2
Ларри припарковался возле большого супермаркета «Мэйфлауэр»: машин вокруг было достаточно, чтобы в глазах у Сэм замелькали их цветные крыши. В тот момент, как Ларри заглушил мотор, Уэсу позвонили. — Это с работы, — озадаченно сказал он. — Без меня ни шагу. Я сейчас. И быстро вышел. Ларри и Сэм остались одни. Конечно, не прошло и десяти секунд, как последовал первый вопрос. Сэм даже не сомневалась, что так и будет. — Ты как? — тихо спросил Ларри. Сэм растерянно повернулась к нему. Что на такое ответишь? — Почему ты не переодеваешься в штатское? — спросила она невпопад. — Ты отвечаешь вопросом на вопрос. — Ну и ладно. Мне просто интересно. Уж во всяком случае, интереснее, чем отвечать на «как ты». Уэс снаружи говорил с кем-то. Сэм слышала его отрывистое «да», «кто знает», «возможно». Размытое и расплывчатое. Он всегда так разговаривает, когда ему звонят с работы: как чёртов шпион, прозрачности примерно ноль процентов. Сэм догадывалась, что в его агентстве не все клиенты занимаются легальными делами, и иногда Уэс здорово рискует. Как бы то ни было, сейчас он занят, и у них с Ларри есть теперь минута или немногим больше, чтобы узнать друг друга. Хотя, честно сказать, Сэм к этому не стремилась. Это как чёртов пазл. У тебя, допустим, есть частично готовая абстрактная картинка, которую ты уже сложила — с полным непониманием, что из этого получится. И к этой картинке предстоит подобрать отсутствующие кусочки. Приходится подставлять и анализировать, вглядываться в цвета и узоры. И не сказать, чтобы Сэм это нравилось. Она не была уверена, что хочет знать, как выглядит картинка целиком. — Ты не отвечаешь мне, почему тогда я должен отвечать тебе? — Резонно спросил Ларри. Сэм втянула воздух глубже, мрачно посмотрела в потолок и попыталась взять себя в руки, хотя очень хотелось вылететь вон из машины, хлопнув дверью так, чтоб окна задрожали. — Я в порядке, — раздражённо бросила она то, что он ожидал услышать. Буквально как подачку. Кость собаке. — Мне не по себе всё время, но в остальном я о’кей. — С чего бы это? Сэм хмыкнула. — Действительно, с чего бы? Убили ещё двоих. Тех ребят, что были на оглашении завещания Гейл. Ублюдок обещал идти по списку тех, кто нарушил правила. Готова клясться, они это делали. И поплатились. — Мы пока знаем о нём очень мало, — возразил Ларри. — Не стоит делать поспешных выводов. И поддаваться панике — так себе идея. — Столько лет он убивал здесь, — перебила его Сэм, — и вы до сих пор мало знаете? Чёрт, на копов реально нет надежды. Он — или они — кромсает людей в салат, каждый день находят по трупу, и если бы это было единожды, но нет! О вашем маньяке написали восемь книжек и сняли целую франшизу, Ларри, мать твою! В этом городишке не так уж много жителей. Все старожилы знают, что в этих местах патологически водится убийца. Это тебе не Чикаго, не Нью-Йорк, не Сан-Франциско и не Бостон — это грёбаный Вудсборо!!! Я видела табличку на въезде в город, и даже если бы здесь жило три человека, вы ни-хре-на бы не смогли! Я до сих пор не могу поверить, что вы неспособны ничего сделать. — Высказалась? Полегчало? — холодно спросил Ларри. Саманта сузила глаза и скрестила на груди руки. Она была воплощённым негодованием. — Вполне. — А теперь послушай ты меня. Убито уже два копа. Думаешь, у нас много улик? Нет, чёрт возьми! — Ларри не повышал голоса и цедил слова, но Сэм от одного его тона поёжилась. — В моём кабинете лежит папка толщиной с два сложенных вместе биг-мака, и это никак не помогает делу. Убийца всегда где-то рядом. Он, как и в прошлые разы, кто-то, кого знают все ключевые участники конфликта. Он может быть кем угодно и где угодно. Возможно, убийца — это даже ты сама. Но моя задача — найти его и ликвидировать, и, Богом клянусь, я сделан не из того теста, из какого слеплены другие парни в моём участке. Я не могу спокойно спать и есть, пока этот урод ходит на свободе. Я хочу изловить его и посмотреть ему в глаза. Глаза у него были матовыми и дымно-голубыми, замутнёнными той сдерживаемой злостью, с какой он цедил каждое слово. Он не сводил с Саманты пристального взгляда, тяжёлого, как камень, и не сделал ни малейшего движения за всю свою речь. — Ладно, — ехидно сказала Сэм, хотя ей было не по себе. — Я поняла, что ты весь из себя такой правильный коп. — Я не правильный, — возразил Ларри, смутившись и чуть розовея щеками. — Просто хочу изловить его. Или их. Неважно. — Ты мне напоминаешь отца, — фыркнула Сэм и запахнула рубашку на груди, крепче стиснув свою талию. — Такой же в точности. За честь полицейского жетона готов впахивать день и ночь. Детектив, чтоб его, Кинкейд. — Не любишь отца? — Как