Take Me to Church

      Когда Алекси покидает здание школы, время близится к восьми часам вечера. Моросит небольшой дождь, дует прохладный ветер. Не удивительно, что на улице почти нет людей — большинство из них предпочло укрыться дома. Каунисвеси же, напротив, любил подолгу гулять в пасмурную погоду: подставлять лицо под прохладные капли, вслушиваться в раскаты грома, наблюдать за сверкающими совсем неподалеку молниями. Он никогда не боялся этих природных явлений, а, искренне любя их, черпал вдохновение. Впрочем, этого воодушевления он не испытывал очень давно, а в свете последних событий успел решить, что не ощутит никогда вовсе. Однако последние дни распорядились иначе, распалив в хрупком сердце крохотный огонек трепетной надежды.       Впервые оставшись на ночь с Алекси чуть больше недели назад, Йоэль приходил к нему снова и снова. Он оплатил наперед сразу несколько визитов, предупреждая возможное появление незваных гостей, и исправно появлялся на пороге спальни под номером тринадцать каждую полночь. После произошедшего с Таави и Ярно парень много спал, надеясь хоть как-то забыться, и Хокка нередко заставал его уже мирно дремлющим в постели. В такие моменты он тихонько пробирался к кровати вдоль комнаты и, скинув с себя уличную одежду, устраивался рядом с Каунисвеси, аккуратно обнимая со спины. По утрам же он исчезал, словно был частью прекрасного сна, и лишь после сегодняшней ночи впервые остался…       Отходя ото сна с первыми лучами солнца, тринадцатый чувствует уже привычное и до безумия приятное тепло, согревающее его со спины. Вместе с этим сладким жаром он также осознает, что впервые за долгое время ощущает себя в безопасности. Пока Хокка бережно прижимает его к своей груди, бессознательно поглаживая подтянутый торс пальцами, пока глухо сопит куда-то в его светлую макушку, пока требовательно сжимает в объятиях, точно любимую плюшевую игрушку — Алекси будто бы дома.       Больше всего, проснувшись утром, он боялся оказаться в пустой и холодной постели и осознать, что вся последняя неделя была лишь сладким сном. Однако Йоэль по прежнему здесь, рядом. Каунисвеси до хруста в скрещенных пальцах хочется верить, что так оно и будет продолжаться.       Аккуратно развернувшись в уютных объятиях гостя, тринадцатый вглядывается в его непривычно расслабленное лицо. Кажется, ему впервые выпадает шанс рассмотреть его так близко. Алекси успевает пожалеть, что не делал этого прежде, потому как тот красивый. До невозможности. С грубоватыми чертами лица, худыми скулами, угловатыми бровями и русыми волосами, рассыпавшимися по подушке. С тонкими, манящими до невозможности устоять губами. Тихо сглотнув, блондин подчиняется порыву и, аккуратно придвинувшись к лицу Хокка, нежно целует — почти невесомо, совершенно не желая разбудить. — Ты такой милый, — неожиданно усмехается Йоэль в губы парня, вынуждая того вздрогнуть. — Любуешься? — Ты очень красивый, — откликается Каунисвеси, ни чуть не смутившись собственных слов. — Удивляюсь, что так бывает. — Как? — нахмурившись, уточняет Хокка, поймав любопытного мальчишку в объятия. — Почему я? — растерянно спрашивает тринадцатый, взглянув прямо в полюбившиеся ему глаза цвета хмурого неба. — Седьмой, девятый, одиннадцатый… — Потому что они седьмой, девятый, одиннадцатый, а ты… — перебивает его Йоэль. — А ты — Алекс. Мой Алекс. — Алекси, — робко поправляет гостя блондин, — твой Алекси.       Тринадцатый вдруг отчетливо осознает, почему глаза Хокка запали в его душу с первой встречи. Они точно, как небо, что развергнулось в этот вечер дождем — тоскливо-серые, беспросветные, но горячо любимые. Этой мысли Каунисвеси бессознательно улыбается, шагая на порог публичного дома. Мысли о Йоэле вообще стали все чаще отзываться теплом в израненной испытаниями судьбы душе. — Тринадцатый, — окликает парня почти у самой двери собственной спальни грубый голос. — Притормози, разговор есть. — Какие у нас могут быть разговоры? — не понимает Алекси, оборачиваясь на парней за своей спиной.       Все трое, оказавшиеся позади, невозможно хороши собой. Одиннадцатый — самый яркий из всех парней публичного дома. В первые дни пребывания на новом месте Алекси довелось узнать данное тому, как и всем прочим, шуточное прозвище — один из Уизли. Одиннадцатый и впрямь напоминал именно эту семейку: стереотипно рыжие волосы, бледная кожа, россыпь веснушек и выразительные зеленые глаза. Об одиннадцатом, пожалуй, он знал куда больше, чем обо всех остальных. Так уж вышло, что тот ненароком доверил ему свою самую большую тайну — о своих чувствах к мальчишке под номером пять. Все вышло сумбурно и случайно. Тринадцатый застал этих двоих прямо в коридоре: рыжий, вжимая того в стену, жадно целовал его губы. Они до того были увлечены ласками друг друга, что совсем не замечали ничего вокруг. Заметь их кто-то другой, все могло бы кончиться очень плохо — правилами дома строго запрещены любые подобные взаимоотношения. Однако Каунисвеси просто не мог так поступить. Он выслушал их историю уже в своей спальне, вдали от чужих глаз, и поклялся никому их не выдавать. Да и зачем? Этим двоим и так приходится слишком тяжело.       