Сердце из хрусталя

      Конечно болезнь утром никуда не делась. Лютику было легче, но он не выздоровел и все еще нуждался в постельном режиме. К счастью, это стало для него наконец доступно. Ламберт утром коснулся его лба губами, пытаясь примерно прикинуть температуру и, выдохнув, принес ему теплой воды для умывания, и направился вниз, поняв, что позавтракать со всеми не выйдет. За ночь обида немного попустила, и он был бы рад провести с ними время, как раньше.       Он прошел на кухню так, чтобы никто его не заметил и, тяжело выдохнув, принялся готовить. Он не любил готовить. Настолько, что заставил всех поверить, что все, что он умеет делать — это лапша. Он делал ее каждый раз, если заставляли готовить его и, в конце концов, всех уже блевать тянуло от этой лапши, так что готовил Ламберт крайне редко. Но сейчас это было для Лютика. Он приготовил для него бульон, гренок, чай и варенье с маслом на поджаренном белом хлебе. Он знал, что когда Лютик находится в упадке сил, то много есть он не может, а есть надо. Себе он разбил яичницу с салом, и, уже погружая это все на поднос, на кухню вошел Эскель. Он нахмурился, оглядев картину, и удивленно спросил:       — Вы не будете завтракать с нами?       Ламберт покачал головой.       — Он заболел. Лучше ему посидеть в тепле. А мне от него отходить нежелательно. Ну, сам знаешь, некоторые омеги в таком состоянии без тебя рядом умереть готовы.       Эскель улыбнулся.       — Очень мило с твоей стороны. Надеюсь он знает, как много ты в себе поменял ради него.       — Я не страдал от этих изменений, — он пожал плечами.       — И прости.       — Что? — Ламберт от удивления чуть поднос не выронил и аккуратно поставил его на стол.       — Мы засмеялись вчера. Но это не было смешно. Я рад, что кто-то из нас еще способен на человеческую жизнь. Если мы и смеялись, то только чтобы прикрыть зависть. Кто из нас не хочет одним утром оказаться помолвленным с любимым омегой? Но никто из нас бы не решился на это.       Ламберт, сконфуженный, рвано кивнул.       — Что ж, ага… Не то чтобы я решился, это был сложный путь. Кхм, ладно, я пойду, увидимся чуть позже…       Он хотел бы поблагодарить Эскеля за искренность, но слова застряли в глотке. Как оказалось, он научился быть искренним только с Лютиком. Так что он только кивнул, но Эскель, вероятно, что-то заметил в его глазах, что заставило его улыбнуться.       Хмурясь и едва не бубня себе что-то под нос, он вернулся к Лютику, поставив поднос на тумбу. Лютик улыбнулся и, взяв Ламберта за руку, потянул на себя. Ламберт присел рядом и поцеловал его в лоб.       — Мне намекнули, что я очень поменялся. Надо же, и из-за кого?       Лютик лукаво улыбнулся:       — В лучшую сторону?       — Определенно.       Довольный, Лютик взял бульон и гренки.       — Ты готовил это сам? Для меня?       — Да. Ты же сейчас тяжелую пищу есть не сможешь.       — Спасибо, — Лютик улыбнулся ему, принявшись за свой завтрак.       — Как ты себя чувствуешь?       — Намного лучше, чем вчера, — признался Лютик. — Слабость есть, температура тоже, но у меня намного больше сил и глаза не слипаются.       Ламберт кивнул и протянул руку вперед, чтобы поправить сорочку, которая немного слезала с плеча Лютика. На миг он замер и склонился, поцеловав в голое плечо. Лютик тихо хихикнул от щекотки. Ламберт, довольный, поправил рубаху на белом плече.       — Ты шедевр, — восхищенно прошептал Ламберт, шумно выдохнув.       Лютик смущенно улыбнулся.       — Спасибо… — он поднес ложку к губам, сделав небольшой глоток. — Вкусно.       — С любовью готовил.       — Я в этом не сомневался, — уверенно кивнул Лютик и посмотрел на Ламберта. — Так смешно. Ты меня уверял, что я вот-вот передумаю и разочаруюсь, а я с каждым днем только все больше убеждаюсь в том, что более подходящего жениха у меня быть не могло.       