раз наоборот. Он своей работой одержим, и я вижу в твоих глазах то, что есть и в его. Он всё ставит на кон, если впутывается в очередное расследование. А мы с семьёй ему как-то побоку. — Я не… — Ларри прикрыл глаза, качая головой. Рыжий завиток упал ему на веснушчатый лоб, и он его легко смахнул. — Я не такой, увы. — Дай угадаю, — вдруг резко сказала Сэм и показала ему раскрытую пятерню. — Дома у тебя либо идеальный порядок, либо полный бардак, потому что ты либо там не живёшь, либо тебе по барабану, что происходит. Она загнула указательный палец. Ларри усмехнулся. — Допустим. — Ты с детства мечтал стать копом. Руку на отсечение даю, у тебя точно есть дядя, отец или брат-полицейский, либо работник госструктуры, и ты решил последовать их примеру, потому что иначе никак. Ларри облизнул губы и посмотрел вбок. Сэм загнула средний палец. — Ты редко нарушал школьные правила и был если не лучшим учеником в Академии, то наверняка в числе самых дисциплинированных. — Ты читала моё досье или владеешь навыком ясновидения? — прямо спросил Ларри. — Среди сотрудников ты пользуешься авторитетом не потому, что ты — помощник шерифа, а потому, что подчас вызываешь больше уважения, чем сам шериф. — Не могу судить. — Зато я могу. Я вижу и слышу всё, что происходит вокруг. И наконец, — она покачала рукой, где не загнутым остался лишь мизинец, — ты одиночка, и с личной жизнью всё плохо. У тебя никого нет, и ты о паре не думаешь. Праздники встречаешь один или в компании семьи. И наверняка каждое Рождество тебя с кем-нибудь пытаются свести престарелые родственники и немногочисленные друзья. Ларри улыбнулся и потёр переносицу. Сэм торжествующе загнула мизинец… но он опустил ладонь на её сомкнутый кулак и придвинулся, сказав тихо — почти шёпотом — в нескольких миллиметрах от лица: — Не слишком радуйся, ты с последним не угадала. Саманта оцепенела, с неожиданным испугом всматриваясь в серые крапинки в его глазах у зрачков, в рисунок бежевых веснушек на молочной коже. — Я задумался о своём одиночестве совсем недавно. — Он крепче сжал ладонь на её руке. — Буквально пару дней назад. Саманта сощурилась и попыталась вырваться — бесполезно. Несмотря на внешнюю худощавость, Ларри оказался удивительно сильным человеком. — Ну-ну, — усмехнулся он, — я уверен, что ты не… Кто-то постучал по стеклу за его спиной. Ларри обернулся. Его лицо обрело прежнее серьёзное выражение, но Сэм готова была клясться — там было не только это, но ещё и злость. Уэс очень пристально смотрел на него в отет. От такого взгляда не жди ничего хорошего. — Вообще-то, — тихо сказал Ларри и медленно разжал руку, — в своём проигрыше виновата только ты. Он вышел из машины первым. Саманта — следом. Она нервно одёрнула рубашку и обошла капот. — Ещё раз… к ней… сломаю руку… — услышала она Уэса. Он был высок и облачён в чёрные тени от вудсборских туч на запасмурнелом небе. Ларри стоял против и казался не таким внушительным. Саманта стремительно подошла к ним и встала между, резко бросив: — Прекратили ссориться. Она могла бы с таким же успехом сказать мальчишкам в пубертате прекратить онанировать по утрам. Ноль реакции, у обоих на губах — одинаковые ухмылки, хотя найти более разных людей нужно постараться. Ларри с прищуром ёрзал глазами с рубашки Уэса ему на горло, будто собирался его раскроить. Одним только бритвенно-острым взглядом. Уэс сверху вниз смотрел на Ларри, и пусть разница в росте между ними была совсем невелика, но он казался чёртовым спящим гигантом, открывшим глаза. — Никто не ссорится, — наконец, ответил Ларри. — Мы просто говорили. — Твоё счастье, что ты ещё способен говорить, — медленно сказал Уэс. Это не тянуло на «всё в порядке». — Я предупредил. — Я не нуждался в твоих предупреждениях, — спокойно парировал Ларри. Уэс хмыкнул. Провёл по передним зубам языком, глядя на Фишера так холодно, что Сэм стало не по себе. «Такой сожрёт и не заметит» — подумала она впервые про Уэса. Она начинала понимать, почему он в агентстве был нарасхват. Ларри с улыбкой скрестил на груди руки. Он дразнил этого гиганта, хотя знал, что тому ничего не стоит раздавить его. Но дело здесь было не в физической или духовной мощи. Здесь было что-то ещё. — Я всё сказал. — Сэм показалось, что Уэс бросил это почти неохотно. — Теперь пошли.3
