Сердце из хрусталя

      Ламберт проснулся и теперь лежал и смотрел в потолок. Посмотрел на спящего на другой кровати Лютика, и снова — в потолок. Это было почти безумие, и Ламберт сам себя спрашивал, как же он мог на это пойти. Как мог решиться? Как он мог так порывисто и быстро поцеловать Лютика, когда раньше даже не думал о таком? Он ощущал себя виноватым за то, что испортил такой момент, ощущал вину и за то, каким способом все это сделал, но Лютик… Ну, он был счастлив и доволен. Он улыбался Ламберту, снова много говорил, сидя у него на коленях и обнимая его за шею, гладя его по волосам.       Ламберт, на самом деле, не испытывал никаких сожалений. Он решил, что дать всему идти своим чередом — самое верное, что он мог сделать. Даже то, что он сделал вчера показалось ему толчком. Толчком во избежание более сильного промаха и ошибки. Правильно было бы дать Лютику самому понять, чего он хочет, и в самом ли деле ему настолько нравился Ламберт, чтобы связать себя с ним узами брака.       Правда, проблемы все еще оставались теми же. То, что Ламберт решился подступиться к Лютику и обозначить свои желания не решало ровным счетом ничего.       Поспешная свадьба все еще казалась идиотизмом, а в случае природы Лютика — тем более. Ламберт просто до сих пор верил, что Лютик создан для комфортной жизни и что, в конце концов, он захочет детей. И будет несчастным.       Ламберт тяжело выдохнул и повернулся на другой бок, лицом к Лютику, рассматривая его, пока тот спал. Лютик каким-то образом успокаивал его даже когда просто спал. Он смотрел на него и думал о том, как могут развивать их отношения дальше. Почему-то самый адекватный вариант того, что они просто быстро смогут надоесть друг другу и разойдутся казался нереалистичным. Но какой исход их еще мог ждать? Неужели любовь Ламберта настолько ослепит, что он будет готов сделать Лютику предложение? Но это просто в голове не укладывалось! Ламберт никогда не думал о супруге, никогда не думал, что будет связан узами брака. В конце концов, он боялся, что Лютик в самом деле будет с ним несчастен.       Эти вопросы мучали его еще какое-то время, а после Ламберт просто отмахнулся от них. Какой в этом смысл? Сейчас он может просто… дать всему быть. Смотреть на то, как будут развиваться их отношения, к чему это все приведет и приведет ли вообще — и наслаждаться Лютиком, раз он позволял. От мысли, что он мог целовать Лютика кровь вспенивалась.       Он покачал головой и встал. Оделся, умылся и спустился на завтрак. Нужно было что-то делать, чем-то занимать голову и тело. Это сводило его с ума — мысли о Лютике, и просто не думать выходило едва.       В конце концов он слишком быстро поел и наспех вернулся в комнату. Он застал Лютика в кровати, сонного. Увидев Ламберта, он ойкнул и укрылся одеялом до носа.       — Прости, я… Э, я выйду…       — Можешь просто отвернуться.       Ламберт кивнул и поспешно отвернулся. Он уже сам привык излишне остро реагировать на ночную рубашку. Несмотря на то, что он по-прежнему не видел в ней ничего откровенного, Лютик будто бы выработал у него какое-то странное априорное понимание, что ему нельзя все это видеть.       Позади зашуршало одеяло, одежда, и через несколько минут Лютик мягко коснулся его плеча. Ламберт повернулся к нему, и Лютик первым делом спросил:       — Ты же не жалеешь о том, что вчера между нами произошло?..       Ламберт медленно кивнул. Ну, отчасти и жалел, но если бы он мог вернуться в прошлое, то сделал бы все абсолютно то же самое. Только, возможно, более нежно. Он решил, что этот ответ хорош, так что сказал:       — Ну, если бы я мог вернуться в прошлое, то я бы не сделал этого, — он заметил, в каком ужасе на него посмотрел Лютик, и поспешил добавить: — я бы сделал все более нежно и не так, будто бы я попытался тебя насильно поцеловать.       Лютик облегченно выдохнул.                    — Не начинай предложения так двусмысленно! — фыркнул Лютик.       Ламберт тихо рассмеялся.       — Прости, я не подумал об этом. Мой посыл в том, что я жалею только о том, как я это сделал.       Закусив губу, Лютик посмотрел в сторону и неуверенно сказал:       — Мне… мне понравилось. Вот именно так… Я представлял себе все совсем не так, но почему-то я был в восторге.       Ламберт вскинул бровь. Он был удивлен, что Лютика устроил такой оборот событий, потому что Лютик казался Ламберту слишком невинным, слишком хрупким, созданным только для нежности.       — Хм… Возьму на заметку.              Лютик посмотрел на него с едва различимым смущением и подошел чуть ближе, приподняв голову. В общем, едва ли можно было бы понять из этого хоть что-то, но Ламберт понял. Взяв его за подбородок, он склонился к нему и поцеловал — нежно, аккуратно, и Лютик замер, затаив дыхание, давая себя целовать, и Ламберт целовал.       