Take Me to Church

— Завтра без опозданий! — выкрикивает в спину уходящему из репетиционной вокалисту менеджер.       Сантери, как всегда, заведен перед важным событием. Да о каких опозданиях может быть речь? Мы ждали этот концерт так долго, что я и глаз не сомкну этой ночью в преддверии. Подумать только! Через какие-то сутки мы вновь поднимемся на большую сцену и сможем завоевать чьи-то сердца. Пускай не всего зала, пускай лишь нескольких человек, но даже пара новых слушателей — это уже большая победа и очередная ступень на пути к нашей общей цели.       Потрясающе. Сегодняшний рабочий день начался еще на рассвете и продлился до самого заката, а показался считанными минутами. Надо признать, мы потрудились на славу и выложились на репетиции на все сто. Теперь парни отправятся на заслуженный отдых в бар неподалеку. Вот только без меня. Кажется, они были удивлены моим отказом пропустить с ними пару кружек пива. Оно и понятно — прежде я всегда был «за» и не пропускал ни одной пьянки, охотно меняя свои планы проведения ночи с очередной пустышкой на вылазку с друзьями. Однако на этот раз поступить так просто не смог.       Мои мысли никак не покидает мальчишка под номером тринадцать. Теряюсь в догадках, что стало тому причиной: он сам или то, что я сделал с ним. Так или иначе, мне хочется увидеть его вновь. Да и я, кажется, даже обещал выбрать его и сегодняшней ночью тоже? Если я и зарекался так прежде, то никогда не держал своего слова. Забавно, что теперь при одной мысли о том, чтобы тупо игнорировать этого парня, совесть остервенело вгрызается в мое горло, отчаянно напоминая о своем существовании. «Черта с два ты так поступишь с ним, животное!» — так и кричит она мне. И я оказываюсь вынужден с ней согласиться.       Глубоко задумавшись, Хокка очень быстро добирается до небольшого отеля в неприметном переулке района. К тому моменту время уже близится к десяти вечера — времени начала работы сокрытого за вывеской гостиницы публичного дома. Взглянув на часы, Йоэль замедляет шаг и оглядывается по сторонам, прикидывая, где скоротать оставшиеся пятнадцать минут. Вокруг толком ничего не оказывается: продуктовый магазин, аптека и пара мастерских по ремонту одежды и обуви.       Аптека. Идея зайти за некоторыми лекарствами до визита к тринадцатому возникла у Йоэля еще утром, но была благополучно забыта в процессе активной репетиции. Вот и теперь желание хоть как-то помочь парню захватывает мысли Хокка, и он отправляется к уже готовящемуся к закрытию провизору.

***

      Если бы Алексу сказали о том, что однажды его будут приводить в ужас две цифры на дисплее телефона, он бы ни за что в это не поверил, а может даже рассмеялся. Но сейчас, когда время на светящемся в темноте экране сменяется с 09:59 P.M. на 10:00 P.M., он испытывает именно это: ладони холодеют от проступившей на них испарины, ноги, обтянутые выглаженными брюками, дрожат, а стоящий в горле ком не дает даже нормально дышать. Страшно. Чертовски страшно, что эта ночь окажется хуже предыдущей. Еще страшнее от неизвестности. Сдержит ли Хокка свое слово и явится на его порог сам или же будет опережен некто, гораздо более похотливым и безжалостным? Тринадцатый готов молиться кому угодно за первое. Однако сделать это он уже не успевает — в дверь стучат, уведомляя о посетителе, и блондин шагает к ней, затаив дыхание, на вмиг обмякших ногах.       Рука, толкнувшая дверь, замирает на темном дереве, когда в проеме показывается уже знакомая фигура, а на лице появляется глупая, обескураженная улыбка — он действительно пришел. Не какой-то левый человек, не чертовы вип-клиенты, от разговоров о которых у тринадцатого от страха сжимается сердце, а Хокка.       