Что касается первого и седьмого — эти двое очень похожи. Два высоких брюнета с поджарыми фигурами, с точеными чертами лица и идеальной кожей. О них мечтает каждый гость публичного дома. Из-за них Алекси особенно сильно комплексовал, придя сюда впервые. И именно из-за них он не перестает задаваться вопросом — чем же он смог зацепить Хокка? — Что ты такого сделал, сладкий, что за какую-то неделю работы умудрился покорить самого привередливого из гостей? — надменно интересуется седьмой, протянув пальцы к тринадцатому и приподняв его за подбородок, чтобы лучше рассмотреть лицо. — Ничего примечательного казалось бы. Опыт? — Да о чем ты? — не понимает Алекси, отшатнувшись от чужой руки. — А, так ты не в курсе? — усмехнувшись, подхватывает первый. — Хокка сегодня был у босса. Спрашивал, какую цену он должен заплатить, чтобы вытащить тебя отсюда.       Тринадцатый замирает, не веря собственным ушам. В памяти мгновенно всплывают слова, произнесенные Йоэлем, слова о том, что он что-нибудь придумает, как-то все это решит — слова засевшие в самом сердце. — У нас все по-особенному, — робко отвечает Алекси. — Конечно-конечно, — хмыкнув, кивает седьмой. — Ты хоть представляешь с каким дьяволом ты подписал договор? Он вытворял со мной в красной комнате такие вещи, о которых даже страшно вспоминать. — С каждым из нас, — поправляет его первый. — А с тобой и вовсе будет изо дня в день, ты хоть представляешь? А он даже знать не хочет, что такое стоп-слова. — Не соглашайся, — тихо добавляет седьмой, коснувшись плеча Каунисвеси. — Что ж, спасибо за совет, ребята, — кивает тринадцатый, прежде чем вновь отступить к спальне.       Едва он закрывает за собой дверь и, прикрыв глаза, выдыхает, к нему стучатся. Отшатнувшись, он с недоверием поворачивает дверную ручку и отворяет гостю дверь. На пороге оказывается одиннадцатый, все это время сохранявший молчание. — Я хочу тебе кое-что сказать, — смущенно шепчет он, явно не желая быть услышанным кем-то еще. — Проходи, — кротко улыбнувшись, разрешает Алекси. — Я не должен был, но я случайно увидел вас сегодня утром, — тихо говорит рыжий, прикрыв за собой дверь, — вас с Хокка. — Так… — Я видел, как он смотрел на тебя, как касался, как целовал, — выдержав паузу, продолжает одиннадцатый. — Он тебя целовал, тринадцатый. Целовал, а ведь он не допускал это ни с кем другим из нас. И целовал так, будто не мог насытиться тобой, не мог отпустить тебя. Если честно, выглядело это так, будто он влюблен. Я никогда прежде не видел его таким. — Но как же то, что сказал седьмой? — сглотнув, уточняет блондин, отчаянно желая верить услышанному. — Красная комната?       В красную комнату после самого первого дня с экскурсией по дому, Алекси предпочитал не заглядывать. От одного воспоминания о висящих всюду фиксаторах-цепях, наручниках и распорках по его телу пробегает дрожь. Однако забыть как их, так и разложенные на столешнице кнуты, флоггеры, стеки, зажимы, кляпы и нечто более страшное он так и не смог. — Было, — подтверждает парень. — Все это правда и действительно было, но я бы не принимал решений так быстро. Ты мог бы проверить. Что если это и впрямь нечто особенное? — Те следы на спине седьмого, — сглотнув интересуется тринадцатый, — чем они оставлены? И, главное, кем?.. — Уверен, что хочешь знать? — вздохнув, отвечает вопросом на вопрос одиннадцатый. — Те двое, что были с тобой тогда, не слишком большие любители всей этой атрибутики. А вот Хокка — да. Поверь, если он захочет сделать тебе больно, он воспользуется всеми средствами и силами, какие у него есть. Он делал это с каждым из нас. — Проверить, говоришь… — Да, предложи ему себя сам, — кивает рыжий, взволнованно теребя край своей рубашки. — Если ты и правда что-то значишь для него, он не позволит себе делать с тобой тех страшных вещей, что делал с нами. — Это ужасно… — вздыхает Алекси, покачав головой. — Ну, если хочешь, я могу помочь тебе, — робко предлагает одиннадцатый. — А затем я отведу его к тебе и оставлю вас наедине. Хочешь?       Тринадцатому требуется пара минут, чтобы решиться. Он с содроганием вспоминает первую и по прежнему единственную их с Хокка полноценную близость, а затем и ночь, когда он едва не свел счеты с жизнью. С того самого момента Йоэль не позволял себе ничего больше поцелуев, а сам Каунисвеси не решался просить — боялся, что все испортит, что сделает своими вновь обретенными страхами только хуже. Однако сейчас, зная, на что тот пошел ради него, готов рискнуть: — Да. Давай сделаем это.

