***
С уходом Йоэля тринадцатый невольно ежится ни то от холода, спровоцированного гуляющим по дому сквозняком, ни то от ставшей остро ощутимой пустоты. Он не может объяснить даже самому себе, почему рядом с Хокка он чувствует себя совсем иначе. Так, словно искал место в его сильных руках всю свою никчемную прежде жизнь. А он ведь даже ничего о нем не знает. Совсем ничего о том, с кем без раздумий согласился делить кров. — Йоэль Хокка… — задумчиво протягивает Алекси, хватаясь за телефон. — Кто же ты такой? Пальцы быстро вбивают не выходящее из головы имя в поисковую строку. В ответ на запрос — к удивлению Каунисвеси — выходит довольно много результатов. Не успев пролистать их все, он натыкается на профиль в инстаграме и тотчас переходит по ссылке. К счастью тринадцатого, профиль оказывается открытым. В графе «подписчики» высвечивается четырехзначная цифра, что лишь подогревает его интерес. Листая одно фото за другим, Алекси жадно вглядывается в изображения. Почти на всех снимках Йоэль в компании одних и тех же людей — толпа до смешного забавных парней, немногим старше самого Каунисвеси. Любопытство берет вверх. Потеряв счет времени, тринадцатый так и продолжает изучать профили друзей своего любимого гостя. Он оказывается охвачен желанием узнать как можно больше о нем. И ему действительно это удается. Спустя пару часов, проведенных с телефоном в постели, Алекси выясняет, что у Йоэля есть своя группа, состоящая из тех самых друзей — Йоонаса, Нико, Олли и Томми. К первому он успевает ненароком даже приревновать, его оказывается уж больно много. Однако тут же успокаивает себя, напоминая о том, что и не имеет на Хокка никакого права. На просторах ютуба Каунисвеси даже находит несколько записей с концертов пока еще малоизвестной, но, на его скромный взгляд, очень перспективной группы. И он соврал бы, сказав, что ему не понравилось. Если уж совсем честно, Алекси бы и сам хотел так же — путешествовать, выступать и веселиться с самыми близкими своими друзьями. Ему никогда не везло, в его жизни ничего подобного просто не было. Вопреки этому, тринадцатый искренне счастлив за Хокка и жаждет, чтобы удача его так никогда и не покидала. Разглядывая Йоэля на фото, Алекси не перестает истязать себя вопросами. Почему именно он? Почему сейчас? Не изменится ли он, едва Каунисвеси переступит порог его квартиры? Что вообще принесет сегодняшний вечер? Плохих мыслей так и не возникает — он верит Хокка слепо и непоколебимо, хотя умом и понимает, что нет ни одной объективной причины доверять. Машинальное движение пальцев по дисплею смартфона — даже не имея возможности дотронуться вживую, тринадцатый не удерживается от того, чтобы сделать это через экран. На губах появляется глупая улыбка от осознания: он опять прогулял пары, засмотревшись на многочисленные фото Йоэля. Некоторые из них он даже сохранил себе, уже не пытаясь ответить на бессмысленный вопрос «зачем?». Так и не выпуская телефон из рук, Алекси ощущает, как, будучи охваченным ушедшими уже непозволительно далеко мечтами, начинает проваливаться в сон. Не желая упустить эту сладкую дрему, он кутается в одеяло и утыкается носом в сохранившую аромат парфюма Хокка подушку. С наслаждением вдыхая этот запах, он жмурит глаза и, наконец, отдается воспоминаниям о прошлых ночах.***
