Небольшой внутренний двор кампуса наполнился студентами, сливающимися в единый поток смеха и шума, словно кровь к сердцу. Вечер уже склонялся в усталости за горизонт, когда лампочки на деревьях и синяя подсветка нескольких прожекторов начали оставаться тенями на аккуратно подстриженных деревьях, отражаясь на белых вещах студентов, идущих на вечеринку после скучного собрания.
Азирафаэль, последние два часа проведя в сомнениях, но все же решившись прийти и испытать удачу, уже несколько минут застенчиво наблюдал за разбившимися на группы студентами, бурно обсуждающими выходку какого-то парня на собрании. Сам Фэлл на нем не был – просто потому, что все 4 интересующие его доклада профессора уже обсудили с ним, по-дружески спрашивая совета о написанном за пару недель до мероприятия – однако история о том, как один из студентов облил преподавателя кофе и был тут же выгнан с мероприятия была у всех на устах.
В сущности, Азирафаэль не прислушивался к разговорам, стараясь найти в толпе хотя бы смутно знакомое лицо, однако эту новость не услышать было невозможно.
Музыка постепенно становилась все громче по мере разгара вечера, словно студенты стремились выжать из веселья весь шум до наступления комендантского часа.
Азирафаэль все же пару раз пытался завести беседу, однако получалось откровенно скучно – людей не особо интересовал ботаник-литературовед, а его в свою очередь не привлекали разговоры о произошедшем на собрании и весьма посредственный пунш, явно сильно разбавленный далеко не самым хорошим спиртом и сиропом, на вкус изначально отдававший похмельем, которое ждало половину студентов завтра утром.
Фэлл несколько раз порывался уйти, но все же в последний момент принимал решение остаться – раз уж он пришел, и вечер еще не окончен, стоило попытаться просто приятно провести время вне своей комнаты.
Попытаться просто расслабиться, по крайней мере если мыслить в категории развлечений среднестатистического студента.
Так прошел целый час, скрадывающий уходящий день, а вместе с ним желание Азирафаэля в следующий раз соглашаться на что-то подобное. Не то чтобы ему было неприятно или до крайности неловко, но и удовольствия от нахождения здесь он, к сожалению, не получал. Скорее наоборот – с каждой попыткой завести разговор или просто потанцевать под музыку, которую он не знал, Фэлл все больше понимал, что просто не принадлежит к этому кругу. Двое парней, с которыми он познакомился несколько минут назад уже развернулись к нему спиной, показывая друзьям забавные шапки в виде лягушки и хамелеона, который к тому же менял цвет. Азирафаэль проследил как они растворяются в толпе, параллельно чуть выплескивая из стаканов розовую жидкость и смеясь, когда из толпы к ним подошли несколько девушек с такими же пластиковыми стаканчиками и уже облитыми футболками.
Оставив попытки найти себе компанию на вечер, Фэлл отошел вглубь двора, усаживаясь на высокий каменный бордюр под аркой внешнего коридора, ведущего в северное крыло. В нескольких метрах от него раскинулось темное дерево, отливавшее светом прожекторов и уютно скрывающее от лишних глаз. Студент пересел чуть удобнее на холодном граните, наблюдая за окружающим его праздником жизни.
Он часто любил "замирать" вот так – отходить от жизни на второй план и подмечать все ее краски и оттенки с привычным ему мышлением художника и читателя.
В центре импровизированного танцпола, музыка от которого здесь была значительно тише, устроились самые популярные ребята, включая его недавних знакомых, привлекающих в сумбурные танцы девушек и парней, оккупировавших столик с алкоголем.
Там, несомненно, должен был быть и Гавриил со своими друзьями, однако, на счастье Фэлла, их пути не пересеклись. Второй круг этого импровизированного вечера составляли приближенные и друзья первого – те, кто вроде были близко, однако в число избранных явно не входили. В них было больше алкоголя и меньше стыда, так что Фэлл пару раз ловил на себе чей-то полупьяный взгляд, заигрывающее пытающийся в шутку позвать его к себе и тем самым попасть в "главный" круг на фоне такого ботаника как он.
Азирафаэль лишь учтиво отмахивался совершенно не обижаясь. Он понимал, как устроен этот мир, и предпочитал просто игнорировать подобное, продолжая наблюдать за происходящим.