И с чего только ты так радуешься человеку, причинившему за пару часов больше боли, чем за всю твою недолгую жизнь? Стокгольмский синдром, не иначе.       Ни о каком стокгольмском синдроме речи быть и не может. Дело лишь в тончайшей нити доверия, образовавшейся между ним и этим необычным гостем прошлой ночью. Лишь в той тайне, которую Алекс решился доверить, а Хокка — принять и не осудить. Тринадцатому остается лишь надеяться, что это действительно так. — Ждал? — кривовато ухмыльнувшись, интересуется Йоэль, делая шаг внутрь и вынуждая блондина отступить. — Да, — честно откликается тринадцатый, замерев напротив вошедшего парня.       Гость сокращает расстояние до Алекса и, взглянув на него сверху вниз, уточняет: — Сильно болит?       В серо-голубых глазах Хокка нечто слишком сложное. Тринадцатый не понимает этого взгляда, не понимает эмоций, сквозящих в нем; не понимает издевка это или искреннее беспокойство, но все равно робко отвечает: — Д-да, но это не важно, я все равно… — Все равно будешь молчать и терпеть? — зло выдохнув, перебивает его Йоэль, а затем, мягко обхватив за подбородок и приподняв к себе худое лицо, добавляет: — Так не пойдет. Впредь ты молчать не будешь и бездействовать тоже, понял? — Да, вчера ты пытался дать отпор… — заметив смятение парня, понимает Хокка. — Послушай, когда я пьян, то плохо себя контролирую. Мне жаль, что так вышло, но я правда не хотел. Вот, — вспоминает он, потянувшись к рюкзаку, — даже мази тебе принес. Они хорошие, за пару дней и следа не останется.       Удивление в ярко-голубых глазах тринадцатого настолько неподдельное и явное, что Йоэль не сдерживает добродушного смеха. Похоже, вчера он и правда представился мальчишке настоящим бездушным монстром. — Я не ожидал, — подтверждает Алекс мысли гостя, отворачивая от него зардевшееся лицо, — спасибо Вам. Я пока толком и не разбираюсь ведь, так что… очень кстати.       Гость кивает, осторожно опуская ладони на плечи парня и проскальзывая ими вниз по его напряженным рукам. Тот незамедлительно реагирует, вновь поднимая на него рассеянный взгляд. Чертова память, как назло, подкидывает Хокка воспоминание о том, как он был затуманен слезами, и не дает ему действовать дальше, несмотря на все сильнее распаляющееся желание. — Что я могу сделать для Вас? — тихо интересуется тринадцатый, до забавного смело вздернув подбородок.       Блять, ну разве возможно сдерживаться, когда ты такой? Да и надо ли, когда твои вопросы звучат так прямо и уверенно? Глупый мальчишка. Хрупкий, нежный и до дрожи желанный. — Иди сюда, — выдыхает Хокка, склоняясь к его губам, чтобы в следующий момент накрыть их жадным поцелуем.       От напора Йоэля голова тринадцатого идет кругом. Он приподнимается на носочки, чтобы хоть как-то сравняться с ним ростом и хватается за кожаный ворот куртки пальцами, стараясь сохранить равновесие и не позволить подкашивающимся ногам окончательно обмякнуть. Хокка будто это чувствует — властно обхватывает его узкую поясницу своей крепкой рукой, не позволяя даже отстраниться.       Длинные пальцы гостя ненароком затрагивают оставленные ими же прошлой ночью синяки. Алекс мог бы зашипеть от молниеносно разнесшейся по телу боли, однако лишь приглушенно стонет, накрыв чужую руку своей небольшой, в сравнении с ней, ладонью и плавно сместив ее чуть выше ноющего бедра. Хокка же, уловив намек, перемещает ее еще дальше, на нетронутые им прежде ребра и мягко перебирает их пальцами, поражаясь утонченности этого парня.       