Самое сложное – поверить

      – Кил, – лежа животом на теплой кафельной плитке у небольшого бассейна, позвал друга Гон. Его опущенные в воду руки бултыхали прохладную воду, которой в отличие от теплых каменных дорожек солнечного времени, чтобы прогреться, не хватило. Пообещавший составить Киллуа компанию Гон остался на берегу, категорически отказавшись лезть в холод. В отличие от его друга, что провел долгие месяцы вдали от моря, сам он уже вдоволь накупался и, вот добрых сорок минут, с берега наблюдал за то и дело ныряющей под воду беловолосой макушкой. Та в свою очередь, проверяя его на внимательность, то и дело выныривала, и хозяин её раз в пару минут громко выкрикивал что-то на подобии: «засеки сколько я под водой продержусь!» или «давай, я коснусь пальцами дна, а ты посмотришь ровно ли ноги вверх торчат!». Ноги Киллуа торчали из воды совсем не ровно, а вот с задержкой дыхания проблем не наблюдалось.       – Кил, – еще раз позвал купальщика заскучавший Фрикс, и на этот раз его голос был услышан.       Киллуа, отряхивая, словно пес, прилипшие к лицу волосы, необоснованно громко крикнув «Ща!», растер руками покрасневшие глаза, да, переместившись к другу, наконец озвучил то, чего скучающий на берегу ждал чуть ли не с самого начала вечернего купания:       – Замерз. Завтра продолжим.       На руках подтянувшись, Киллуа ловко выбрался из воды, да схватив махровое белоснежное полотенце, обвернулся им, плюхаясь на пятую точку прямо рядом с Гоном.       – Здорово поплавал, – прозвучал слегка дрожащий от холода голос, и махровая ткань промокнула влажные волосы. – Фух! Круто все же, что мы не отказались! Я и не думал, что у старика такая вилла.       – Ага. И я тоже не думал, – согласился Гон, отводя от темной воды плохо освещенного бассейна взгляд в бок, туда, откуда открывался вид на раскинувшуюся к низу, залитую огнями деревню и темные глубокие воды разделявшей горы расщелины – фьорда. Место неземной красоты. И вилла, что с легкостью бы могла покрасоваться на глянцевых страницах гламурных журналов, на неделю была в их с Киллуа полном распоряжении. Два этажа, окна с потолка до пола во всю стену, личный бассейн и милая лужайка у входа. Страшно было представить сколько обходится в сутки проживание в подобном месте, где все было с приставкой «самое». Самый красивый вид, самая высокая улица, упирающаяся одной стороной в отвесный склон, самая новая техника и самая огромная ванная, которую Гон когда-либо видел. Забавно. Но все же слишком. Куда привычнее выглядели простенькие номера в недорогих гостиницах, где стены зачастую представляли из себя тонкую фанеру, и соседей по номерам было слышно даже шепотом. Кто-то повел бы носом, а Гону нравилось. В таких гостиницах было просто и уютно, а в этой красивейшей вилле от углов тянуло холодом и пустотой.       Киллуа рядом растянулся на теплых камнях и, подперев рукой голову, загородил весь красочный вид.       – Ляг в бок немного, – попросил Гон, и вопреки ожидавшимся пререканиям Золдик переместился, головой оказываясь напротив букв, красовавшихся на Гона футболке. – Я хотел спросить у тебя кое-что.       – Ммм? – послышалось спереди, а мокрая макушка так и не подумала обернуться.       – Это… насчет нашей встречи с Хисокой.       – А, – Киллуа тут же взбодрился, заговорив быстрее и переворачиваясь на спину. – Я тоже хотел узнать у тебя. Ты странно себя вел. Сначала завис, а потом и вовсе, как девчонка, перед ним растекся.       Гон все же наделся, что Киллуа этого не заметил. Впрочем, если так, оно и лучше. Значит можно без прелюдий рассказать все, как есть.       – Мне кажется, что я почувствовал от него тот самый запах.       Киллуа, выпятив свои и без того большие глазищи, уставился на него, как на человека, убежденного в плоскости земли.       – Не смотри так, я вполне серьезно.       – Да я вижу, – качнул головой Золдик, принимая вертикальное положение. Он подогнул ноги, сворачивая их на манер «лотоса», и, нацепив на голову влажное полотенце, махнул в сторону друга рукой, призывая продолжать.       – В общем, сначала я тоже подумал, что быть такого не может. Оно и сейчас выглядит крайне странно, ведь от Хисоки за километр альфой разит, но… только он был рядом с нами, когда я ощущал этот запах, – благоразумно заменив слово «восхитительный» на «этот», проговорил вот уже весь день терзавший себя раздумьями парень.       Хисока.       Хисока отказывался выходить из его головы, как бы Гон не старался. Каждая мысль, каждое слово Киллуа неминуемо по цепочке сводилось именно к этому человеку. Да даже эта дурацкая вилла! Зайдя в нее, первое, о чем Гон подумал было то, как бы Хисока гармонично вписался бы в интерьер, будто созданный подчеркивать его индивидуальность – он засиял бы на сером и блеклом фоне ярким маяком.       Этот маяк искрящихся волос Гон выискивал и по пути в магазин, срываясь взглядом на каждый мелькнувший неподалеку розовый флаг. Надо сказать, что флаги эти украшали чуть ли не все местные черепичные крыши гордящихся своей страной жителей, и, к несчастью Гона, совершенно сбивали его поиски, приедаясь глазу розовым своим фоном. Впрочем, на пустынных верхних улицах люди встречались совсем нечасто, и пропустить столь выделяющийся объект поиска точно не представилось бы возможным – Хисоки здесь просто не было. Да и тому бы больше подошла растянувшаяся вдоль пристани береговая улочка, заполненная магазинчиками и сидящими у кафе туристами – настоящий кладезь заслуженно прилипающего к неординарной персоне внимания. Здесь же, по дороге из магазина до виллы, Гону не представилось возможности показать Хисоке свое заполненное вспыхнувшим влечением внимание.       