Когда Саманте было пятнадцать, к ним в дом забрался один из чокнутых маминых фанатов. Он был худощавым и симпатичным, с наколкой на бицепсе — летящей ласточкой, и кроткими глазами. Но Сэм видела и кое-что другое в его внешности. Один глаз у него нервно подёргивался, будто от тика, а ещё он был взъерошенным, как бродячий пёс. И чертовски испуганным. — Чем больше противник тебя боится, — помнила она, как ей однажды рассказывал Уэс, — тем он опаснее. Страх — это очень мощная хрень. Всегда бойся труса, Сэмми, больше, чем храбреца или позера. Сэм вернулась в тот день с тренировки и влетела на кухню, не глядя по сторонам. Всю воду она выпила по дороге и мечтала хотя бы о глотке газировки. В холодильнике стояли Эвиан и Доктор Пеппер. Все её мысли и стремления были только об этом. Случись атомная война, она бы вряд ли заметила. Только когда она пшикнула открывашкой алюминиевой банки и несколько раз жадно отпила лимонад, сообразила, что кто-то стоит буквально перед ней в пролёте между кухней и гостиной. И пристально, очень пристально смотрит. У него в руках что-то было, и он это мял, словно от неловкости. Сэм машинально всмотрелась и увидела, что это был шарф. Ну, мамин шарф, кремовый с логотипом Мэйсис — она привезла его из поездки в Нью-Йорк, когда отдавала свою вторую книжку в печать. Почему-то этот шарф врезался ей в память больше всего. Кажется, этот человек был так же сильно напуган, как и она. Он ничего не сказал, она тоже промолчала. А потом он шагнул вперёд, а она отступила за кухонный остров, чувствуя, как на кроссовки течёт что-то холодное. Она сама не заметила, как случайно перевернула банку с Доктором Пеппером. Незнакомец серьёзно посмотрел на Сэм, будто решаясь на что-то, и сделал несколько уверенных шагов к ней из гостиной — в кухню. Тогда Сэм подумала: что он собирается с ней сделать? И подумала ещё, каково было её матери — спустя столько лет, столько раз, столько попыток выжить? Видеть даже не человека, а чёрно-белую маску как олицетворение преследующей смерти, которая только забирала, забирала и забирала. Мужчина с наколкой сделал ещё один шаг и очутился в коридоре между комнатами. До Сэм оставалось десять или одиннадцать шагов, и он быстро преодолел бы их, но кто-то бросился на него сбоку и свалил на пол. Без единого звука. Только спустя пару секунд мужчина завопил от боли и обиды, а Сэм, дрожа и сминая в кулаке банку лимонада, смотрела, как Уэс в своей белой рубашке занёс кулак и опустил несколько раз. Звуки ударов были не как в фильмах. Они были глухими и страшными. Уэс методично обрабатывал вторженца, и на лице его не было ничего, кроме немой ярости. А когда крик захлебнулся собой и стих, Уэс развернул мужчину к себе спиной, провёз его раскровленной физиономией по полу, оставляя на паркете широкий полосящий красный след, и сказал: — Вы вторглись на территорию частной собственности. Затем взял его за копну русых волос, откинул ему голову назад — и со всей силы, с широкой амплитуды опустил лбом об пол. Мужчина снова что-то нечленораздельно выкрикнул, и Сэм показалось, что-то хрустнуло в создавшейся тишине. Уэс оседлал его, профессионально скрутил ему руки и вынул из кармана джинсов телефон. Всё с таким ледяным спокойствием, что даже не запыхался. Сэм не знала, как он оказался у них дома так вовремя. Но мама потом сообщила, что попросила его подъехать за копией рукописи, которую она забыла в кабинете. Когда Уэс позвонил в полицию, сообщил о случившемся и назвал адрес, Сэм вышла из-за острова и робко направилась к нему. Но запнулась и остановилась, едва он быстро взглянул на неё. У него был взгляд гиганта, открывшего глаза. Ей казалось, они светятся на потемневшем смуглом лице. И Сэм сглотнула. Она не хотела, чтобы он снова когда-нибудь так посмотрел на неё или при ней. Она знала: лучше не будить спящего гиганта, но тот парень с наколкой, Джон Деламо — он этого не знал и забрался к ним в дом. Сэм настороженно смотрела в спину Уэса сейчас, три года спустя. Он был явно на взводе, но ещё не настолько. Первым вошёл в супермаркет и быстро осмотрелся. Затем обернулся и спокойно сказал Саманте и Ларри: — Всё, что мы делаем, бессмысленно. Мы как сдурели. Какого чёрта этот магазин размером с небольшой городок, Ларри? — Боишься маньяка? — А ты нет? Хочешь, чтобы тебя расчленили? Или прирезали Сэм? — Фишка в том, что ему плевать, где и когда нас расчленить. Здесь куда лучше с системой слежения, чем в любом другом месте. И людей тоже много. По факту, мы этим обезопасили себя. — Мне не плевать, в отличие от него, — возразил Уэс, — здесь же дохрена стеллажей и полок. Склады. И, если он немного попотеет, то доберётся до дверей персонала. Он смышлёный чёрт. А если это так — поверь, парень, у нас будут большие неприятности. — Ты бы повторял почаще эти слова, прыгая по ночам в окна за убийцами, — любезно заметил Ларри. — Я хотя бы пытался догнать убийцу, в отличие от полиции города Вудсборо. Или вы решили изображать лежачих полицейских буквально? Так вот, что я