Совсем потемневшее через несколько минут небо оттеняло искрящиеся улыбки, а искусственный свет, благодаря своей приглушенности, призванной сделать вечеринку "романтичнее", создавал особое очарование для глаз.
Фэлл вдруг вновь поймал себя на мысли о том, каково это – оказаться там.
Нет, не среди самых популярных или чуть менее популярных ребят, но среди
друзей.
Быть может, все они дружили годами или познакомились час назад – в такие моменты это было абсолютно не важно. Всех их сплочал дух юности и безрассудства, общий ритм мелодии и пара стаканов пунша, делающие мир еще более ярким. По крайней мере, так казалось Азирафаэлю. Никто, и он в том числе, и понятия не имел, как на утро эти "друзья" будут ссориться по поводу пролитого на вещи пунша или выставлять неловкие фотографии особенно пьяных друзей на всеобщее обозрение, посмеиваясь над ними в коридоре. Особенно, если этими людьми оказывались первокурсники, просто желающие найти себе компанию, а не проблемы на следующий день.
Фэлл вновь пробежал взглядом по толпе студентов, смешивающихся в единый поток смеха и отсутствия какой-либо заинтересованности в жизни помимо выпивки или знакомства на один вечер. Все эти парни и девушки не думали, как он сейчас, о том, что такое жизнь и как постичь ее загадки, о том, что будет завтра и о том, что будет со Вселенной через миллиарды лет. Их не волновало, прав ли был Фуко и действительно ли его изменила кафедра в Коллеж де Франс так же, как Зимбардо его эксперимент. Не интересовали литературные параллели в мыслях Сафона и Корелли, их идеи души и человеческой натуры в мире искусства.
С каждым годом он убеждался в этом все острее – никто из окружавших его людей никогда не ловил себя на том, что не может уснуть, пытаясь осмыслить теорию квантовой гравитации или декогерцию, никто не страдал душой вместе с Даррелом Стрендингом и Мартином Иденом, никто не смотрел на мир по-своему, следуя своей мечте и цели.
И дело было не в литературных параллелях и метафорах, но в том, что скудны были сами эмоции – радость приносили примитивные вещи, а в особенности сплетни, гнев возникал на пустом месте, а в обозримом будущем каждый из них стремился занять пост с зарплатой побольше и совсем не важно какой ценой. Никто не понимал его желания жить иначе, выбрать не самый "богатый" или "успешный" путь, не быть таким, как требовал социум, но быть тем, кем хотелось – узнавать себя и мечтать о чем-то куда более "дешевом", но не менее счастливом и теплом в будущем.
Мечтать о людях и новых открытиях, об уютной жизни и своем книжном, о том, чтобы просто наслаждаться всем, что тебя окружает и однажды понять, что ты не хотел бы иной жизни, а тем более заработать "больший статус" или "влияние". Понять, что ты рядом с тем, кого любишь, там, где всегда мечтал оказаться, и таким, каким создан был стать из всплеска звезд миллионы лет назад, не потеряв своего света на жизненном пути.
Даже Анафема, которой была не чужда литература, предпочитала несколько иные направления и размышления, рассчитанные на ее будущую карьеру, а никак не на удовольствие.
Фэлл не был снобом, ему было абсолютно без разницы, знал ли кто-то еще все эти фамилии – ему лишь хотелось видеть в людях вокруг
искру. Ту частичку, что наполняет душу жизнью и заставляет сердце биться чаще от любимой идеи, закатного солнца, вкусного кофе или сотни других маленьких удовольствий. Порой он замечал нечто схожее в глазах парней и девушек, выходивших из комнаты Гавриила, но понимал, что в данном случае полыхало тело, а не душа.
Он не винил окружение, не осуждал материализм и цинизм своего времени – ему лишь порой хотелось, хотя бы на краткий миг, понять, что он не один ощущает себя рожденным не для этого века, что он не одинок во Вселенной и найдется человек, с которым ему будет комфортно и интересно делиться идеями и самой жизнью.
Он часто задавал себе подобные вопросы – имели ли все его знания хоть какую-то ценность, если этими захватывающими мирами и мыслями он жил в одиночку? Ведь даже самые лучшие приключения не стоят ничего, если их не с кем разделить.
Или все же он не прав?
Ведь все это он знал и продолжал наполнять свою душу новым не отдавая дань моде, не из желания быть "самым умным" в окружении и поражать сокурсников своими теориями относительно того, кем был мистер У.Х., кому Шекспир посвятил свои сонеты.
