☽
Я хорошо помню друга моей юности. Не помню, в какой именно момент я впервые познакомился с ним, но с тех самых пор мы были неразлучны. Он учил меня иначе понимать книги, смотреть на историю сквозь призму воспоминаний. Мы предпочитали эскапизм и мечтательность унылому окружению, предпочитали упиваться стихами Шекспира, танцами под музыку в голове на кухне босиком и засыпать в свете луны. Он всегда готов был поддержать и поделиться своей мудростью. Наталкивал меня на размышления, меняющие мой мир, и показывал любые пороки на примере людей вокруг. Последнее было омерзительно ему больше всего, но порой он все же соглашался поговорить об этом – ведь это была как-никак его работа. Будучи одиноким ребенком, однажды я нашел того, кто знал человечество слишком хорошо, а потому не любил никого. А может быть, это он нашел меня. Однако что-то во мне его заинтересовало. Помню, он тогда спросил: откуда в такой маленькой душе столько бескрайней тоски и одиночества? И я ответил, откладывая на постель очередную книгу и приглашая внезапного ночного гостя сесть рядом. Думаю, кто-то Сверху проклял меня – сказал я. Так мы и подружились. Одинокий ребенок и первый искуситель человечества... Стук в дверь заставил светловолосого студента нехотя поднять глаза от книги. Пока он поправлял маленькие очки на носу, чувство, что история все еще держит невидимыми нитями его внимание, не покидала читательское сердце, словно прося не возвращаться в настоящий мир. Однако реальность была настойчива этим утром, а точнее – один ее конкретный представитель. Стук настойчиво повторился, и парень торопливо слез с кровати, откладывая очки на тумбочку. Азирафаэль Фэлл был студентом третьего курса Оксфордского университета уже почти целый год, за который его жизнь круто изменилась. У него получалось порой невероятно удивлять своими знаниями даже профессоров литературоведов (а в лучшие дни и профессоров философии), он привык к большой, но приятной нагрузке в образовании и свыкся с шумной жизнью в кампусе. Даже совладал полгода назад с велосипедом, что представлялось ему раньше, с его природной неуклюжестью, чуть сложнее квантовой физики, однако он так и не смог привыкнуть лишь к одной вещи – способности соседа по комнате отвлекать его на самом интересном месте по всяким пустякам. Причем с завидной регулярностью, что Фэлл себе мог объяснить лишь тем фактом, что читать сам сосед не любил, а потому и не понимал, что такого в том, чтобы просто отложить книгу в сторону и заняться чем-то еще. Строго говоря они жили в разных комнатах, точнее – в разных спальнях, в то время как ванная и небольшая прихожая были общими, как и в большинстве блоков кампуса, однако слишком шумного и надоедливого соседа не останавливали даже просьбы не беспокоить и закрытая на ключ дверь. Особенно когда количество алкоголя в его крови в иные ночи после вечеринок превышало всякую норму, точно так же, как и желание обсудить нечто малозанятное, по мнению Фэлла, и "невероятно важное" по мнению сокурсника. Кто был прав в оценке полезности подобных разговоров – которые все же состоялись пару раз и напрочь отбили у Фэлла желание повторять это вновь – понять было трудно, особенно учитывая нелюбовь Азирафаэля навешивать ярлыки. Однако бессвязный бред о новой девчонке или парне на одну ночь, история об очередной спортивной победе местной команды, в которой он был ведущим, в сумме с обсуждением того, насколько все преподаватели глупы, раз ставят ему отнюдь не высший балл, утомляли студента в первую очередь своей бесполезностью. А в большей степени – расстраивали тем, что говорить ему хотелось совсем о другом. О чем-то важном и интересном, так, чтобы часы пробегали незаметно за бокалом вина и оживленной беседой в свете догорающих свечей и зарождающегося рассвета. Так, чтобы слова собеседника заставляли о чем-то задуматься, вступить в дружескую дискуссию или вместе вновь распробовать душой стихи Китса. Так, чтобы потом гостя не хотелось отпускать, а не закрывать поскорее перед ним дверь с желанием лечь спать и забыть все в горьком осадке уходящего