Из ниоткуда возникшая потребность во внимании и самого фокусника нашла реализацию в туалете, где, скрывшись от взоров друга, Гон целенаправленно выискал в приложении тот самый профиль. Открыл размазанную фотографию и долго разглядывал виднеющиеся кубики пресса, пока не поймал себя на мысли, что собирается написать ему прямо в диалоговом окне приложения. Тогда-то, Гон и выключил телефон, лишая себя возможности заглянуть в заветный профиль легко и просто. Начал пристальнее анализировать и искать причину, заставившую так неистово желать новой встречи, пока в конечном итоге не зацепился в памяти за проговоренное им: «Или почувствовал что-то эдакое?».       Эдакое. Подвергнуть это слово сомнению не представилось возможным с того момента, как Гон вспомнил уточняющее «в бульварных романах». Очевидно, означало оно лишь одно, что Хисока почувствовал тоже самое, что и Гон. И теперь, юным альфой овладело одно лишь желание – проверить, осознать, что да, все именно так, и Хисока так же желает хоть ненадолго, но сплести их ароматы вместе, попробовать как бывает это с тем, с кем положено природой. И отступать Гон не намеривался, для того и заводя с другом столь важный разговор.       – Понимаю, что тогда выходит будто бы Хисока омега, да и тем более идеально подходящий мне по генам, – на этом месте он, смеясь, в попытках придать большей незначительности разговору, покачал головой. – Но этот запах и правда не выходит у меня из мыслей. Я бы хотел убедиться, что он и правда исходил именно от него, – произнес Гон, но обомлевший от поступившей информации Киллуа отвечать не спешил, и, неряшливо запустив руку в короткие волосы, говорящий невинным тоном продолжил: – В общем, к чему это я? Я бы хотел завтра поискать его. Он обязан быть где-то здесь.       Разрезающий стрекотание сверчков голос звучал мягко, а его хозяин изо всех сил старался, как можно лучше подобрать слова и опускать все характеристики Хисоки, что неуместно лезли в голову. Вроде той же самой не раз промелькнувшей в темноволосой голове мысли о том, что Хисока очень привлекательный, и, что даже не окажись рядом с ним того, кружащего голову, аромата, Гон бы все равно мог растаять, зная, что имеет все шансы заполучить этого хищного зверя в свою кровать. Да. При мысли о том, что Хисока может предстать пред Гоном обнаженным, у последнего фантазия разыгрывалась столь сильно, что тело вот-вот обещало начать реагировать должным образом. И все это всего лишь из-за одной случайной фотографии и короткой встречи!       Единственный фонарь, освещавший край бассейна, пару раз моргнул, предвещая вот-вот погаснуть. Он стал светить тусклее и его совсем крошечный желтый свет спрятал от удивленных глаз Киллуа горящие преддверием встречи карие радужки.       – Ты… – негромко начал друг, и, стоило Гону, мечтательно переводя на него взгляд, заправить за ухо выбившиеся пряди волос, смутившись Киллуа раскраснелся, следом вздергивая вверх торчащий нос и отворачиваясь. – Все тебе что-то интересное подворачивается! Другие всю жизнь ничего подобного не чувствуют, а ты так сразу! – выдал он, находя ладонью мелкий камушек и бросая его в воду.       В сверчащим гуле из высоких кустов, отделявших бассейн от соседней виллы, растворился булькающий звук нырнувшего под воду камня, и в полутьме окутавшей друзей ночи меж ними залегла еще одна политая неприкрытой завистью расщелина. Киллуа, глядя куда-то в темную гущу кустов, больше не проронил ни слова, а Гон, еще долгих пару минут придумывая пути отступления, не решился все же дать попятную.       – Иди завтра куда хочешь, – через долгие минуты напряженного молчания заключил поднимающийся с плитки друг. – Я сплю в спальне, – бросил он уже через плечо, переступая вытянутые вдоль дорожки ноги.       – Хорошо. Спокойной тебе ночи.       – И тебе, – прозвучала в ответ отраженная любезность.       Эхо пустынного дома разнесло отдаляющиеся топающие шаги, и Гон разочарованно выдохнул, плеская к центру прохладную воду. Зря он все же рассказал Киллуа о тех случаях в отпуске с тетей и бабушкой. Услышав о рыжеволосой «крошке» в первый раз, казалось, что друг заинтересовался этим разговором, но в первый же вечер Гон получил в спину неожиданную подколку, а затем еще и еще одну, и этот бесконечный круг зародившейся в Киллуа зависти изрядно Гона напрягал.       – Черт бы вас обоих, – под нос проговорил он, поднимаясь на ноги.       В этот вечер Гон спал в зале. Не решившись беспокоить запершегося в комнате друга, он вытянулся на мягком кожаном диване и, подставив под голову крупную подушку, немного поворочавшись, уснул, решив, что утро вечера непременно будет мудренее. Однако, его надеждам не суждено было сбыться.       Утро началось с грохота посуды в объединенной с залом кухне. Железная кастрюля, вынырнув из обыкновенно ловких рук, ударилась о кафель, разнося жуткий металлический стук звонким эхом. И не то, чтобы Гон так уж нуждался в извинениях, но его потревоженный сон друга не смутил. Бросив на проснувшегося один короткий взгляд, тот невозмутимо продолжил греметь сооруженной горкой в шкафчике посудой, не проронив ни слова.       Завтракали они так же порознь – Гон за столом, а Киллуа на том диване, от мягкости которого все мышцы нещадно ныли. И объединял их лишь звук включенного плоского телевизора, по которому во всех красках под слепящими прожекторами презентовали новую модель известного автомобильного бренда.       Пару минут понаблюдав еще сонными глазами за красивыми прокатами камер у наполированных боков автомобиля, Гон достал из кармана еще со вчерашнего вечера выключенный телефон. На нем повис экран загрузки, и пальцы тревожно постучали по треснутому у края стеклу. Хисока не мог уехать из этого места до прибытия парома.       На включившемся телефоне время показало половину десятого утра, и в этот раз Гон поблагодарил небеса, что Кил разбудил его столь рано. До утреннего парома оставалось еще сорок минут. И даже, если Хисока уезжает сегодня, у Гона был еще шанс застать его у трапа.       