Нет.
Ему лишь хотелось испробовать жизнь, почувствовать ее полноту, коснуться кончиками пальцев и навсегда оставить в сердце. Хотелось быть свободным и не думать о том, что он делает не так. Хотелось наконец почувствовать себя на своем месте с кем-то и...
Мысль прервалась на середине, когда из-за дерева появилась темная фигура парня, неспешно шагающего в тень ветвей и явно не замечающего Фэлла. Азирафаэль бы и сам, вероятно, не обратил на него внимания, если бы не его уверенность, что в этом маленьком тайном убежище он больше не один.
За тот час, что он просидел здесь, ни у кого из сотни студентов не было желания "сбежать" с праздника, а потому он был несколько удивлен, что все же не одинок в своей потребности найти тихий уголок.
Парень тем временем поправил неуместно темные в столь поздний час очки и, бросив на окружающее его пространство быстрый взгляд, закурил сигарету, прекрасно зная, что за курение в стенах университета попадет намного сильнее, чем за "безалкогольный", по мнению преподавателей, пунш. Азирафаэль замер взглядом на тонкой струйке дыма, которую парень выпустил в ночное небо. Табачный выдох отразился от синего света витиеватой тенью и исчез в звездном небе, на которое не отрываясь смотрел студент.
Фэлл уже хотел было поискать более укромное место для своих мыслей, но что-то его остановило, заставив с нехарактерным для себя "неприличием" тихо наблюдать за неожиданным гостем его убежища.
Что-то в этом парне выдавало его полное безразличие к происходящему вокруг и вместе с тем никак не взялось с отчаянными затяжками, которыми он быстро наполнял легкие, очевидно пытаясь успокоиться. Азирафаэль еще пару минут провел в нерешительности, наблюдая за тем, как горящий кончик сигареты все быстрее приближается к фильтру, а парень в черном все так же нервно переступает с ноги на ногу, не отрывая взгляда от растущей луны, смотрящей на него с олимпа небесного бархата.
Быть может, он чем-то расстроен?
Фэлл и сам был не в восторге от вечеринки и почему-то почувствовал в этих рваных движениях отголоски своих собственных мыслей о неудачность последних часов. Парень тем временем тяжело выдохнул и, не отрывая взгляда от неба, вымученно потер глаза под очками, словно дым разъедал их, как бывает с теми, в чьи привычки не входит частое потребление никотина.
Азирафаэль невольно задумался о том, что это, вероятно, была одолженная у кого-то сигарета, и то, с какой быстротой наполнял ей легкие студент, говорило явно не о его страхе попасться на запрещенном в стенах университета действии, но об отчаянном желании выжать из никотина все спокойствие, которое оно могло ему дать.
Собрав всю свою смелость, Фэлл все же решил сделать хоть что-то хорошее за вечер прежде, чем вернуться к себе и спрятать идею о будущих вечеринках на дно своего шкафа.
В конце концов, хотя бы у этого парня, возможно, поднимется настроение если он поймет, что не одинок в своих мыслях, верно?
Спрыгнув с холодного камня, Азирафаэль не торопясь подошел к, как оказалось вблизи, довольно худому студенту с невообразимо рыжими волосами, огненный цвет которых не скрадывала даже темнота. Фэлл невольно вспомнил о том, как Мильтон описывал силу и отчаяние, смешанное в Люцифере после падения, и отчего-то ему показалось, что то же чувство испытывал и незнакомый ему студент.
Азирафаэль сократил последние пару метров мимо дерева, подходя к незнакомцу. Стоило ему для приличия кашлянуть за спиной парня, все еще смотрящего вверх, как рыжий вихрь тут же развернулся в его сторону, являя острые черты лица и тонкие сжатые губы своего обладателя. Студент был заметно выше и стройнее Азирафаэля, его рука, держащая сигарету, чуть подрагивала – то ли от нервного напряжения и никотина, то ли от прохладного ветра, от которого его не спасала стильная, но довольно тонкая одежда. Выражение лица, даже в отблесках прожекторов, выдавало смятение.
– Привет?, – Фэлл тут же смутился, понимая, что, очевидно, отвлек студента от размышлений своими словами, – Прости, ты должно быть ты о чем-то думал... В общем я только хотел спросить, все ли в порядке? Ты выглядел немного расстроенным, может я могу чем-то помочь или...?