скажу… — Заткнитесь оба, — проворчала Сэм и быстро пошла в сторону длинных стеллажей. — Мне это надоело. Ей и впрямь надоело. Она знала, что убийца её не тронет. Во всяком случае, не так, как боялись Уэс и Ларри. Сэм вздрогнула, вспомнив душ. Теперь она нигде не могла почувствовать себя в безопасности. Всё было иллюзией, и ей казалось, что Призрак наблюдал отовсюду. Она сняла с цепочки тележку, сунув монетку в замок. Ларри встал по левое плечо, Уэс — по правое. Оба сердито глядели на Сэм. Сама же Сэм смотрела только вперёд. — Я намереваюсь просто купить эти чёртовы продукты, забить этот чёртов холодильник и уехать отсюда к чёртовой матери, — заявила она. — И мы сделаем это. Прямо сейчас. Пошли.4
Она смотрела «Кошмар на улице Вязов» по видеку. Кассету записали поверх «Время умирать» Юнуса Коркута. Там было что-то про сицилийцев, Вторую Мировую и ЦРУ, по книжке парня, который написал «Крёстного отца». Такие фильмы любил смотреть отец, не она. Она отдала кассету Рэнди, не задумываясь ни на минуту, и он просто перезаписал на ней нужную ленту. Первые две части «Кошмара» были отличными, остальные — сносными. Последние — дерьмом. Калифорнийское лето дышало зноем, в Вудсборо держали окна открытыми. Обычное дело для местных. Тихий городок, никаких проблем. Здесь некоторые даже не запирали двери на ночь, потому что в Вудсборо не случалось ничего плохого, во всяком случае, хуже кражи пива в супермаркете. Разве что та история с Морин Прескотт год назад была первым тревожным звоночком, но она же шлюха, форменная шлюха, и это случилось бы так или иначе — а убийцу посадили. Сидни Прескотт тоже не заперла окно. Но она тревожно посмотрела на него, когда за ним послышался какой-то шорох, и подошла поближе, чтобы взглянуть, что там. Быть может, это птица, или просто ветер заставил стёкла дрогнуть, или… — Бу! — и в нём показался Билли. Её Билли. Сидни вздрогнула. Всё пронеслось перед глазами, в памяти, хотя прошло уже столько лет. Когда она посмотрела на свой дом на фоне залитых солнцем калифорнийских полей, воспоминания озарили её снова, точно это случилось вчера. И точно вчера ей было восемнадцать, и она флиртовала и показывала Билли Лумису сиськи в окне своей комнаты, потому что любила его, Господи, и сильно любила. И хотя он был подонком, она всё равно улыбнулась уголками губ, потому что это была её жуткая юность. И её воспоминания, когда всей компанией они дружили, ходили в школу, смотрели ужастики по видеку и ездили на тусовки. — Всё о’кей, Сид? — спросил Лоренс Вон из настоящего. Она вытекла сухой ладонью слезящиеся глаза и кивнула. — Более чем. Они вышли из полицейского седана и прошли по дорожке через арку в псевдокитайском стиле. Сидни посмотрела по сторонам. Впервые ей стало так сильно не по себе, как только могло быть. Здесь всё было совсем как в те годы, когда она жила в Вудсборо. Не когда уехала и отец выкорчевал розовые кусты, росшие по обе стороны дорожки, потому что всё напоминало ему о матери и о том, что за кустами нужен уход. А когда жила здесь, росла, видела Морин Прескотт, свою мать, в фартуке и перчатках: она часто любила копаться в саду. Сидни посмотрела на двухэтажный красивый дом. Он не изменился ни на день. — Кто теперь купил ранчо, ты сказал? — Тревор Перриш. — Точно. — Агент по недвижимости. — Лоренс искоса посмотрел на Сидни. — Он почти полностью восстановил дом и планировал продать его с молотка, полагаю, за кругленькую сумму. — Ну и ну, — проворчала Сидни и посмотрела на невысокую скамейку: точную копию той, на которой она частенько сидела с Татум после школы. — До чего люди любят навариться на чужом горе. — Это для многих обычная валюта, — спокойно сказал шериф. — И речь не о горе, а о твоей известности. Прошлой ночью он вернулся к себе домой и нашёл на двери записку, приколотую охотничьим ножом. В ней было написано: «Ты следующий». — Невероятно мило, что убийца предупреждает, кого грохнет дальше. На месте полиции, я бы этим воспользовалась. — Ты издеваешься, да? — Лоренс взглянул на неё с укором. Сидни улыбнулась и всплеснула руками. Улыбка вышла почти оскалом. — Нет, что ты. Даю советы. Знаешь, в таких случаях, как этот, многие их просят у меня. — И что же ты обычно советуешь? Сидни и Лоренс поднялись на террасу. Сид нажала на кнопку звонка. — Уезжать из чёртового города куда подальше, хоть на Луну: как дурашка Луни Тьюнс запустить себя с ракетой под задницей куда подальше, — сказала она. — И забыть об идиотской идее с самостоятельной поимкой этого гада в маске. Он как жвачка. Стоит раз коснуться, прилипает навеки. В стекле входной двери показался чужой силуэт. Сидни похоронила отца