***

      В холле публичного дома Йоэль появляется ровно в десять, не опоздав и на секунду. Явно дожидался открытия прямо у дверей здания. Заметив его, одиннадцатый опережает стоящую у входа хостес и сразу же предлагает пройти следом за ним. В этот момент гость лишний раз подтверждает предположение рыжего, ответив холодным тоном: — С тобой я не пойду. Мне нужен тринадцатый.       Услышав ответ, одиннадцатый не сдерживает улыбки — видеть действительно заинтересованного кем-то Йоэля необычно. Сейчас же все его поведение, буквально каждая деталь, так и говорят об очарованности мальчишкой под номером тринадцать.       Проведя гостя к приватной красной комнате, одиннадцатый желает ему приятного вечера и, не дожидаясь, пока тот отворит дверь, оставляет его в долгожданном одиночестве. — Боже… — пораженно выдыхает Хокка, едва оказавшись на пороге красной комнаты.       Картина, развернувшаяся перед ним, волнует. Он, конечно, и прежде видел парней, совершенно развратно распятых на постели, занимающей большую часть алой комнаты, однако с другими все выглядело совсем иначе. Не так желанно, не так горячо. Руки и ноги тринадцатого удерживают крепкие цепи фиксаторов, глаза скрыты под шелковым платком, рот занят до нелепости пошло выглядящим кляпом, на члене плотное кольцо, а между широко разведенных ног поблескивает алый камушек вибрирующей пробки, по всей видимости, удерживающей того на пике возбуждения. — Ты маленький чертенок, Алекси, — вкрадчиво обращается Йоэль к крепко зафиксированному распорками парню, неспешно приближаясь к нему. — Ты ведь знаешь, что сводишь меня с ума, не так ли?       Машинально дернувшись в наручниках, распаленный до самого предела Каунисвеси стонет в ответ. Его голос глушится кляпом, а перед Хокка мгновенно встает дилемма — освободить сладкий рот мальчишки и насладиться его горячими стонами или же оставить все на своих местах и любоваться поблескивающим от стекающей слюны шариком, зажатым меж его нежных губ. — Неужели малыш и впрямь захотел поиграть? — продолжает тянуть гость, останавливаясь прямо у постели и медленно стаскивая с себя толстовку. — Так, Лекси?       В нетерпении ерзая на простынях, блондин кротко кивает. То усиливающаяся, то сходящая на нет вибрация доводит до исступления, а чертово кольцо, перетягивающее основание члена, никак не дает кончить — конечно, он сможет сделать это лишь тогда, когда Хокка позволит.       Тринадцатый не видит, но чувствует, как совсем рядом с ним под весом чужого тела прогибается матрац. Уже в следующую секунду длинные пальцы Йоэля освобождают от кляпа его рот, а на смену ему приходят горячие губы. От поцелуя по телу парня будто пропускают разряд, он выгибается в спине в попытке оказаться ближе к гостю и тихо скулит от ставшего болезненным напряжения в паху. — Пожалуйста… П-прошу, — шепчет Алекси, будто в бреду, между лишь сильнее распаляющими его поцелуями. — О чем, милый? — уточняет Хокка, проходясь кончиками пальцев по всему вытянутому струной телу от точеного подбородка до налитой кровью головки члена. Остановившись на ней, он обводит ее большим пальцем, смазывая капли предэякулята и заставляя Каунисвеси тихо шипеть от этой сладкой пытки. — Хочу кончить… Пожалуйста, — пересохшими от рваных выдохов губами отвечает он. — Мы только-только начали, — младший всхлипывает, понимая, что пощады ему не будет, и вздрагивает крупно, рвано выдыхая, когда ладонь Хокка резко соскальзывает вниз к основанию члена. — Ты должен придумать стоп-слово, прежде чем мы начнем, малыш. — Салмиакки, — рвано выдыхает Алекси первое пришедшее в голову слово, ерзая на простынях в нетерпении. — Надо же, мои любимые, — удивленно протягивает гость, оставив, наконец, парня в покое и поднявшись с постели, вызвав у Каунисвеси тем самым жалобный стон. — Не расстраивайся, надолго я тебя без внимания не оставлю.       Будучи лишенным возможности видеть, блондин изо всех сил прислушивается к окружающим его звукам, однако все равно ничего не разбирает. Слышит лишь тихий шелест, а затем нерасторопные шаги.       Залюбовавшись покрытым испариной телом парня, Хокка крутит в руках прихваченный им со столика стек. На молочной коже Алекси виднеются засосы, синяки и царапины, так и не сошедшие с нее с первых ночей в доме — потому желания причинять тому даже самую минимальную боль у Йоэля не возникает. Он медленно опускается на постель рядом с кусающим в нетерпении губы мальчишкой и, обхватив ручку стека ладонью, неспешно скользит им по высоко вздымающейся груди.       Тринадцатый чувствует ласковые касания на ключицах, солнечном сплетении, низе живота и не сразу понимает, что это вовсе не полюбившиеся ему музыкальные пальцы гостя, а кожаный наконечник стека. Однако когда на бедро приходится легкий, лишь совсем немного обжигающий удар, он, наконец, осознает и эта мысль ему даже нравится. Вместо вскрика с губ срывается сладкий, требующий повторения стон.       Второй и третий удары оказываются ощутимо сильнее и приходятся еще ниже — на внутреннюю сторону бедра. Звон собственного голоса, сорвавшего на глухой вскрик, отдается в ушах. Однако останавливать это Алекси не хочет, напротив, поджав губы, разводит ноги шире, насколько это позволяют фиксаторы и призывно приподнимает бедра. — Моему мальчику нравится, когда его наказывают, — утверждает Хокка, позволяя тринадцатому различить удовлетворение в собственном голосе. — Насколько ты был плохим, Алекси, мм? — Я заслужил самого строгого наказания, господин, — с придыханием шепчет Алекси, лишь одной своей фразой хороня все терпение Хокка.       