дня. И порой Азирафаэлю, особенно в такие моменты, очень хотелось, чтобы его соседом был кто-то другой. Однако, поскольку в политику университета входило списковое распределение по комнатам всех студентов, призванное сдружить любых людей и уничтожить любые предрассудки, изменить он этого не мог. Студент торопливо натянул носки и поднялся с кровати, аккуратно оставляя закладку между страниц и направляясь к двери. На самом деле клочок билета на поезд до Лондона, куда студент ездил месяц назад в свой любимый небольшой книжный, в строгом смысле слова закладкой назвать было трудно, однако заменять подручными средствами обычные закладки для книг – можно было смело именовать маленькой особенностью Фэлла, на которую он сам даже не обращал внимания. Обычно, читая до самого последнего свободного мига, Азирафаэль вынужден был в спешке собираться и бежать на занятия или, как сейчас, внезапно открывать кому-то дверь, а потому закладками становились чеки и билеты с поезда, обертки от шоколада, карандаши или просто кусочки бумаги, которые были под рукой. Он вообще многого не замечал за собой, даже не осознавая, что те прекрасные мелочи жизни, которыми наделяли авторы своих героев и которые влюбляли в себя читательское сердце, можно было бы в полной мере писать с самого Азирафаэля. Например, раз или два в неделю он влетал в лекторский зал, едва не опаздывая на первое занятие – и причиной тому было лишь желание встретить рассвет, поднявшись на один из верхних этажей или прогуливаясь по утреннему кампусу. Занятия начинались рано, а потому светловолосому студенту требовалась вся его скорость, чтобы успеть увидеть первые лучи зарождающегося дня и при этом не опоздать на пару. Он любил сидеть на окне и высматривать одиноко смотрящие на него в ответ звезды и луну, любил порой прихватывать что-то из столовой или ближайшей пекарни, хоть и корил себя за излишнюю любовь к сладкому, и украдкой привозить из города бутылочку любимого шампанского на особые случаи, вроде покупки редкого издания, с которым он проводил уютный тихий вечер, забывая обо всем на свете. Бесконечные тома книг всегда следовали за хозяином, словно верные подданные – в каждом углу его комнаты, в каждом моменте его жизни – они всегда были рядом, и, если бы кто-нибудь однажды решил устроить эксперимент и посмотреть содержимое его сумки, он бы удивился тому, как часто меняются в ней день ото дня книги, и как студент способен забыть дома все, кроме истории, слово она была ему настоящим другом. Фэлл буквально состоял из мелочей, которые могли порадовать взгляд стороннего наблюдателя, но собственное солнце в груди способно было согреть всех, кроме него самого. Светлые медовые кудри, немного старомодный гардероб, привычка забавно морщить нос и прикусывать губу на волнительном моменте книги, бесконечная вера в лучшее, целеустремлённость и желание прожить необыкновенную жизнь искрились через кожу словно сноп искорок, помещенных в юное сердце какой-то непостижимой силой. Азирафаэль был маленькой загадкой, маленьким миром в себе, способным подарить настоящее спокойствие и тепло на каком-то другом уровне восприятия, которое многие по незнанию называют "предчувствием" или "ощущением". Но мир Фэлла был реален – в его воображении спокойно уживались загадочные существа и наука, его убеждения были сооружены на фундаменте доброты и сострадания, что порой вызывало у новых знакомых даже долю скепсиса – таких людей просто не осталось. Но фактом своей жизни он неосознанно доказывал обратное. Бросив мимолётный взгляд в окно на утренний кампус, постепенно становящийся все более оживленным даже в столь раннее время, он все же поспешил открыть соседу, столь настойчиво желающему о чем-то поговорить или, как часто бывало, попросить списать забытое к сегодняшнему дню задание. За дверью действительно стоял Гавриил (вопреки желанию студента увидеть там героя книги, который бы загадочно поманил его пальцем в волшебный мир или показал все чудеса этого) – как всегда с улыбкой во все 32 зуба и идеально выглаженным серым костюмом, в котором он