Допив чашку порошкового кофе, он поднялся из-за стола и, на пару минут забежав в ванную и поменяв наскоро футболку, поспешил из дома. Перед самым выходом Киллуа куда-то из зала подевался, и тем легче было, не прощаясь, уйти.       Конечно, подобные выходки вспыльчивого друга были редкостью, но все же периодически случались. Лучшим, уже не раз проверенным вариантом в таких случаях являлась выжидательная позиция. Рано или поздно Киллуа от придуманной им ссоры отходил, их дружбу под вопрос подобные случаи не ставили, и, в конце концов, Гон научился не слишком-то обращать на них внимание. Потому, не особенно за Киллуа беспокоясь, он поспешил по отвесной улочке вниз – к набережной.       Там, у берега, даже в столь ранний для Гона час уже во всю кипела жизнь. Столики прибрежных кафе натирали до блеска уже давно проснувшиеся работники, рыбацкие лодки возвращались с утреннего промысла, продавалась прямо с палуб суденышек свежая рыба, а из-за массивного угла разрезающей воду скалы выплывал курсирующий по фьорду паром. Заприметившие его пассажиры потянулись к пирсу, и среди них лукавого фокусника не наблюдалось. Белые же его одежды не появились на пирсе и в тот момент, когда корабль причалил, и, когда стоял, укрытый тенью кучерявых облаков, и даже, когда, просигналив предвещая отплытие, складывал свой выдвижной трап.       Хисока не уехал. Значит все еще оставался здесь. Хотя бы до вечера.       Облегченно выдохнув, Гон отпрял от огораживающих высокую набережную перил и радостным взором оглядел упирающуюся длинным хвостом в скалу улицу. Вся заполненная магазинчиками, она наполнялась людьми с прибытием утреннего парома и становилась безлюдней с отплытием вечернего. Эта небольшая деревушка, находящаяся на пути меж двух городков побольше, была лишь интересным перевалочным пунктом, и мало кто задерживался в ней больше, чем на день. Так, описывал ее старик в Ревейле, и Гон на личном примере убедился в его правоте – утренний паром действительно привез в это место жизнь и шум. Столики кафешек наполнились людьми, пустующие магазинчики с сувенирами забренчали на входе мелодией колокольчиков. И где-то в этом небольшом, но гулком городишке находился, все еще высвечивающийся в приложении, Хисока. Вот только найти его оказалось делом не столь уж и простым.       Входная дверь просторной виллы открылась приложенной к ней магнитной картой уже глубоким вечером. Обессиленно Гон стянул с ног плотно зашнурованные кроссовки и под внимательным взглядом, казалось, не сдвинувшегося с дивана Киллуа прошел внутрь зала.       – Я купил тебе поесть, – с этими словами, запакованная в фольгу коробочка с лапшой оказалась на столе. Непослушные пальцы обхватили ручку эклектического чайника и подставили его под чистый напор воды из водопроводного крана. Прямо, как на Китовом острове, в здешних краях вода была столь чиста, что не нуждалась в дополнительной очистке, и столь маленькое, но приятное, напоминание о доме заставило Гона едва заметно улыбнуться.       Из-за спины раздался кожаный скрип, явно принадлежащий обивке дивана, и следом босые ступни прошагали из зала в кухню.       – Ты что-нибудь ел сегодня? – спросил для поддержания разговора Гон. Все его силы ушли на бесконечные скитания вдоль пары улиц, где белыми кедами обиты были чуть ли не все торчащие на плитке стыки, и по возвращению в дом ему совсем не улыбалось беспочвенно продолжать играть в придуманную Киллуа молчанку.       – Нет, – ожидаемый ответ. Киллуа никогда не заботился о своем рационе, предпочитая перебиваться чем попало, пока добрые окружающие его люди не позаботятся о столь беспечном домашнем бездельнике.       – Дурак. Желудок себе так посадишь.       – Знаю, – негромко согласился Киллуа, доставая из ящика рядом вилку. – Спасибо, – добавил он, лбом припадая к развитому плечу под чужой футболкой. – И прости…       Гон кивнул, включая кнопку подогрева, и полумрак кухни светила голубая подсветка чайника.       – Так, ты нашел его? – царапая вилкой картонное дно опустошенной коробочки, спросил повеселевший Кил. Ему, как и Гону, еда была нужна, чтоб оставаться в добром расположении духа, и тем больше злило то, как, пропуская приемы пищи, Кил час за часом по своей глупости становился раздражительнее.       – Нет, не нашел, – растягивая слова, ответил заваривающий чай Гон.       Честно сказать, он все же надеялся пересечься с Хисокой. В этой маленькой деревушке, гуляя всего-то день по улицам, он уже успел визуально запомнить с десяток другой так же неспешно прогуливающихся туристов, а некоторые люди, вроде смешно разодетой парочки с разноцветными зонтами, попадались ему по три, а то и четыре раза! Злосчастный Хисока же не попался ни разу. Это огорчало. Но куда меньше, чем, если бы уже до дыр изученный профиль исчез из приложения.       Пресловутая надежда встретиться и прояснить сложившуюся с запахами ситуацию все еще теплилась в юном сердце. Вторя ей разбушевавшаяся фантазия подкидывала картинки, в которых Хисока, растянувшись на кровати, приглашает Гона составить ему компанию. И от этих фантазий совершенно не хотелось избавится. Наоборот, всеми силами их хотелось реализовать.       – Знаешь, я тут думал, пока тебя не было. И решил, что может это не Хисока все же так пах? – начал Киллуа и после брошенного недоверчивого взгляда карих глаз продолжил быстрее: – Нет, не подумай. Я просто отчетливо помню, как почувствовал его запах, когда он между нами влез. И он точно пах альфой.       Наполненная чаем кружка очутилась у Киллуа под носом, и вытащивший из холодильника еще накануне припасенные в нем пирожные Гон вновь оказался перед его лицом, нетерпеливо стукая пальцем по экрану телефона.       – Да, – наконец, отозвался он. – Альфой от него так же пахло. Но и омегой пахло.       – Так может на нем просто кто-то метку свою поставил? – пытливей заговорил Кил, слоняясь над столом, чтобы ладонью прикрыть отвлекающий друга экран.       – Не думаю. Не могу себе представить ни одного варианта, чтобы какой-то омега смог оставить на нем свою метку. Да и тем более, когда Хисока говорил про что-то «эдакое», он произносил это так, будто точно знал, о чем идет речь. А значит он тоже почувствовал запах. И, если почувствовал, то выходит, что он – омега. Ведь я же альфа. Надеюсь хоть в этом ты не сомневаешься?       Киллуа покачал головой.       – Вот и славно, – на этих словах телевизор, переключившись с фильма на рекламу, закричал голосистым выкриком пухлощекой домохозяйки, всплывшей на экране, и Гон, разделив свое пирожное, протянул его другу.       – И что в таком случае ты будешь делать, найдя его? – принимая предложенную половину, спросил тот.       – Просто поговорю. Как ты уже заметил раньше, не часто такое встретишь, так что мне любопытно.       Задетый Киллуа вновь вспыхнул смущением. И Гон только четче осознал, что ничего за проведенное с ним порознь время принципиального не поменялось. Только волосы его отрасли, и теперь, объективно, Кил стал настоящим красавцем. Из них двоих на высокого широкоплечего блондина с голубыми глазищами случайные встречные обращали куда больше внимания. А вот сама ожившая мечта сотен девушек так и не научилась еще внимательно по сторонам глядеть. Ведь, если бы Кил был хоть немного внимательнее, то непременно бы заметил на том же борту, на котором плыли они сюда, сидящую чуть поодаль не менее приятную внешне шатенку, что то и дело бросала на него любопытные взгляды.       – Тогда завтра пойдем вместе. Мне старик тут сегодня написал, что это место живет за счет одного подпольного казино. Даю сто процентов, что твой ненаглядный Хисока найдется именно там, – проговорил, отламывая вилкой пирожное, Кил.       – Ты можешь не идти, если не хочешь.       – Ага, – без особого энтузиазма отозвался друг. – Опасно вас двоих наедине оставлять.       На эту фразу Гон закатил глаза, но возражать только отошедшему от односторонней ссоры другу, не стал. Мало ли чем еще обернется признание в том, что Гон согласен с Хисокой переспать даже и просто так, без всякого запаха, а от одного лишь осознания того, что этот недосягаемой опасности мужчина лишь только может захотеть разделить с ним постель.       Следующий день встретил зажатую меж скал деревушку хмурыми низкими тучами и забарабанившим по крышам ливнем. В то время, как начался дождь, Гон с Киллуа уже наведались в указанное стариком место, и, действительно найдя в нем подпольное весьма солидное казано, Хисоку они там не обнаружили. Ни в одном из доступных залов розововолосой головы не мелькало, а VIP-комнаты для незнакомцев были закрыты. Так же Хисока отсутствовал и на причале, где сегодня утренний паром так и не появился. Отсутствовал и на всех главных улицах, да и ровным счетом, как сквозь землю провалился. И только его мутная фотография в приложении так и мелькала среди пары других, совсем не интересных.       Дождь начался неожиданно, когда они с Киллуа поднимались по отвесной лестнице вверх, уже толком не надеясь найти иголку в стоге сена. Стена проливного ливня обрушилась из-за скал, и первое открытое здание, за дверьми которого они укрылись, оказалось местной и единственной на весь островок суши гостиницей. Широкий, наполненный свежим кондиционируемым воздухом холл приютил намокших путников в пухлых креслах, и немногим после, голову Гона посетила наконец здравая мысль.       – Знаешь, а он же наверняка остановился здесь, – проговорил он, выискивая глазами девушку, что парой минут раньше стояла за стойкой регистрации, а сейчас поливала стоящие у лифтов цветы. – Простите, – отвлек ее, оказавшийся рядом. – Вы случайно не видели здесь человека, с виду напоминающего шута или джокера? У него еще на щеках звезда и капля нарисованы.       Девушка отрицательно покачала головой, сжимая в руках симпатичную серую лейку.       – Я не могу разглашать данные о постояльцах, – ответила она, и Гон, понимающе ей улыбнувшись, пожелал хорошего дня.              Когда же он вернулся к своему креслу, Киллуа, прикрыв глаза рукой, сквозь разведенные пальцы наблюдал за тем, как поливает за стеклом каменную кладку не прекращающийся дождь.       Тем временем, стрелки на часах бежали вперед, периодически отвечала на звонки девушка на ресепшене, и из ее ответов, парни узнали, что море у Ревейла сегодня неспокойно и паром прибудет лишь вечерний, но и он проследует лишь обратно в глубь суши, не вывозя пассажиров в город. Редко, под ее негромкие ответы спускающиеся постояльцы нацепляли на тело дождевик и отправлялись в путь по несущимся к фьорду потокам воды.       Гон уже раз на пятый пролистал единственный взятый у ресепшена журнал с отправляющимися из деревеньки Эствэйд экскурсиями, и подумал уже бросить всю эту затею. Хисока, если захочет, найдет их сам, а изводить себя бесконечными попытками пересечься, как бы невзначай, было идеей изначально глупой и совершенно не обоснованной. У них с Киллуа выдался такой отличный повод отдохнуть вдоволь в месте, от красоты которого дух захватывало, а Гон только и ловил себя на том, что неустанно проверял не исчез ли в приложении профиль Хисоки.       – Раз уже сидим, может хоть есть пойдем? – когда пустующий холл в очередной раз сотряс пиликающий звук входящего вызова стационарного телефона за стойкой, предложил Киллуа.       – А тут есть?       Указательный палец ткнул на вывеску со стрелочкой.       – Пошли, – поднимаясь с пухлого кресла, согласился Гон. –Я уже не верю, что вообще его найду. Если суждено будет, то пересечемся с ним вновь.       – Вот и правильно. Сдался тебе этот Хисока,– оживился Киллуа, обгоняя другая и распахивая в конце небольшого коридора дверь с громким названием на прибитой табличке «У Эствэрских ворот».       Витиевато выведенные золотым буквы скрывали уютный небольшой ресторанчик. Конечно, с настоящими городскими заведениями данное место сравнивать было немного неуместно, но вполне приятное темное оформление зала и приглушенный желтый свет, распространенный круглыми абажурами над деревянными столиками создавал вполне уютную и располагающую к посиделкам атмосферу.       Длинная барная стойка, представшая прямо со входа, углом загибалась в сторону. И по всей видимости посетители вместе с официантами как раз и располагались в дальней от входа части помещения, потому как из-за угла слышны были различимые в звуке музыки разговоры. Переступив порог дверей, Киллуа бодро зашагал в глубь помещения, пока на повороте не встал столбом, и со всего размаху в него не врезался идущий по пятам друг.       – Ай, Кил?! – удерживая пошатнувшееся равновесие, Гон схватился за чуть дернувшиеся вперёд прикрытые белыми волосами плечи. – Чего застыл? Сам же есть хотел.       – Киллу? – раздался спереди заинтересованный, очень знакомый голос, и, сместив взгляд за белую макушку, Гон встретился с бездонными омутами черных глаз.       Перед ними возвышаясь на голову стоял Иллуми. Его смоляные, идеально гладкие на вид волосы отражали желтые лампочки барной стойки, изящные и нежные черты лица создавали ощущение лживой мягкости характера и только глядящие чуть ли не сквозь душу распахнутые глазницы отражали все то ледяное безразличие, что плескалось в пропасти его темных глаз.       Видя его сейчас, высокого и тонкого, Гон в очередной раз задумался о том, как причудливо гены одних и тех же родителей создают такие разные комбинации, из которых выходят Иллуми и Киллуа. Кровные братья, но столь непохожие друг на друга, как внешне, так и внутренне.       – Киллу, ты так вырос, – проговорил Иллуми, и от бархата его голоса по спине пробежали мурашки. Этот, похожий на плотоядного ворона, мужчина умел одним лишь своим видом, не прибегая даже к силе нэн, заставить собеседника возжелать как можно быстрее с его глаз исчезнуть.       – Не твоего ума дела, как я вырос, – отозвался совсем неестественным, грубым, но ощутимо дрогнувшим в конце тоном Кил.       Следом, он на пятках развернулся, и, схватив друга за руку, уже потащил его к выходу, как Иллуми, глядя в темный зрачок карих глаз, с улыбкой на лице проговорил:       – Даже не присоединитесь к нам? – вскинул он плавным жестом узкую ладонь, указывая вглубь помещения, где из-за высокого диванчика выглядывали уложенные розовые пряди. Как раз те самые, что заставили Гона сбить все свои ноги, пока тот только и смотрел по сторонам, выискивая розовый маяк экстравагантных волос.       – Присоединимся, – успевая ответить быстрее, чем раздалось уже из-за спины громкое «нет», выпалил Гон. Киллуа весьма ощутимо дернул его за руку, пытаясь утянуть к выходу, но на его глазах друг, обворожительно улыбнувшись самому мерзкому человеку на всем свете, произнес: – Присоединимся, но ты и пальцем Килу не тронешь.       После этих очерченных угрозой слов яркие губы на бледном лице напряженно поджались, а мутный взгляд в мгновение ока растерял былую заинтересованную любезность.       Киллуа позади то и дело тянул схваченную руку к выходу, но Гон, не глядя назад, поймав ладонью его запястье, крепко сжал его, призывая успокоиться и желая успокоить.       – Будем считать это случайным стечением обстоятельств. На улице идет дождь, а я что-то совсем проголодался.       – Конечно, – ответ раздался слишком резко, сразу же, как Гон договорил. – Будем считать это случайным стечением обстоятельств, – отзеркалил Иллуми фразу, что должна была смутить именно его, но сейчас, когда все еще слишком яркие губы буквально обволокли ее скользким, нечитаемым, но слышимым подтекстом, не по себе стало двум и правда случайно заглянувшим в ресторанчик друзьям.       Сжатая Гоном рука под его пальцами вновь дернулась, в этот раз уже инстинктивней и резче. Иллуми глядел чуть в сторону, где из-за темных волос выглядывала белая макушка, и Гон, указательным своим пальцем поглаживая нежную кожу чужого запястья, сдвинулся чуть в бок, загораживая собой друга. Сказать честно, и ему было до жути неуютно под мертвенно-пустым взглядом. Вроде бы никогда прежде Гон не переходил Иллуми дорогу, но тот похоже априори ненавидел всех людей, а уж тем более тех, кто посмел столь близко приблизиться к его любимому младшему братику.       – Простите за задержку, – с глубины бара раздался звонкий мужской голос. – Тигровые креветки закончились. Мы можем подать салат с обычными и сделать на него небольшую скидку, – подошедший молодой человек в белой рубашке с бейджиком, встав напротив, явно обращался к Иллуми.       – Сделайте с обычными, – отрывая свой прожигающий взгляд от Гона, ответил самый настоящий демон.       – Хорошо, – тыкая пальцем по небольшому экрану у кассы, проговорил под нос официант. – И повторить клубничный коктейль с медовиком… и две пасты с грибами в 502 номер через два часа, – записал заказ парень, на что Иллуми подтверждающе кивнул.       – Расплачусь сразу.       – Хорошо. Тогда с вас… – официант пробил предварительный чек, и в тот момент, пока черный кошелек отыскивался в глубоком кармане объемных зеленых штанов, Гон, обернувшись к другу, виновато, но с надеждой, переливающейся в темных глазах, поглядел на него, одними губами произнося: «Пожалуйста».       