Репетиции никогда прежде не казались такими долгими и, в некотором роде, даже утомительными, как сегодняшняя. Чем ближе стрелки часов подбирались к оговоренным десяти вечера, тем чаще Йоэль осекался в своих партиях. Долго это продолжаться просто не могло — первым не выдержал гитарист. Рывком стащив с себя ремень, он отставляет гитару в сторону и демонстративно шагает к маленькому холодильнику, чтобы достать оттуда прохладную баночку пива. — Согласен с Йооном, на сегодня хватит, — вздохнув, кивает младший вокалист, отступая к аккуратному диванчику в углу крохотной студии. — Простите, я сегодня не задержусь, хотел провести немного времени с Кэтрин перед отъездом в Оулу, — уточняет сразу засобиравшийся по делам Томми. — Какие тут вопросы, — отвечает Олли. — А нам завтра в это же время? — Думаю, да. Так всем удобно? — уточняет Нико, обводя взглядом группу. — Не совсем, — с сомнением протягивает Йоэль, качнув головой. — Так? — фыркает Йоонас. — Какие-то дела важнее нас? Ты и так запорол половину партий сегодня. — Стажер, — пожимает плечами Хокка, старательно унимая так и норовящую нарисоваться на лице улыбку, — неопытный еще совсем, нужно проконтролировать, что все пройдет хорошо. Это его первый день. Будет работать неподалеку от студии. — Таки просто стажер? — ухмыльнувшись, протягивает с издевкой Олли. — Такое напускное безразличие, Хокка, ты дерьмовый актер. Не сдержавшись, Йоэль толкает басиста локтем в бок, а затем, прочистив горло, уточняет: — Ну, думаю, мы могли бы подружиться в перспективе. Он… хороший парень, с которым случилось слишком много плохого. Хочу помочь. — Познакомишь? — интересуется Порко, сократив расстояние до Йоэля и взглянув на него с прищуром. — Симпатичный? — Успокойся, Дон Жуан хренов, — хмыкает Хокка, ловя очередной осуждающий взгляд Олли, уже совершенно точно раскусившего его маленькую ложь. Впрочем, в одном Йоонас прав — скрывать от них Алекси будет просто неправильным. Теперь он такая же значимая часть его жизни, как и парни, по крайней мере Йоэль почему-то хочет так думать. — А знаешь… Познакомлю, — заключает Хокка, — как насчет посидеть завтра после репетиции у меня? Можно было бы и тут, но дома, пожалуй, будет чуть просторнее для шестерых. — Твой друг — наш друг. Мы с радостью, — отвечает за всех Нико, отсалютовав открытой банкой пива и заодно вылив из нее добрую половину на свои пальцы, — да блять, — вздыхает он, отставляя напиток в сторону и стряхивая капли с запястья. Чертыхнувшись, Моиланен ретируется в уборную под заливистый смех Порко. Басист же ловит момент, чтобы сократить расстояние до Хокка и, приблизившись к его уху, поинтересоваться: — Ты странно реагируешь на вопросы о нем. Может есть что-то, о чем нам следует знать заранее? Вокалист не сразу находится для слов. Размышляет о том, стоит ли ему в самом деле выкладывать на стол все карты. Да и даже их часть… Йоэль уверен, что не стоит — по крайней мере сейчас. Потому выбирает меньшее зло и признает лишь одно: — Думаю… — он запинается, осознав, что произносить такое вслух значительно тяжелее, чем обдумывать в своей голове, — думаю, что он мне нравится, Олли. Ты прав, слова Порко задели меня именно поэтому. — Вот оно что, — ухмыльнувшись, протягивает Матела, — теперь я с еще большим нетерпением жду завтрашнего вечера. Шибко интересно, кто же растопил твое ледяное сердце. — Заткнись, — смущенно смеется Хокка. — И вообще мне уже пора, я хотел с ним встретиться сегодня. — Свидание? — поиграв бровями, заговорщицки шепчет басист. — Пошел нахер, — ласково откликается Йоэль, набрасывая куртку на плечи. — Просто встреча, ясно? Подняв ладони в примирительном жесте, Олли добродушно усмехается, качнув головой вслед удаляющемуся вокалисту. Таким Хокка никто из них еще не видел. И оттого встреча с загадочным стажером интригует все сильнее.***