Азирафаэль чуть пожал плечами и сложил руки в замке перед собой, нервно сжав пальцы. Черты лица рыжеволосого парня резко напряглись, а окурок полетел прямо в траву секундой позже. Фэлл уже хотел было миролюбиво предложить вместе поискать мусорку, однако за стеснением и неловкостью не успел заметить, как парень сократил между ними остатки расстояния, вынуждая Азирафаэля отступить назад. Голубые глаза недоуменно смотрели на линзы черных очков перед собой, пока рыжеволосый студент наклонился над Азирафаэлем в угрожающей манере и, схватив его за лацканы пиджака, прижал к холодному мрамору колонны спиной.
– О, значит тебе интересно все ли в порядке?
Да неужели, а? , – голос буквально сочился ядом и... обидой? По крайней мере так казалось со стороны.
Позже, Фэлл удивится, что в тот момент не испугался такого выпада со стороны незнакомца, хотя, будь рядом кто-то еще, он мог бы подумать, что белокурого студента сейчас будут бить. И, возможно, лишь легкие трещины отчаяния в чужом голосе были тому причиной.
Однако через несколько мгновений Фэлл все же почувствовал, как его прижимают сильнее, и невольно перевел взгляд на все еще трясущиеся руки студента, держащие его.
– П-прости? Ты не мог бы..?, – самообладание Азирафаэля дало слабину, когда студент с нехарактерной внешней худобе силой чуть приподнял его за воротник, заставив встать на носочки и нервно сглотнуть ставший в горле ком, ощутив силу, с которой пальцы сжимали ткань возле его шеи. В тот момент у него все же закрались нотки паники, заставляющие голубые глаза округлиться, а руками попытаться чуть отстранить от себя незнакомца, который лишь сильнее прижал его, не давая уйти от ответа.
– Передай этому говнюку, что я не поведусь на это дерьмо – пусть придумает что-то поизбирательнее, чем красивые глаза и вежливость, которую ты кстати можешь засунуть куда подальше!
– Н-но... я не понимаю...
– Что "но"? Скажешь, что не в курсе? Скажешь, что понятия не имеешь о чем я и просто хотел помочь, а не попытаться сделать из меня чертового Казанову?! Ну, что, нечего сказать, верно?! Я вас за километр чую, так и передай своему чертовому сутенеру! Ты действительно думаешь, что за это он поставит тебе высший балл?
Действительно считаешь, что можешь просто так рушить мою жизнь?!
Все же громкий тон и без пяти минут угрозы прямо в лицо подействовали на не ожидавшего такого напора, и без того расстроенного своими мыслями Азирафаэля.
Набрав в грудь побольше воздуха для очередной тирады (от чего-то делающей еще больнее сердцу, глядя на то, каким невинным и миролюбивым выглядел парень перед ним – и почему он встретил его именно при таких обстоятельствах?), рыжеволосый студент вдруг заметил, как дрожит нижняя губа блондина перед ним.
Вся злость испарилась словно по щелчку пальцев, наблюдая как в этих бездонных глазах зарождаются слезы паники, заставляя светлое лицо омрачаться искренним испугом.
Он тут же проглотил все свои слова и быстро отпустил кремовый ворот рубашки, делая небольшой шаг назад и наблюдая, как студент перед ним быстро притягивает руки к груди, словно готовясь защищаться от внезапного нападения.
– Я не собираюсь тебя бить, – холодно сказал он, пытаясь сфокусироваться на парне перед собой и скрыть разочарование от того, что его снова пытались поймать на эту удочку, – Передай
ему, что шоу с моим участием отменяется, понял?, – голос все еще хранил остатки злости, однако его обладатель был явно вновь расстроен произошедшим.
Он ожидал, что светловолосый парень попытается отрицать свою причастность или в конце концов накричит на него в ответ, но вместо этого он замер, смотря на темную фигуру заблестевшими от слез глазами, словно его только что предал близкий человек.
И напряженный студент с опозданием понял, что
действительно напугал парня перед собой, кем бы он ни был.
Тем временем, не дав сопернику опомниться, Азирафаэль, воспользовавшись паузой между словами, резко проскользнул мимо замершей фигуры, быстро стирая слезы и отступая на безопасное расстояние.
На мгновение он замер, стоя к "противнику" спиной и чуть опустив голову в попытке скрыть эмоции.