От легкой щекотки по коже бегут мурашки — тринадцатый бессознательно выгибается в спине, стремясь оказаться вплотную к поджарому телу Йоэля, стремясь ощутить его жар. Так странно. Будучи марионеткой в его сильных руках, Алекс забывает о том, кто он. Кем он стал, в кого превратился. Словно его мозг отказывается воспринимать тот факт, что он лишь дорогая шлюха в руках богатого молодого человека. Словно его разум обдуряет сердце и заверяет ранимую душу, что это нечто иное, большее, что это вовсе не без чувств. Безумный самообман и, главное, полностью лишенный смысла. — Так тебе нравилось? — хрипло спрашивает Хокка, вырывая Алекса из мыслей влажным поцелуем в шею. — Ты так сладко стонал, что невозможно было сдерживаться. — Да-а, — протягивает тринадцатый и прикусывает губы, откидывая голову назад, открывая Йоэлю больше пространства для ласк.       А тот пользуется. Опускает ладонь на затылок парня, аккуратно придерживая светловолосую голову, и нежно зацеловывает оставленные им прошлой ночью отметины, внемля каждому новому выдоху, срывающемуся с его чуть припухших губ.       Оставив ребра парня, пальцы Хокка ловко разделываются с множеством мелких пуговиц на его накрахмаленной рубашке и обнажают взгляду так зацепившую его прошлой ночью своей красотой молочную кожу. Грудь Алекса высоко вздымается из-за глубокого прерывистого дыхания — гость невольно засматривается ей, мягко скользя ладонью вдоль солнечного сплетения и с улыбкой отмечая, как бешено колотится в ней сердце. — Боишься или просто волнуешься? — шепчет Йоэль, опуская ладонь все ниже и ниже и останавливаясь у кромки идеально сидящих на бедрах брюк. — Волнуюсь, — признается Алекс, — и боюсь… немного. Не уверен, что я готов после вчерашнего... — Не нужно, я буду осторожен сегодня, — успокаивает Хокка, залюбовавшись румянцем, проступившим на юношеских щеках. — Даже нежен.       Парень прикусывает губы и неловко подается навстречу чужим мягким прикосновениям, тем самым давая гостю возможность скользнуть рукой под твидовую ткань штанов. Его тонкие запястья скрещиваются за шеей Йоэля, а с блестящих от толстого слоя бальзама губ срывается глухой стон. В этих жестах Хокка так и слышит невысказанные вслух слова — «я весь твой, бери и делай все, что хочешь». А в последующем неуверенном поцелуе молчаливую просьбу — «только будь аккуратен, пожалуйста». И, черт возьми, он должен злиться, ведь каждый парень в этом доме знает о том, что целовать его нельзя, что ему противны поцелуи в беспорядочных связях. Должен, но не может — губы тринадцатого под стать оазису в пустыне. Желанные, пьянящие и до дрожи необходимые.       Ладонь Йоэля, поглаживающая Алекса через тонкую ткань брифов, заставляет его ощутить нечто совершенно новое. Конечно, он не пренебрегал самостоятельными ласками и знал всю сладость поступательных движений собственной руки, однако чужие умелые пальцы оказываются в сто крат приятнее и в считанные секунды вынуждают его приглушенно стонать, бесстыдно подаваясь бедрами навстречу. — Такой чувствительный, — выдыхает Хокка, приспуская откровенно мешающую резинку и оглаживая уже налитый кровью член тринадцатого, — неужто и в этом я первый?       Кротко кивнув, Алекс судорожно выдыхает в шею гостя. Кружащие вокруг головки пальцы будто посылают по телу разряды тока и заставляют мелко дрожать, стремительно доводя его до чертовски постыдной мысли — еще немного и он сам будет умолять трахнуть его, как последняя шлюха, наплевав на держащую в плену с прошлой ночи боль. — Многое же я вчера упустил, — удовлетворенно усмехается Йоэль. — Придется наверстать.       