У Ламберта что-то екнуло в груди от этого «жених» и он глупо улыбнулся. Лютик не называл его так раньше, а Ламберт не задумывался, и услышать это было так неожиданно-приятно.       — Я рад. И надеюсь, что это не изменится.       — Ну вот, ты уже сам такое говоришь, а не «вот-вот ты передумаешь».       Ламберт тяжело выдохнул.              — Вероятно, я просто слишком сильно в тебя влюблен, слишком сильно я в тебе нуждаюсь, чтобы посметь даже подумать о том, что мы можем расстаться.       — А тогда, значит, мог подумать, думал и даже хотел? — нахмурился Лютик.       — Нет. Просто я не считал, что был достоин тебя.       Лютик покачал головой, снова вернувшись к бульону.       — Глупый ты.       — Да. И я твой.       — Мой, — кивнул Лютик, довольно улыбаясь. А потом будто опомнился. — Ты не пойдешь к ним завтракать?       — Тебе я нужнее.       — Спасибо, — он благодарно улыбнулся.       Ламберт посмотрел на него и взял свою яичницу. Он тоже здорово проголодался. Вчера вечером он забыл поесть, в вихре всех чувств и дел просто забыл, а теперь, глядя на бульон в руках Лютика, наконец-то опомнился.       По правде говоря, не хотел Ламберт Лютика никому показывать. Он боялся, что они как-нибудь его ранят, разрушат весь тот мир, что выстраивал возле него Ламберт. Лютик только-только приобретал свою утерянную уверенность, становился более уверенным, даже немного жестким, наглым. Он боялся, что все это у Лютика может отобрать пара глупых шуток.       В любом случае, к обеду Лютик все еще не был в состоянии куда-то идти, но сам он настоял, чтобы Ламберт пообедал со своими друзьями.       — А я подремаю. Нечего тебе штаны просиживать. Ты друзей целый год не видел.       Ламберт вынужден был согласиться.       — Тогда я подожду, пока ты не заснешь.              Он, по правде говоря, просто думал, что Лютик вовсе не хочет спать, ему просто совестно, что Ламберт проводит столько времени с ним, но Лютик и вправду скоро задремал. Его дыхание и сердцебиение стали более глубокими и медленными. Да, он задремал. А Ламберту пришлось пойти на обед. Он надеялся, что у Весемира дневной сон или что там еще делают старики. Вот с ним ему уж точно не хотелось делиться подробностями личной жизни. Конечно, их придется познакомить, но знать что-то старику вовсе не обязательно!       Ламберт спустился на обед.       — Мы думали тебя уже и не увидим, — удивился Койон его появлению. — Тебе повезло, там осталась лишняя порция.       Ламберт только тупо кивнул, чувствуя себя неловко, и пошел на кухню, взяв порцию и на автомате вернувшись назад. Глядя за ним, Койон и Геральт переглянулись.       — Тебя это, случаем не приворожили?..— аккуратно спросил Койон.       — Чего?       — Ну, своего будущего супруга ты нам не показываешь, почти с нами не видишься, а теперь ходишь и молчишь. Знаешь ли, очень похоже, что тебя-таки заставили быть с ним силой, — кивнул Койон.       — Бред какой. Я просто отвык от всего здесь.       — Раньше тебе это не мешало.       — Раньше я сразу бухал.       — Так а суженный-ряженный твой где? — спросил Геральт.       — А ты что, уже думаешь, где бы тебе его трахнуть?       Геральт откашлялся. Он не любил, когда шутили по поводу его… активной половой жизни. Не то чтобы она была слишком активной, просто он метался между двумя чародейками и все никак не мог выбрать. А меж тем находил других чародеек — и с ними тоже… метался. Он не хвастался этим, просто по пьяни язык развязывался и он мог сболтнуть лишнего.       — Ну, у меня вроде как честь есть…       — Ты свою честь в каждую чародейку пихаешь, — фыркнул Ламберт.       — Не тебе меня упрекать, — сощурился недовольно Геральт. — Ты своих пассий перестал считать только потому, что таких больших цифр не знаешь.       Тут Ламберт аж рассмеялся.       — Ладно, это было хорошо. Мой суженный-ряженный заболел. Вот, спит. Ест и спит.       — Такая себе идея, конечно, такого хрупкого человека сюда тащить… — задумчиво сказал Койон.       — Он сам захотел, — качнул головой Ламберт. — Я предлагал другие варианты. Ему интересно было, в конце концов.       — И как давно вы… помолвлены?.. — уточнил Геральт.       — Три месяца.       — Три месяца? — удивился Эскель. — И вы все еще не обручены? Ну, если уж на то пошло, не ради этого все это затевалось?       Ламберт качнул головой и кратко рассказал: про высокое положение Лютика, про правила, нормы, приличия, про долгий путь размышлений и принятия и, в конце концов, про то, как Ламберт все-таки встал на одно колено.       Койон уточнил:       — И все это время… вы ни разу?..       — Ни разу.       — Ты трахался на стороне? — вклинился Геральт.       Ламберт покачал головой.       — Вообще ни разу? — не унимался Геральт.       — Ни разу. Это бы ранило его.       Геральт растерянно моргнул.       — А как ты тогда справлялся?       Тут растерялся Ламберт.              — Эээ… дрочил?.. Ты же тут как-то справляешься аж два месяца с хреном! Или ты стены ебешь? Или Звоночка?       — Не сметь трогать Колокольчика! — недовольно крякнул Эскель.       — А это ты Геральту скажи, — сощурился Ламберт.       — И вообще, эти вещи нельзя сравнивать! — возмутился Геральт. — Тут мы только. И Колокольчик. А не трахаться, когда рядом с тобой омега это совсем по-другому!       Ламберт пожал плечами.       — Не знаю. И без того проблем хватало. Да я и привык как-то.       — Ну вот, — кивнул Эскель. — Настоящая любовь.       Ламберт хрипло рассмеялся.       — Да, думаю, что так.       Койон постучал пальцами по столу и уточнил:       — То есть… предложения ты ему не делаешь, потому что ждешь, когда он тебя на хуй пошлет?       Ламберт на миг замялся.       — Ждал. Был уверен, что он не выдержит этого темпа жизни. Но теперь… Я думаю… обвенчаться ближе к лету. Кхм. Вот.       Эскель присвистнул.       — На свадьбу позовешь? — он усмехнулся.       — Не уверен, что она будет. Как он захочет. Мне-то разницы нет, а ему… Так что посмотрим.       Геральт усмехнулся:       — Ну никак не ожидал, что ты обвенчаешься.       — Я тоже. Когда он слету заговорил о всем этом, я как-то даже расстроился. Изначально я… несколько настроился на него, имел некоторые планы, — Ламберт не замечал, что слушали они его с хитрой улыбкой, потому что Ламберт говорил по-другому. Не так, как раньше. Со странной деликатностью, будто рядом сидел его омега сердца, который не любил резкие выражения. Да, Ламберт изменился, и эти изменения отчего-то ему шли. — Но после всех этих слов… я просто подумал, что надо забыть о нем. Жизнь ломать ему этим не хотелось. У них же в самом деле сексом можно жизнь сломать! И вот, в день, когда я решился, что надо заканчивать, сказать ему прямо, что между нами ничего нет, мы… случайно поцеловались.       — Случайно?.. — уточнил Койон.       — На самом деле я сделал это без его разрешения.       Геральт хрипло рассмеялся.       — А я все ждал подвоха! Думал, неужели Ламберт в самом деле превратился в нежную фиалку. А нет, все на месте.       Ламберт кратко улыбнулся.       — Это старые привычки.       — И вы не повздорили после этого? — удивился Эскель.       — Скажем так… После этого мы сразу оба решили, что впереди нас что-то ждет. Я в тот момент не верил, что обручусь, но почему-то продолжал идти вперед, — он пожал плечами. — Не знаю. Все сложилось само собой.       — Ну все, я разрываюсь от желания увидеть этого рокового парня, — Геральт растянулся в довольной усмешке. — Это ж что там за чудо такое, чтобы так сильно смягчить ведьмака, влюбить в себя настолько, что он даже на одно колено встал и свадьбу стал планировать!       Ламберт растянулся в довольной улыбке.              — О, думаю, он тебя впечатлит.       Он умышленно не называл его по имени пока рассказывал, пару раз чуть не осекся, но Геральт так и не догадался, что скрывалось за этой «л», о которую Ламберт пару раз запинался. А за ней скрывался омега, на котором Геральт, вероятно, поставил крест — по крайней мере, он сделал это довольно жестким способом.       — Он уже меня впечатлил, — хмыкнул Геральт, отпив медовухи.       Ламберт продолжал многозначительно улыбаться.       От тренировки он отказался и поспешил к Лютику с остывающим обедом. Тот, казалось, проснулся совсем недавно. На поцелуй Ламберта он сонно промычал и открыл глаза. Не спал, но, вероятно, дремал. Ламберт поставил поднос и помог Лютику привстать. Потрогал губами его лоб и кивнул. Температура снова немного спала.       — Так губы сушит ужасно… и глаза тоже, но они к тому же еще и слезятся, — пожаловался Лютик.       — Пойду подогрею тебе воды с лимоном побольше. Ты очень мало пьешь.       — Потому что горло болит.       — Понял тебя. Скоро буду, жди. Пока ешь.       Лютик кивнул, а Ламберт быстро спустился и сделал для Лютика огромную чашку чая с медом, и отдельно — теплую воду с лимоном.       После обеда Лютик выпил почти залпом воду, а после принялся к чаю. Ламберт подобрался к нему чуть ближе и обнял за плечи.       — Тебе лучше?       — Уже намного, — прикрыл глаза Лютик, улыбаясь. — Так хорошо, когда ты рядом. Спокойно, тепло, будто бы я дома…       Он теснее прижался к нему, обнял крепко, спрятал лицо в его шее. Ламберт улыбнулся. Очевидно, раз Лютик болел, то нуждался в гнезде. А Лютик словно уже и не думал, что можно устроить себе удобное место здесь, в кровати — не было необходимости, ведь Ламберт рядом и он спрячет его от всего мира. И Ламберт прятал.       — Тут есть что-то… милое… — тихо сказал Лютик, щекотя его шею своим дыханием.       — М? — отозвался Ламберт.       — Я лежу, ничего не делаю и просто отдыхаю. И тут тихо. Я уже забыл, что так бывает. Даже в замках, где мы бывали, в одно время становились шумно. Но тут всегда тихо! Мне очень это нравится.       — Хм… — протянул Ламберт. — Значит, тебе нравятся спокойные места.       — Конечно. Тебе нет?       — Главное, чтобы ты рядом.       Немного помолчав, Лютик сказал:       — Ты меня очень сильно вдохновил на песню. Она пришла мне на ум после недели нашего близкого знакомства. У меня тогда уже был готов припев и идея куплета. Я почти ее закончил… жду не дождусь, когда выздоровею и смогу ее дописать. Хотя она, наверное, уже не так актуальна… Точнее, ее смысл.       Ламберт рассеянно моргнул и уточнил:       — Ты написал… мне песню?       Лютик чуть отпрянул, чтобы видеть его лицо, и улыбнулся.       — Да. Тебе, о тебе. О нас, — он поцеловал его в кончик носа.       Ламберт крепче прижал его к себе и уверенно сказал:       — Жду не дождусь ее услышать.       — Конечно, — Лютик улыбнулся и положил голову на его плечо.       К вечеру Лютик все еще был не в состоянии, чтобы спуститься на ужин, однако у него было чуть больше сил, так что Ламберт взял его на небольшою прогулу по замку. В коридорах было прохладно и свежо, и Лютик, мучавшийся от жара, облегченно выдохнул, когда они вышли в коридор и прохладный воздух коснулся его кожи.       Ламберт проводил его вперед, к балконам, но не решился выйти на них. Тут стены защищали их от ветра, а на балконе такой защиты не было. Лютик положил голову на его плечо и попытался всмотреться в пейзаж, который открывался им с такого расстояния.       — И все-таки здесь красиво. Это особенное место.       Ламберт накрыл его руки своей и сказал:       — Да. Что-то особенно тут есть.       По крайней мере, если не думать о прошлом этого места… От воспоминаний его передернуло, но Лютик, решив, что это холода, лишь тщательнее к нему прижался, стараясь согреть собой. Ламберт поцеловал его горячий лоб и прикрыл глаза. В Лютике можно было спрятаться даже от самых страшных кошмаров прошлого.                    