едва ли не спал. Первые недели совместного проживания с ним, Азирафаэль действительно много раз ловил себя на мысли о том, что это не костюм, а вторая кожа соседа, однако, как оказалось позже – костюмов просто было много, но все они были трудно отличимы друг от друга. Равно как и серая спортивная форма для занятий в зале или студенческого, "традиционного" здесь крокета. – Доброе утро, Гавриил, – Фэлл чуть потоптался на пороге, мечтая поскорее вернуться к истории, пока у него еще оставалось 2 свободных часа до первой пары по зарубежной литературе, – Ты что-то хотел? – Ты идешь сегодня на собрание университета? – А?, – Азирафаэль внимательно посмотрел на него, совершенно не представляя о чем идет речь и все же заставляя себя сконцентрироваться на словах парня напротив. Гавриил показательно закатил глаза в привычной манере и улыбнулся шире, словно по-отечески негодуя о том, как этого можно не знать. – Собрание преподавателей и студентов, Азирафаэль. Оно будет в 5, хотя все идут туда только ради вечеринки. – Вечеринки?, – светлая кудряшка непослушно выбивалась из облака волос, ловя на себе лучик утреннего солнца из коридора, пока ее обладатель безуспешно попытался заправить ее за ухо. Гавриил чуть сократил между ними расстояние и непринужденно оперся на дверной косяк, прикидывая свои шансы и вспоминая, сколько раз он уже бывал в подобной ситуации. Интересно, этот упрямый ботаник согласится хотя бы сегодня? Может быть после вечеринки, если тот пунш окажется действительно неплохим и таким крепким, как о нем говорят? – Вечеринка кампуса будет после этого официального собрания. Ученые мужи пробубнят свой бред, а потом все собираются во внутреннем дворе, когда преподы закончат торжественные речи и разойдутся по кафедрам. Сандальфон принесет алкоголь, плюс там должен быть пунш и ... – Нет, – Азирафаэль поспешил отказаться, снисходительно и чуть смущенно улыбнувшись такому быстрому ответу, – Не думаю, что я пойду туда. – Мы могли бы сходить вместе, – в глазах напротив загорелся странный огонек, который Фэлл замечал не впервые, – Выпьем, расслабимся. Надо же тебе хоть иногда выползать из своей норы, верно? А я как верный друг предлагаю тебе это сделать – в конце концов ты ведь так и пропустишь всю свою молодость за книжками, – он ухмыльнулся, смотря на немного растерявшегося Фэлла. – Все же я не думаю, что это хорошая идея, Гавриил, – немного поразмыслив, выдал он свой вердикт, в большей степени желая поскорее закончить с этим вопросом и Гавриилом, нежели действительно подумать о его предложении, – Тем более я вчера раздобыл в библиотеке несколько новых книг, так что... Попытка ускользнуть в комнату после этих, более чем красноречивых, по мнению Фэлла, аргументов провалилась, поскольку Гавриил тут же придержал дверь, наклоняясь над студентом и шепча ему едва ли на ухо, благодаря значительно превышавшему соседа росту. – Думаю, мы могли бы потом развлечься, м? Надо же когда-то учиться, а я могу в этом тебе помочь... Теперь уже Азирафаэль закатил глаза, ненавязчиво отстраняя от себя настырного соседа и давая тем самым понять, что разговор окончен. – Пока, Гавриил. Если это все, то я вообще-то занят. Да и тебя, я уверен, ждут задания по истории еще с прошлого занятия, не так ли? Дверь закрылась перед носом однокурсника, в комнате послышались удаляющиеся шаги. Гавриил еще пару минут стоял посреди коридора, размышляя о том, что однажды он все же достигнет этой нетронутой никем вершины, даже несмотря на упрямство Фэлла – как-никак он был известным спортсменом в Оксфорде и пользовался немалой популярностью среди "высших" кругов студентов. В конце концов еще не родился такой парень или девушка в этом университете, который бы не достался Гавриилу, по крайней мере в его картине мира. И их, вероятно, можно понять – успешный и богатый студент, негласно коллекционирующий возможность быть первым в постели и, судя по частому шуму и стонам за хлипкой стенкой, отделявший комнату Азирафаэля от его – им все происходящее более чем нравилось. Да и в сущности, для многих студентов короткие