одиннадцать лет назад. Он покоился на кладбище возле жены Морин, но у Сид было чёткое ощущение дежа-вю, и она на миг смешалась, будто приготовилась, что отец откроет ей дверь и встретит своей вечной шуточкой, сказанной дурацким писклявым голосом, чтобы она перестала бегать по улице и наконец пошла на кухню и как следует поела: — Эй, Сидни-Сосидни! Ну-ка, залетай скорее домой! У твоего старика нашлось немного пюре с горошком на обед. Отец шутил из рук вон плохо, но, признаться, отцов любят не за чувство юмора. И в конце концов, их даже не выбирают. Дверь открыл мужчина среднего роста и худощавого телосложения. Тёмные волосы не были никак уложены, но казались почти художественным беспорядком, а не просто бардаком, из-за изящного профиля с тонкой переносицей. Брови были густыми и хмурыми, как у строгой умной птицы. Он был слегка небрит, одет в клетчатую рубашку, испачканную краской, и держал в руке кухонное клетчатое полотенце. — Мистер Перриш. Тревор Перриш быстро протянул руку Лоренсу и пожал её. — Шериф. Очень хорошо, что вы здесь. Я ждал вас с самого утра. — Пришлось немного задержаться. Я приехал не один. Тревор быстро взглянул на его спутницу и поджал губы. — Да вижу. — И подал руку. — Здравствуйте, Сидни. — Вы, верно, с самого начала нарывались на проблемы, — вместо приветствия сказала она и тряхнула его ладонь. Тревор не ответил ничего и закинул полотенце на плечо. — Что ж, вот вы здесь. — Заключил он. — Я всё ждал, что вы приедете с полицейским патрулём или вроде того. — Полагаете, он пригодится? — спросил шериф. Тревор скривил рот. — Мне оставили очень недвусмысленную записку. — Да. Верно. Но прежде, чем поддаваться панике, нужно всё уточнить. Я здесь за этим. — Можно всё же пройти в дом? — перебила Сидни. Мужчины смолкли. Вон смотрел беспокойно, Перриш — безразлично. Сидни поправила себя: он делал вид, что ему всё равно. Что-то смущало её в мелькнувшем блеске в глазах. Он сложил на груди руки и пожал плечами, отходя в сторону: — Пожалуйста. Сидни вошла первой и со странным волнением осмотрела коридор. Он был таким, каким он его помнила, и в уголках глаз почему-то защипало. Наверное, от пыли. В глаза сразу бросился белый лестничный пролёт, покрытые ковровой дорожкой ступеньки. По прямому коридору можно пройти в гостиную, а можно в кухню. Сидни помнила, где какая половица скрипит, потому что частенько выбиралась из дома ночью к Билли или Татум. — Ну? — не без гордости спросил Перриш. — Как вам? Неплохо, да? Сидни сглотнула и посмотрела на него. Он улыбался, потирая ладони друг о друга с видом боксёра, только что сделавшего апперкот своему противнику. Сидни было почти физически больно от этого вопроса. — Мы здесь совершенно по-другому вопросу, — Лоренс буквально спас её. Сидни взглянула с благодарностью. — Записка, конечно, — Тревор поморщился. — Я её ждал и потому был начеку. — Ждали? — Ну да. Простите, может, я сварю нам кофе? Нет? Точно не хотите? Ладно. — Он прочистил горло и пригласил их в гостиную. Сидни сглотнула комок в горле и провалилась в грёбаное дежа-вю. Бежевый огромный диван у створчатых окон. Аккуратный палисадник заглядывает в них, полуприкрытый тяжёлыми шторами. Низкий стол тёмного дерева стоит между креслом и диваном. Единственное, чего на нём нет — фоторамки со снимком, потому что он навсегда спрятан у Сидни в месте, где его никогда не найдут. На этом снимке смотрит вечно красивая Морин Прескотт в соломенной шляпке. — Присаживайтесь, — расслаблено бросил Тревор и тут же усмехнулся. — Господи. Простите. Такое странное чувство. Можете здесь расслабиться, Сидни, это, в конце концов, был всё-таки ваш дом. — Был, — подтвердила она и села в мягкое кресло, только когда Лоренс опустился на край дивана. Она посмотрела на белую телефонную трубку на станции. Сколько полицейских архивов они пересмотрели, сволочи, сколько её личных фотографий, чтобы воспроизвести всё так точно? — Мы здесь не для этого, — напомнил Вон. — Скажу честно, я весьма серьёзно отношусь к угрозам, высказанным по отношению к вам. И настроен принять все возможные меры, чтобы не допустить… — Я спокоен, — покачал головой Тревор, перебив его. Шериф запнулся. — Уверен, это простой блеф. И ничего больше. Более того, угроза адресована не мне. — Может быть, — сказала Сидни. — А может, и нет. Он хмыкнул. Затем обвёл рукой комнату. — Видите всё это? Мне понадобилось два года, чтобы гостиная выглядела, как в девяносто шестом. Уверен, если вы подниметесь в свою комнату, Сидни, — он сделал паузу, — то увидите, что там есть даже ваша жёлто-бирюзовая доска для сёрфинга от «Сёрф Бэй». — Для чего это? Он улыбнулся. — Вы не поняли, что я