И не сказать, чтобы Киллуа был прямо уж доволен подвернувшимся общением с двумя на дух им не переносимыми людьми, но, чувствуя, как взволнованно сжимается на его запястье рука, и видя, как искрится предвкушением загорелое лицо, утянуть друга из этого места он не мог. Уж слишком тот помешался на том дурацком запахе, что должен был исходить от Хисоки, и все равно бы не оставил Киллуа в покое, пока не убедился бы. В надеждах Киллуа убедился бы в отсутствии явно чужого запаха на еще одном ненормальном, как и его брат, шуте.       Так, они втроем с Иллуми оказались перед крайним у окна столиком, где подставивший кулак под щеку Хисока протянул капризно, еще не видя, кто именно оказался перед ним:       – Иллу, чего так долго? Если еще и работнички эти будут так копаться, я не смогу съесть все, что хочу, – такие же, как и у Иллуми, розовые губы со стертым на них гримом недовольно надулись.       На широком столе прямо перед вздернутым белым носом выстроившись в ряд стояли опустошенные наполовину тарелки. Понадкусанный с разных сторон стейк, похожий на пюре суп зеленого цвета, пара брускет с паштетом и еще что-то неидентифицируемое лежало прямо перед Хисокой, со скучающим видом изучающим в окне стекающий с крыши поток дождя.       – Ты и так не съел все, что хотел, – особенно красочно выделил Иллуми последнее слово, и, глядя на то, как недовольный, надувший губы Хисока оборачивается, Гон ощутил стойкое желание сбежать, как и хотел Киллуа, куда подальше от удивленно распахнувшихся золотых глаз.       Им овладело вдруг стеснение, порождённое тем странным чувством, будто бы увидел он что-то, совершенно ему недозволенное, что-то совсем личное и интимное, будто бы вторгся, сам того не желая, в чужое пространство. Как будто бы двери в чужой квартире перепутал и заместо ванны попал в хозяйскую спальню, совершенно к такому не готовую и вверх дном перевернутую.       Однако, возникшее при виде такого, совершенно незнакомого Гону Хисоки, смущение быстро пропало, стоило последнему поменявшуюся ситуацию срисовать. Капризно поджатые губы напротив растянулись в довольной улыбке, а расслабленный взгляд в миг сделался ясным и зорким.       – Иллу, так ты нашел поспевшие ягодки? – в своей излюбленной манере протянул теперь уже совершенно привычный им с Киллуа фокусник. – Надо было сказать раньше. Я бы встретил вас, как полагается, – его широкая ладонь, опустившись с острой закинутой на другую коленки, приглашающе похлопала по сидушке рядом, и, не особенно раздумывая, Гон плюхнулся на соседние с Хисокой место, тут же оказываясь в облаке того самого, несомненно его, аромата.       Теперь уж точно не было никаких сомнений в том, что самый дурманящий, чуть сладковатый запах исходил именно от закинувшего руку поверх плечей Гона уже много лет знакомого мужчины. И этот опаснейший мужчина пах совершенно по-омежьи приятно. От его запаха не подкашивались, как в книгах, ноги, сердце не останавливалось и не подбирался распознаваемый лишь парфюмерами аромат. Хисока не пах лепестком лотоса или голубым колокольчиком, да даже самой простой сиренью или ромашкой. Он пах собой. Именно собой, и не один ранее уловленный чутким носом Гона аромат не был похож на него. Как вообще у кого-то появилась фантазия сравнивать запах человека с цветами или травами? Гон прекрасно разбирался в растениях, и уж он то точно мог сказать, что люди пахли совсем иначе в сравнении с любым другим естественным ароматом. Они пахли или приятно, или нет, или свежо, или душно, но не больше. Не пахли они собранными с небес звездами и родниковой водой! Так и Хисока пах именно Хисокой, тем самым в разы усиленным ароматом, что был на пароме. И если бы пару дней назад от него исходил бы такой же силы запах, Гон бы даже не сомневался, что та, уловимая носом и весьма раздражающая его животное начало тяжелая нота, вплетенная в исходящую от Хисоки нежность, явно что не могла являться его собственной. То было что-то чужое, отталкивающие и портящее. То был запах другого альфы.       – Хочешь мой коктейль? – придвигая к низко опущенному смуглому носу пузатый бокал на тонкой ножке, спросил, барабаня пальцами по левому Гона плечу, Хисока.       – Что? – окутанная мыслительным процессом голова тяжело возвращалась к реальности. Уже в который раз возле Хисоки. Этот запах точно не способствовал трезвому мышлению, что в тот раз, что и сейчас, когда его было столь много, что не обратить на него внимание физически не представлялось возможным.       – Лучше передай ему меню, а не свои слюни, – произнес Киллуа, и, подняв взгляд на него, чуть ли не вжатого в стенку подальше от Иллуми, Гон осознал, что пропустил момент, когда его друг оказался рядом с его братом на одном диванчике. Впрочем, если Гон сидел рядом с Хисокой, других мест для Киллуа просто и не было.       – Как грубо, Киллу. Но не беспокойся, я и тебе могу его предложить, – коктейль, зажатый меж длинных пальцев, переместившись к противоположному краю стола так и остался не тронутым.       Толстая папка меню в кожаной обложке, оказавшись у Гона на коленях, медленно раскрывала свои странички, пока Хисока говорил с Иллуми о погоде в Ревейле. И, о боже! Когда ровный тон его голоса повествовал о набежавшем на город шторме, Гон изо всех сил сдерживал закатывающиеся под орбиты глаза. Ни одному хоть сколько-нибудь знающему эту парочку человеку не составило бы труда понять, что разговор этот затеян был лишь с целью, бесконечно раскрывая рот, ни о чем толком и не говорить.       Подошедший с заказом Иллуми официант принял торопливо еще один счет, записав на листочке названия блюд столь коряво, что в нем мало что возможно было разобрать.       – Ну так и… – многозначительно протянул Хисока, когда присоединившиеся к ним парни определились с выбором. – Что вас привело в это местечко? В данной деревушке есть места и получше. Могу подсказать.       – Сами разберемся, – припал лбом к стеклу Кил, как Иллуми, звонко опустив кружку кофе, вставил:       – Киллу, разве я не учил тебя, как вести себя прилично?       – Нет, – ответ прозвучал резко. – К тому же, разве не должен был ты в первую очередь объяснить мне не водиться с подозрительными незнакомцами, если уж и вздумал играть роль моего папочки?       – Киллу, – в голосе Иллуми проскользнуло предупреждение. – Эти разговоры оставим до личного общения.       Киллуа не ответил, лишь безразлично пожав плечами, но его взгляд еще пристальнее уткнулся куда-то за прозрачную толщину оконного стекла.       Стало неуютно. Напряжение, зародившиеся меж Золдиками, ощутимо покалывало кожу, прогоняя все сексуальное наваждение, навеянное приятным запахом и исходившим от бока Хисоки теплом.       Может быть и не стоило, повинуясь одним лишь эгоистичным желанием убедиться в правильности сделанных выводов, заставлять остаться Киллуа рядом с Иллуми. Уж слишком сильно тот, одним лишь своим присутствием, влиял на общее настроение. Даже кусок в горло не лез. Однако, касалось это одного только Гона. Сидящий рядом с ним, внимательно наблюдая за сверлящими взглядами напротив и запивая бездвижно покоящуюся до этого момента брускетту, издал громкий звук втягивания через трубочку остатка опустевшего коктейля, что неведомым образом снова оказался у его изначального хозяина.       – Вы можете общаться, – притягивая к себе уже явно остывший суп, Хисока кивнул Гону на соседний столик, коленкой подталкивая его к выходу. – Пойдем, оставим их.       От его дыхания по шее ниже разбежались мурашки, а сладковатый запах вновь ударил в нос, возвращая в существовавшую только для Гона реальность, в которой Хисока, нависая над ним, смотрел своими искрящимися азартом глазами прямо в глаза Гона, а его коленка касалась бедра.       Ведь ничего не случиться, если они просто пересядут за соседний столик? Гон все еще будет с Киллуа рядом и не потеряет его из виду, ведь так?       – Пойдем, – вновь подтолкнул Гона Хисока, едва не касаясь своими губами аккуратного его уха. И Гон сдался, бросил осторожный взгляд на друга, виновато скосил глаза в сторону и встал из-за стола, выпуская нетерпеливого его спутника.       Ведь ничего же страшного? Киллуа должен понять. Да и им с Иллуми давно уже стоило поговорить. Наверное…       – Фуух…– облегченно выдохнул Хисока, переставив пару тарелок и новенький коктейль целыми и невредимыми. Он вновь придвинулся к окну, за руку утаскивая за собой и Гона. – Ну вот мы остались наедине, моя ягодка. Да и тем двоим найдется, что обсудить, – будто прочитав беспокойные чужие мысли, проговорил Хисока. – Иллу мне все уши прожужжал о своем братике.       – Иллуми? – темные брови заметно нахмурились.       – Ага. Они уже года полтора как не пересекались. Вроде бы последний раз Иллу все говорил про какой-то важный семейный съезд, но увы, в то время ему был слишком необходим я, и милому Киллуа выпала доля подождать еще немного, – пальцы, без привычного длинного маникюра, подушечками пробарабанили по столу.       Через пару секунд возникшей тишины к ним подошел официант, поставив перед Гоном его заказ. Он задал еще пару уточняющих вопросов, касавшихся оставленной за другим столом еды, да внимательно смерив вновь устроенную за плечами Гона руку Хисоки, удалился, ничего, так и не сказав.       – Впрочем, милый Киллуа Иллу смотрю не дождался, – вновь заговорил почти на ухо приятный голос. – Это же ты ему помог, да?       – Если ты имеешь в виду пробуждение, то да. Мы с Килом сделали это вместе, – ответил Гон, и, когда чужая рука коснулась его плеча, съехав с выпуклой спинки, он наклонился к столику, заставляя Хисоку убрать ее.       – Вы очень близки, – через время выдал Мороу, накалывая на вилку розовые креветки и едва заметно поджимая губы. Это был как раз-таки тот самый салат, на который официант пообещал сделать скидку. И тем забавнее было наблюдать за переменившимся в миг настроением искусного соблазнителя, зная, какая именно мелочь вызвала его недовольство.       – Близки, но не так, как ты подумал. Мы только друзья, не больше.       – Надо же, – тонкие брови гипертрофированно удивленно скинулись вверх, и следом Хисока подсел к Гону ближе, своим боком задевая его. – Так это меняет дело. Ты буквально развязал мне руки, – с этими словами блестящая гладкая вилка оказалась около тарелки, а две любопытные ладони опустились поочередно, одна – на плечо, а другая – на торчащую даже под джинсами коленку.       – Можно подумать, ты сильно отказывал себе до этого, – проговорил Гон в уже приблизившиеся к нему губы, и, стоило последним словам сорваться с его рта, он, сам преодолев последние расстояние их разделявшее, поцеловал розовые, на ощупь искусанные губы. Искусанные Иллуми губы. Это осознание пришло мгновенно, но также быстро из мыслей выместилось, оставляя лишь сладкий вкус клубничного коктейля, что пил Хисока, тяжесть его неровного дыхания и два запаха, сплетенных вместе.       Поцелуй продлился недолго. Стоило Гону войти во вкус и лизнуть чужой язык требовательнее, Хисока торопливо отстранился. Он отпрял и, спешно чмокнув напоследок распахнутые губы, проговорил на одном дыхании:       – Достаточно, нас могут не так понять.       Что именно «не так могут понять» Гон так и не понял, но с того момента Хисока говорил неохотно, больше ел, опустошив по итогу все стоящие перед ними тарелки, и дышал коротко, едва втягивая в легкие воздух. И все это еще пару месяцев назад показалось бы Гону непонятным и странным, но теперь, изучив на просторах всемирной паутины всю необходимую молодому альфе информацию, он, не до конца веря, впрочем, своим догадкам, предположил, что Хисока вот-вот потечет. В подтверждение этой теории его запах с каждой минутой становился сильнее, а сам он вот уже парой вопросов ранее отстранился, лишив всякого телесного контакта. И в это время Гон ощущал в груди напряженно грохочущее сердце и отчаянно старался упомнить все, что в таких случаях необходимо.       