знакомства были нормой и данностью юности, и Гавриил не был исключением, как и большинство его друзей, с которыми Азирафаэль был мельком знаком. Фэлл не одобрял такого "спортивного интереса" сокурсника, будучи уверенным в том, что существует настоящая любовь – такой, какой ее описывали его любимые писатели, а не ту, что он видел в большинстве случаев вокруг. И тем более не такую, где единственное, что возлюбленные могут предложить друг другу – это обычный секс. Азирафаэль не осуждал его – ему попросту было все равно (особенно когда можно вновь вернуться к книге), однако намерения Гавриила на его счет последние несколько месяцев начинали выводить студента из себя. Он, разумеется, понимал его намеки, однако предпочитал сводить все в шутку или мягко намекать разыгравшемуся воображению соседа, что он не согласен, как Гавриил это называл "развлечься с ним вечерком", и однокурсник тут же успокаивал свой "завоевательский" нрав на какое-то время. Еще будучи новичком в университете в начале года, Азирафаэль умудрился сильно напиться в компании Гавриила и как над духу рассказать ему всю свою жизнь, включая и тот ее аспект, который касался парочки кратковременных отношений, закончившихся дружеским расставанием и ничем более. И видимо только полгода спустя, поняв, что отношениями Фэлл так и не обзавелся, Гавриил решил взять и эту неприступную крепость, живущую, как удачно, прямо по соседству. Азирафаэль вновь вздохнул, поражаясь разнице их представлений о любви и, смотря на оставленную книгу, мысленно возвращаясь к размышлениям о том, что он явно должен был родиться в другом столетии. А может быть ему просто нужно изменить подход? Строчка текста расползлась перед очередной мыслью, и, поняв, что он перечитывает ее уже в четвертый раз, Азирафаэль все же медленно отложил книгу, переведя взгляд в окно напротив кровати. За ним, в лучах теплого весеннего солнца уже спешили несколько студентов, очевидно желающих побыть в библиотеке или встретиться с друзьями до начала занятий. Несмотря на любовь к тишине, Фэлл был очень рад жить на 1 этаже, как минимум из-за возможности уютно наблюдать за кипящей жизнью кампуса, во двор которого и выходили стрельчатые окна. Молодые люди разных специальностей утро за утром наскоро натягивали фирменные толстовки или несли в руках большой стакан кофе, повторяя вслух выученный материал. Кто-то доделывал задание прямо по дороге, а кто-то выглядел так, словно только что открыл нечто невероятно важное и нужное, и спешил поделиться этим с миром. Именно так, должно быть, когда-то выглядели глаза Эйнштейна и Хокинга, подумал Фэлл – одухотворенные и вдохновленные знаниями, которыми здесь были пропитаны, казалось, сами стены. Азирафаэль всегда хотел учиться в Оксфорде, и год назад ему стоило немалых усилий сдать вступительные экзамены и перевестись из небольшого университета его городка в один из ведущих университетов в стране и с гордостью увидеть в списке зачисленных на третий курс свою фамилию. Его отец, священник в их родном городке, в восторге от идеи отпускать сына так далеко от дома не был, однако Азирафаэль потратил немало времени и сил на то, чтобы убедить отца согласиться на это. Не последнюю роль сыграла и сильная программа по литературе, о который юный Фэлл едва ли не пел каждый день, мечтательно делясь с отцом именами известных преподавателей и усердно просиживая ночи за тестами. Он был действительно на седьмом небе от счастья, переезжая в сентябре в новый кампус и оставляя родной, но такой скучный и однообразный город за спиной навсегда, стремясь, как и любимые герои, навстречу новым приключениям жизни. Однако, помимо Анафемы – девушки с кафедры истории – и ее бойфренда Ньюта – друзьями, несмотря на свои чаяния, он так и не обзавелся. Все недостатки реальности ему заменяли книги – десятки и сотни из которых занимали все свободные поверхности его комнаты, включая часть подоконника и пол, не говоря о стопке сонетов над кроватью и даже на шкафу, несмотря на ограниченность места между последней полкой и потолком. С ними он проводил потрясающие