подразумеваю. Этот дом мне уже не принадлежит. — Он откинулся на спинку кресла и забросил ногу на ногу. — Со вчерашнего вечера я — не его собственник. Так что угроза касалась тоже не меня. Лоренс перевёл быстрый взгляд на Сидни. Она похолодела. Выпрямилась. — Но кто тогда? И для чего? — Вы думаете, мало таких ребят, которые купят ранчо, где когда-то выросла звезда криминальных хроник, неубиваемая Сидни Морин Прескотт? — спросил Тревор с таким лицом, точно обращался к глупым первоклашкам. — В вашей бывшей комнате поселится девушка. Её зовут Сесиль. Ей столько же лет, сколько вашей дочери. Она блондинка, занимается сёрфингом и женским футболом. Хорошо рисует, любит ездить на вернисажи с художественным кружком. — Вы убиваете меня, — пробормотала Сидни. Вон со вздохом прикрыл рукой лоб. — Её родители, — продолжил Тревор, скучающе покачивая носком ботинка. — Джек и Джули Боу. Очень неплохие ребята. Они ваши фанаты, Сид. Представляете, что с ними будет, когда она приедут и узнают, что вы побывали в их доме? У неё онемели руки. Она хотела накричать на этого человека, влепить ему пощёчину. Выбить из него эту дурь. Но не могла выдавить из себя ни слова. Тревор улыбнулся совсем хищно. — Может, оставите им автограф? — Где они сейчас? — резко спросил шериф и вынул из кармана телефон. — Я имею в виду… так… секунду. У вас есть номер, по которому можно с ними связаться? Я должен сообщить об этом патрульным. — Они приземлятся в аэропорту через три часа, — бросил Тревор. — Отправили мне эс-эм-эску. Всё о’кей, мистер закон и порядок. Я немного струхнул, конечно, ночью, потому обратился в полицию. Но сейчас, хорошенько всё обдумав, понял. Никаких проблем.5
Джеку и Джули Боу сняли машину. Пока напрокат, потом намеревались обзавестись собственной. Старую, в штате Монтана, они продали. Продали и дом. Они оставили всё и подались в Вудсборо, потому что давно мечтали об этом. Они владели собственным интернет-бизнесом по продаже спортивных товаров и инвентаря, их компания обслуживала сто сорок два фитнес-зала по всему Югу штатов, и дела шли в гору. Боу не планировали переезд или что-то такое, но, когда увидели случайно объявление от риелтора, что в городке Вудсборо продаётся старое ранчо Прескоттов, поняли: это чёртова судьба зовёт их в дорогу. Если кто-то спросит, были ли Джек и Джули фанатами «Удара ножом», им ответили бы: люди, которые познакомились в кинозале, не могли не быть фанатами. Они были вместе на первой премьере. Их свели друзья, тоже парочка. Только вот друзья разбежались, а Джули Хатсон никуда не делась от невысокого коренастого Джека Боу, который на первом свидании был в чёрном свитере, чёрной кожанке и маске Призрачного Лица, как все мужчины в кинозале. Джули никогда не позволяла себе такого, но она отдалась ему в кабинке туалета, потому что была без ума от атмосферы всего безумия, что творилось в кинозале, вокруг него. В их головах. Когда Джек снял жуткую маску, от которой Джули бросало в трепетную дрожь, оказалось, что у него добрые карие глаза и чёрные короткие волосы. Джули влюбилась. Сесиль родилась достаточно быстро. Джули доучивалась с малышкой на руках, Джек был примерным отцом и семьянином. За все девятнадцать лет брака он оступился только единожды. Два года назад. На Рождество, с чужой секретаршей, как в злом глупом анекдоте — любом про подобные истории. Джули узнала об этом сразу. По запаху чужого парфюма, по встрёпанному, виноватому виду мужа. Ей не нужны были доказательства, типа сообщений или фотографий, но та сука предоставила и их. Она шантажировала Джека, Джек откупался. Он хотел, чтобы всё было шито-крыто. Думал сохранить семью. Слёзы Сесиль, семейный психолог и очень много алкоголя помогли Джули принять его обратно в семью. Простить. Но не отпустить ту историю. Когда Джек увидел ранчо, он коснулся особенно заботливо — как и всегда с Эпохи Шлюшки-Секретарши — её волос губами и шепнул: «Это местечко ждало только нас». И они продали всё, что имели, и купили невероятный дом. Перекупщик по фамилии Перриш сказал, что в доме был ремонт, и что там всё один в один такое, каким было на самом деле у Сидни Прескотт — жертвы реального Призрачного Лица. Теперь они ехали туда по дороге через пролесок. Они уже миновали знак «Добро пожаловать в Вудсборо!» и очень хотели наткнуться на какую-нибудь заправку. Джули хотела по маленькому, Сесиль не могла дождаться своей банки колы, потому что после перелёта у неё болела голова и ей срочно требовалась доза кофеина и газировки. А Джек просто надеялся, что они скоро доберутся до чёртового ранчо, и его оставят в покое. Роль заботливого мужа и любящего отца было очень непросто