Домой вокалист возвращается за пару часов до встречи с тринадцатым. Придирчиво оглядев жилище, он делает вывод, что то выглядит почти приемлемо, и остается подготовить лишь гостевую комнату, пустующую с самого момента покупки. Пройдя в пустующую спальню, Йоэль невольно задается вопросом о том, а есть ли вообще нужда в отдельной комнате? В его спальне гораздо уютнее и просторнее, места там совершенно точно хватит и на двоих. Он одергивает себя почти сразу — они с Алекси, в конце концов, не самая стандартная пара. У них есть обязательства друг перед другом, конечно, но они никак не подразумевают такой вот тесный контакт. Тяжело вздохнув, Хокка заставляет себя начать готовить отдельную комнату, неустанно напоминая — им обоим нужно личное пространство. У тринадцатого и так не было такового от слова совсем. С грустью Йоэль осознает, что и их с парнем сделка тоже лишь жалкая иллюзия свободы. Протерев с давно не тронутых поверхностей пыль, Хокка заправляет постель чистым бельем и найденным в закромах шкафа пушистым пледом. Даже так становится уютнее, но все же недостаточно. Обойдя всю квартиру в поисках каких-нибудь милых мелочей, он возвращается в спальню Алекси и принимается расставлять их по местам. На пустующем столе оказывается стопка давно купленных, но так и не прочитанных книг и небольшой кактус в фарфоровом горшке — единственное выжившее у Йоэля в доме растение, на прикроватной тумбочке — симпатичный ночник, стилизованный под старый фонарь, а на кровати — россыпь мягких подушек. Теперь находиться в комнате значительно приятнее. Покинув спальню, парень прикрывает за собой дверь и бросает взгляд на дисплей телефона — время стремительно приближается к обозначенным десяти часам. Чувствуя странное волнение перед совершенно очевидно новой вехой своей жизни, Хокка начинает готовиться к выходу из дома. Ему никогда прежде не было дела до внешнего вида, однако сейчас он не может прекратить крутиться у зеркала, придирчиво разглядывая себя. Потратив на это порядка пятнадцати минут, он оказывается вынужден признать, что хочет нравиться Алекси. Остановиться его вынуждает лишь будильник, уведомивший о том, что нужно поторопиться, чтобы успеть заехать еще и за едой на сегодняшний вечер. Покидая свою квартиру в этот раз, Йоэль знает, что когда он вернется, уже ничего не будет как прежде. Однако эти перемены не страшат, ведь сердце подсказывает, что все это только к лучшему.***
— Проверку Хокка прошел, я прав? — с улыбкой интересуется одиннадцатый, когда Алекси выходит из своей спальни в общей коридор. В присутствии одного только Каунисвеси рыжий ничуть не смущается собственных чувств и не выдергивает своей ладони из руки стоящего совсем близко пятого. — Прав, — подтверждает тринадцатый. — И спасибо тебе. Думаю, я бы еще долго сомневался, если бы не та ночь. — Пожалуйста, малыш, — ухмыльнувшись, откликается одиннадцатый, на секунду расцепив руки со своим парнем, чтобы заключить Алекси в мимолетные объятия. — Береги себя. Ты хороший, тебе здесь вообще не место. — А вы берегите друг друга, — с улыбкой откликается блондин, приобняв за плечи и пятого. — Ну, я пошел… — Иди. Надеюсь, больше никогда не увидимся, — помахав рукой, выкрикивает рыжий уже вслед удаляющемуся парню. Когда тринадцатый оказывается на улице, тонированный спорткар уже стоит у главного входа. Засомневаться в том, что автомобиль подъехал именно за ним, блондин не успевает — уже через несколько секунд дверца открывается, а в водителе он безошибочно узнает Хокка. — Пойдем в машину, а то замерзнешь, — ласково предлагает Йоэль, поцеловав заключившего