Пока затуманенный разум пытается осознать сказанные гостем слова, тринадцатый оказывается подхвачен крепкими руками. Усадив парня на свои бедра прямо на весу, Хокка грубо его целует и наугад отступает к постели, наслаждаясь ощущением упирающегося в свой торс члена.       К собственному стыду, гость вдруг понимает, что прошлым вечером Алекс почти не был возбужден, а он не обратил на это никакого внимания — просто имел его, как бесчувственную красивую игрушку. Он, безусловно, и не обязан. Не обязан беспокоиться о комфорте и благополучии незнакомого паренька, продающего себя каждую ночь. Вот только слишком уж он отличается от всех прочих парней этого дома. Словно ему и не место здесь вовсе.       Отстранившись от припухших губ тринадцатого, Йоэль распахивает глаза и сталкивается с его расфокусированным от желания взглядом. Это льстит и побуждает к продолжению — Хокка тотчас выкидывает из головы все лишние мысли, клятвенно обещая себе подумать об этом позже. — Хочешь, чтобы я продолжил? — горячо шепчет гость, плавно опуская парня на простыни и нависая сверху. — Д-да, очень, — откликается Алекс, нетерпеливо ерзая на постели, ненароком потираясь своим членом о пах Йоэля.       Хокка приходится прикусить губы, чтобы не застонать в голос. Ни один мальчишка не заводил его вот так просто, буквально с пол оборота, а этот — смог. И останавливаться теперь он не желает, напротив, жаждет продемонстрировать тринадцатому то, какое удовольствие он способен испытать в противовес всей испытанной боли.       Когда руки Йоэля стаскивают с Алекса давно ставшие тесными брюки вместе с брифами, тот ластится к нему, оставляя быстрые поцелуи на шее и жадно вдыхая амбровый аромат, источаемый его кожей. Уловимый лишь в трепетной близости запах, мешающий в себе древесно-фруктовые ноты, зацепил его еще прошлой ночью и накрепко связался в памяти с его обладателем.       Когда тринадцатый оказывается нагим перед полностью одетым Хокка, жар захлестывает с головой, обостряя возбуждение до предела. Это не укрывается от внимания гостя: блондин с раскрасневшимися щеками и волнительно приоткрытыми губами распластан под его телом, бесстыдно упираясь сочащимся предэякулятом членом в его бедро, обтянутое грубым денимом, и сбивчиво дыша.       Дав себе несколько секунд, чтобы полюбоваться парнем, Йоэль все-таки спускается вниз, на пол, и тянет его за собой, перемещая к краю постели. Оказавшись на коленях на холодном кафеле, Хокка ловит себя на мысли, что прежде не делал ничего подобного ни с кем из этих парней. Однако это не заставляет его отказаться от затеи, а, напротив, распаляет больший интерес.       Нежный поцелуй гостя, пришедшийся на внутреннюю сторону бедра, подрывает выдержку тринадцатого. Его пальцы путаются в русой копне, ненастойчиво направляют. Когда чужая ладонь дотрагивается до мошонки, а горячий язык проскальзывает вверх от основания подрагивающего члена, Алекс неосознанно выгибается, поджимая губы в попытке заглушить вскрик.       Губы Хокка плотно обхватывают головку. Ласкают ее то медленно и почти невесомо, то напористо и жадно, вынуждая Алекса балансировать на грани кульминации, не давая кончить сразу.       Тринадцатому кажется, будто он горит. Пальцы, отнявшиеся от чужого затылка и переместившиеся на постель, сминают шелковые простыни, а сердце так и норовит вырваться из груди.       