вечера в парке университета, в кофейнях неподалёку или в этой же самой комнате, когда вечеринки Гавриила не были слишком шумными или, как и сегодня, когда свой будильник он ставил на несколько часов раньше, с радостью жертвуя сном ради хорошего приключения. И все же, в чем-то его сосед был прав. Превосходные преподаватели, интересные дополнительные курсы и профилированность образования были лучше всех его ожиданий, однако чего-то юной, томящийся среди ветхих фолиантов душе не хватало – чего-то особенного, от чего сердце стучало быстрее, проходя глазами по строчкам книг и примеряя их на свою жизнь. Не хватало той самой искры, которую он замечал в глазах студентов, весело толкающихся в столовой, сидящих на импровизированных пикниках в теплую погоду под стрельчатыми сводами корпусов или проносящихся за руки через весь внутренний дворик влюблённых пар, спешащих на занятия и не обращающих ни на кого, кроме друг друга внимания. Все эти эмоции Фэлл с удовольствием наблюдал из своего окна, порой позволяя себе окунуться в смелые фантазии о том, что он мог бы быть на месте этих юношей и ощущать прилив радости и свободы, расцветающей особенно ярко лишь в молодом сердце. Азирафаэль почти весь 21 год жизни был один и успел изрядно привыкнуть к этому, и быть полностью довольным такой ситуацией, вплоть до последнего года. Когда отец уходил рано и приходил поздно, а в старом колледже у него была лишь парочка близких знакомых, Фэлл был уверен, что ничего не теряет, предпочитая всему миру одиночество. С переездом сюда он словно посмотрел на свою жизнь другими глазами – Азирафаэль по началу отказывался себе в этом признаваться, однако привычное одиночество и желанное одиночество – вещи совсем не равнозначные. И смотря сейчас в окно, он вновь чувствовал, что что-то упускает, нечто важное и нужное его романтическому сердцу, сгорающему от восторга в историях, написанных на страницах. Вот только страницы не были частью его настоящей жизни, как бы ему ни хотелось обратного. Окончательно отложив книгу на край тумбочки и оставив в ней билет, Азирафаэль, воодушевлённый и немного напуганный своим внезапным решением, подошел к окну, наблюдая за кипящей жизнью и вдыхая теплый весенний воздух вместе с чьим-то раскатистым веселым смехом. Кажется, Гавриил сказал, что после собрания будет вечеринка? Азирафаэль чуть улыбнулся, пытаясь отогнать тревожащие его мысли о том, а что он, собственно, будет там делать среди таких, как Гавриил? Разумеется, он не собирался говорить о своем решении соседу и тем более идти с ним, однако как там все будет устроено и точно ли это хорошая идея? Будет ли там кто-то, с кем он сможет подружиться или хотя бы провести в шумной компании один вечер? Фэлл бегло осмотрел комнату, натыкаясь взглядом на любимый свитер и готовое еще со вчерашнего вечера домашнее задание на небольшом письменном столе. – По крайней мере, вечер может пройти неплохо, верно?, – вопрос прозвучал едва слышно, как часто бывало, когда Фэлл размышлял в слух, словно ожидая, что Шекспир или Лондон с ближайшей полки ему ответят. Романы, разумеется, хранили молчание, но мечтательное сердце забилось чаще от одной мысли о том, что сегодня он сможет наконец побороть свое стеснение и подружиться с кем-нибудь. Сможет потом так же бежать с ними на пары, смеяться и готовить сюрпризы на день рождения, пробираясь тайком по кампусу после комендантского часа. Сможет читать с ним или с ней в библиотеке и просто почувствовать все то, что было ему недоступно ранее, но чего он отчаянно желал. Водоворот жизни захлестывал его светлую макушку со стремительной скоростью, и, понимая, что студенческие годы совсем скоро останутся позади, Азирафаэль решительно кивнул сам себе, осознавая, что уже принял решение. Прихватив чистую светлую рубашку и свитер кремового цвета в тон брюкам в клетку, он направился в душ, оставляя историю до лучших времен и мысленно представляя, каким необыкновенным может получиться сегодняшний вечер.☽