отыгрывать. В салоне было прохладно, но Джули всё равно чертовски потела и жаловалась на жару. Кондиционер в этой тачке работал из рук вон плохо, пришлось открывать окна. Сесиль сжалась на заднем сиденье, не поднимая глаз от телефона. Джек подумал, какого чёрта она не может даже по сторонам посмотреть. Сесиль не то чтобы не могла. Не хотела. Она не горела желанием переезжать, бросать школу, друзей, привычный быт, любимый магазин возле дома, прогулки на велосипеде по старой дороге мимо поля. Вообще — всё это. И ради чего? Ради того, чтобы мать простила отца, который по пьяни присунул какой-то левой девице с работы?! Ей было уже пятнадцать, она всё понимала. Видела больше, чем родители хотели бы скрыть за закрытой дверью. Сесиль первой почувствовала опасность, хотя ей было фиолетово, что происходит вокруг. Она не планировала уссываться от восторга, как родители, при виде богомерзкого Вудсборо, где когда-то психопаты в масках покромсали кучу людей. И жить в доме тёлки, которая раз пять едва не откинулась от рук маньяка, тоже не прельщало. Джек Боу немного поторапливался. Дорога была пустой, тащиться по такой — грешно, но, когда за ним увязалась откуда-то с обочины, из ельника, патрульная машина, взвизгнув сиреной, он так не подумал. Джули вздохнула. — Что? — буркнул Джек. — Я не превышал. — Посмотрим, сколько тебе за это выпишут, — она его словно не слышала и продолжила, положив локоть в открытое окно. — Только что переехали, и уже штраф. — Подожди пока. — Ждать нечего, всё ясно. Ты превысил скорость. — Я не превышал! Всё будет нормально! Полицейская машина появилась сзади, как катер сопровождения в фантастических фильмах. Она моргнула фарами. Это значило только одно: съезжай на обочину. Джули всё ещё кипятилась. Она чертовски хотели в туалет, но не могла физически облегчиться здесь, на дороге, или даже если бы зашла в лес. Не так были устроены её мозги. Её всё раздражало, от полёта до Джека, от машины до молчаливой Сесиль. Она хотела домой, куда угодно. Идея купить дом показалась ей не такой уж удачной, как человеку, которого вдобавок терзали мигрени после отмены антидепрессантов. Джули выглядела вполне готовой устроить мужу взбучку. Он свернул на обочину и встал, нервно забарабанил пальцами по рулю. Сесиль отвлеклась от переписки с Кори, своей лучшей подругой, оставшейся в Монтане, в Шерингтоне. Джули закусила губу и отвернулась в другую сторону. Все старались не пялиться на копа, но слышали, как он хлопнул дверью машины и медленно захрупал камушками под подошвами своих ботинок. Джек знал, что нужно сделать. Открыть окно со стороны водителя и спокойно достать свои документы. Они были, кажется, в ящике для перчаток. Если, конечно, Джули их никуда не переложила… — Мои права? — спросил он у жены и как полагается заглушил мотор. — Они там? — Чёрт тебя знает. — Замечательно. — Он потянулся через неё и открыл ящик, достав ламинированную карточку и другие документы. — Это не займёт много времени. — А почему мы остановились, па? — вяло спросила Сесиль, вынув из ушей эйрподсы. — Сирена выла очень громко, разве ты не слышала? — Нет, в смысле… ты что-то нарушил? Джули хотела сказать — мудаков можно останавливать и просто так. Но не успела. Коп подошёл очень близко. Джек повернулся к нему и улыбнулся, хотя на душе было тухло. — Добрый день, офицер. Чем могу… Нож вонзился ему в глаз. Затем кто-то в чёрной перчатке резко вынул лезвие из глазницы, и на асфальт брызнула кровь. Джули не сразу поняла, в чём дело. Сесиль было плохо видно. Только кусок чёрной мантии в окошке и рослую фигуру под чёрным капюшоном. Что-то блеснуло в его руке, Джек Боу захрипел, и рука выволокла его за воротник рубашки-поло в широкое окно машины. Он задёргался всем телом. Сесиль подумала про свиней на скотобойне. Она видела документалку, где вот так же резали свинью, и она один в один дрожала и повизгивала, пока тёплая кровь лилась по горлу и мясистой груди. Это продлилось две секунды, не больше, но Сесиль и Джули казалось — вечность. Джек облился кровью из раскроенного горла. Затем его тело оставили свисать из окна. Чёрная тень подошла к лобовому стеклу и помахала Джули. Она вперилась взглядом в маску Призрачного лица. Всё казалось ей розыгрышем. Глупостью. Фарсом. Она завопила. Дальше всё случилось стремительнее. Она нажала на кнопку подъёма стекла, но бесполезно. Нужно было завести машину. Джули в панике совсем забыла об этом, нащупала специальную ручку и вручную начала поднимать стекло. Она расплакалась и отпрянула назад, когда Призрак подлетел к ней и сунул руку внутрь, в салон. Затем вцепилась в его запястье ногтями, но ему это было