Эффект гарантии

-Что произошло, Саш? Я сидел на кухне на табуретке, дыша через рот и прижимая к переносице замороженный кусок масла в пакете. Нос был заткнут ватой, сквозь которую просачивалась кровь. - Упал на физ-ре, она почему-то не останавливается. Мама помешивала суп на плите, лица ее я не видел и не мог точно сказать, верит она моим словам или нет. Пусть поверит, ведь физкультура была у нас последним уроком, а рассказывать то, что на самом деле произошло, мне не хотелось даже ей. - А если бы ты нос сломал себе? Или шею свернул? Саша, почему ты так неаккуратно сам к себе относишься? - Я не виноват, что там даже после ремонта из пола доски торчат, - пробурчал я, вынимая вату. Мама забрала у меня масло и положила в морозилку. Кровь вроде бы сочиться перестала, но нос болел. И подбородок, заклеенный пластырем, тоже болел, а еще живот, и руки, и колени... Наверное, там будут синяки. Я не очень хотел, чтобы кто-то в семье заметил их. А потом я пришел к себе в комнату и улегся на диван. Все тело болело, а настроение было самое паршивое на свете. С каждым днем я все больше приходил к мысли, что школа становится просто невыносимой, мне не просто не хотелось туда идти и отсиживать уроки, это, скорее, начало у меня вызывать какой-то панический страх наряду с ненавистью. Но никто из них об этом узнать не должен. После окончания 9-го класса семья Тима переехала жить в Питер, и узнал я об этом совершенно неожиданно. Новый учебный год встретил в одиночестве, я впервые столкнулся с тем, что ни с кем не хочу общаться. Или не могу, или не умею. Мода на неформалов давным давно прошла, и теперь школу и весь город наполняли коротко стриженные реперы и качки, а также девушки без челок с выпрямленными выжженными волосами, одетые во все бежевое, кофейное, коричневое, следящие за выходами новых айфонов и фоткающиеся на них в зеркало по несколько раз в день. Меня начинали гнобить все сильнее. Я не ныл и не жаловался, но, отлично понимая, что один против толпы я не смогу ничего сделать, я не пытался ни с кем справиться. Начиналось все с насмешек по поводу внешности, которые я сначала переводил в шутку, затем просто игнорировал. Так уж этот коллектив был устроен, что кого-то одного им надо было чморить, и этим человеком оказался я. Менять свой стиль и внешность я не стал, да уже и не было смысла. Все пошло по нарастающей. Маленькие, но мерзкие приколы, когда ржут все до единого, а поддержки ждать не откуда. Когда, открывая свой рюкзак, ты находишь в нем огрызок яблока или кожуру от банана, или вовсе не находишь его. И под дикий хохот лицемеров начинаешь ходить по кабинету в поисках рюкзака, доставляя им незабываемый кайф. Когда в капюшоне ты обнаруживаешь чей-то харчек, а в туалете слышишь откровенные насмешки. Интересно, смогли бы они так, если бы я был не один, а , например, с Тимом? Нескольких раз мне хватило с головой, чтобы я стал усиленно следить за своими вещами. Я сидел на задней парте, тыл был защищен. Я молчал, ни к кому не подходил, ни в чем не участвовал, не собираясь доставлять им удовольствие, давая повод для новых насмешек. Все равно сами найдут, не все, а несколько человек, так называемые лидеры класса, окруженные свитой из остальных трусливых ребят, готовых всегда с ними согласиться, подхихикнуть и им услужить. Я ненавидел их всех. Но я держал маску, что мне похуй. Мне просто на все похуй, я не слабая сопливая девчонка, чтобы ныть и жаловаться. Я никому ничего не рассказывал, потому что знал по опыту: папа ничем не поможет, только наорет, что вырастил слабака, неспособного за себя постоять. А мама сама настояла на том, чтобы меня перевели именно в этот класс, поскольку здесь сильные преподаватели по истории и обществознанию. По тем самым предметам, которые я ненавидел и учить не собирался. В ответ на мои слова, что мне не нравится этот класс, она отвечала: «скажи, что не так, я пойду и с ними разберусь!». И, естественно, я не говорил ничего. Не говорил еще и