Лютик более-менее оклемался к обеду следующего дня. У него все еще было не очень много сил и, все-таки, он все еще болел, но он сам выявил желании отобедать со всеми и познакомиться с его друзьями. Ламберт не стал противиться. В конце концов, не мог же он прятать Лютика так долго ото всех! Хотя порой что-то звериное, почти животное отчаянно бы хотело укрыть Лютика от всех их взглядов. Мысль, что кому-нибудь Лютик мог приглянуться (этого не могло не случиться!) выводила его из себя, но Ламберт пытался собраться и повторял себе, что Лютику больше никто не нужен. Он любит его и не полюбит другого мужчину. Эта мысль казалась такой простой, такой очевидной, что тут же успокаивала.       Так что он спокойно пошел с Лютиком на обед. Когда они вошли, стол только накрывали. Кажется, сегодня на побегушках был Геральт — его не было в комнате.       — Неужели! — довольно сказал Койон. — Кого я вижу! Ты вывел свою спящую красавицу!       — Не язви мне тут, — сощурился недовольно Ламберт.       — Все в порядке, — Лютик улыбнулся одной из своих очаровательных улыбок. Та самая улыбка, которая, Ламберт клянется, и внесла немалый вклад в то, что теперь Ламберт был без ума от него.       Она подействовала определенно верным способом. Эскель и Койон осмотрели Лютика заинтересованными взглядами. Так альфа смотрит на то, что ему очень нравится и симпатично. Конечно, Ламберт был к этому готов. Лютик очарователен, прекрасен, он — шедевр! Если бы они так не смотрели на Лютика, то это было бы почти оскорбление.       Койон сказал, окончив свой осмотр:       — Итак, сразу могу сказать, молодой человек, — он обращался к Лютику, — этот мужлан вас не заслужил. Но какое счастье, что вы еще не обвенчаны! У вас есть возможность выбрать более интересный вариант!       Лютик тихо рассмеялся — по интонации и виду Койона тот сразу понял, что он шутил, и, в конце концов, ему показалось это и вправду смешным.       Не успел Ламберт пригрозить своим кинжалом, Лютик сказал:       — Неправда. Ламберт очарователен. Лучшего жениха быть у меня не могло.       Ламберт стоял, с прямой осанкой, и весь трепетал от восторга. То, как сейчас выглядел Лютик — это что-то необъяснимое! Идеальный, прекрасный, целый шедевр, с мягкой улыбкой, мелодичным голосом, притягивающий к себе, и он, это произведение искусства, с такой гордостью снова назвал Ламберта своим женихом! О, Ламберт был горд собой, горд Лютиком, горд тем, как все это выглядело.       А потом сказка… треснула. Немного пошла не туда, когда в комнату вошел Геральт и, чуть не выронив кружки с медовухой, крякнув:       — Лютик?!       Лютик посмотрел на него — спокойно. Койон и Эскель, пораженные, замерли и почти одновременно крикнули:       — Тот самый Лютик?!       И в этот момент Лютик напрягся. Он крепче сжал руку Ламберта и посмотрел на него испуганно, почти умоляюще. Лютик очень ценил то, как ему удалось измениться, что он научился понимать шутки чуть лучше, что стал чувствовать себя спокойнее, перестал считать себя странным и глупым, и вот, люди, которых он не знал, знали его. Знали его как глупого, неуверенного омегу. Бесполезного, беспомощного. То, каким он был, пока он не выучил настоящего себя через Ламберта.       Он пристыженно опустил взгляд, поджал губы.       Геральт, все еще пораженный, сбитый с толку и удивленный, сказал:       — Нет, ты шутишь! Ты не можешь быть помолвленным с Лютиком! Да как…              Он замолчал, пораженный, и, чтоб все-таки не выронить напитки, быстро подошел к столу и с грохотом поставил кружки. Ламберт проследил за этим, сам чувствуя, как Лютик рядом с ним будто уменьшился, снова его откинуло назад на те долгие месяцы назад, когда Ламберт встретил его в таверне — брошенного, уставшего, болезненно-бледного.       Повисла пауза, пока Геральт ошарашенно смотрел на Лютика. Вероятно, Геральт хотел убежать. Исчезнуть.       Паузу прервал Лютик.       — Не тот самый Лютик, — сказал он тихо, но уверенно. — Мне не очень приятно, что Геральт сплетничал обо мне, рассказывал вам невесть что, выставлял меня, наверное, виноватым во всем. Говорил наверняка все те гадости, что он периодически говорил мне, когда вся проблема была в том, что Геральт не умел говорить словами через рот. Мне все это очень неприятно, но, я надеюсь, вы будете выше этого и не будете строить свои суждения обо мне по непонятным рассказам. А если вы все-таки верите Геральту, то я предпочту пообедать в одиночестве и не утруждать вас своей компанией.       Все опешили еще больше, особенно Ламберт. То, как Лютик говорил — так спокойно, тише, чем нужно, но с такой непонятной уверенностью, будто полным отсутствием интереса, что ж о нем на самом деле думают, но с гордостью, чтобы не общаться с людьми, которые имеют о нем исковерканное мнение.       На самом деле, это было великолепно.       Первым пришел в себя Эскель.       — Никто ничего плохого о тебе не думал. Прежде всего я думал о том, что ты был юн, а значит — неопытен и просто не знал, как жить и общаться с ведьмаком. Я считаю, есть разница между идиотизмом и неопытностью. Это же я и высказал Геральту.       Геральт, как в трансе, кивнул.       Лютик немного поколебался, но сделал шаг вперед, и Ламберт, опомнившись, провел его к столу, отодвинув для него стул, ощущая себя пристыженным. Он никак не защитил Лютика, ничего не сказал в ответ! Он поджал губы и, когда Лютик сел, присел рядом. Когда все уселись, Койон сказал:       — Что ж ты, значится, Лютик. Я Койон. Это — Эскель. Геральта, так уж вышло, ты уже знаешь.       Лютик кивнул. Несмотря на то, что держался он хорошо, было видно, что он расстроен. Еще бы! Он хотел показать прекрасно нового себя, сильного и уверенного, а тут все, оказывается, знали, каким он был на самом деле.       — И все-таки… что ты обо мне успел рассказать? — спросил Лютик, не притрагиваясь к еде. Очевидно, аппетит у него пропал.       Геральт поднял на него напряженный взгляд, будто бы он сам пока не знал, что ему думать и как себя вести.       — Ничего, что не было бы неправдой.       — Думаю, не стоит ворошить прошлое, — улыбнулся Эскель. — Лютик, вероятно, очень сильно изменился.       — Возможно, — хмыкнул Геральт. Он казался будто бы… раздраженным. — И как вы познакомились?       — В таверне, — пожал плечами Ламберт. — Я остановился там же, где был он, вот и познакомились.       — Нет, стой, — Геральт покачал головой и посмотрел на Лютика. — Как же ты выживал без меня-то, а? Ты, все-таки, больше жил на мои деньги. Сколько ты без меня выживал? И, судя по всему, нормально же как-то жил! И не надо было тебе деньги ни у кого просить!       — Геральт, — грубо пробасил Ламберт. — Аккуратнее.       Геральт бросил в его сторону раздраженный взгляд.       — Поверь, мне просто искренне интересно! Лютик, думаю, понимает, что я имею право злиться!       — Не имеешь, — фыркнул Ламберт. — Со мной почему-то таких проблем, как у тебя, у Лютика не случалось!       — Ну, тут два варианта. Либо он сидел у тебя на шее, а тебе и в радость, либо с тебя, наоборот, содрать лишние деньги было не так уж и легко. Думаешь, я не знаю, о чем вы думаете? Сейчас все увидели Лютика и подумали: какой же он хорошенький! А Геральт, наверное, мудак. Хорошо, Геральт мудак, но Геральт Лютика тащил на себе полгода! Пока у Лютика то голова болит, то устал, то еще что! Все траты были на мне. Или, хочешь сказать, что это было не так?       — Я не отрицаю, что у вас там что-то не сложилось! — взмахнул рукой Ламберт. — Но если тебя все так не устраивало, то ты мог ему прямо сказать!       — И что бы изменилось? Откуда бы взялись у Лютика деньги?       — Оттуда же, откуда они брались без тебя!       — Может это я виноват, что он у меня на шее сидел? Уж извините, он мне нравился, он мне искренне нравился! Я его даже обожал! Но мои нервы не были бесконечны, и деньги я не рисую! В какой-то момент я уже просто устал от этого!       Ламберт хотел ответить, но Лютик коснулся его руки, тихо сказав:       — Я пойду.       