На другом конце кампуса совсем другой студент прямо сейчас нехотя заходил в пустой кабинет, в котором его уже ждал преподаватель. До первой пары оставалось еще больше часа, однако он отдал бы все, чтобы целью его появления здесь в столь ранний час была обычная отработка пропусков или дополнительные занятия по непонятой теме. Рыжие волосы были заправлены в небрежный пучок на затылке, а полностью черная одежда смотрелась даже немного комично на фоне солнечных лучей, пробивающихся в окно сквозь бордовые и зеленые витражи, однако его это нисколько не волновало. Равно как и преподавателя, который прямо с порога захлопнул за студентом дверь и тут же перешел к разговору, словно перед ним был не юноша, а противник в фехтовании, где первый выпад решает исход сражения. – Какого черта тебе от меня опять нужно?, – тон не выдержавшего этой встречи вновь студента явно говорил о том, что разговор будет не из простых, однако преподаватель и ухом не повел, буквально сверля взглядом худощавую фигуру. – Закрой рот, щеночек, а то откусишь собственный язык. Я всего лишь хотел спросить, как у тебя дела, – преподаватель все же позволил студенту нервно пройти вперед и сесть на ближайшую парту, игнорируя слова столь довольного ситуацией мужчины. – Как будто ты не знаешь, – студент едва не скалился, в нервной манере поправляя темные очки, в которых привык быть на людях, – Или что, опять решил подослать ко мне очередную "жертву" и подтвердить свои слова в лице несчастного студента и борющегося за справедливость преподавателя? Напомни, будь добр, сколько уже "невинных жертв" пали в постель к Энтони Джей Кроули? А то я, кажется, сбился со счету, – студент практически шипел на мужчину, продолжая сжимать одной рукой край деревянной парты и неосознанно топтать пол носком черных ботинок. – Остынь, – тон приобрел стальные нотки, – Никого я к тебе не подсылал, к тому же, я тут ни при чем. – НИ при чем?, – рыжеволосый студент вскочил, сокращая между ними расстояние, – Ни при чем?! Да тут каждая собака шарахается от меня из-за того, что ты сделал! Из-за того, что ты тогда соврал Совету, спасая свою шкуру. Это ты сказал, что, оказывается, я все выдумал и... – Закрой рот, – мужчина в миг сократил между ними расстояние и сжал ладонь на худом плече студента, не мигая смотря на нахального мальчишку, – Ты ничего не видел и никогда этого не докажешь, понял? А знаешь почему? Потому что ничего и не было, Энтони. – Не называй меня так, – студент стиснул зубы, – И не ты ли сам мне рассказал о том, что тогда... Рука сжалась сильнее, но студент не обращал внимание, вновь топя свою душу в бессильной злости на клевету и несправедливость, жгучий осадок от которой он расхлебывал едва ли не каждый день. – Ты ничего не докажешь, Энтони. И сам это прекрасно знаешь, – челюсть мужчины напряглась, словно он готовился перекусить студенту глотку, – И ты должен быть благодарен за то, что я выдумал эту историю, иначе тебя бы вышвырнули отсюда, как собачонку, а твоему отцу, боюсь, это бы очень не понравилось, не так ли? Студент напрягся, коря себя за рассказанную когда-то историю и ненавидя мужчину перед собой все больше. Хотя, за последний год после случившегося, он думал, что ненавидеть его больше просто невозможно. – Ты наплел Совету и преподавателям, что я приставал к тебе, и выдумал историю с Артуром, чтобы оклеветать тебя! Лучше бы меня вышвырнули отсюда, но и тебя вместе со мной, – студент сжал ладонь на руке мужчины, пытаясь не дать ему сломать себе плечо, судя по силе нажима желавшего, очевидно, именно этого. На мгновение он впился полыхающим взглядом в лицо мужчины в ответ, отталкивая его от себя и отходя на пару метров, словно они продолжали бой. – Вот только ты бы в таком случае отправился прямо в тюрьму... В коридоре за дверью послышался приближающийся звук каблуков какой-то студентки или преподавательницы, заставив мужчину тут же шагнуть к студенту вновь и закрыть ладонью рот, оттаскивая его вглубь кабинета. Парень все еще пытался продолжать едва ли не кричать прямо ему в лицо, однако, поняв, что происходит, все же перестал вырываться и прислушался. – Заткнись, – вкрадчивым шепотом. Поймав кивок рыжей