От внезапно накрывшего возбуждения, Йоэль едва не рычит. Стащив с себя джинсы сразу вместе с боксерами, он отшвыривает их прочь. До Каунисвеси доносится шелест упавшей на пол одежды и он оказывается искренне расстроен, что не может сейчас видеть гостя. — Ты ведь помнишь, как сделать мне хорошо, малыш? — риторически интересуется Хокка, становясь на колени у лица парня и обхватывая ладонью крепко стоящий член. — Помнишь, как нужно? — добавляет он, мягко проталкивая головку в рот дезориентированного парня.       Тот охотно обхватывает ее губами и на пробу двигает головой — оказывается совершенно неудобно, однако он, не смотря на боль в затекающей шее, продолжает, погружая уже весь член парня в свой рот. — Какой молодец, — протягивает Йоэль, плавно двигая бедрами навстречу, — хороший мальчик, — шепчет он, вновь берясь за оставленный им на простыни стек.       Памятуя об особой любви Хокка к глубоким минетам, Алекси старательно заглатывает его член все глубже и глубже, упорно игнорируя рефлексы и наворачивающиеся на глаза слезы — он одержим идеей сделать Йоэлю приятно до дрожи. Принимая головку в своем горле, тринадцатый совсем теряет бдительность и пропускает свист рассекаемого стеком воздуха. На его бесстыдно открытую промежность приходится несколько хаотичных ударов. Кожаный наконечник бьет по изнывающему члену, мошонке и вибрирующей в анусе пробке. Каунисвеси вскрикивает, однако его голос обращается лишь беспомощным мычанием.       Запустив пальцы в светлые волосы парня и зафиксировав тем самым его голову, Хокка перехватывает инициативу и уже самостоятельно двигается в узком вибрирующем горле, едва сдерживаясь от жара стонов, спровоцированных приятной болью от шлепков. Однако долго так продолжаться не может и он выходит изо рта парня. — Еще, — выдыхает блондин, качнув головой следом за бедрами Йоэля. — Маленькая ненасытная шлюшка хочет, чтобы использовали ее рот? — ухмыльнувшись, интересуется Хокка, проведя членом по влажным губам.       Отложив в сторону стек, гость нашаривает на постели флоггер. Прохладные лоскуты кожи касаются шеи парня, груди, ребер, отчего тот едва не плавится, выгибаясь навстречу движениям плетки. — Да, господин, используй мой рот, — судорожно шепчет Алекси, когда кожаные хвосты легонько ударяют по сочащемуся члену. — Целуй, — выдыхает Йоэль, придвигаясь к парню на коленях и касаясь его губ мошонкой, — вылизывай.       С удовольствием принимающий новые удары плеткой тринадцатый выполняет приказы беспрекословно: скользит своим безобразно мокрым языком по напряженным яйцам, посасывает их, пошло причмокивая губами, жадно целует. Хокка едва сдерживается, чтобы не кончить от этих нежных ласк на зардевшее от продолжительного возбуждения лицо парня.       Отшатнувшись в страхе не сдержаться раньше времени, Йоэль перемещается ниже и устраивается меж широко разведенных ног парня. Тот от одних лишь прикосновений обнаженной кожи к его бедрам сходит с ума, провокационно двигает бедрами, создавая тем самым еще больше движения треклятой пробки внутри. Камушек, блистающий меж бледных, покрытых алыми полосками, оставленными стеком, ягодиц, зачаровывает — Хокка протягивает к нему руку и, обхватив пальцами края, плавно тянет на себя. — Еще-еще-еще… — жалобно стонет Алекси, когда гость начинает играться с пробкой, то вынимая ее почти до конца, то возвращая на место и проталкивая глубже. — Мне кажется, для такой шлюшки, как ты, нужно что-то посущественнее, — шепчет Йоэль, наконец, вытаскивая пробку окончательно и откладывая ее в сторону к остальным атрибутам.       Вид судорожно сокращающегося колечка мышц завораживает, оно слегка припухшее и красиво поблескивающее от обилия натекшей с члена смазки. Хокка сглатывает, с трудом удерживаясь от желания сию секунду погрузиться в теплоту, до безумия хорошо — он отчетливо помнит — сжимающую в себе.       Кровать прогибается под переместившимся гостем. Уже в следующий миг Алекси ощущает на себе чужой вес. Блаженно выдохнув, он откидывает голову на подушки, открывая больше пространства для приблизившегося к шее Хокка. Тот, сжимая его плечи, покрывает ее россыпью легких поцелуев.       По телу тринадцатого бегут мурашки, что не остается незамеченным Йоэлем. Довольно ухмыльнувшись, он усиливает напор, превращая безобидные прежде поцелуи в жадно-собственнические, оставляя на фарфоровой шее блондина бордовые отметины, грубо посасывая и кусая нежную кожу.       Губы Хокка смещаются все ниже, скользят по груди. Зубы прихватывают горошины напряженных сосков, оттягивают до несдержанного стенания и зализывают. От этого Алекси трясет, будто в лихорадке. Он беспорядочно мотает головой, будучи лишенным возможности остановить эту пытку, эту самую потрясающую в его жизни пытку.       Развязные поцелуи минуют торс и, упорно игнорируя пульсирующий в нетерпении член, спускаются к ягодицам. Мокрый язык проходится по одной из них, зубы вновь прихватывают кожу — блондин дергается в оковах, безнадежно пытаясь насадиться на неустанно дразнящий рот. Кажется, примерно в этот момент Каунисвеси окончательно теряет всякую совесть.       Усмехнувшись беспардонности парня, Хокка все-таки жалеет его и, плавно разведя ягодицы в стороны ладонями, касается языком промежности, толкаясь прямо в пульсирующее колечко мышц. От медленных движений внутри комната заполняется жаркими стонами — тринадцатый вращает бедрами, надеясь ощутить их еще глубже и, быть может, даже кончить вопреки чертовой пережимающей основание члена резинке.       