Ламберт замер, хотел попросить этого не делать, но обед уже был безнадежно испорчен. Заставить остаться Лютика было бы значит надавить на него, кроме того, больше ничего хорошего от обеда ждать не приходилось. Лютик может только еще каких неприятных для себя вещей услышать.       — Хорошо. Я скоро буду. Приляг и поспи, если снова жар.       Лютик кивнул и неловко встал. Пока он не скрылся, все они молчали, а после Ламберт поднял на Геральта напряженный взгляд.       — Ну и зачем ты это начал? Никто тебя ни в чем не обвинял.       — Думаешь, я не знаю, что вы все думаете? Знаю, я и сам о себе такого же мнения, но вы не знаете, какой это был ад!       — Геральт, — прервал его Эскель. — И все-таки Лютик — омега. Юный омега.       — Это повод, чтобы сидеть у меня на шее?       — Это повод, чтобы не портить ему аппетит и не винить его во всех грехах при нем так, будто его здесь нет, — хмуро сказал Эскель. Он, кажется, сам здорово разозлился из-за поведения Геральта. Геральта, обычного спокойного и взвешенного.       — В самом деле, что с тобой случилось? — спросил Койон. — Ты обычно спокойный, взвешенный, что ли. А это что? Лютик тебе и слова кривого не сказал, а ты давай нести эту ахинею.       — Это не ахинея!       — Разумеется, — неловко сказал Койон. — Но было много факторов, по которым ты должен был промолчать. Лютик, во-первых, омега, во-вторых, он болен, в-третьих, он омега Ламберта, в-четвертых, он тебя ни в чем не обвинял. Что случилось?       И все-таки да, что-то случилось. Что-то явилось для Геральта триггером, из-за которого он сорвался. Не сам Лютик, не прошлое и даже не мнения других о том, какой он плохой, так плохо обращался с Лютиком. Было что-то другое. Что-то, из-за чего Геральт будто с ума сошел.       — Извините, — сказал он сквозь зубы. — Видимо, встал не с той ноги. Передай Лютику мои извинения, —снова процедил он кое-как, а после встал и быстро удалился.              Ламберт откинулся на стул и с удивлением смотрел на стол.       — Пиздец, — подытожил он.       — Надеюсь, Лютик сможет войти в положение… — задумчиво протянул Койон. — С Геральтом явно что-то не так. Может, что-то случилось?       — Ага, хер утром не встал. Что еще могло здесь случиться? Ну, в худшем случае, на него обвалился потолок, пока он спал.       Эскель кратко улыбнулся.       — Надо будет с ним поговорить.       — Поговорю, — кивнул Ламберт.       — Ты уверен, что ты должен говорить? — уточнил Эскель.       — При всем моем уважении к тебе, Эскель, тут речь о моем омеге, и я хотел бы сам отстоять его честь.       Эскель хмыкнул и пожал плечами.       — Как хочешь, — он посмотрел на пустое место Лютика. — И все-таки попроси у Лютика от нашего лица прощение.              Ламберт кивнул. А потом раздались шаги, по которым Ламберт понял — Весемир. За это время они не пресекались. Другие ведьмаки наверняка видели его часто, но Ламберт, который проводил все время с Лютиком, до сих пор не встретил его.       Так что он встал, чтобы поздороваться и пожать ему руку. Весемир по-отечески улыбнулся ему и спросил:       — Мне рассказывали, что ты помолвлен?       — Всегда знал, что альфы — те еще сплетники, — фыркнул Ламберт. — Да, это так.       — Скоро планируете свадьбу?       — Не знаю. К лету, наверное. Надо решить вопросы некоторые.       Весемир кивнул, и Ламберт видел по нему, что тот, казалось, будто бы был горд за Ламберта и счастлив, что кто-то из его названных сыновей так внезапно влился в человеческую жизнь.       — Он тут?       — Да. Просто сейчас он болеет.       — О, понимаю, с такими-то морозами. Ему не нужны лекарства?       — Нет, ему уже легче. Думаю, скоро познакомлю вас.       — Он юн?       — Восемнадцать.       Весемир не скрыл удивления.       — Неужели? Такой молодой?       Ламберт рассеянно пожал плечами.       — Сначала я влюбился, потом узнал возраст.       Весемир тихо рассмеялся и кивнул. И все-таки он был счастлив за Ламберта.