головы, мужчина отпустил его, наблюдая как парень тут же поправляет очки и замирает, обращаясь, как и он сам, всеми органами чувств в слух. Когда звук обуви стих за поворотом, преподаватель смерил студента взглядом, ясно говорившим, не в первый раз, о том, что несмотря на всю его спесь – он бессилен, а его детские вопли просто смешны. – Послушай сюда, Энтони. Мне наплевать на то, что про тебя говорят и то, что говоришь ты. Никто не поверит в эту историю, учитывая твою репутацию и мой статус, так что прекрати орать тут, не хватало еще чтобы нас застали здесь. – Ты выдумал эту репутацию!, – он практически шипел. – И несмотря на это тебе никто не поверит, – словно и не заметил предыдущих слов, – Но я все же позвал тебя не просто так. Сегодня вечером ты нужен мне на собрании, Энтони. Оно будет в 5, так что будь добр, отложи свои дела. Студент обернулся к нему, мечтая больше всего на свете поскорее уйти отсюда или просто закричать на мужчину – и весь мир одновременно. – Ну и зачем я там тебе нужен? Вновь расскажешь свою увлекательную историю во всеуслышание? – Успокойся, – студент уже успел вновь порядком ему надоесть. И как только раньше они могли дружить?, – Профессор Уилсон сегодня приезжает из командировки, и я хотел бы, чтобы ты понаблюдал за ним. Он собирается выступать с каким-то докладом, но темы у нас... так сказать, схожие, так что выступить первым должен я. – И что ты предлагаешь мне? Соблазнить его в кустах? Преподаватель нервно выдохнул, отвечая приторной улыбкой скалящемся студенту. – Если он захочет выступить прежде чем я, ты должен будешь ему помешать. Разольешь кофе на его костюм или что-то подобное, ясно? – А нахер ты пойти не хочешь? Ты и так испортил мне жизнь, с какой стати теперь я еще и помогать тебе должен? – Ты ведь не хочешь, чтобы я действительно вновь попросил кого-то, так сказать, "подружиться" с тобой? – Не дождешься, я твоих ищеек за километр чую. – Но ведь им не обязательно приближаться к тебе, Энтони, – голос стал сладким, словно сахарная патока, топящая студента в отчаянии, – Просто они скажут совету, что ты принуждал их к чему-нибудь страшному и ужасному, – преподаватель сделал вид, что вытирает слезы, сочувствуя студентам, – И твою рыжую макушку после этого кампус увидит только в списке на отчисление. И, думаю в таком случае, я с удовольствием лично сообщу твоему отцу о том, что многообещающий студент оказался плохим соблазнителем первокурсников и теперь отправляется к нему бездарным грузом на попечение. Студент сжал кулаки в кармане черного длинного пальто. Ему хотелось зажмуриться и наконец заплакать, освободить душу от тяжкого груза вины и ответственности, что отравляла его жизнь уже почти год, но понимал, что просто не может этого сделать. Ни сейчас – перед этим напыщенным индюком, настроившим против него всех преподавателей, ни у себя в комнате, ни после собрания на вечеринке. И дело было даже не в плохом алкоголе, а в том, что меньше всего на свете ему хотелось ловить на себе эти презрительные взгляды ботаников-ученых или с презрением самому ощущать, насколько он жалок в такие моменты бессилия. К черту все. Выбора у него все равно особо не было, так что, натянув зеркальную напускную улыбку явно довольного своими словами и их воздействием преподавателя, парень стиснул зубы и повернутся к двери. Оба понимали, что он согласен. Просто потому что альтернативы не было. – Не забудь, в пять часов, – мужчина напоследок поймал его взгляд и кивнул на дверь, показывая, что студент отныне может быть свободен. – Не забудь сказать на презентации, что тему для статьи ты украл у Уилсона, – с этими словами рыжая макушка скрылась за хлопнувшей дверью, оставляя преподавателя наедине со своими мыслями. Все же рассказать тогда все Совету директоров и попросить пару своих студентов подтвердить его слова за отличные оценки в семестре было хорошей идеей. Теперь этот наглый гаденыш никому ничего не сможет рассказать, а через год и вовсе закончит университет и наконец исчезнет с радаров. Точно так же, как год назад исчез с радаров и его коллега.