– Я действительно хотел просто спросить, не нужна ли тебе помощь, – тихо, совсем испуганно вымолвил парень.
И пока слова застыли в воздухе и рыжей голове, Азирафаэль быстро скрылся глубине деревьев, переходя на неуклюжий бег и скрываясь в коридорах, ведущих в кампус. Переходя на быстрый шаг как только двор остался вне пределов видимости, будучи непривычным к физическим нагрузкам, Фэлл попытался скрыть предательские слезы от проходящих мимо студентов, но получалось откровенно плохо, судя по тому, что на него несколько раз оборачивались парни и девушки.
По-видимому, идея пойти на эту вечеринку была худшим решением в его жизни.
☽
Темная фигура замерла в тени дерева.
Он еще не успел отойти от своего гнева на, очевидно, очередного подставного мальчика, посланного для поддержания его "репутации", когда до него дошел
смысл сказанных искренне огорченным голосом слов.
Он... что? Просто хотел помочь?
Мысль застряла в рыжей голове, словно сломанная пластинка.
Студент замер, глядя на место, где еще недавно стоял парень. На миг он вновь вспомнил подрагивающую губу и наполняющиеся слезами глаза пару мгновений назад.
"Я действительно хотел просто спросить, не нужна ли тебе помощь".
Черт.
Студент обернулся в сторону дерева и коридора, осматриваясь по сторонам, словно надеясь, что парень не ушел. Надеясь, что он только что не поступил так, как поступил.
Не найдя светлой макушки, он тихо выругался, сжимая кулаки и понимая, что его никто не хотел подловить – он сделал свою работу с пролитым на преподавателя пуншем и отмененным докладом прекрасно, а значит в подставном парне не было никакого смысла. Однако его нервы, очевидно, решили защищаться быстрее разума.
Черт.
Он вымученно потер глаза, все еще не в силах выбросить из головы момент, когда в этих светлых глазах пропала искорка, уступающая страху. Не в силах забыть дружелюбие и удивление, которое быстро сменилось страхом, забыть столь расстроенный голос парня, который просто хотел помочь.
Просто черт возьми проявил заботу к нему, совершенному незнакомцу, а получил в ответ поток ругани, очевидно напугавший его и заставивший буквально сбежать в первую выдавшуюся секунду.
Бежать от него, словно от демона из самой Преисподней.
Студент вымучено повернулся к колонне, утыкаясь в холодный мрамор лбом и костеря себя за то, что вообще оказался здесь, а не ушел сразу после инцидента на докладах профессоров. Он и сам толком не знал, почему пошел сюда, словно что-то внутри подсказывало нужность этого поступка, но, судя по тому, как только что закончился вечер, его внутренний "компас" явно сломался.
Что ж, по-видимому он действительно то еще дерьмо даже в простых ситуациях, не говоря о произошедшем год назад.
Какого черта на него нашло? Неужели нельзя было сначала спросить или хотя бы, блять, нормально посмотреть перед собой?
Кроули вновь прокрутил в голове все сказанное несколько минут назад.
Черт. Превосходно, просто превосходно, кажется, он пробил очередное дно. Будет просто чудом, если студент не расскажет об этом преподавателям, и они снова не соберут персональный Совет Линчевателей Энтони Кроули.
Хотя последнее его волновало куда в меньшей степени.
А еще он понял, что отдал бы сейчас все, чтобы вместо этого светловолосого чуда перед ним оказался
действительно подставной парень, который рассказал бы потом всему университету небылицы, опустившие его на следующий персональный круг отчаяния, которому позавидовал бы сам Сатана. Отдал бы все, чтобы отменить тот факт, что он только что самостоятельно прогнал того, кто хотел с ним поговорить, а не убежать как от прокаженного или предложить что-нибудь мерзкое.
Безуспешно пытаясь сдержать бессильный гнев и дышать ровнее, он лишь зажмурился сильнее, шепча про себя все проклятия, которые только знал.
– Черт, черт, черт, черт!, – первый удар кулака обрушился на безмолвный камень, наблюдавший за отчаянным студентом. А затем еще и еще один, пока костяшки не начали неприятно пульсировать, а парочки неподалеку – обращать на студента внимание.
Оставив гранит в покое, он облокотился на стену, вновь поднимая глаза к луне.
Он не может оставить все как есть, только не в этот раз. Только не снова.