Лютик прильнул к нему ближе, схватив за лацканы куртки. Ламберту казалось, что он весь трепетал и едва не дрожал от такой простой, в какой-то степени невинной вещи. Ламберт мог его понять. Лютик целоваться совсем не умел, но отчего-то Ламберту казалось, что это лучшие поцелуи в его жизни. Что ничего лучше с ним не было, и прямо сейчас происходит какое-то чудо. Он обнял Лютика за талию, прижимая к себе совсем тесно, и, наконец, отстранился. Лютик медленно моргнул, смотря ему в глаза так доверчиво, открыто, что даже Ламберту показалось: когда так на тебя смотрят после поцелуя — ты обязан взять этого человека замуж.       Лютик улыбнулся, сказав:       — Это очень приятно. Даже щетина приятно колется.       — Могу побриться.       — Не надо, все хорошо, — Лютик положил голову на его плечо и как будто бы облегченно выдохнул, совсем расслабившись. Ламберт погладил его по узкой спине, и Лютик заговорил: — Если бы я знал, что все это в конце концов приведет меня к тебе, я бы никогда не грустил, никогда не расстраивался.       — Ты слишком высоко оцениваешь мое присутствие в твоей жизни.       — Нет. Вовсе нет… Когда-нибудь ты поймешь.       Ламберт только кивнул, уткнувшись носом в его волосы. Он, в общем-то, ощущал похожие чувства, что и Лютик. Чувство, будто все его ожидания в один момент оправдались.       Но всего объема чувства Ламберт не то что понимал, он о нем даже и не догадывался. Ламберт видел упорно в Лютике обычного омегу. Да, слишком наивного и изнеженного, но разве такие не большинство? В голове Ламберта это и был истинный образ омеги, который вырос в хороших условиях и был подвержен строгому, но не болезненному воспитанию. В общем, в каком-то смысле, для Ламберта Лютик был не просто хорошим омегой, а прямо-то таки эталоном. Все слова Лютика про его «странность» он по сей день не принимал как нечто серьезное. Ну, заговаривается человек, не замечает эмоций другого, и что? Устает много — ну так с таким весом не удивительно! Ест, конечно, немного странно. Он прямо-таки в упор отказывался от какой-то еды, хотя в ней не было ничего плохого — что Лютику сделала свинина? Но и это, на самом деле, Ламберт легко объяснял изысканностью Лютика. Он не привык есть, что в лицо суют. Ну да, в лесу, в дороге это не очень удобно, но Ламберт как-то привык сам собирать для Лютика отдельно еду, чтобы тот не остался голодным. Ну и что в этом такого? Просто хорошо воспитанный омега с высокими стандартными, а еще болтливый и немного слабоват. Прямо-таки образец омеги из хорошей семьи!       В общем, поэтому Ламберт не верил своему счастью. Чтобы Лютик, такой… такой вот Лютик, и к нему, всем своим существом? Ну, это было крупным выигрышем.       В то время, как Лютик был совсем в другом мире. Мире, где его все отвергали с самого детства, все прогоняли, никто не хотел видеть рядом. В конце концов, его бросали. Сначала тот первый альфа, который проявил к нему внимание, потом родители, затем — Геральт. И Лютик стоял, крепко обнимая Ламберта, прижимаясь к нему всем телом, ценя все в нем, каждое его движение и выдох, и удар сердца, потому что Ламберт воплотился из невыполнимой мечты, уже силой позабытой, отодвинутой с болью. Вот она, мечта, обнимала его, уткнувшись носом в его волосы и смела говорить, как мало она на самом деле значит. А она стоила всего!       Никто не был к Лютику так добр, никто так о нем не заботился, никто не относился… нормально. Лютик сталкивался либо с пренебрежением, либо с какой-то милостью и жалостью, от которой Лютик ощущал себя жалким. Ламберт умудрялся помогать ему во всем, и при этом относиться, как к равному. Он смог его даже полюбить! Полюбить, как омегу, и ценить его, и заботиться, и с чего-то быть уверенным, что Лютик мог быть от него независим. Он относился как к равному, как к человеку.       Для Лютика Ламберт был невозможным счастьем, в которое он по сей день с трудом верил. Даже стоя вот так, прижимаясь к нему, дыша запахом его тела, он все еще будто бы не до конца понимал всю серьезность с ним произошедшего. Но он боготворил Ламберта. А Ламберт этим не только не пользовался, но даже не замечал! И Лютик понимал: он выбрал правильного человека. Или, скорее, правильный человек выбрал его.       Лютик сидел впереди него, как обычно, и Ламберт обнимал его — на этот раз более открыто. Лютик положил свою руку на тыльную сторону его ладони, задумчиво поглаживая венки. Ламберт поцеловал его волосы и спросил:       — О чем задумался?       Лютик ответил не сразу, потом вздрогнул, будто бы только сейчас услышал голос Ламберта, и сказал:       — Думаю о том, как все подозрительно хорошо складывается. Я часто выступаю, и у меня впервые остаются деньги на что-то кроме необходимых вещей. И… благодаря тебе я так быстро отдыхаю! Мне больше не нужно проводить в кровати сутки, больше не болит голова. Достаточно вечера в твоих объятьях и снова — все так хорошо! А если… если ты меня целуешь, то такой подъем в душе…       Ламберт усмехнулся и поцеловал его в щеку. Лютик тихо хихикнул:       — Нет, не так, но так тоже мило.       — Не так на лошади целоваться неудобно. Вдруг ты свалишься?       — Тогда ты должен мне поцелуй.       — Как окажемся на земле — обязательно, — пообещал ему Ламберт, поцеловав в висок, задержав на нем свои губы, и снова выпрямился. — И о чем тут думать? Все хорошо, и это главное.       — Когда долгое время не хорошо, начинаешь искать причину. А она есть!       — Как по мне причина в том, что все твои бывшие друзья или кто там, были идиотами, раз отталкивали тебя.       — Ну вот, ты просто не понимаешь, — выдохнул Лютик. — Я же не дурак, и они не были плохими людьми. Тебе просто надо понять и принять, что я могу быть неудобным, раздражающим, докучающим, и тогда ты поймешь.       Ламберт фыркнул.       — Ну извини, но у меня в голове это не укладывается! Я знаю и вижу тебя только одним, вот таким вот, и все хорошо.              Ламберт искренне не понимал, о чем Лютик так беспокоился. Все хорошо, а если в прошлом было больно, то это вовсе не по вине Лютика! Это других надо было обвинять. Наверное, не нашли подхода, или им просто Лютик как человек не нравился, вот они и искали всякие глупые подходы.       — Ну ладно… Куда мы едем?       — В город. Устал в деревнях ныкаться. Хочу снять хорошую комнату, вкусно поесть и еще порадовать тебя кое-чем.       — Ламберт, не стоит. Ты и так меня подарками задарил!       — Разе не это делает мужчина, когда ухаживает за омегой, м?       — Я… Да, но ведь у нас все совсем по-другому.       Ламберт хмыкнул.       — Не вижу ничего «другого».Я за тобой ухаживаю, и делаю это так, как, мне кажется, это правильно. В конце концов, это были даже не подарки. Так, мелочи. Теперь, думаю, ты готов будешь принять от меня что-то более дорогое. Раз ты уж так активно принял мои ухаживания.       — Ламберт, хватит, ты смущаешь.       — Что? Каким образом?       — Просто… смущаешь.       — Вот наберешь ерунды всякой до головы.       — И все-таки… Ты можешь приберечь более дорогие подарки на чуть позже.       — В смысле? Зачем?       — Просто... вдруг ты все-таки передумаешь, и тогда… Тогда тебе может быть обидно, что ты столько на меня потратил. А так подаришь потом, если… если вдруг решишься на более серьезный шаг…       Ламберт тяжело выдохнул и покачал головой. Ему в такие моменты совсем не нравился этот «другой» мир у Лютика, другой взгляд на такие, казалось бы, простые вещи. Ламберт до сих пор не до конца как-то осознавал, что их отношения могут не получить должного продолжения из-за воспитания Лютика.       — Я не собираюсь ни о чем жалеть. Дарить тебе подарки приносит и мне удовольствие. Так что это в любом случае приятные моменты.       Лютик только рассеянно кивнул. Ламберт понял, что этой фразой он пытался как-то получить от Ламберта гарантию их брака. Чтобы Ламберт бросил какое-нибудь быстрое «конечно я возьму тебя замуж», но Ламберт не собирался бросаться такими фразами, пока сам не до конца был уверен.       И все-таки надо будет с Лютиком еще раз эту тему обговорить. Более четко все обозначить на словах. Порой какие-то вещи не осознаешь, пока не скажешь о них вслух.       Когда они приехали, у Лютика было то самое состояние. Он не хотел разговаривать и улыбаться, просто молчал, но позволял обнимать себя, хотя сам, казалось, не высказывал к этому никакого интереса. Ламберт стал понимать, что в такое состояние Лютик впадает после сильной эмоциональной встряски. В данном случае он, казалось, излишне сильно расстроился из-за того, что Ламберт все еще не высказывал уверенности в их браке.       Ламберт снял очень хорошую комнату в приличной таверне, и Лютик из вежливости восхитился, но Ламберт понял, что тот не может, пока находится в таком состоянии, до конца воспринимать окружающий мир.              — Тебе нужно отдохнуть, да? — спросил Ламберт, скинув сумки и подойдя к Лютику со спины.       Лютик повернулся к нему и, опустив взгляд, сказал:       — Прости, я всегда все в прочу.       — Глупости.       — Не глупости. Вдруг ты бы мне сейчас преподнес бы какой-нибудь подарок, а я бы не смог его даже оценить?       — Но я же не идиот, чтобы в таком состоянии дарить тебе подарки.       — А если это будет какой-нибудь сюрприз? Ужин, или что-то такое, и все будет готово, а я, — он указал на себя рукой, — вот такой?       Ламберт покачал головой. Порой это бесконечное жалование на самого себя его утомляло, но он понимал, что Лютик искренне думает, что он плохой и все им портит, поэтому высказываться в случае Лютика — способ проявлять доверие. И Ламберт ценил его.       — Я все пойму, обещаю. Я вижу твое состояние и понимаю, что от тебя оно не зависит.       Лютик опустил взгляд и снова отвернулся, сказав:       — Прости.       — Все хорошо.       — Я бы хотел… немного помолчать.       — Конечно. Мне уйти?       — Как тебе угодно. Меня вовсе не раздражает твое присутствие рядом. Прости…       — Хватит извиняться, Лютик, — Ламберт тяжело выдохнул. — Когда-нибудь ты поймешь, что я принимаю тебя всяким.       Лютик поднял на него отчаянный, грустный взгляд. Он спросил:       — А когда ты поверишь, что я принимаю тебя?       Ламберт поджал губы. Он не подумал, что к этому вопросу можно подойти и с такой стороны. Он сказал:       — Я — другое. Условия жизни, касающиеся меня, это совсем не те мелочи, которые беспокоят тебя о себе.       — Это для тебя это мелочи, а для других — причина того, чтобы меня бросить.       — Потому что они были идиотами!       — Неужели ты в самом деле не понимаешь? — тихо спросил Лютик с каким-то неясным отчаянием.       Ламберт нахмурился и качнул головой.       — У нас обоих есть недостатки, которые кажутся нам трагедией, те вещи, из-за которых мы были уверены, что нам не найти партнера, готового быть с нами долго. Но вот, мы нашли. Ты не замечаешь моих странностей, а я — твоих…       — Лютик, не сравнивай, — попросил его Ламберт. — Твои эти странности — это глупые мелочи, на которые и обращать внимания не стоит, а мои — это те проблемы, с которыми ты можешь столкнуться и они сделают тебя несчастными.       Лютик опустил голову и плечи.       — Вот так, значит, по твоему? Мои странности — это глупости?       — Ну… Просто они не мешают мне! И не помешают, ведь я их просто не замечаю!       — Из-за этих «глупостей» меня бросили родители, кинули на улицу, улицу, где мои шансы выжить были равны нулю. А я вот выжил все равно. И неужели ты думаешь, что даже самые бы плохие родители поступили бы так с ребенком из-за «глупостей»?       Ламберт застыл. Он никак не ожидал таких откровенность! Лютика… выставили на улицу? Когда это было? Мог ли он ну, примерно зарабатывать, как зарабатывал до Ламберта и после Геральта?       В голове Ламберта сразу появилась сотня причин. Что родители Лютика его не любили, что он им просто мешал, что у них были какие-то свои причины, он в упор не видел связи между характером Лютика и его поведением! Это невозможно! Просто глупости!       Пока Ламберт, пораженный, молчал, Лютик отвернулся от него, сжался, и Ламберт вдруг понял, каким горем и, одновременно, счастьем он стал для Лютика. Как бы то ни было, Ламберт стал первым человеком на пути Лютика, который не видел в нем проблемы. Вероятно, у него было столько надежд на него, на Ламберта, но зная, что Ламберт может так и не решится, его ранил этот возможный исход, эта неопределенность.       Ламберт коснулся плеча Лютика и притянул того к себе. Обнял его, погладив по спине, и поцеловал его волосы, до сих пораженный этим открытием. Да, вероятно, Лютик видел в себе целую катастрофу, из-за которой его никто никогда не сможет принять. Но ведь это мелочи!       Нет, Ламберт все равно не мог провести между ними знак равно.       Что значат все эти вещи в Лютике? Что значит эта разговорчивость, отказ от какой-то еды, замыкание в себе, непонимание чужих эмоций в сравнении с невозможностью Ламберта стать хорошим мужем, а тем более отцом? Лютик мог стать прекрасным супругом, мог родить прекрасного здорового ребенка. Что ни говори, но в будущей перспективе Ламберт проигрывал во всем. Но теперь говорить об этом вслух было бы неуважением к Лютику, к его жизни. Но говорить об этом надо было, но теперь по-другому. Но как? Заявить Лютику, что вот он, Ламберт, такой хороший может принять недостатки Лютика, а вот Лютик, слабый и плохой, не сможет принять Ламберта? Это было бы подло.       Ламберт оказался в тупике.       Он опустил взгляд вниз и, взяв Лютика за подбородок, заставил посмотреть на себя. Лютик нерешительно посмотрел на него, выглядя почти что больным. Но Ламберт знал, что в своих объятьях он его от всего защитит, от всего излечит.       — Мне жаль, что тебе пришлось пройти через это. Жаль, что Геральт… воплотил твой ночной кошмар. Если бы я мог, я бы вынес весь этот ужас из тебя голыми руками, но я… я не могу.       — Можешь, — прошептал Лютик. — Когда ты рядом, я забываю об этом, и мир снова становится красивым, а жизнь — стоящей того, чтобы ее жить.       Ламберт улыбнулся ему, коснулся губами его лба, погладил по спине. Он был очарован Лютиком, и из-за этой симпатии к Лютику не мог поверить, что в нем в самом деле была проблема. Весь он отказывался от этой мысли, она казалась ему почти идиотской, выдуманной. Но ведь проблемы Лютика были далеко не придуманными.       — Давай немного отложим этот диалог, хорошо? Я рядом и никуда от тебя не ухожу, в конце концов, мы ведь только… притираемся друг к другу. И тебе, и мне нужно время.       Лютик кивнул и прижался щекой к его груди, тяжело выдохнув.       — Я знаю, ты злишься на меня, — проговорил Ламберт.       — Нет, я вовсе не злюсь. Я понимаю тебя.       — Просто знай, что какое решение мы бы не приняли, оно не будет связано с твоим характером. Я же очарован тобой.       Лютик ничего не ответил. Только кивнул.       Состояние Лютика хоть и вернулось к норме, он все еще оставался подавленным. У Ламберта в голове не укладывалось, что он грустил только из-за того, что Ламберт, видите ли, не хочет его сегодня же замуж звать. Какая глупость! И все-таки Ламберт хотел порадовать Лютика, так что решил, что самое время для дорогого подарка.       Он оставил вечером Лютика одного, сказав, что пойдет поищет задания. Лютик с ним не рвался. Только пожелал ему удачу и поцеловал его в щеку. Ламберт как-то краем осознания подумал: как же ему дальше быть одному, без Лютика? Без этих поцелуев? Они только-только появились, но уже начали значить для Ламберта очень много.       Он поспешил взять парочку заказов а следом он направился в сторону торговой площади. Сначала долго плутал, пытаясь найти нужный магазин и, наконец, на витрине показались сорочки. Такие красивые, нежные, они бы очень подошли Лютику! Он зашел в магазин и, к счастью, там никого не было кроме продавщицы — дородной женщины, излучавшей жизнерадостность.       Заметив Ламберта, она тут же подошла к нему.       — Добрый вечер! Что вы ищите?       — Сорочку. Шелковую.       — На вас?       — Нет конечно! — крякнул Ламберт так, будто его лично оскорбили. Но он просто считал сорочки либо сугубо омежьим гардеробом, либо уделом для богатых. Он не носил нижнего белья — не считая трусов, разумеется. — Для омеги.       — Ох, очаровательно, — она улыбнулась. — Шелковая, значит. Какой у вашего омеги размер?       Ламберт впал в ступор. Точно, размер! Он даже не подумал об этом.       — А я не знаю… — рассеянно сказал Ламберт. Все, трагедия, кошмар, он ничего не сможет ему купить!       Но женщина махнула рукой, сказав:       — Другого ответа я и не ожидала. Ну вы хоть примерно знаете?       — Ну я могу… показать?       Женина рассмеялась.       — Конечно-конечно, показывайте.       Спустя недолгие, но неловкие махинации, как Ламберт пытался показать размер плеч Лютика, его талии и бедер, женщина озабочено покачала головой.       — Что, нет такого размера?..       — Есть, конечно! Просто совсем он у вас худенький, тяжело бедняжке будет рожать. У меня невестка такая же, два дня всем покоя не было, за нее боялись, кабы что… Сколько ему годков-то?       Ламберт замешкался. Он понятия не имел, сколько ему лет! Но выпалил:       — Восемнадцать.       Женщина цыкнула.       — Дай Бог поправится еще. Все омеги в таком возрасте такие вот худющие. Ну идемте, идемте, покажу, что есть на такие параметры. Но если не понравится, то новое сошьем!       Ламберт в сорочках совсем не разбирался, все казались ему одинаково хорошими. В итоге взял жемчужного цвета, с пышными рукавами, кружевами у воротника и золотыми завязками. Она казалась ему очень… эффектной. Цена была такой же. Тяжело выдохнув, Ламберт достал кошелек. Женщина довольно улыбнулась:       — Повезло ему с вами. А то многие придут, купят наждачки какой, а вы, я смотрю, озабочены гардеробом вашего омеги. Это правильно. Ведь нижнее белье это пятьдесят процентов успеха и уверенности у омеги!       Ламберт счел, что она явно преувеличивает, но отчасти был согласен. Ему хотелось бы покупать для Лютика только самое лучшее, нежное, такое же, как и он сам.       — Хотите еще что посмотреть? Есть и…       — Я вижу. Но к такому, боюсь, он не готов.       — Ну, к свадьбе бы было, — пожала она плечами. — Ну ладно, держите. Приходите еще.       — Ага, к свадьбе, — кивнул Ламберт, забирая сорочку.       По дороге он купил вина и сыра, и, со всем этим, направился к Лютику. Надо будет ему как-нибудь еще цветов купить… Он все собирался, но забывал. А ведь Лютику хотелось дарить цветы! Но сейчас они бы даже в руки бы ему не влезли.       Ламберт вернулся в комнату. Куда более просторную, чем обычно, и первым в глаза ему бросились стоящие цветы в ранее пустующей вазе. Он глупо замер, и Лютик повернулся к нему, на шум. Он удивленно на него посмотрел.       — Вино?       — Цветы? — вопросом на вопрос ответил Ламберт.       Лютик посмотрел в сторону вазы и улыбнулся.       — Хозяйка разрешила мне собрать цветов для комнаты. Она, кажется, спутала нас с молодоженами. Сказала, что это для того, чтобы в нашей комнате было уютно. Тебе нравится?       Ламберт облегченно выдохнул. Он испугался, что у Лютика за время его отсутствия умудрился появиться внезапный поклонник, который еще и цветы ему подарил! Он улыбнулся Лютику.       — Да, очень красиво. Спасибо.       — Глупости, я сам был рад немного оживить комнату. Так зачем вино?       — Хотел с тобой распить. Ты не против?       — Конечно нет, — он улыбнулся. — Тогда давай поужинаем и устроим романтический вечер!       