его в спонтанные объятия парня в висок. Придерживая блондина за плечи, Хокка провожает его к пассажирскому сиденью, а затем устраивается на водительском сам и тотчас замечает его светящееся от счастья лицо. — Это что, мне? — робко уточняет Алекси, повертев в руках блестящий подарочный пакетик. — И, боже, как вкусно пахнет… — Тебе, конечно. Хотелось как-то тебя порадовать. И да, в багажнике несколько коробок с пиццей, — смеется Йоэль, — понятия не имею, какую ты любишь, так что взял несколько на выбор. — Не стоило так переживать, я вообще не привередливый да и могу готовить все сам, — скромно отвечает Каунисвеси, наконец, заглядывая в пакет и обнаруживая там плюшевого лисенка и несколько упаковок конфет. — Йоэль… — Так, все, ты заслужил, ничего не знаю, — заявляет Хокка не сдержав улыбки на столь бурную реакцию блондина. Прижав игрушку к себе, Каунисвеси пододвигается к парню, внимательно следящему за дорогой, и накрывает ладонью его лежащую на подлокотнике свободную руку. — Спасибо, мне никогда не делали таких сюрпризов, — шепчет блондин, очертив пальцами узкое запястье. — Куда мы едем? — заметив смущение Йоэля, он меняет тему. — Домой, — откликается с бессознательным теплом в голосе Хокка, — это довольно далеко, ты можешь даже вздремнуть, все-таки ночь была долгая, — с удовольствием добавляет он, бросив хитрый взгляд на парня. — Ночь была незабываемая, — поправляет его тринадцатый, прежде чем удобнее устроиться на сидении и прикрыть глаза — ему действительно стоит немного отдохнуть. Когда Алекси и впрямь проваливается в сон, Йоэль поспешно убавляет звук радио, не желая нарушать его дрему. Оглянувшись на расслабленного парня, он замечает, что у того не пристегнут ремень. Тихо вздохнув, он исправляет это, зафиксировав застежку. Так становится гораздо спокойнее, а от собственного желания заботиться о ком-то вот по таким мелочам в груди Хокка разливается тепло. Упускать это он больше не хочет. И, видит Бог, постарается сохранить.***
— Ну, добро пожаловать, — улыбнувшись, произносит Хокка, пропуская сонного с дороги парня в квартиру первым. Тринадцатый щурится от яркого света, проходя вглубь квартиры по коридору и оглядываясь по сторонам. Такие красивые и просторные апартаменты прежде он видел лишь на рекламных картинках. — У тебя очень уютно, — остановившись посреди гостиной, отмечает Алекси. — Я просто подготовился к твоему приезду, обычно здесь страшный бардак, — смеется Йоэль, становясь за спиной парня. — Смотри, справа моя спальня, а слева — твоя, — добавляет он, опустив ладони на плечи блондина. — Моя? — подняв пораженный взгляд на Хокка, уточняет блондин. — Целиком и полностью твоя, да. Иди, располагайся. Я пока разберусь с едой. Благодарно улыбнувшись, Каунисвеси приподнимается на носочки, чтобы коснуться щеки Йоэля губами. Добродушно усмехнувшись, тот подталкивает его в сторону заветной двери, а сам удаляется на кухню. Оказавшись в своей новой комнате, тринадцатый восхищенно оглядывается по сторонам. Ничто в интерьере не напоминает ему о том месте, где он вынужден был провести самую страшную неделю в своей жизни. Контраст ощущается во всем — от молочного в сравнении с темно-бордовым цвета обоев до милых мелочей, расставленных по полкам, в противовес голым стенам. — Нравится? — раздается позади голос Хокка. — Очень, — откликается Каунисвеси, оборачиваясь на того. — Это все так много значит для меня… — Это мелочи. Хочу, чтобы ты чувствовал себя дома, — отвечает Йоэль, коснувшись на мгновение пальцами щеки парня. — Бросай вещи и идем ужинать. Еще раз оглядев