потому, что на два класса младше в этой же школе училась моя сестра Алена, и я хотел максимально снизить риск того, что ее начнут гнобить из-за меня, поэтому я всегда пресекал любой разговор, если речь касалась ее или ее класса. Хотя, она и сама позаботилась об этом. Она ужасно стыдилась, что ее братец такой лох в кедах и с начесом на голове, выпрямляла волосы, фоткалась в зеркало и со своими подружками очень весело стебали меня на каждой переменке, возвращаясь со школы на довольно большой дистанции от меня, если уроки заканчивались одновременно, при этом дико обижаясь, если я не ждал ее возле дома и не брал с собой никуда. Но мне похуй. Пусть мне будет на все похуй. Я не думал, что дело дойдет до драки, но однажды этот момент настал. Когда я шел по коридору школы и видел со всех сторон красивые мерзкие лица, и когда, не в первый раз, девятиклассник Пономарев, который был раза в два шире меня, начал отпускать привычные шуточки по поводу моей внешности, ориентации...Я ускорил шаг, поскольку он был не один, а с парочкой таких же крупных парней, одетых в «абибас». Направился я в самый темный конец коридора, где шумел мой класс, не знаю, почему именно к ним, ведь все вокруг одинаковые. Но промелькнула в тот момент в моей голове абсолютно бредовая мысль, что все-таки – это мой класс, и там я могу рассчитывать на какую-либо поддержку. Доверился этим тварям? Или просто не было выбора? Но я превосходно поплатился за это. После нескольких ударов по заднице я послал их нахуй, предложения одолжить пирсу поносить, руки, тянущиеся к моему лицу, которые я оттолкнул. Одноклассники собрались толпой вокруг нас, Антон Шаповалов, спортсмен и главный красавчик в школе, также решил выебнуться своим невероятным уровнем юмора и интеллекта. Слово за слово, оскорбления, наезды. Я отлично видел, что они только искали повод, и я прекрасно знал, что они нашли его и теперь оторвутся по полной, даже не за челку, не за пирсу, а за то, что игнорировал. Не признавал Антона, не поддакивал ему, не лебезил перед ним...Не только перед ним, были у нас, как и в любом классе, личности. Красотки с айфонами и губами уткой, перед которыми каждый парень обязан был простилаться. Богатенькие мажористые парни, с любой тупой шутки которых все обязаны были смеяться. Все они теперь стояли вокруг нас и галдели, отпуская свои ядовитые комментарии, что примечательно, в центре круга оказалась не только я, но и наша новенькая, полная очкастая девочка Вика, которую гнобили, возможно, даже жестче, чем меня, поскольку она не могла никому дать отпор. Вспомнили ее случайно, как я сначала решил, просто кто-то проорал, что мы с ней пара, пара на отшибе, обрадовались тому, что вспомнили, вычленили ее откуда-то из толпы, она тут-же испуганно прижалась к стене. Потом только я понял, что ребята устроили с ней разборки до того, как я приблизился к ним. Этот жест, когда руки прижаты к груди, кулаки сжаты, взгляд исподлобья, эта поза, демонстрирующая страх, ненависть к этой толпе, желание закрыться и спрятаться, но школьники жестоки. В тот момент на минуту даже обо мне забыли, ведь я мог и сдачи дать. Ее оскорбляли парни, называя жирной свиньей прямым текстом, а красивые стройные девочки стояли вокруг и смеялись. -Викуся, похрюкай! Ну похрюкай! – предлагал Шаповалов. -Жирная скотина! Возбужденные вопли. В субботу, в темном полупустом коридоре, во время долгой перемены. Всегда чувствовал, что не стоит ходить в школу по субботам... -Ну что вы ее обижаете, бедная свинка! -Вика, а у тебя соски торчат? Я просто охуевал от того, какие твари собрались вокруг меня, в этот момент все они словно показали свои истинные лица, которые и до этого были не очень-то и приятные. Мерзкие, подлые, жестокие, хищные, все они ждали чужой боли, желали крови. Вот она – вошедшая в раж стая школьников. У меня был шанс уйти, исчезнуть из этой толпы, схватить рюкзак, пока он не пошел по рукам, как-нибудь промелькнуть мимо охранника и покинуть школу, потому