Палата без номера.

Кажется, моя сумка так и осталась валяться в том сраном переулке, где меня усыпили. Когда я пришла в себя, обнаружила, что нахожусь в полутёмном, узком, тесном и унылом помещении. В нос мне ударила адская смесь из запахов. Я уловила: чьи-то духи, фекалии, разлагающийся труп, пот, моча, остатки острой, жирной и сладкой еды, и вишенкой на торте послужил запах морского бриза, доносившийся до нас из какой-то щели. От этой вони меня рвало, пока не вышел весь мой ужин, ей Богу, думала выплюну свои кишки. Эта жижа проходила сквозь нос, оставляя там противное послевкусие. Отлично, какофония усилилась. Закинув голову вверх, глубоко дыша, я прижималась макушкой к холодной стенке. Когда моё зрение привыкло к тусклому освещению, я поняла, что кроме меня, тут находились и другие девушки. Неожиданностью для меня стало копошение слева. Что-то маленькое уткнулось мне в бок и захныкало. — Мама, мамочка, мне страшно. — У меня у самой дрожь пошла по телу. Я прикоснулась к макушке, и похолодела от ужаса. Эти отморозки совсем озверели детей похищать? Да она же совсем малютка. Прижимаю ребёнка к себе, и поглаживаю девочку по волосам. Она уже не плачет, но тихо всхлипывает. Позже она уснула. Утром нас вывели на свет, и связали, как рабов, в одну линию. Малышка упорно не хотела отцепляться от меня, и её поставили следом. Пока верзилы нас сковывали, я рассмотрела каждую пленницу; Мы все были разного возраста. Счёт шёл от самых маленьких, годовалых малышек, до привлекательных сорокапятилетних женщин. Состояние у всех тоже было разное. Некоторые так и пылали жизнью, а другие своей бледностью могли соревноваться со смертью. Нас объединяло только наше отвратительное положение, грязный вид и затекшие ноги. Я подняла глаза вверх, и ругала себя за неосмотрительность. Как же я могла так облажаться? Ведь знала, что с окраин похищают девушек, а потом уводят в неизвестность. И правило лишний раз не высовываться — не просто так. Но я всё равно, нарушила запрет, пролезла сквозь щель в заборе и убежала в лес. Набрала побольше грибов, чтобы принести маме, а на обратном пути моя сумка зацепилась за корягу. Я пыталась её отцепить, а дальше потеряла сознание. Что ж, сама виновата. Была слишком самонадеянной и считала себя неуловимой. Шли мы медленно, плавясь под палящим солнцем. Представляю какой запашок после себя оставляла наша процессия.Ноги болели от продолжительного сидения в одной позе, и мы еле-еле ими шевелили. Малышки явно действовали нашим конвоирам на нервы. Отморозки нервно поглядывали на них, и время от времени даже прикрикивали. От того детки еще громче начинали плакать, и звать маму. Моя новая знакомая крепко держалась за мои спортивные штаны, сонно потирая кулачком глазки. Я хотела взять её на руки, но получила железной дубинкой по пальцам. Удар был не сильный, но пальцы пульсировали от боли, и я не могла сжать кулаки. Косичка лишь довольно улыбнулся и прошёл дальше. На улицах было пусто; ветер разносил мусор, тут и там валялись жестяные банки от кофейного энерджи, мне показалось, что даже похабные граффити посерели. Все здания были закрыты, а окна занавешены, только нет-нет, я замечала как прячутся любопытные глаза. Внезапно одна пожилая женщина выбежала на улицу, нам наперерез. Она упала на колени перед косичкой, и вцепилась в его штаны. Старуха плакала и тянула на себя ткань, умоляя отпустить её дочку. Не долго думая, он разложил своё оружие, и безжалостно стукнул старуху по голове. Та упала на землю, истекая кровью. Кажется, она померла. Длинный продолжал превращать её труп в месиво, нанося удары со всей дури. Череп уже размозжило, глаза выпали из глазниц, и из всех щелей полезло серое вещество. Не труп, а сплошной фарш. Молодая девушка, из нашего строя закричала, и было, кинулась на помощь, но тут же получила кастетом по лицу. — Не убей её Шион, — голос длинного был удивительно спокойным, но от него бросало в дрожь. — Девчонок в этом мире и так мало, нельзя, чтобы они дохли раньше времени. — Шион приложился ещё раз, и девушка потеряла сознание. От нас её не отвязали. Теперь мы шли ещё медленней. Девушка волочилась за наш счёт. Мы должны были идти с поднятыми вверх руками, чтобы наша сестра не проехалась лицом по асфальту, и не потеряла «товарный вид». Мои ноги стёрлись в кровь, пока мы достигли убежища. Уже вечерело, и огромное серое здание ужасало ещё больше. Большой железный забор ограждал убежище — ни зайти, ни выйти. Отвалившаяся штукатурка, темнота, зияющая в разбитых окнах. Это именно то место, откуда не возвращаются, словно граница между этим и потусторонним миром. Нас выстроили шеренгой. На малышек сразу повесили розовую ленточку, и их увёл косичка. К нам же подошёл парень со шрамом на полголовы; он, осматривая, проходил мимо нас: трогал наши лица, заглядывал в глаза, дёргал за волосы, разводил пальцами челюсть и смотрел наши зубы. Рядом плелась маленькая, забитая, грязная, с волосами-патлами девушка. Её мешковатая одежда половой тряпкой висела на костлявом теле. Она несла за незнакомцем тарелку, с какими-то ленточками, разных цветов, что вешали на наши запястья. — Те девушки, что получили белую ленточку, идут за мной. Те, кому повязали синюю, идут за свиньёй, — он указал пальцем на несчастную, и направился к зданию. Я мельком взглянула на своё запястье, и вдохнула. Ленточка у меня была белой, но я не знала хорошо это или плохо.