спальню, Алекси все-таки оставляет вещи на полу у кровати и спешит догнать Хокка. Он застает его с гитарой в руках на диване в гостиной. На журнальном столике перед ним уже открытые коробки с ароматной пиццей и несколько банок пива. — Не стесняйся, присаживайся и ешь, — предлагает Йоэль, перебирая пальцами струны, очевидно, в поиске подходящего к песне риффа. — Знаешь, я весь вечер хотел тебе сказать, — устроившись на диване рядом, начинает блондин. — Я верю, что у тебя с группой все получится. Вас просто обязаны услышать и принять тысячи людей по всему миру, правда. — Успел пробить все аккаунты? — ухмыльнувшись, уточняет Хокка и переводит взгляд на парня. — Для меня много значит такая высокая оценка, Але, — добавляет он тише. — Мы много работаем и всегда ищем возможности показать себя, но все равно… нас будто не замечают. Блондин понимающе кивает и, протянув руку к парню, накрывает его ладонь своей. Очертив пальцем худое запястье, он вновь нарушает тишину: — Уверен, что однажды настанет день, когда весь этот труд, все старания окупятся. Только не опускай руки, ладно? Успех любит тех, кто не сдается. Благодарно улыбнувшись, Хокка пододвигается как можно ближе к Алекси и, спонтанно заключив его в крепкие объятия, шепчет куда-то в светлую макушку: — Моя вера частенько оказывается на исходе, но я и не думал, что чьи-то слова способны мне ее вернуть в считанные секунды. Спасибо, — ласково добавляет он, оставив на высветленных волосах нежный поцелуй. — Что-то пытаешься написать? — интересуется Каунисвеси, кивнув на лежащую на коленях парня гитару. — Может я могу чем-то помочь? — Не могу определиться, как лучше, слушай… Под внимательным взглядом парня, Йоэль наигрывает две местами схожие мелодии. Каждая из них оказывается по своему хороша и сложна в плане исполнения, но Алекси в своем выборе даже не сомневается. — Вживую твой голос звучит еще красивее, — тихо комментирует Алекси. — А что до звучания, то второй вариант получился интереснее, хотя я бы еще вот такое добавил. Протянув руки к гитаре, он одним лишь взглядом спрашивает разрешения — парень без колебаний передает ему инструмент. Широко улыбнувшись в ожидании, тот кивает, подталкивая тринадцатого начать играть. Каунисвеси изменяет рифф совсем немного, добавляя туда квинты низкого звучания, однако этого хватает, чтобы привести Йоэля в восторг. — Вау, ты действительно хорош, — пораженно глядя на парня, замечает Хокка. — И идея отличная, я так и сделаю, пожалуй. Уверен, парни тоже оценят! — Рад, что от меня есть хоть какая-то польза, — смущенно смеется Каунисвеси. — К тому же всегда приятно заняться тем, что действительно нравится… От слов Алекси на душе Йоэля становится паршиво. Он забирает гитару из его рук, чтобы, в конце концов, просто убрать в сторону, а затем пододвигается вплотную к блондину, вглядываясь в его глаза. В его взгляде переливается так много невысказанного вслух, так много чего-то очень глубоко и искреннего, что в в сердце на секунду что-то замыкает. Каунисвеси, будто уловив это, намеревается даже что-то сказать, озвучить то самое, едва уловимое, но Хокка, испугавшись, не позволяет ему этого сделать, полностью переключая свое внимание: — Кстати о приятных занятиях. Я тут бросил документы где-то, — начинает он, роясь в бумагах на столе. — Вот, трудовой договор, заполни все, чего не достает, — отыскав нужную, он передает ее блондину. Не сдержав разочарованного такой резкой переменой вздоха, Алекси перемещается с дивана на пол, устраивается на ковре, скрестив по-турецки ноги, и принимается заполнять договор. — О, ты