что внимание класса с меня переключилось на Вику. Очередной красавчик Рома Иванченков первым толкнул девочку на кого-то, этот кто-то на Антона, он опять в кого-то. Смех от того, какая же она неуклюжая, поскольку почти сразу же ,не без помощи ребят, Вика упала на пол, уже плача, испуганно поднимая голову на ребят. -Викуся, ты что? Обиделась? – и смех ребят. Я поднял ее очки с пола, чтобы никто не наступил на них. Меня всегда раздражала эта Вика, двоечница, такая жирная, в очках, с кудрявыми рыжими волосами, но раздражала не за внешность, а за то, что не могла за себя постоять. Слабачка. Я не был слабаком, я был уверен в этом. Просто я был один против толпы одноклассников, которых ненавидел. Антон тем временем наклонился над Викой и принялся заготавливать харчок, чтобы плюнуть в нее, или просто пугал, выпуская изо рта слюну с пеной. Все вокруг захохотали, девочки завизжали, показывая, как им противно. Вика отползла назад, но там была стена, а вокруг свита Ромы и Антона. -Фу, не надо, убери! – закричала она, когда парень наклонился прямо над ней. И в этот момент я изо всех сил врезал Антону кулаком в челюсть, отчего он едва не опрокинулся назад. Все заткнулись и застыли. Я перепугался, поскольку никогда еще не бил никого по лицу с такой силой. А еще потому что понимал – мне пизда. Я стоял и просто ждал, что будет. Вика, испуганно оглядывая всех, отползла чуть в сторону и начала подниматься на ноги, но получила толчок в спину. -Сидеть! – вякнул кто-то из этих тварей. В этот момент Антон словно вышел из шокового состояния, сплюнул на пол кровь и повернул ко мне голову. Я убедился в том, что зубы ему не выбил, а вот губу расквасил здорово. И почему-то стало спокойно. Даже нет, стало пофиг. -Отвалите от нее, пусть идет, - твердо произнес я парням. -Ты охуел? – спросил Антон, убрав руку от губ и медленно произнося каждое слово, - ты, сука, страх потерял? - Ты отвратителен, - спокойно произнес я, - она девочка в конце концов. В этот момент он резко толкнул меня, отчего я едва не влетел в стену. Хотел второй раз, но я перехватил удар, отшвырнув от себя его руки. -Пошел нахуй, моралист ебанный, сдохни! – произнес он, снова сплевывая на пол слюну с кровью, - все, сука. Довыебывался! -Как же меня тошнит от вас всех, слабаки и сраные лицемеры! – радостно объявил я. А потом последовали удары сразу с нескольких сторон. И я отлично понимал, что драться с ними бесполезно, не потому, что я слабак и трус. С ростом 180 и нормальной фигурой я, теоретически, мог любому врезать довольно неслабо, но в данном случае это было напрасно. Я просто защищал лицо и старался не упасть, но вскоре оказался на полу. Антоша, Ромочка и их свита сейчас получит немало удовольствия, пиная меня ногами, однако я чувствовал, что они боятся бить меня сильно. Естественно. Если мне что-нибудь сломают или отобьют почки, по головке их за это не погладят, а вместо этого могут начаться разборки с родителями, ментами, может последовать вылет из школы и запись на учет в милиции, а ведь тогда проблемки могут быть посерьезнее. Например, не примут в универ. Разве нашим милым мальчикам с уже оплаченным будущим это нужно? А вот быдло избивало меня, не жалея. Я пытался как-то отбиваться от них, отползти в сторону, но получил удар ногой в живот, от которого перехватило дыхание, и я согнулся напополам. Я даже не понял, когда это все прекратилось, я не услышал звонка. Просто толпа отхлынула от меня, и я посмотрел на них. Родные одноклассники, вы удовлетворены? Я видел, что нет. Они сразу стали какими-то тихими, испуганными, недовольными. Оглядывались на меня, девочки перешептывались. Я вытер кровь с подбородка и присел, оперевшись спиной о стену, усмехнувшись. Перегорели, суки, да? Пересрались последствий? Ребята толпой вливались в класс, только Вика неуверенно повернулась назад и сделала пару шагов в мою сторону. Однако развернулась и зашла в кабинет, когда ее толкнули, проорав: -Что, забыла, куда идти, свинка? В конце коридора от центральной лестницы к нам направилась училка, поэтому я быстро схватил портфель и, превозмогая боль во всем теле, нырнул в дверной проем, ведущий к боковой лестнице. Надеюсь, что в полумраке коридора она не заметила меня. Охранник посмотрел на меня удивленно и предложил вызвать классного руководителя, когда я сказал, что упал на лестнице. -Выпустите, я домой пойду! – взмолился я, - чем мне классная-то поможет! Она и так знает! Ложь, конечно. -Ну...