Доставлять удовольствие тринадцатому неожиданно приятно. Его реакции на движения языка по всей длине, на настойчивые прикосновения пальцев к соскам, на скольжение ладоней по бедрам оказываются такими яркими, что Хокка не удерживается от соблазна зайти дальше. Выпустив член изо рта, Йоэль пережимает пальцами его основание, а сам опускается ниже, мягко разводя покрытые синяками с прошлой ночи ягодицы — Алекс мгновенно вздрагивает, делая машинальную попытку отстраниться, однако оказываясь пойманным сильными руками. — Тш-ш, тише, — успокаивает его гость, размеренно лаская пальцами напряженные яички, — больно не будет, обещаю. Постарайся расслабиться, малыш.       Ласковый шепот и нежные прикосновения помогают Алексу довериться. Он прикрывает глаза, прислушиваясь к собственным ощущениям, порождаемым действиями Хокка. Схлынувшее лишь на мгновение возбуждение возвращается с новой силой, едва тот вновь касается самого сокровенного места руками. Уже в следующую секунду руки сменяются губами, а затем и мокрым языком. Тринадцатый вспыхивает, несдержанно застонав в голос, давая Йоэлю однозначно понять, что он на верном пути. — Йоэль… — томно слетает с губ парня, когда язык плавно обводит тугое колечко мышц, а рука крепко обхватывает алую головку.       Такая фамильярность недопустима — Алекс знает, но, Боже, как же наплевать. Тем более, что от звуков собственного имени, выдыхаемого им в преддверии оргазма, Хокка лишь усиливает напор: толкается языком неглубоко внутрь, преодолевая ставшее незначительным сопротивление травмированных стенок, а затем повторяет это еще и еще. Стоны становятся громче, дрожь все ощутимее — Йоэль чувствует, что тринадцатый уже на грани и искренне наслаждается сладкой пыткой. Пыткой для них обоих, ведь в собственных джинсах так чертовски тесно, что хочется выть. Однако сегодня он ставит на первое место именно мальчишку и его желания. — Йоэль, — вновь выдыхает он — кажется, тринадцатый совсем сорвал голос, — пожалуйста, я…       Пытается отстраниться, но Хокка пресекает эту жалкую попытку, сжимая бедра и дергая парня на себя, уже откровенно трахая его языком. Алекса трясет. Волна удовольствия накрывает с такой силой, что в зажмуренных глазах будто взрываются цветные салюты. Когда его выдержка все-таки ломается, и он, кусая губы, двигается навстречу неустанно ласкающей руке, вбиваясь в кулак, Йоэль размыкает пальцы. Разочароваться тринадцатый не успевает, ведь почти сразу их сменяет кольцо умелых губ. Вот тогда-то парень не сдерживается — беззвучно вскрикивает, выгибаясь на простынях и бурно кончая в чужой рот. — Блять-блять-блять, — шипит Алекс, дергаясь в крепкой хватке гостя.       Плавно выпустив обмякший член изо рта, Хокка удовлетворенно ухмыляется и, утерев тыльной стороной ладони остатки спермы со своих губ, отмечает: — А мой мальчик знает плохие слова. Столько правил нарушил скопом, — беззлобно усмехнувшись, добавляет он. — Вы не злитесь? — смущенно интересуется Алекс, приподнимаясь на дрожащих локтях. — В постели формальности не уместны, согласись, — отмахивается Йоэль.       Осторожно приподнявшись, Хокка касается губами плоского живота тринадцатого, мягко поглаживая бедра. Он ненадолго смолкает, изучая затуманенные глаза напротив. — Как тебя зовут? — вдруг интересуется гость, не отводя взгляда от румяного лица. — Алекс, — откликается тут же парень, кротко улыбнувшись. — Разве это важно? — Раньше я так не думал, — пожимает плечами Йоэль.       Наконец, поднявшись с пола, гость устраивается рядом с Алексом на постели и, обвив рукой его талию, касается губами плеча. Неизвестный порыв заставляет Хокка придвинуться еще ближе, однако парень не позволяет этого сделать — мягко отстранив его от себя. — А как же Вы? — взволнованно уточняет он. — Алекс, это больно, — качнув головой, отвечает гость.       