левша, — замечает Хокка, с интересом наблюдая за парнем. — Так, а когда у тебя день рождения? — уточняет он, когда тот добирается до паспортных данных. — Всего-то через полгода тебе будет… Так, стоп. Либо я разучился считать, либо… — Ты не разучился считать, — прерывает блондин, стыдливо пряча глаза за длинной челкой. — Мне действительно восемнадцать будет только в ноябре. — Ну, нет, это же невозможно, — растерянно откликается Йоэль, — не могли же тебя взять в такое место до совершеннолетия… — Я соврал, — тихо заключает Каунисвеси. — Меня не по моим документам туда приняли… — Но как? — Там никого и ничего не волнует, кроме справки от врача, Йоэль, — откликается Алекси, — это в любом случае незаконно. На подлинность моего паспорта никто не смотрел даже. — Боже, и я тебя… — выдыхает Хокка, медленно проведя ладонями по лицу. — Какой кошмар, ты же совсем малыш, — шепотом добавляет он. — Жалеешь? — горько усмехнувшись, интересуется блондин. — Жалею о первой нашей с тобой встрече, — задумчиво отвечает Йоэль. — Все не так должно было быть. Какой же я придурок… — Йоэль, все в порядке, правда, — успокаивает его Каунисвеси, — это был мой выбор. Да и ты мне очень помог сразу после. Если ты и сделал ошибку, то сразу же ее исправил. Хокка не находится для слов, а тринадцатый, воспользовавшись паузой, продолжает заполнять договор. Он не сомневается, что каждая новая деталь, вписанная им в пустых строках, тут же оказывается замечена. Однако оставшиеся листы он заполняет в тишине и, поставив размашистую подпись на последней странице, отодвигает договор в сторону. — Мне стоило сказать тебе раньше, прости, — извиняется блондин, подняв на Йоэля виноватый взгляд. — Я пойму, если ты теперь… Узкая ладонь ложится на губы, не позволяя парню договорить. Бирюзовые глаза в непонимании оглядывают лицо напротив, прежде чем Хокка обращается к нему: — Каждый делает свой выбор, Алекси. Я не исключение, — добавляет он тише, привлекая мальчишку в свои объятия. — Наши договоренности от этого не меняются, я просто… думаю, я не смогу от них отказаться. Не смогу отказаться от тебя. — Спасибо, — выдыхает Каунисвеси, утыкаясь носом в шею парня. — Я было подумал, что эта ложь может все разрушить. — Тебе не нужно переживать об этом, — с улыбкой откликается Йоэль, погладив тринадцатого по шелковистым волосам, — все будет в порядке, обещаю.***
— Что за ничтожество! И чем он мог этого Хокка зацепить? Грубые руки разрывают одежду на груди, небрежно касаются чувствительной кожи. Над ухом раздается низкий гогот, от которого против воли на спине проступает холодный пот. — Может заглатывает хорошо? А, малышка? Покажешь что умеешь? Запястья заламывают, отчего на глазах проступают злые слезы — слезы ненависти к самому себе, к своему беспечному выбору. Теперь он всего лишь чертова игрушка в чужих грязных лапах. Но он не хочет всего этого кошмара, не хочет снова быть жалкой марионеткой… — Открывай свой паршивый рот, шлюха, — командует намертво въевшийся в память голос. Легкие спирает от страха и нехватки воздуха. Его челюсти грубо зажаты шершавыми пальцами, ничуть не напоминающими нежного с ним Хокка. Ему не дают сделать и вдоха. Во рту размашисто двигается чужой член, от вкуса которого горло схватывают спазмы. Ему хочется кричать, но это лишено всякого смысла, это приведет лишь к очередному наказанию… — Как считаешь, два сразу потянет? — Вытрахай-ка из него всю дурь! — Таких только в красной комнате драть, как сраных кукол! Издевательские голоса никак не смолкают, а их лишенные жалости движения приносят почти невыносимую