Когда Йоэль, резко оторвавшись от ануса парня, поднимается выше, вылизывая багровые от натяжения яички, Каунисвеси вздрагивает, ощущая, что вот-вот кончит — Хокка же, заметив это, отступает, издевательски дуя на распаленную его ласками промежность, остужая ее. — Йоэ-эль… — хнычет Алекси, позабыв от разочарования о правилах игры.       Так просто оставить мальчишку Йоэль не может. Протянув руку к столешнице за своей спиной, нашаривает на ней связку шариков среднего размера и смазку. Если бы Каунисвеси имел возможность видеть, он бы, наверняка, раскраснелся до кончиков своих ушей. Однако сейчас он может лишь беспомощно ерзать на постели, не зная того, что готовит для него Хокка.       Гость ласково поглаживает промежность тринадцатого, сначала проскальзывая в растянутое пробкой отверстие пальцами на пробу, а затем заменяя их на игрушку. Блондин томно выдыхает, ощущая, как с каждым новым сантиметром мышцы противятся вторжению все больше. — Ч-то это? — дрожащим голосом спрашивает он. — Почувствуешь, — усмехается Йоэль, с трудом протискивая в послушное тело предпоследний шар, отчего Каунисвеси машинально сводит колени вместе. — Не зажимайся, — строго требует Хокка, под жалобное хныканье разводя коленки обратно в стороны.       Последний шарик оказывается слишком велик для недостаточно растянутого парня. Гость смазывает его тщательнее остальных и делает очередную попытку поместить игрушку в теле тринадцатого целиком. — Йоэль… оно слишком б-большое… — скулит Алекси, ощущая, как шарик преодолевает сопротивление и, до безобразия сильно растянув чувствительные стенки, медленно входит внутрь, доставляя смесь удовольствия и дискомфорта. — Тш-ш, уже все, — ласково протягивает он, удовлетворенно разглядывая растянутый вокруг игрушки анус.       Блондин ерзает на простынях, пытаясь избавиться от сводящего с ума давления. Он чувствует себя заполненным уже до предела, однако Хокка оказывается с ним не согласен и протискивает внутрь еще пару своих пальцев, толкая шарики глубже. Выходя из его тела, он вновь поглаживает пульсирующий вход, отчего Алекси уже жалобно воет. — Ты не можешь кончить раньше меня, — напоминает гость, очертив ладонью дрожащее бедро. — Мой прекрасный… — шепотом добавляет он. — Не хочешь выпить? Кажется, ты немного вымотан.       Не дождавшись ответа, Хокка щелкает дверцей мини-бара, расположенного в тумбе у кровати, и вынимает оттуда ведерко, наполненное льдом для поддержания температуры стоящего в нем шампанского — стандартно для красной комнаты. Оставив Каунисвеси изнывать в ожидании продолжения, он аккуратно его открывает с характерным громким хлопком. — Иди сюда, — шепчет Йоэль, поочередно отстегивая распорки на ногах, а затем наручники на руках Алекси, — отдохни немного.       Так и не снимая повязки с глаз, тринадцатый, руководимый чуткими руками, неуверенно забирается на чужие колени — шарики внутри при малейшем движении напоминают о себе, выбивая из парня все новые и новые стоны. В бедра мгновенно упирается налитый кровью член Хокка, отчего парень едва не заходится рыданиями от желания. Он не понимает, откуда в Йоэле столько долбанной выдержки, чтобы не трахнуть его прямо здесь и сейчас. — Любишь брют? — интересуется гость, разливая пузырящийся напиток по бокалам. — Н-не знаю, — не силясь совладать с голосом, отвечает Алекси. — Не пробовал.       По правде Каунисвеси вообще никогда не пробовал алкоголь — не было ни желания, ни средств, ни компании. Однако сейчас он сделает абсолютно все, что будет сказано ему Хокка. — Что ж, тогда распробуй получше, — выдыхает гость, прежде чем сделать глоток.       Пальцы Йоэля стягивают с парня повязку и, вместе с тем, мягко подталкивают навстречу к его лицу. Приблизившись друг к другу, оба успевают заметить плещущийся в затуманенных похотью взглядах огонь. Губы гостя терпкие, пахнущие чем-то сладко-фруктовым и оттого целовать их становится еще приятнее. — Постой, давай так… — шепчет гость, на секунду отстраняясь, чтобы вновь набрать в рот шампанского.       Губы Хокка размыкаются и в рот тринадцатого медленно перетекает прохладный напиток, укалывающий их сплетающиеся языки пузырьками. Каунисвеси кажется, что он никогда в жизни не счел бы алкоголь настолько вкусным, как сейчас, пробуя его с обожаемых им губ.       С каждым новым поцелуем градус в крови тринадцатого стремительно растет — шампанское дает в и без того плывущую голову. Парень грязно стонет в омытые брютом губы, пока его руки бесконтрольно скользят по груди гостя, а член призывно потирается о его пах. От этих ласк Йоэль и сам теряет контроль, остро жаждая достигнуть кульминации, но совсем не желая останавливать происходящее в спальне безумие. — Нам нужно остудиться, не думаешь? — выдыхает он в губы мальчишки, повисшего на его шее, и тянется к ведерку со льдом.       