Тринадцатого, тем не менее, это не останавливает. Он прекрасно знает, насколько это может быть больно, однако какое-то нездоровое желание не разочаровать, заглушает глас здавоумия. Руководимый жаждой подарить Йоэлю не менее приятные ощущения, он забирается руками под его футболку, поглаживает ладонями торс, а затем грудь. Хокка тут же напрягается, перехватывая запястья парня. — Я с ума схожу от желания, не надо… — Я хочу, — коротко поясняет Алекс, сглотнув неожиданно громко в тишине комнаты.       Переместив руку на пах Хокка, тринадцатый сжимает его изнывающий без прикосновений член через ткань джинсов. Йоэль глухо стонет и дергается, будто бы эти прикосновения причиняют ему боль. Набравшийся смелости Алекс не останавливается. Ловко расстегивает застежку, а затем и ширинку и проводит по стволу рукой, внемля приглушенному шипению гостя.       Точно по щелчку пальцев, Хокка срывается. Резко толкает тринадцатого на спину и усаживается верхом на его бедрах, накрывая рот дурманящим поцелуем. Застонав в чужие губы, Алекс вцепляется ногтями в его плечи, оставляя розовые отметины даже сквозь хлопковую ткань. Это становится последней каплей. И Йоэль целует, ласкает, гладит и кусает, пока тринадцатый сладко стонет в его ухо. В движениях гостя страсть, мешающаяся с нежностью, которая затмевает все и подкидывает мальчишке мысли о том, о чем он предпочел бы никогда не думать — он, черт возьми, не хочет, чтобы это кончалось. — Все, стоп, хватит, — вопреки его желаниям, выпаливает Хокка, тяжело дыша после многочисленных поцелуев. — Нам нужно остановиться, слышишь? — Но… — очевидное «я хочу» остается невысказанным — Йоэль накрывает губы тринадцатого ладонью, заглушая рвущиеся наружу слова. — Тише-тише, Алекс, — шепчет гость, погладив большим пальцем его мягкие губы, — все еще будет, обещаю. Ты и сам не представляешь, насколько тебе нужен перерыв.       Эти слова даются Хокка с невероятным усилием. Желание полностью овладевает им, но разум буквально кричит, что нельзя давать слабину, что еще слишком рано, что парню нужно дать передышку. — Вы выберете меня снова? — с плохо скрываемой надеждой уточняет тринадцатый. — Обязательно, — подтверждает гость. — Не знаю почему, но, если честно, ты запал мне в душу. — Тогда… — выдыхает Алекс, вглядываясь в ледяные глаза напротив, — тогда я буду очень ждать. — Скажи это, — просит Хокка, — скажи мое имя снова, как до этого. — Я буду очень ждать, Йоэль, — прерывисто шепчет Алекс.       По телу гостя точно пропускают разряд, настолько слова парня задевают его за живое. Незначительным становится все, едва ли не собственный концерт, который он так сильно ждал. Все, лишь бы только поскорее вернуться к мальчишке, которого он даже не успел еще покинуть. — Обещай, что позаботишься о себе, — ласково просит Хокка, нехотя отстраняясь от парня. — Обещаю, — кивает тот, в последний раз скользнув теплыми пальцами по предплечью гостя.       Удовлетворенно кивнув, Йоэль поднимается с постели и, пройдя к журнальному столику на входе, накидывает неизменную кожанку на плечи. Уже привычно отсчитывая купюры за проведенное с парнем время, гость ловит себя на мысли о том, что совсем не желает его покидать, однако все равно заставляет себя, напоминая о том, что уже завтра грядет долгожданный концерт, на котором ему, совершенно точно, понадобятся силы. Оставив на столе круглую сумму, Хокка поднимает взгляд на парня — тот смотрит на него своими до ужаса наивными голубыми глазами. И нечто, сидящее в глубине темной души, заставляет его сказать: — Только не обольщайся. Я пожалел тебя сегодня лишь для того, чтобы в следующий раз заставить кричать и умолять о пощаде. Не смей надумать что-нибудь лишнее.