Должен сделать хоть что-то хорошее, и пускай его репутация бежит впереди него словно маяк для корабля – он должен был хотя бы извиниться перед этими глазами и вихрем светлых волос. Если, конечно, его вообще захотят видеть после такого.
Он бы на его месте не захотел.
Да и как найти того, о ком ты не знаешь ровным счетом ничего, даже курса и имени?
Не искать же парня по уровню доброты и вопросам вроде: "ты не встречал тут единственного человека во всем этом гребаном университете, кто не хотел извлечь выгоду за счет меня? Нет, ну тогда ладно, спасибо, хорошего дня!".
Студент вновь тихо выругался себе под нос, в конце концов все же посильнее запахивая черное пальто и скрываясь в тенях своего корпуса, оставляя этот слащавый праздник жизни мерзким ощущением собственной грубости под ребрами.
На долю секунды он хотел просто повернуть за угол и поскорее добраться до своей комнаты, забывшись сном, словно этого вечера, как и многих других, просто не было. Под кроватью всегда была припрятана парочка бутылок красного вина, прекрасно помогающая забыть прошедший день и освободить от мыслей о точно таком же следующем.
Кроули остановился у поворота в свое крыло, оценивая привлекательность такого решения.
Ведь так было куда проще – просто выбросить это из головы и наплевать на все – еще один дисциплинарный Совет его уже ничем не удивит, так что же мешает провести остаток вечера согласно привычному плану?.
Он действительно мог так поступить, вот только ему было
не наплевать.
Не на Совет разумеется – они все могут отправляться в самые дальние и темные углы Ада, скучать по ним он явно не собирался. Кроули осознал с внезапным удивлением, что ему было не наплевать на этого светловолосого студента – на того, кто впервые за очень долгое время, кажется, был настоящим, а не тенью чужого плана. И именно его Кроули угораздило напугать и заставить сбежать...
Нет.
Студент молча развернулся в противоположную от своего блока сторону.
Он должен его найти.
Несколько студентов, неспешно идущих в свои комнаты не совсем слушающимися ногами, едва успели отойти в узком коридоре перед рыжеволосым студентом-соблазнителем, известным всему кампусу. Он не торопился скрыться загадочной тенью, или, как все прочие, не шел к себе в комнату, борясь с пьяным телом и расслабленными мыслями. Темноволосая девушка, которую он минутой ранее чуть не сбил, бежав по коридору так стремительно, словно от этого зависела его жизнь, попыталась возмутиться, но он уже скрылся в следующем повороте, не переставая оглядываться по сторонам.
До них пару раз донеслось быстро удаляющиеся отчаянное "Подожди!", адресованное студенту, свернувшему в другом направлении несколько минут назад.
Однако с утра эта история из уст пьяной черлидерши будет звучать как акт обломавшегося секса у всем известного Кроули.
☽
Азирафаэль переступил порог комнаты, закрывая за собой дверь и радуясь, что пришел раньше Гавриила и спасен от его глупых расспросов о том, как все прошло. Можно будет сказать, что он и не ходил никуда, а провел весь вечер в комнате, как обычно бывало.
Фэлл молча запер дверь и облокотился на нее спиной, все еще пытаясь сдержаться и не заплакать сильнее.
Желание пойти на вечеринку еще хоть когда-нибудь таяло как патока в теплой воде, оставляя место лишь глухому разочарованию и непониманию. И дело было даже не в самом кричащем на него парне, и даже не в том, сколько горечи было в его словах. Дело было в том, что примерно так заканчивались все попытки Фэлла познакомиться с новыми людьми. Нет, разумеется, на него не кричали каждый раз и не пугали настойчивым желанием вдавить его в стену, но и принимать в круг друзей не спешили – просто этот парень сделал все намного прямее, нежели извечные "дело не в тебе".
А ведь он действительно просто хотел помочь...
Что же с ним было не так?
Неужели он выглядит настолько странно и неприятно, что вызывает волну
такого раздражения даже не успев толком ничего сказать? Неужели он ведет себя настолько глупо и странно, что его буквально отпихивают от себя силой?
О том, что именно ему говорил студент, и какой
на самом деле это имело смысл, Фэлл не задумывался, да и не видел в этом сейчас никакого смысла. Даже если студент обознался,
такая реакция была именно на него, на Азирафаэля, а не кого-либо еще.
Фэлл тяжело вздохнул, молча направляясь к кровати и ложась прямо в свитере и брюках на бежевое покрывало в клетку.