Как там должно было быть с обычной течкой? Для альф вроде бы просто – удовлетворил омегу, да так по кругу пару раз. Но в случае, когда его запах стоял в носу даже на расстоянии… все могло обернуться гоном. И вот к такому повороту Гон точно был не готов. Явление это было редкое, но вот с предназначенными случалось часто. Ни одна книжка без испытанного альфой гона не обходилась. Но ведь то книжка, и приятно читать что-то подобное тайком от тети на страницах ее романов, но в жизни… в жизни Гон совершенно не хотел иметь детей сейчас, да и тем более с Хисокой!       С Хисокой ему было просто интересно. Ничего большего, чем любопытство и симпатия. Ничего настолько ответственного, как течка.              Подбирающаяся к Хисоке течка не входила ни в один сценарий представленного Гоном их совместного времяпрепровождения. Она пугала. Гон не хотел чувствовать его заставляющий возбуждаться запах. Он… не мог себе представить беременного Хисоку. Он никогда бы не сделал его беременным. Хисока призван быть для всех альфой. А Гон точно не сдержится. Он уже плохо контролирует себя метаясь от желания перебить на нем чужую метку, до желания сбежать, оставив Хисоку таким же, как и обычно, наглым, дерзким и ни капли не милым. Не таким, как сейчас, не смотрящим столь взволнованно в край стола.       – Нам пора, – раздалось над ухом Гона, когда раздумья последнего зашли в уже обозначившейся тупик предстоящего выбора. – Время вышло, – добавил Иллуми, будто встряхивая притихшую за столом парочку.       Хисока тут же зашевелился, собираясь, а затем, прежде чем согнать Гона с его места, он достал из плетеной вазочки на столике так кстати оказавшийся карандаш и бумажку. Через пару быстрых росчерков в ладони Гона лежал листок с написанным на нем номером телефона.       – Пиши в любое время, ягодка. Буду рад пересечься с тобой вновь, – произнес он, прежде чем кивнуть на Иллуми, призывая его пропустить.       А затем слишком быстро вдвоем они скрылись за поворотом барной стойки, оставляя облегченно вздохнувшего Гона наедине с Киллуа. И в миг стало легче. Легкие, успокаивая сердце, задышали ровнее, с каждым вдохом улавливая все меньше остаточного присутствия его запаха. И пусть, где-то совсем в глубине души неуместная нотка ревности дала о себе знать, пряча ее глубже, Гон испытал одно лишь облегчение, отдавая Хисоку в руки Иллуми. Он не знал, что делать с таким Хисокой. Он бы пошел за ним, позови он его, но… то было бы уж совсем неправильно.       Ведь Хисока, бросающий за борт карту, был альфой. Хисока, безжалостно загоняющий свою очередную жертву в ловушку, так же был альфой. Он был альфой на экзамене, он был альфой на пароме, он был альфой в своей жизни. И он был омегой предопределенной Гону. Но разве Гон мог требовать от него быть этой омегой?       – Пойдем, – позвал голос друга.       И они пошли. Расплатились за обед, направились к холлу, где Киллуа, несмотря на все еще льющий, как из ведра, дождь, распахнув настежь стеклянные двери, вышел на улицу. Он накинул на голову капюшон и, обернувшись к Гону, кивнул тому на путь, ведущий к их вилле.       – Чего встал? Мы уже и так достаточно здесь задержались, – произнес он, и его слова подействовали отрезвляюще. Все еще прикованные к Хисоке мысли сместились с плоскости новых совершенно непонятных Гону обстоятельств в реальность, в которой Киллуа был прав – он и правда задержался из-за него в этой гостинице чересчур долго.       – Да, – ступая за порог сухого помещения, Гон, оказавшись к другу ближе, обнял того, не давая вывернуться и принуждая остаться так – под дождем совсем рядом. – Прости, что оставил тебя с Иллуми, – потонул в звуке льющейся воды тихий шёпот.       Киллуа не ответил, но вырываться из крепких объятий перестал, бесцельно глядя куда-то за край торчащих темных волос. Он дрожал. Едва заметно, и парой минут позднее эту дрожь можно было бы списать на холодный дождь или ветер, но сейчас его одежда под слоем толстой ткани была сухой, а кроссовки еще не успели впитать в себя ручьями несущуюся вниз воду, чтобы промокнуть окончательно.       Только теперь, обнимая дрожащее под его руками тело, Гон осознал, что, несмотря на тот спокойный взгляд, которым проводил его с Хисокой друг, оставлять Киллуа наедине с Иллуми совершенно точно не стоило. Это было ошибкой. Помутнением, вызванным запахом Хисоки. Гон… не поверил бы кому-либо, если бы ему рассказали об этом раньше. Он бы не оставил Киллуа одного, не ушел бы вслед за Хисокой, но… он уже это сделал. Он уже заставил Киллуа дрожать.       – Что он сказал тебе, Кил? – его голос прозвучал совсем осторожно, виновато и мягко.       – Я не хочу говорить с тобой об этом сейчас. – Руки Гона на тонкой талии сжались крепче. – Ты знал, что я пошел туда только из-за тебя, – проговорил Кил непривычно для него жестко, и в его плечо уткнулся горячий влажный лоб. – Не нужно обнимать меня, Гон, – вновь ледяной голос окатил своим тоном ссутулившиеся плечи холоднее проливного дождя. – Скажи мне… оно хоть того стоило? Он и правда… чертова твоя омега?       Утвердительный ответ застрял на самом кончике языка, когда холодные капли, забравшись под ворот свитера, побежали по спине вниз, к поясу джинсов. Они, как безжалостные слова Киллуа, обожгли раскаленную еще реагирующую на естественный раздражитель кожу, заставляя вспомнить все прежние, рассказанные истории, что обернулись одной лишь завистью. Сейчас же для нее совсем не было места. Потому, Гон, покачав для убедительности головой, произнес:       – Нет.       И на его ответ Киллуа, зажмурив плотно глаза, стиснул зубами губы, с силой обнимая холодные плечи друга и удерживая ладонью его голову на своем плече.