нипочём. Он нажал на кнопку, разблокировал дверь, открыл её до скрипа в пружинах и выволок Джули за ногу. Он был силён, она совсем оцепенела от страха и могла только тоненько кричать. Сколько раз она смотрела в фильмах, как маньяк кромсает беспомощную жертву? Сколько раз высмеивала эти сцены? Сколько раз с мужем весело обсуждали, как убежали бы от маньяка или вовсе прикончили бы его? Джули поняла, что просрала свой шанс, когда стукнулась затылком о порожек своей же тачки и ощутила тупую боль внизу живота. Что-то рвануло к рёбрам, боль стала ярче. Джули почувствовала, что обмочилась, потому что штаны стали мокрыми и тёплыми, и упала в придорожную пыль, булькая кровью в горле. Убийца оседлал её и вспарывал, как оленя, заставляя только дрожать. Джули не знала, что её дочь вжалась спиной в кресло и пытается нащупать дверную ручку, вся белая от шока. Не знала, что коп в патрульной машине был мёртв и посажен на заднее сиденье, как манекен. Что Призрак поёрзал затвердевшим членом по её мокрой промежности, потому что ему нравилось убивать, и у него вставало каждый раз. Он просто наконец любил свою работу. Нашёл своё призвание. Реализовал себя. Джули ничего этого не знала. Она в шоке смотрела во вздрагивающее перед глазами небо, потому что вздрагивала сама, и в расползающейся по телу боли, похожей на красное облако. Когда её глаза остекленели, Призрак вскинул подбородок и взглянул на машину. Из серого «Форда» кто-то сбежал. Вечерело. Патрульный седан и чужая тачка стояли на обочине открытыми, из «Форда», из окна, свисало грузное тело. Небо розовело над Вудсборо, до города оставалось всего десять миль. Призрак вышел на дорогу и прищурился, посмотрев на девушку, которая что есть духу бежала к машине полиции. Он занёс руку, прицелился. И бросил нож. Сесиль споткнулась и растянулась на асфальте. Она не знала, почему — дорога была ровной, и она сама не могла просто так навернуться на ровном месте. Затем Сесиль посмотрела вниз, себе на грудь. Что-то её тревожило. Сесиль завела руку за спину и расплакалась, скривила рот в немой мольбе, в отрицании. Нет-нет, между её лопаток не нож, нет-нет! Она отняла руку от рукоятки, до которой едва доставала, и посмотрела на пальцы. Красные, конечно. — Здравствуй, куколка, — сказали позади. Голос был зловещим, изменённым модулятором. Убийца поднял Сесиль за ручку ножа. Поднял так, что оторвал её от земли, а затем ногой упёрся в бедро и стряхнул девушку с лезвия. Сесиль закричала от боли, страха и обиды. Не могло всё так кончиться! Она не могла умереть вот так! С надрывным криком она упала на дорогу. Тяжёлым чёрным ботинком убийца перевернул её на раненую спину и поставил подошву на грудь. Склонил набок голову под маской. — Нет! — прокричала Сесиль, пытаясь столкнуть ботинок с себя, но Призрачное лицо лишь рассмеялся. — Пожалуйста! Он не слушал и не разговаривал с ней. Он был не в сопливой книжонке для тех, кто тащится по убийцам. В таких обычно убийца щадит красивую жертву, чего бы ему это не стоило, и влюбляется в неё. Нет, этого не будет, хотя Сесиль действительно собой хороша. Единственное желание, что он чувствует — желание убивать. Когда он седлает её, она отбивается. Он знает. Если бы не щитки под костюмом, она исцарапала бы его руки, как мамаша. Сейчас взрослая сука лежит в луже мочи и крови, а молодая дёргается. Он пробил ей горло ножом, быстро и точно, и Сесиль перестала биться, как рыба в сети, и схватилась за рану обеими руками, потому что из горла хлынула кровь. Пока она таращила глаза и хватала воздух ртом, он срезал с неё футболку и бельё. Обнажил Сесиль, грубо стиснул грудь, упруго дрогнувшую под его пальцами, и пронзил её ножом так, что лезвие вошло где ложбинка, а вышло у подмышки. Сесиль заклокотала от боли. Он вынул нож и вонзил его снова, в то же место, распаляя себя всё больше. Вот это уже лучше! Это ему нравится! Он опустил нож вниз, провёл красную линию по животу до паха и в два жестоких удара разрезал спортивные штаны. Сесиль бессильно ползла вверх, подальше от него. Отняв одну руку от раскроенного горла, ударила Призрака кулаком в плечо. Затем обхватила его. Он нырнул лезвием ножа между её ног и завёл его так глубоко, что Сесиль в болезненной агонии прогнулась вверх — и тут же опала. Её дыхание было слишком слабым, но этих ран не хватало, чтобы умереть. Смерть приходила к ней медленно и мучительно. Призрак трижды вошёл и вышел лезвием. Когда под Сесиль натекла лужа крови, а грудь прекратила вздыматься, он встал с девушки и вытер нож перчаткой. Он сделал, что хотел. Ему пора было возвращаться в Вудсборо, потому что с этого момента всё закрутилось слишком быстро.