А ему уж было показалось, что за этим недоразумением они чем-то похожи – его новый "знакомый" тоже предпочёл избежать вечеринки, находя уединение в своих мыслях. Он по началу, кажется, даже не испугался такого напора, словно подсознательно понимая, что это ошибка и сейчас рыжеволосый студент скажет, что он пошутил или обознался и беседа начнется со смеха и хороших эмоций.
Видимо, он ошибался.
Но что-то в том взгляде, пусть и скрытом черными линзами, в той бессильной надежде или отчаянии, с которой этот парень смотрел в небо и так яростно защищал себя от чего-то, по-видимому крайне неприятного, задело Фэлла, словно это была его собственная история или этот парень – давний друг, а не случайный знакомый, решивший, как и он сам, спрятаться в тени деревьев.
Хотя, вероятно, все это он просто выдумал, как и всегда отрицая тот факт, что парню, скорее всего, попросту было скучно, а он послужил хорошим развлечением в глазах друзей. Что ж, с вечеринками отныне покончено.
И пока юный Фэлл посильнее укутывался в одеяло, так и оставшись в одежде в попытке поскорее заснуть, рыжеволосый студент еще час пытался отыскать свою напуганную пропажу, едва не нарвавшись на выговор за нарушение комендантского часа.
☽
Утро для Азирафаэля прошло словно в тумане.
Настойчивый звон будильника и полупьяное ругательство по поводу разбудившего звука от соседа за стенкой, вместе с полным отсутствием желания вообще выходить хоть куда-нибудь сегодня, заменили ему чашку кофе и круассан в любимой пекарне, в которую ему совершенно не хотелось заходить. Наспех собрав лекционные тетради и переодевшись в голубой большой свитер, укрывавший его от всего мира в плохие дни, Азирафаэль поспешил на первую лекцию, радуясь, что сегодня только одна пара, пусть и в столь ранний час. Остаток дня он планировал провести в стенах своей комнаты, погрузившись в одну, а лучше парочку книг.
Аудитория была на удивление полной – все-таки график посещаемости, введенный в этом году администрацией университета, сыграл свою роль, однако присутствовавших
по-настоящему было мало. Большинство студентов пытались доспать еще хотя бы 20 минут на плече соседа или тихо попивали что-нибудь из стаканов и термосов, переодически вымученно потирая глаза и смотря на часы, медленно отсчитывая каждую минуту. Фэлл устроился на третьем ряду, не желая сегодня быть тем, кто, согласно негласному правилу первых рядов, всегда отвечает преподавателю и проявляет большую инициативность. В обычные дни он был только рад вступить в дискуссию или углубиться в тему еще сильнее, однако сегодня день явно был не подходящим для этого.
Профессор Армстронг зашел в зал буквально через пару минут, принося своим присутствием блаженную тишину для гудящих голов. Азирафаэль молча открыл нужную тетрадь и попытался сконцентрироваться на записываемом материале. Обычно эти лекции были одними из его любимых, особенно когда речь заходила о поэтах 19 века, однако вчерашний инцидент все никак не шел из головы. Несколько раз он ловил себя на том, что просто замирает ручкой над словом или пишет его дважды, однако в конце концов Фэлл все же смог собраться и вникнуть в слова преподавателя.
Или хотя бы создать видимость заинтересованности.
Спустя минут 20 занятия, когда большинство присутствующих уже смирились с бесконечностью этой пытки, а другие, явно не притрагивавшиеся вчера к пуншу – смело рвались в бой обсуждая "Антония и Клеопатру" с преподавателем, дверь в лекционный зал со скрипом распахнулась, и уже знакомая Азирафаэлю (да и всему кампусу) худая тень черным пятном скользнула на последнюю парту. Безошибочно узнав, от чего-то еще более уставшего нового "знакомого", Фэлл поспешил отвернуться к своей тетради и не привлекать к себе излишнего внимания.
Вчера такого внимания ему хватило сполна.
Тем временем профессор – солидного вида мужчина с внушительной бородой, иногда напоминавший Гендальфа доброй половине студентов, не обошел вниманием новоприбывшего, тем более, что эту рыжую макушку уже год неустанно обсуждал весь Совет университета. С того случая с этим парнем и профессором Мэтью минул почти год, но каждый месяц или два он, как и остальные преподаватели, слышал подобные истории, только уже от студентов.