Подцепив один из кубиков пальцами, Хокка разворачивается к постели и рывком подминает Алекса под себя. Удерживаемый им над влажным от испарины лицом парня лед начинает таять от первого же соприкосновениями с припухшими от поцелуев губами. Тот охотно размыкает их, на секунду окуная кусочек в свой рот, а затем возвращая его в ладонь Йоэля. — Ты невероятный, Лекси, — шепчет он, нашарив в ведерке еще один кусочек и опустив уже пару льдинок на горящую огнем грудь парня — тот тихо шипит, когда они скользят по припухшим после терзаний требовательных губ соскам. — Такой чуткий…       Влажная дорожка, опускающаяся все ниже и ниже по телу, и впрямь ощущается потрясающе. Кусая губы и жмуря от удовольствия глаза, Каунисвеси откликается на каждое холодящее кожу прикосновение. — Тебя нужно согреть теперь, не так ли? — интересуется Хокка. — Д-да, — робко отвечает парень, еще не подозревая о том, что именно тот подразумевает под этим.       Улыбнувшись неожиданной кротости Алекси, Йоэль вновь придвигается к тумбочке, однако на этот раз берет в руки длинные спички, которыми легко разжигает пару стоящих на столешнице свечей. За спиной раздается испуганный выдох. — Салмиакки? — усмехнувшись, спрашивает Хокка, обернувшись на обнявшего себя руками парня. — Нет уж, — прищурившись, откликается он.       Пока воск в свечах тает, гость позволяет себе продолжить игру — снимает наручники с прутьев кровати и, сведя руки Каунисвеси за спиной, сковывает тонкие запястья ими. — Встань на колени, малыш, — шепотом просит Хокка, помогая ему подняться.       Покорно замерев напротив гостя, Алекси дожидается, пока тот сделает очередной глоток шампанского и обернется к нему для нового поцелуя. Тонкая струйка стекает с соприкасающихся губ по подбородку и шее блондина, скатывается аккурат на замерзшие от прикосновений льда соски. Проследив за полупрозрачными каплями игристого, Йоэль не сдерживается — припадает к ареолам, всасывая кожу в горячий рот. От этих манипуляций тринадцатый вновь протяжно стонет, выгибаясь от удовольствия в пояснице.       Одной рукой сжимая бледное бедро Каунисвеси, гость тянется второй к одной из тающих свечей и, сняв ее с подсвечника, притягивает ближе к плавящемуся в его руках мальчишке. Тот сразу замирает в предвкушении новых ощущений и, когда Хокка наклоняет свечу над его грудью, кусает губы, надеясь заглушить рвущийся наружу вскрик.       Воск капает на ключицы, на напряженные соски, обжигает нежную кожу. Тринадцатый шипит, однако ловит себя на мысли — ему нравятся все эти истязания Йоэля, ему не хочется, чтобы они кончались. Тот, будто прочитав его мысли, перемещает свечу ниже, позволяя горячим каплям осыпать поджарый торс. Член, некогда остуженный льдом, вновь вздрагивает от жара коснувшейся бедра свечи. — Ближе, — требует Алекси, выгибаясь в спине и разводя ноги шире, одержимый движением шариков глубоко внутри. — Ты меня удивляешь, — восторженно шепчет Хокка, выполняя просьбу и приближая пламя предельно близко к гладкой коже. — Нравятся мои игры? — Да, — со стоном выдыхает тринадцатый, вздрагивая от обжигающей своим огнем свечи, двинувшейся вдоль всей длины члена, — безумно…       Гость входит в азарт. Ему становится интересно, способно ли что-то заставить Алекси сказать заветное стоп-слово. По правде, он ожидал, что это случится еще с первого удара стеком. Однако мальчишка оказался не так прост. Продолжая опалять чувствительное тело, Йоэль размышляет о том, что заставило бы Каунисвеси умолять о пощаде. Все варианты, связанные с порезами, избиениями и излишней бессмысленной болью, он сразу отсекает — крики тринадцатого не доставят ему никакого удовольствия. Он сам скорее бы заставил кричать любого обидчика этого парня. — У меня есть еще кое-что, — сообщает Йоэль, заприметив подходящий вариант среди валяющихся в куче атрибутов.       Потянувшись к тумбочке и взяв с нее тонкую металлическую палочку сантиметров десяти, он убирает в сторону тлеющую свечу и оборачивается на блондина. Тот испугано разглядывает зажатый в его руке предмет. — Что-то не так? — склонив голову к плечу, интересуется Хокка.       Рука гостя опускается на измученную плоть и напористо массирует большим пальцем головку, заставляя Алекси кусать губы и совсем уж обессиленно хныкать, дергая зафиксированными за спиной руками. — Н-не надо, пожалуйста… — испуганно просит Алекси, пока Йоэль хорошенько смазывает очередную игрушку.       Тот пропускает мольбу мимо ушей. Ухмыльнувшись в предвкушении стенаний, приставляет кончик уретрального стимулятора к головке члена парня и слегка надавливает. Тринадцатый дергается, отчего тут же вскрикивает — палочка внутри небольшого отверстия причиняет саднящую боль. — Аккуратнее, сиди спокойно, — предупреждает Хокка, плавно проталкивая игрушку все глубже.       Блондин хнычет, когда Йоэль, едва вытянув палочку наружу, плавно проталкивает ее внутрь вновь, но уже до конца. — Больно, — выдыхает Алекси, когда палочка вновь двигается наружу и внутрь. — Салмиакки! — в конце концов сдается он, в ужасе наблюдая за тем, как металлический стимулятор почти целиком оказывается внутри. — Даже если это единственный вариант, при котором я позволю тебе кончить? — ухмыльнувшись, уточняет Хокка. — Даже если буду мучить тебя всю оставшуюся ночь?       