впрочем, ты, Саш, с уроков вроде бы не сбегал раньше, так что ладно, иди. Как же, не сбегал. сколько раз с Тимом прогуливали, не перечислить, но охранник работает всего год, а за этот учебный год я, днействительно, исправно посещал все уроки. И я поплелся домой, очень надеясь, что они не отловят где-нибудь на лестнице Алену. Не посмеют. Как же мне было больно и мерзко. Я уже на улице одел куртку и обмотал лицо до носа арафаткой, которую придется потом отмывать от капель крови. Ветер с каким-то мерзким колючим снегом дул прямо в лицо. Я не хотел возвращаться в эту школу и в этот класс никогда, я просто не хотел их больше видеть. По дороге домой я зашел в один из двориков, где здания защищали меня от этого холодного колючего ветра, присел на ободранную лавочку, одел капюшон, достал сигарету и затянулся. Мама ничего не заподозрит, запах должен выветриться, пока я дойду до дома. Пальцы замерзли, сгибались медленно, я почти не чувствовал их, все тело дрожало от холода, и боль от ударов ногами начала отходить на второй план. Почему, интересно, так должно быть? Почему я не могу взять и перейти в другую школу, где я никого не знаю, меня никто не знает, найти там себе друзей?...На девушку было как-то пофиг, поскольку были проблемы поважнее. Почему не могу? Потому что осталось всего год доучиться? Потому что тут хорошие учителя? Да и хуй с ними, они такие же твари и лицемеры, как и их ученички. Сам себя не спасешь – не спасет никто. Изо рта от холода выходил пар, и сигаретный дым казался густым, как от кальяна. Серые дома, балконы, снег между бетонных плит. В этом дворе мы с Тимом очень часто курили после школы, когда была весна и было тепло. Тогда все было в зелени, в цветах сирени и акации, а сейчас совсем иначе. Я в тот момент понял, что это какой-то неправильный безэмоциональный монохромный мир. А докурив, поднялся и направился домой. Я лежал на диване и смотрел в потолок до тех пор, пока мама не позвала обедать. Есть хотелось, и я пошел на кухню. -Мам, а можно мне перевестись в другую школу? -Откуда такие мысли, Саш? -Я давно уже пришел к выводу, что здесь стремно. Математику не знаю, а ЕГЭ не за горами. -Будешь ходить к репетитору! Нет, ну только не это! -Мам, да откуда у нас денег столько лишних? Почему бы мне не перевестись в Северский, в школу к Наталье Викторовне? Как Катя... Северский – это поселок, где живет моя бабушка, где наш дом, который наша семья построила в тот год, когда я родился. Еще там, совсем рядом с нами, живет Милка, наша подруга детства. Наталья Викторовна – крестная мама моей сестры, замечательная добрая женщина, а кроме того, директор северской школы №16, которую заканчивала 8 лет назад Катя, моя двоюродная сестра. Теперь я видел четкую параллель с ее историей, она училась в Краснодаре, ее гнобили одноклассники, были еще какие-то причины. И выпускной класс она доучивалась в поселке, в шестнадцатой школе, живя у бабушки. Видимо, ей в Краснодаре было совсем ужасно, раз она согласилась городскую жизнь променять на год в поселке, в сельской местности где нет практически никакой цивилизации! И мысль, которая в первые моменты казалась бредовой и неосуществимой, теперь виделась мне единственным реальным и возможным выходом. Мама покачала головой, а потом сказала, что посмотрим, видимо, не воспринимая это всерьез. Но я теперь твердо знал, к чему идти. Доучиться в этом дерьме десятый класс, а потом – потом все будет по-другому. Помощи ждать неоткуда, так что я позабочусь о своем будущем сам.