– Неужели нас посетил сам мистер Кроули?, – в голосе читалась легкая усмешка, пока профессор вычерчивал временную схему на доске и разворачивался обратно к залу, – Должно быть, выдалось свободное утро, и между развлечениями вы решили заглянуть на мою лекцию? Кажется, в 4 раз за семестр, мистер Кроули – идете на рекорд.
Азирафаэль не сводил с преподавателя взгляда, когда у него за спиной пошла первая волна шепота, призванная рассказать всем и каждому о том, о каких похождениях идет речь, и
каким Мередит видела вчера Кроули, возвращаясь с вечеринки.
– Вас, профессор, это касаться не должно, – голос был стальным, призывая всю невозмутимость, на которую студент только был способен. Он закинул одну ногу на колено и скрестил руки на груди, неосознанно сильнее запахивая полы темного пальто, которое он даже не снял.
– Если
вы не будете никого
касаться, то я в свою очередь не буду касаться этой темы, мистер Кроули, – реплика получилась намного более ядовитой, чем планировалась, немало удивив этим Азирафаэля, привыкшего считать преподавателя образцом вежливости и уважения.
Фэлл не понял, как обернулся назад, стремясь увидеть реакцию студента, даже не отдавая себе отчет в том, а для чего собственно ему нужно видеть своего нового "знакомого" после таких, должно быть, неприятных для него слов. Тот поправил очки (которые, удивительно, все еще были на нем) и демонстративно встал, громко задвинул стул и собираясь уйти раньше, чем огрызнется или дождется дисциплинарной комиссии из-за этих напыщенных индюков с бородами и вежливой улыбочкой вновь.
Он развернулся, чтобы взять сумку, лежащую на парте, когда заметил тот самый светлый вихрь волос, который искал вчера так долго. Под продолжающуюся лекцию, потерявшего всякий интерес к "бездарному" ученику преподавателя, Кроули замер, находя взглядом и те самые глаза, выглядевшие невероятно уставшими и смотревшими на него, даже с такого расстояния, растеряно и встревоженно.
Неужели, боится?
Мысль о том, что он бы и сам на его месте боялся себя не успела занять свое место в вихре событий прошлого вечера, когда студент на третьем ряду молча развернулся и уткнулся в свою тетрадь.
Секундное ликование от того, что он нашел его и одновременно разочарование от того, насколько покрасневшими были голубые глаза, сменилось словами преподавателя, который заметил, как студент смотрел на одного из отличников.
– Если вы собрались уходить, мистер Кроули – дверь прямо за вами. Мистер Фэлл совершенно не виноват, что этим утром стал объектом вашего неуемного желания. Покиньте кабинет или сядьте наконец на место.
И пока Азирафаэль краснел щеками и пытался хоть что-то понять из произнесённой только что фразы профессора, Кроули молча развернулся на пятках, бросив что-то в след преподавателю и громко хлопнул дверью, растворяясь в коридорах. Он предпочел бы сказать,
что он обо всем думает и защитить вчерашнего знакомого от подобных слов, совершенное не имеющих к нему отношения, но прекрасно понимал, что такая репутация светловолосому студенту точно не нужна.
Тем более после его вчерашней выходки и грубости в адрес Фэлла.
"Мистер Фэлл"
Кроули быстро покинул холл и направился в сторону своего блока, прокручивая фамилию снова и снова, заставляя себя запомнить ее, впитать каждой клеткой.
Хотя он не смог бы забыть, даже если бы захотел.
Теперь у него появилась возможность все исправить.
Вопрос лишь в том, что после такого представления, устроенного чертовым Армстронгом, Фэлл вряд ли согласится простить его. Студент замер перед дверью в свою комнату, попутно здороваясь с систематически просыпавшим все лекции соседом.
Хотя виноваты тут были не слова профессора.
И Кроули и сам это прекрасно понимал.
После вчерашнего будет просто чудом хотя бы то, что он посмотрит на него, а не сбежит как только в следующий раз увидит в коридоре или на общей лекции. Лишь одно радовало омраченную отвратительными мыслями рыжую голову – теперь он хотя бы знал его фамилию.
А еще знал, как выглядят эти красивые глаза, когда их обладатель провел долгие часы в слезах.
Энтони с силой захлопнул собственную дверь и сел прямо на пол, пытаясь понять, как все исправить.