Парень уверенно кивает. Он замирает на месте, боясь, кажется, даже вдохнуть, чтобы ненароком не шевельнуть этим орудием пыток внутри. — Ты молодец, — к удивлению Каунисвеси, заявляет Йоэль, предельно осторожно вытаскивая палочку наружу и откладывая ее как можно дальше. — Молодец, что не стал терпеть то, что тебе не нравится.       Слова гостя никак не вяжутся в голове Алекси с услышанным от других парней дома. Йоэль ведет себя совсем иначе, нежели с остальными — он внимательный, чуткий, осторожный и…       Додумать тринадцатый не успевает, ведь Хокка оказывается на коленях между его ног. Тот жадно ловит ртом его член, облизывает, обводит языком головку. Он медленно двигает головой, принимая его все глубже в горле. Каунисвеси заходится стоном. Ему так сильно хочется запустить пальцы в русые волосы гостя и сминать их, пока его губы скользят по всей длине, что хочется разорвать к чертям сковывающие за спиной запястья наручники. — Посмотри на меня, — шепчет Алекси.       Хокка поднимает на него взгляд — выглядит это просто восхитительно. Он вынимает член блондина изо рта, обводит им губы и скулы. А затем вновь вбирает уже всю длину разом. У тринадцатого стоит будто каменный, из него смазка течет так, что, кажется, ноги и простынь мокрые насквозь. Кончить хочется до вспышек перед глазами, но кольцо мешает это сделать. Ему остается лишь метаться по кровати, беспомощно дергая зафиксированными руками. — Как думаешь, ты уже готов, мой сладкий малыш? — издевается Хокка, оставляя на головке нежный поцелуй. —Пожалуйста….я хоть на что готов, только… возьми меня, наконец, — на последнем издыхании умоляет Алекси. — Думаешь, мы достаточно поиграли? Я бы продолжил это, знаешь. Впрочем запомни свои слова, — выдыхает он, плавно входя пальцами в разгоряченное тело, — те, что про готов на все. — Да-да-да, прошу, — громче, чем следовало бы, повторяет Каунисвеси. — Хорошо-хорошо, — сдается Йоэль, все же забираясь на постель, и, плавно перевернув тринадцатого на живот, расстегивая наручники. — Садись на колени, — продолжает командовать он.       Сесть, как сказано, удается с трудом. Из разработанной игрушками дырки вытекает теплая искусственная смазка. Гость мягко надавливает на поясницу парня, вынуждая его встать в коленно-локтевую. — Бедра повыше, малыш, — просит Хокка, одновременно подкладывая под парня подушки. — Вот так… — с удовольствием шепчет он, поглаживая раскрывшийся перед ним вход.       Спустя несколько секунд любований, Йоэль все же вводит пальцы внутрь под томный выдох Алекси и, ухватившись пальцами за кольцо игрушки, тянет ее наружу. Тринадцатый едва не задыхается от ощущений, пока шарики один за другим покидают его тело. — Какой ты молодец, — протягивает он, сменяя осточертевшую игрушку сразу тремя своими пальцами и проходясь ими аккурат по простате. — Йоэль… еще, — в который раз за вечер, умоляет Алекси, вздрагивая и двигаясь бедрами навстречу умелой руке. — Так? — самодовольно улыбнувшись, уточняет Хокка, прокручивая внутри пальцы.       Перед глазами будто вспыхивают цветные салюты — хочется еще, хочется больше, хочется его. Гость, по всей видимости, и сам не может больше ждать. Вынимает пальцы из тщательно подготовленного тела и почти сразу же резким движением входит в него на всю длину.       Под вскрик Алекси одна ладонь Йоэля вцепляется в его светлые волосы, а вторая вжимает поясницу в матрац, делая проникновение более глубоким. Тело нижнего содрогается от каждого нового движения, по нему бегут крупные капли пота, а ноги беспомощно разъезжаются в стороны, впуская Хокка все дальше и дальше. —Йоэль, боже… — бессвязно стонет Каунисвеси, в который раз повторяя его имя, точно в агонии, — Йоэль… — Еще не забыл стоп-слово, мм? — горячо шепчет гость в самое ухо плавящегося парня. — Когда я скажу его, ты кончишь, ясно? И никаких рук. — Д-да, — скулит Алекси, ощущая, как рука Йоэля приносит долгожданное облегчение, снимая с члена кольцо.       Не прекращая вколачиваться в тело тринадцатого, гость укладывает его на бок и, повалившись сверху, накрывает его губы страстным поцелуем. Его пальцы оказываются всюду — сжимают грудь, соски, бедра. Блондин же окончательно срывает свой голос и лишь рвано дышит, хватая ртом воздух между развязными поцелуями. Когда член Хокка вдруг острее ощущается внутри, Алекси уже едва держится, чтобы не кончить первым. — Салмиакки, — выдыхает Йоэль долгожданное слово, стискивая парня в своих объятиях.       Крышу сносит окончательно. Тринадцатый кончает так мощно, будто ждал этого момента всю жизнь (впрочем в последние пару часов именно так ему и казалось). Сперма содрогающегося в руках Хокка парня заливает постель, а сам он, будто найдя новое дыхание, стонет так громко, что, должно быть, слышит весь дом.       Гость изливается в ту же секунду, не сдерживая такого же сладкого стенания, и по инерции продолжает толкаться в судорожно сжимающееся тело, лишь замедляя темп. На пару минут в спальне повисает прерываемая шумным дыханием двоих тишина. — Тише, ты так дрожишь, — шепчет Йоэль, разворачивая к себе и обнимая тринадцатого за поясницу в ожидании, пока тот отойдет от оргазма. — Н-не прижимай, — тяжело дыша, просит Алекси.       