкнула коляску и старшую дочь назад, на обочину. Ей не хватило бы и пары секунд. Послышался визг тормозов. Машина оставила чёрные следы от колёс. Кто-то налетел на Сидни и толкнул вбок: затылок и руку обожгло болью, когда она приложилась о гранитный бордюр. Позже врач скажет, что она сломала локоть. Послышался звук глухого удара и прогонистый свист покрышек. Лобовое стекло вспучилось паутинной трещиной. На асфальте метрах в двух от кадиллака чернело тело. Мужчина в пальто лежал ничком, прикрыв рукой голову, в осколках стекла. Уэс уже спас Сидни однажды. Уэс помогал ей каждый раз, как было нужно выйти в люди — и мог отогнать кого угодно, от назойливых журналистов до пугающих фанатов. Он не раз забирал из школы Сэм и они шли в кафе-мороженое под девизом «только не говори маме». Вот и сейчас, ругаясь почём зря, он внушал: — Хотя знаешь, что будет лучше? Послать к чёрту всё это. К чёрту! Это не твоя война, Сид. Пока полиция не словила этого придурка… или кайф от той дури, что хранят в участке… предлагаю метнуться хоть ко мне в Онтарио, хоть в… да блядь, в Европу! — Я так не могу. Сэм поджала губы. Таким она видела лицо матери впервые, но поняла: она не отступится. — Хорошо. Хочешь гробиться ради памяти подружки — хорошо, — Он помолчал. Затем тихо добавил. — Можем хотя бы оставить Сэм дома? — Ты считаешь, ей безопаснее одной? — С отцом… — неуверенно сказал Уэс. — Что, нет? — Я никому не доверю свою дочь. И ты это знаешь. — Фу ты… и даже мне? Она помолчала, взглянув на Сэм. Каштановые волосы встрепал ветер. Девушка зябко поёжилась, глядя на океан. Она ещё не знала, во что влипла вся их семейка. — До встречи, Уэс. Сидни отключилась, не отрывая тревожного взгляда от дочери. Что-то подсказывало ей: нельзя оставлять её одну. — Сегодня вернёмся домой пораньше, — твёрдо сказала она. — Надеюсь, у тебя найдётся чёрная одежда. Нам нужно собрать сумку. И поживее.