боль. Она все никак не кончается, становится с каждой секундой все сильнее. Сильнее настолько, что связь с реальностью теряется, а ему уже хочется выть… Кошмар резко обрывается. Тринадцатый порывисто усаживается на кровати, делая жадный вдох ртом — всего лишь сон, всего лишь чертов сон, после которого прерывать бодрствование не захочется ни на секунду. Глухо заскулив от все еще сковывающего тело ужаса, Алекси прячет в ладонях лицо. Оно все мокрое от слез — как долго его разум воспроизводил для него этот ад? Просто несправедливо, он обязан все это забыть. Оглянувшись по сторонам, Каунисвеси заставляет себя успокоиться и сделать вдох. Он в уютной комнате, подготовленной специально для него Йоэлем. Он в безопасности. Он дома. Последняя мысль и впрямь помогает ему выровнять дыхание. Здесь, в этой самой комнате, в квартире на окраине города, он и правда чувствует себя защищенным. Вот только уснуть он уже не сможет. Точно не будучи в одиночестве. Решение приходит мгновенно. Выбравшись из-под пухового одеяла, тринадцатый тихонько минует порог своей комнаты, а затем и зал, пока не оказывается в дверях спальни Хокка. Тот, будто ощутив присутствие, оборачивается на нерешительно замершего парня и севшим голосом обращается к нему: — Эй, ты в порядке? — он отодвигается с середины постели на ее край и хлопает по матрацу рядом с собой. — Ложись, давай же. — Прости, я тебя разбудил, — шепчет Каунисвеси, робко устраиваясь рядом с парнем, — но такой кошмар ужасный приснился, боюсь, что не усну больше. — Не разбудил. Я привык бродить целую ночь, не зная, чем спастись от бессонницы, так что ты по адресу, — печально усмехнувшись, отвечает Йоэль, устраивая блондина под своим боком. — Расскажешь, что снилось? — То, что уже в прошлом, благодаря тебе, — улыбается Алекси, накрыв руку Хокка, расположившуюся на торсе, ладонью, — думать об этом так… противно. Знаешь, твой поступок все равно кажется мне удивительным и каким-то даже нереальным. — Мне тоже, — понимает Йоэль, — я и сам много думал об этом. Прозвучит очень плохо, но я знаю в том публичном доме почти всех. Мало чьей судьбой интересовался, но и такие были. Туда мало кто попадает просто так. Кто-то зависим, кто-то хочет получать большие деньги без особых усилий. Таких большинство… Но до тебя я не встречал никого, кто делал бы это не ради себя. И кто переступал бы через собственные желания вот так явно. Жаль, я был слишком пьян, чтобы понять это сразу и не трогать тебя в ту ночь. — Это не оправдание для меня, — печально заключает тринадцатый, — и не такая уж причина для тебя. — У меня есть причина повесомее, ты прав, — плавно обернув Алекси на себя, соглашается парень. — Неужели не догадываешься какая? — склонившись к растерянному лицу, уточняет он, на что тот с улыбкой качает головой. — Тогда подумай получше… Череда невесомых поцелуев касается щек, лба и носа Каунисвеси. Тот млеет под ними, доверчиво прикрывая глаза и подаваясь навстречу нежным рукам, скользящим по телу. Вопреки ожиданиям Алекси, дальше этого Хокка не заходит. Лишь выводит пальцами какие-то замысловатые узоры на его торсе, а затем и на груди, пока не добирается до шеи. Слишком ласково, чтобы пробуждать страсть и желание большее, чем укрыться в объятиях друг друга от всего гребаного мира. Так и не выпустив друг друга из рук, оба проваливаются в сон. Будто и не было ни кошмаров, ни бессонницы — странное для них чувство. Такое же новое, как и то, что порождает тепло, разливающееся внутри от чьих-то осторожных прикосновений. Как и то, что многие привыкли называть «любовь».