Хокка не сразу понимает, о чем говорит мальчишка, но затем расплывается в ухмылке. — Вот так? — издевательски уточняет он, вжимая пах парня в свой торс.       Каунисвеси даже вскрикивает от болезненного удовольствия, сводя коленки и жмурясь. — Да, не надо… п-пожалуйста, — хнычет парень, но тот лишь сильнее жмет на поясницу, не позволяя отстраниться, а затем слышит его стыдливый стон и опускает взгляд вниз, наблюдая как под парнем образовывается лужица уже не от семени. — Йоэль… я… — всхлипывает Алекси смущенно, осознав, что не сдержался. — Все хорошо, тише, — шепчет парень.       Обняв блондина одной рукой, Йоэль скидывает на пол грязное покрывало и, стащив с полки салфетки, наспех протирает их взмокшие от продолжительной близости тела. Ласково погладив предплечья притихшего парня, он обеспокоенно интересуется: — Эй, я не перегнул? Все в порядке? — Да, — кротко кивает Алекси, а затем широко улыбается, заглядывая в светлые глаза, — мне даже понравилось, правда… — он запинается, в смущении пряча лицо на груди Хокка, и добавляет, — забудем произошедшее в конце… — Договорились, — тихо засмеявшись, откликается Йоэль, заправив светлую прядку за ухо парня.       Ощутив острую потребность в душе, тринадцатый делает попытку подняться с постели, однако сразу же падает назад — затекшие ноги совсем не держат. Улыбнувшись, гость встает первым и, подхватив ничего подобного не подозревающего Алекси на руки, двигается в уборную. — Худенький такой, — шепчет Хокка, прежде чем опустить парня в ванную и устроиться в ней же валетом.       Насупившись, блондин тянется к вентилям через гостя, настраивает нужную температуру воды и вливает в теплый поток ароматную пену. Однако вернуться на место уже не получается — покрытые татуировками руки Йоэля ловят в объятия и усаживают аккурат между его длинных ног. — К слову об этом, — тут же продолжает парень, поглаживая узкую грудь тринадцатого, — хотел тебе предложить кое-что, а ты не можешь отказаться. Ты ведь был готов хоть на что, верно? — с ухмылкой, выдыхает он в его ухо. — Что?.. — растерянно спрашивает Каунисвеси. — Переехать, — шепотом откликается Хокка, отчетливо ощущая, как под ладонью бешено стучит взволнованное сердце блондина. — Вряд ли я смогу уснуть, зная, что может с тобой здесь приключиться. Я не хочу делить тебя ни с кем из мерзких гостей этого дома, как и не хочу больше появляться здесь сам. — Но как же работа и… — Эй, я тебе не мать Тереза, сладкий, — хмыкает гость. — Твоих прежних обязанностей это не отменяет, но только ночью и только у меня дома. Днем же я хочу тебя устроить на другую работу.       «Этого не может быть взаправду», — повторяет про себя тринадцатый, накрывая худую руку на своей груди ладонью. Как бы Йоэлю не казалось, а для парнишки он и вовсе становится святее всех святых. Ведь он не отворачивается от него, как это делают все вокруг, включая даже так называемых друзей. Не оставляет его один на один с жестоким миром. Напротив, окутывает теплом, вниманием и заботой, полностью искупая тем самым свою вину за содеянное в первую ночь. — Это как? — Ну, ты ведь что-то понимаешь в музыке, верно? — вспоминает Хокка. — А мне как раз нужен толковый продавец в магазин. — У тебя свой магазин? — все сильнее удивляется Алекси.       Безусловно, он понимал, что Йоэль хорошо обеспечен, но почему-то совсем не задумывался о том, как именно тот зарабатывает. Теперь же интерес об этом и о жизни Хокка в целом захватил тринадцатого с головой. — Да, музыкальный. Точнее их сеть, — откликается гость. — Это не приоритет всей моей жизни, конечно, но о прочем я расскажу позже. Так… ты согласен? — Но я ведь, наверное, не смогу накопить большую сумму… — сомневается Каунисвеси, в глубине души действительно желая ответить согласием. — Я ведь знаю все, — вздыхает Йоэль, в который раз за день прокручивая в голове историю Алекси. — У вас же есть какие-то накопления, так? Не хватающую сумму я выплачу тебе сразу. В остальном зарплаты в магазине, уверен, будет достаточно. — Постой, что? — не верит услышанному блондин, разворачиваясь в объятиях гостя и впиваясь в его лицо взглядом широко распахнутых глаз. — Ты сделаешь все это для меня? Йоэль, ты серьезно? — Я все обдумал, — улыбнувшись, отвечает Хокка, погладив парня по спине.       Тихо всхлипнув Алекси всем телом прижимается к гостю и, обхватив ладонями его лицо, горячо целует. Этот парень дарит ему слишком много эмоций, ощущений и чувств. Слишком, чтобы он оказался способен справиться с этими нежными порывами. Йоэль мягко смеется в касающиеся его вновь и вновь губы и, плавно уложив блондина на свою грудь, целует его в висок. — Утром мне нужно будет уехать по делам, так что вечером, как обычно в десять, я буду ждать тебя у выхода из дома со всеми вещами. Насчет твоего… работодателя — не беспокойся, я обо всем договорился.       Укачиваемый в крепких руках тринадцатый, рдеет и прикрывает глаза. Завтра все будет иначе. Завтра начнется новая жизнь и у него, и у его натерпевшейся семьи. И завтра же утром он, наконец, осознает, что самое глубокое чувство, что он и не ждал более испытать, уже захватило его сердце и разум.