Ламберт, все еще улыбаясь, кивнул. Он достал вино, сыр, а сверток с сорочкой положил на свою кровать. Лютик, казалось, на него и внимания не обратил — просто решил, что Ламберт купил что-то для себя.       После ужина они одолжили кубки, и Ламберт разлил для них вино, раскрыв свежий сыр. Ламберт сел рядом с Лютиком на его кровать и поднял свой кубок. Они чокнулись ими, и сделали по небольшому глотку. Лютик причмокнул, распробывая напиток, а потом сказал:       — Очень вкусно.       — Спасибо. Я долго выбирал. Тебе уже легче?       — А мне было сложно? — удивился Лютик.       — Ты… ты был в явно плохом настроении.       Лютик опомнился и рвано кивнул. Он тяжело выдохнул и сказал:       — Все уже хорошо. Просто… наверное, я слишком чувствительный ко всему этому. Ламберт, не думай, что я глупый и ничего не понимаю. Я все прекрасно понимаю. Понимаю твои страхи и тревоги, понимаю, что, вероятно, ты за меня боишься, но просто… Просто я очень боюсь потерять тебя. Понимаю, что своей навязчивостью могу все испортить, но мне так страшно… Так страшно, что меня снова бросят, что я останусь один… Я, наверное, жалок, ведь и свадьбы я хочу отчасти из-за гарантий. Прости меня.       Ламберт покачал головой. Он поцеловал его в висок и, чуть отстранившись, сказал, глядя в опущенные глаза:       — Все хорошо, Лютик. Пожалуйста, не извиняйся. Твои страхи вполне понятны мне. И я обещаю, что не брошу тебя, — он крепко сжал руку Лютика в своей. Такую теплую, нежную, небольшую. И испещренную жесткими мозолями из-за тяжелой работы и струн лютни. — И если ты подумаешь что-то плохое, то можешь тут же говорить мне об этом. Я напомню тебе, что никуда не уйду. Ты моя ответственность, и неважно, в каких мы будем отношениях.       — Спасибо, — поблагодарил его Лютик, накрыв их руки своей ладонью, погладив сбитые костяшки Ламберта. — Но ты, наверное, хочешь большего…       Ламберт покачал головой.       — Хочу. Но я не сделаю ничего, если ты мне сам не разрешишь. Или… или не решишь…       — Не решусь на это вне брака? — уточнил Лютик.       Ламберт помолчал. Ему не нравилось, какой оборот принял диалог, и он честно сказал:       — Я не хочу обсуждать эту сторону вопроса. Это выглядит так, будто мне интересно только это. Но это не так. Меня беспокоят другие вещи, а не те, что мы спим на разных кроватях.       Лютик посмотрел на него с благодарностью и нежностью, и Ламберт осознал, насколько важно Лютику было это слушать. Ламберт снова поцеловал его в лоб, и Лютик подставил для Ламберта свои губы, прошептав:       — Ты ведь должен мне поцелуй.       Ламберт усмехнулся.       — Я должен тебе их тысячи.       И поцеловал — нежно и ласково, сжимая обе его руки в своих, чувствуя, как сильно его тянуло к Лютику на самом деле, но он не позволял этому желанию взять над ним вверх, в конце концов, Ламберт не обманул, его в самом деле волновали другие, более важные вопросы, которые могли бы решиться только в рамках брака. Или же если Лютик сможет отойти от этих предписаний. Но о таком Ламберт не смел даже мечтать. И он просто наслаждался тем, что имел. Тем, чем хотел бы страстно обладать Геральт, но в итоге завладел Ламберт без лишних усилий. Он снова отогнал от себя эти мысли. Ему не нравилось думать о Лютике, как о призе, как о неком достижении, а тем более вспоминать его имя рядом с именем Геральта. Геральт был прошлым Лютика, прошлым болезненным и в каком-то смысле ужасающим. Понимание, через что прошел Лютик, снова больно ужалило его.       Лютик чуть отстранился, спросив:       — Тебя что-то тревожит?       Ламберт изумленно на него посмотрел.       — Какое же ты чудо, Лютик, во всех отношениях. Ты вообще порой не замечаешь моих эмоций, но такие тонкие состояние — так легко улавливаешь!       Лютик смущенно улыбнулся.       — Я просто это чувствую. Что-то в груди екает.              Ламберт покачал головой.       — Не уверен, что должен напоминать тебе…       — Нет, ничего страшного, ты можешь. Рядом с тобой самые страшные ужасы становятся небольшими забавными чертиками.       Ламберт посмотрел на него с мягкой улыбкой.              — Я подумал о том, сколько боли причинил тебе тогда Геральт. Как страшно тебе было, и как плохо. Ведь тебя уже бросили дорогие тебе люди на произвол судьбы. И Геральт… он сделал так же.       Лютик ответил не сразу. Он опустил взгляд, поджал губы и как-то отстранено покачал головой. Ламберт отставил кубки и притянул Лютика к себе ближе. Тяжело выдохнув, Лютик положил голову на его плечо и заговорил:       — Я не злюсь на него, ведь он не знал о моем прошлом. А если бы знал, то, я уверен, он бы так не поступил. Мне так кажется…       Ламберт покачал головой. Может и не поступил. Может и поступил бы… Вместо слов он поцеловал волосы Лютика.       — Да, было больно и страшно, но я знал, что это случится. Так что все хорошо. Не бойся за меня, я не так слаб, как ты думаешь.       — Буду в это верить. У меня есть кое-что для тебя, — сказал он, решив немного отвлечь Лютика от этой темы.       Лютик чуть отстранился и посмотрел на Ламберта с интересом. Ламберт улыбнулся. Ему нравилось, с каким трепетом Лютик относился к подаркам. Такой искренний восторг, интерес! Ламберт встал и взял сверток со своей кровати. Лютик выпрямился, оживился, по блеску в его глазах Ламберт понял, что Лютик догадывается о подарке.       — Уже догадался?       Лютик закусил губу и посмотрел ему в глаза. Ламберт усмехнулся и протянул ему сверток. Лютик забрал его аккуратно, но в его движениях была легкая поспешность, он явно сгорал от нетерпения. Уложив сверток на колени, он развязал веревку и распаковал сорочку. Лютик тихо ахнул, едва увидев и коснувшись пальцами ткани. Посмотрел на Ламберта — пораженный, в восторге, приоткрыв рот, и так и застыл. Ламберт улыбнулся, чуть склонив голову, следя за ним. Лютик снова опустил взгляд и очень осторожно коснулся сорочки, будто она могла рассыпаться. Осмотрел ее, провел пальцами по ткани, снова поднял на Ламберта восторженный взгляд, и будто бы не до конца мог поверить. Ламберт снова удивился: не так уж это и дорого, а Лютик в таком восхищении!       — Я… я не думал, что ты так скоро подаришь мне что-то такое! Я… Спасибо!       Он кинулся на шею Ламберта, прижимая к себе сорочку, и Ламберт, улыбнувшись, прижал его к себе и поцеловал в щеки. Погладил по спине, плечам, глубоко вдохнул в себя его запах. Свежий, немного сладковатый. Лютик отстранился от него с блеском в глазах, повторив:       — Спасибо… Спасибо большое!       Он поцеловал его в щетинистую щеку и снова принялся рассматривать сорочку, в восхищении. Потом, будто бы в нерешительности, поднял взгляд на Ламберта и спросил:       — Хочешь, я примерю ее?       Ламберт удивленно на него посмотрел. Его щек коснулся румянец. Ламберт и подумать не мог, что Лютик мог такое предложить! Пусть долгое время Ламберт и жил с уверенностью, что сорочки — это те же рубашки, с Лютиком же это обретало совсем другой смысл. Для Лютика показаться ему в сорочке означало показаться в откровенном белье. Не перед своим мужем. Вероятно, для Лютика это был очень смелый, откровенной шаг, и Ламберт его ценил. В какой-то мере он его даже смутил, ведь Ламберт порой мечтал хотя бы увидеть его плечи, скрытые тонкой тканью ночной рубашки, и теперь…       — Но ты ведь… для тебя это… Ну… Я же…       — Да, — просто прервал его Лютик. — Это очень смущающе для меня, и я не должен так показываться, но просто… Почему бы и нет?.. Я бы тоже хотел порадовать тебя.       — Стой! Если ты будешь это делать только для того, чтобы «порадовать меня», то лучше… лучше не надо.       Лютик призадумался, закусив губу, после посмотрел на Ламберта. Он сказал:       — Я хочу, чтобы ты видел меня таким. Не знаю… Просто хочется.       Ламберт рвано кивнул и сглотнул. Лютик немного будто бы с хитрецой улыбнулся и встал. Ламберт опустил взгляд, немого покраснев. Про себя он спрашивал: чего же он смущался? Это сорочка! Лютик не обнажится перед ним. А сорочка — это та же рубашка. И вместе с тем совсем не она.       Такая трогательная, шелковая. В конце концов, то, что они оба наделяли сокровенным смыслом. Ламберту не было позволено видеть Лютика в таком виде, и заглянуть под завес этой тайны было трепетно.       Зашуршала одежда, Ламберт напрягся, сглотнул.       — Можешь смотреть.       Ламберт встал с кровати и повернулся к нему. Лютик стоял, довольно улыбаясь, и смотря на него. Его щеки покраснели, возможно, он чувствовал себя неловко, но держался хорошо. Казалось, он в самом деле просто показывал сорочку, будто он — кукла, а не человек.       Ламберт подошел к нему ближе, смотря на его длинную белую шею и худые плечи. Ткань слегка блестела, кружева касались шеи, завязки были завязаны в трогательный бантик. Ламберт опустил взгляд, сглотнув, заметив торчащие из-под ткани сорочки соски. Он постарался не задерживать на них взгляд, делая вид, что рассматривал сорочку, но когда он поднимал его, то снова задел взглядом соски. Он посмотрел Лютику в глаза и хрипло сказал:       — Ты очарователен. И не выглядишь пошло из-за этого положения.       — Я знаю. С тобой, будь я даже голым, то не так бы и сильно смущался. Ты… с тобой я чувствую себя защищенным.       Ламберт кивнул и протянул руку, коснувшись его щеки. Погладил немного, и Лютик прильнул к его ладони щекой, улыбаясь. Ламберт склонился к нему, коснувшись его губ, и Лютик прильнул к нему, отвечая на поцелуй. Прижался к нему и Ламберт обнял его, коснувшись ладонями гладкой ткани шелка. Он в самом деле был крайне приятный, и он провел вот так еще несколько раз, гладя Лютика, и, вместе с тем, прижимая ближе к себе.       — Ты великолепен, — прошептал Ламберт в его губы, млел от желания и страсти к Лютику, но не смея даже показать этого, пока Лютик был в его руках такой доверчивый, такой родной для него. — Ты…       — Тш, — протянул Лютик, — не говори. Целуй.       И Ламберт целовал — набирая обороты, прижимая к себе теснее, становясь более страстным, отстраненно, краем сознания, он боялся сделать Лютику больно своим напоротом, но ответом на все действия Ламберта — на его страстные поцелуи, на грубую хватку его рук — был тихий, беззащитный стон, который утонул во рту Ламберта. Ламберт замер и чуть отстранился, ощущая, как бешено колотилось сердце. Лютик смотрел на него мутным, ничего непонимающим взглядом. Покрасневший, с лихорадочными глазами, он, казалось, едва понимал все с ним происходящее, и будто был согласен на все. Сейчас… сейчас он наверняка был согласен. Но Ламберт лишь чуть отпрянул от него — нет, нельзя. Это сделает Лютику больно в последствии, когда наваждение пройдет.       — Ламберт… — прошептал Лютик и снова прильнул к нему, не давая отдалиться. Жар его тела опалял, и Ламберт крепко сжал его тело в своих ладонях. Он чувствовал, как много всего сейчас было, чувствовал, как мутно было в собственный голове, и каким ярким на фоне всего прочего был сам Лютик.       Лютик снова потянулся к его губам — ничего не понимающий, тяжело дышащий — и Ламберт поцеловал его. Лютик крепко обнял его за шею, встав на носочки, зарылся пальцами в темные волосы, притягивая к себе ближе. Ламберт скользнул рукой по выгнутой пояснице, но рука тут же замерла — почти на автомате, и Ламберт не позволял себе большего.       И они целовались. Целовал Ламберт, сгораемый в этой страсти и желании, и целовал Лютик, едва понимающий свои чувства и ощущения, но хотящий этого больше. В венах пульсировало возбуждение, дыхание сбилось, а Ламберт не мог этого прекратить, не мог оттолкнуть, и просто сходил с ума, зная, что не мог позволить себе большего, но та страсть, с которой он целовал Лютика — она была о большем.       Когда Лютик прижался к нему своими бедрами, Ламберт не выдержал. С шумным выдохом он отстранился и прошептал:       — Лютик… дальше нельзя… я не… я не могу…       Он уже в самом деле не мог. Возбуждение ломало его, проходило импульсом в его бедрах, рвало его на части, и сдерживать себя было почти невозможно, когда в твоих руках омега, который требует больше страсти, больше поцелуев, но не позволит большего.              — Ламберт?.. — Лютик медленно, почти сонно моргнул.       — Я… хватит. Я… Мы очень… Мне нужно отойти. И мы сможем продолжить, — быстро нашел он компромисс.       — Да, конечно, только быстрее… — прошептал он и снова мазнул своими губами по его.       Ламберт сглотнул и быстро вышел из комнаты. Найти укромный уголок было почти невозможно, но была поздняя ночь, во дворе никого не было, и Ламберт скользнул за конюшни. Приступил с себя штаны и обхватил ладонью свой член, издав тихий стон. Ему хватило несколько движений, прежде чем бурно кончить, вздрогнув всем телом. Он раскрыл глаза и посмотрел на звездное небо. Холодный воздух обжег разгоряченную кожу. На него тут же накатило приятное расслабление.       Застегнув штаны обратно, он вымыл руки и ополоснул лицо. А после вернулся к Лютику. Тот, казалось, все еще находился в том же состоянии, и, когда Ламберт вернулся, вгрызся в него горящим взглядом.       Ламберт закрыл за собой дверь и спросил:       — Мне побыть грубым?       Лютик ответил не сразу. А после прошептал:       — Да, пожалуйста.       Ламберт кивнул и быстро подошел к нему. Схватил за горло, повалил на кровать и, нависнув сверху, страстно поцеловал. Лютик прильнул к нему всем телом, выгнулся и впился в его волосы железной хваткой. Ламберт протиснулся коленом меж его ног и Лютик издал тихий стон. Лютик не противился, сам потерся о его колено и еще более страстно ответил на поцелуй, сильно сжимая волосы Ламберта и едва не царапая его плечи сквозь рубашку.       А потом Лютик крупно вздрогнул в его руках и резко расслабился. Шумно выдохнув, он чуть отстранился и с удивлением посмотрел на Ламберта, красный и растрёпанный. Ламберт усмехнулся, поцеловав его в кончик носа.              — Все хорошо. Это не считается.       — Я… о, Богиня, — Лютик откинул голову назад, тяжело дыша. — Как это возможно?..       — Все просто. Я очень хороший любовник. Так что этот вопрос в контексте брака меня волнует меньше всего.       Он слез с Лютика и лег рядом с ним, обняв за талию и поцеловав в горячий лоб. Лютик дышал глубоко и порывисто.       — Это точно не считается?..       — С чего бы? Я ничего не видел, я даже не коснулся тебя нигде. Это просто реакция твоего тела. На меня.       Он поцеловал его в висок и Лютик прикрыл глаза. Кое-как перевернулся на бок, уткнулся лбом в ключичную ямку Ламберта и шумно выдохнул, полностью расслабившись. Сонно моргнул и сказал:       — Это было… хорошо.       Ламберт довольно хмыкнул, гладя его по спине.       — Я рад.