Сердце из хрусталя

      Дальше обед прошел, на удивление, без происшествий. Он кратко рассказал, как они встретились, как сошлись, о их планах и кратко о Лютике — да, он в самом деле немного… особенный, но это вовсе не плохо. Он не глупый, наоборот — очень образованный и интересный. А после Ламберт поспешил к Лютику. Он хотел пойти за ним сразу же, но отчего-то понял: самому уходить будет некрасиво, кроме того, ему казалось, что Лютику надо какое-то время побыть одному.       Так что после обеда он крайне спешил к Лютику. Зайдя в комнату, он обнаружил Лютика у окна, немного зажатого, обнявшего себя руками, будто пытался себя согреть. Ламберт прикрыл дверь и аккуратно подошел к нему со спины. Лютик вздрогнул, и Ламберт увлек его в свои объятья, закрывая от всего мира. Поцеловав его волосы, он спросил:       — Плакал?       Лютик повременил с ответом, а потом признался:       — Немного… сам не знаю, из-за чего. Просто было так обидно и неприятно… Не знаю.       — Понимаю. Геральт снова повел себя, как скотина. Не понимаю, что с ним. Вести себя как скотина — моя привилегия.       Лютик глухо шмыгнул и повернулся к нему.       — Не говори так. Ты прекрасный человек и мужчина.       Ламберт улыбнулся и, убрав волосы с его лба, поцеловал в него и крепче к себе прижал, погладив по спине.       — Да. Для тебя. Но по жизни я… Ну, кхм, сложный человек.       Лютик смято улыбнулся.       — Уверен, это все глупости. Я знаю, что со мной ты настоящий. Ты вовсе не менялся — по крайней мере, не кардинально. Просто со мной ты мог расслабиться. Вот так я думаю.       — Прекрасные мысли, — улыбнулся ему Ламберт, приободряя. А потом сказал: — Я помню, ты просил этого не делать, но я все-таки поговорю с Геральтом.       Лютик поднял на него нерешительный взгляд. Будто бы решение Ламберта не казалась ему больше плохим, но он все еще сомневался.       — Это нужно сделать. Мне кажется, Геральт сам не понимает, что происходит. А если это будет портить нам каждый вечер? Мои друзья… не плохие люди. Да, специфичные, как и я сам, но не плохие. Я бы хотел, чтобы ты смог поладить с ними. А если на каждом ужине Геральт будет тебя обвинять во всех грехах — то это далеко не уйдет.       Лютик покачал головой.       — Я согласен с тобой, но с Геральтом — тоже. С ним я вел себя не самым достойным образом, — признался он. — Я это понимал и во время, и после, просто… Казалось, что я не могу по-другому, не хватало сил, характера — всего. Геральт имеет полное право злиться. Он много для меня сделал, просто… Тебе может казаться иначе.       Ламберт тяжело выдохнул, прикрыв глаза.       — Не знаю, — покачал он головой. — Выясню это с Геральтом.       — Мне ты не веришь, значит?       — Верю. Просто у кого-то, уж извини, в плане этой темы в голове немного так насрано.       — Грубо!       — Грубо это то, как ты постоянно пытаешься сказать о себе, какой ты плохой. Все, закроем тему, не хочу это обсуждать.       Лютик положил голову на его плечо и прошептал:       — Прости, я не хотел тебя злить.       — Все в порядке. Конечно ты не хотел, — он поцеловал его в висок, укачивая в своих руках, и решил для себя, что с Лютиком обсуждать это пока не имело смысла. Ему надо услышать версию Геральта. Не то чтобы она прольет свет истины, но просто слова Лютика порой казались… однобокими. — Хочешь немного погулять?       Лютик покачал головой.       — Все еще неважно себя чувствуешь?       — Немного… Я лучше прилягу.       — Подогреть тебе поесть? Ты почти и не коснулся своей порции.       Лютик немного подумал, а после кивнул, соглашаясь. Да, очевидно, он был голоден, так что ел он быстро и даже жадно, что для него было несвойственно — Лютик редко проявлял к еде такое сильное желание. Ламберт сидел рядом, рассказывая разные факты о Эскеле или Койоне.       — Ты ведь еще с Весемиром так и не познакомился, — опомнился Ламберт.       — Весемир? Еще один твой друг? — спросил Лютик, отложив тарелку и отпив воды, а после похлопал Ламберту рядом с собой.       Улыбаясь, Ламберт подлез к нему ближе и прижал к своей груди. Лютик устроился рядом с ним, как довольная кошка.       — Не совсем. Не друг. Он был… нашим учителем одно время. Он искренне считает нас своими сыновьями.       — Как мило, — улыбнулся Лютик. — Но, судя по твоей интонации, ты не разделяешь эту позицию?       Ламберт немного помолчал, а потом признался:       — По правде говоря — да. У меня скверное к нему отношение. Как и его ко мне. На самом деле, если ты поговоришь с каждым из них, то мало лестного обо мне услышать. Но не волнуйся, это вполне заслуженно.       Лютик поднял голову, чтобы посмотреть ему в глаза, и сказал:       — Нет, не верю.       — Сам проверь.       — Я не про это. Ты считаешь себя плохим и…       — Лютик, это ты считаешь меня хорошим, и я знаю, что вполне заслужено, — он взял его за подбородок, чтобы поцеловать, и уже после сказал: — Потому что с тобой мне стало намного легче и проще. Меня перестало все злить, я перестал со всего раздражаться, я больше не испытывал желания… делать людям больно.       Лютик широко раскрыл глаза, и Ламберт смог только виновато улыбнуться и сказать:       — Я просто хотел причинить людям то, в чем жил сам годами. Ведь мне казалось это несправедливым, что больно было только мне, а они ходят и улыбаются. Вот и все. Я не считаю, что за это меня можно судить.              Лютик снова положил голову на его грудь, но не отрывая взгляда от его глаз.       — Я не знаю, что с тобой произошло, но, вероятно, это был самый настоящий ад. И это этот ад сделал тебя тем, о ком все плохо отзывались. Я уверен, то, какой ты сейчас со мной — это лишь то, каким ты мог бы стать, если бы не все то, что ты пережил.       — Наверное… Я просто говорю это, чтобы ты не питал иллюзий. Я в самом деле плохой человек. Обычно. Но ты делаешь со мной что-то невероятное.       Лютик тяжело выдохнул и крепче его обнял.       — Хотел бы я вернуть твое детство и спасти тебя от всех бед, подарить тебе всю ту любовь, что ты так и не смог получить…       Ламберт улыбнулся от этих слов, в груди что-то приятно потянуло. Он поцеловал Лютика в макушку и сказал:       — Прошлого не вернуть, зато ты с этим чудесно справляешься сейчас.       Лютик тяжело выдохнул:       — Надеюсь.       Ламберт откинул голову на подушки и посмотрел в потолок, гладя Лютика по плечу, слушая его дыхание, чувствуя тепло его тела. С Лютиком было так хорошо и уютно, так тепло, будто бы Лютик каким-то образом, сам того не понимая, отводил от Ламберта все плохие мысли, и Ламберт просто был. Здесь и сейчас, в безопасности и тепле. Он прикрыл глаза, ощущая приятную сонливость.       Лютик отказался спускаться на ужин, сославшийся на то, что все еще плохо себя чувствует. Ламберт, впрочем, уговаривать его не стал. Он так и не поговорил с Геральтом — просто забыл, и ему бы не очень хотелось, чтобы всем снова испортили настроение. Так что они ужинали вдвоем. Ламберт подогрел для них двоих вина — вечерами холодало, так что Ламберт особенно налегал на согревающие напитки. Лютик тоже оценил напиток.       — Необычный вкус, — протянул он, снова пробуя вино.       — Добавил туда всяких штук. Корица, мед, гвоздика — все такое. Называю это «специи для вина». Не понимаю, почему никто не добавляет такое в вино? Вкус выходит совсем другим!       — Может и добавляют, просто называют это другим названием и продают, — улыбнулся Лютик и поднял голову, оглядывая комнату. — И все-таки грустная это комната.       — Знаю, — согласился Ламберт, жуя мясо. — Но тут особо нечем ее преобразовывать. Так что… вот.       — Совсем нечем?       — Совсем.       — Может есть где-нибудь ткань?       — Где-нибудь есть, — кивнул Ламберт. — Тебе зачем?       — Сошью шторы какие-нибудь милые и интересные. И покрывало для кровати — если найдется более яркая ткань. Сюда бы еще ковер…       — Может и ковер найтись.       Лютик удивленно на него посмотрел и Ламберт пояснил:       — Каэр Морхен не всегда был таким. Было… нападение. Его разворотили, половину замка уничтожили. После того, как… как мы избавились от трупов, мы и убрали весь оставшийся хлам. Были ковры, подсвечники…       — Столько вещей! И ты говоришь, что украсить комнату нечем!       — Ну… я имел ввиду, что картин у нас нет…       — Какие картины? — устало выдохнул Лютик. — Завтра обязательно покажешь, где это все лежит.       — Хорошо, но ты ведь понимаешь, что там это лежит уже не один год? Все в пыли, паутине, пауках… конце концов, там крысы…       Лютик посмотрел на него, и Ламберт понял, что пыла у него сразу же поубавилось. Да, вероятно, Лютик не сразу понял, что Ламберт отведет его не в магазин, где все чистое и красиво, а в разваленную часть замка, куда никто не совался уже черт знает сколько.       — Я пойду с тобой. Будешь тыкать, что тебе нужно, а я буду доставать.       — Спасибо, — Лютик довольно улыбнулся.       — Я бы в любом случае с тобой бы пошел. Там часть замка старая, обвалится еще не дай Бог, упадешь, сломаешь себе что.       Лютик, довольный, закивал и оглядел комнату.       — А грязь отмою.       — Тяжко тебе придется с этим.       — Ничего страшного, зато комната будет выглядеть получше. А то как в тюрьме.       — Зато тихо!       — Это да, но эти стены уже давить начинают, — рассмеялся Лютик, допив вино и принявшись доедать картофель, облизнувшись. — Кто готовил? Очень вкусно.       — Эскель. Он часто готовит, потому что, вероятно, единственный, кто делает это хорошо. Ему вроде как даже нравится.       — Как выздоровею, я могу начать помогать на кухне. Я… не умею и не знаю, как готовить, но если он меня научит…       — Думаю, он будет рад. И я буду очень рад попробовать твою готовку.       — Купили бы домик, каждый день бы мое пробовал!       Ламберт рассмеялся.       — Мы же это уже обсуждали.       — Да, конечно, — тяжело выдохнул Лютик, опустив голову. — Но если когда-нибудь… — и он задумчиво посмотрел на кольцо на своем пальце.       — Когда-нибудь, — все-таки согласился Ламберт. Он аккуратно взял руку Лютика в свою и провел пальцем по кольцу. Нахмурился.       — Что-то не так?       — Просто… думаю.       — О чем?       Ламберт тяжело выдохнул и, взяв его руку в свою, поцеловал его в кольцо, и снова сжал его ладонь.       — О нас.       — И что же заставило тебя из мыслей о нас хмуриться?       — Думаю о том, как все дальше сложится.       — Чудесно сложится, — убедил его Лютик.       — Этого я и боюсь, — усмехнулся Ламберт и посмотрел ничего не понимающему Лютику в глаза. — Боюсь, что ты стареешь, а я… нет.       Лютик поджал губы и кивнул.       — И боюсь, что в конце концов в какой-то момент тебя очень разочарует то, что я не могу… дать тебе ребенка.       Лютик молчал, опустив плечи и уголки губ, смотря в сторону. Он уже не врал, что все эти вещи его совсем не трогали. Конечно боялся, разумеется, но понимал, что не был готов из-за этого отказываться от Ламберта.       — Не знаю, что и думать, — тяжело выдохнул Ламберт. — Я счастлив с тобой, и уверен, что так будет всегда, пока мы рядом, но все эти вещи… Думать о тебе, о твоей грусти, когда ты будешь готов к ребенку, но мы не сможем. И думать обо мне самом, который будет смотреть, как из тебя будет уходить жизнь, а мне надо будет жить как-то дальше.       Лютик молча накрыл его руку своей и покачал головой, будто просил не говорить этого всего вслух. Но Ламберт не мог молчать о том, что так сильно его ранило.       — Разве ты не думаешь об этом? Тебя не мучает это?       — Не знаю, — признался Лютик. — Я просто надеюсь…       — Надеешься на что? — изумился Ламберт.       — На то, что в итоге все будет хорошо. Я так чувствую.       — И как ты видишь это «хорошо»? — уточнил Ламберт. Он прекрасно понимал варианты этого «хорошо», и что некоторые из них могли причинить им сейчас боль.       — Хорошо в лучшем варианте, — прошептал Лютик. Он говорил тихо, боясь показаться идиотом. — Чувствую, что все у нас будет правильно.       Ламберт помрачнел.       — Ты надеешься, что все-таки сможешь забеременеть от меня? — уточнил он, совсем не утешенный такой надеждой. Бессмысленные надежды только в начале приносят облегчение, а дальше, с каждым годом, становятся лишь тяжелее и невыносимее, отчаяннее.       Лютик кивнул и опустил взгляд. Ламберт тяжело выдохнул, прикрыв глаза.       — Не злись, — попросил Лютик.       — Я не злюсь, — он поднял его руку и расцеловал его пальцы. — Я просто боюсь, что в один момент твои надежды превратятся в боль, в очень сильную боль.       — Это будут мои проблемы, — решительно сказал Лютик.       — С которыми мы должны будем бороться вместе.       — Я не могу просто отказаться от этого. Это чувство настолько же априорно, как и знание, что я люблю тебя.       Ламберт покачал головой.       — Я не смогу тебя отговорить?       — Не сможешь, — уверенно сказал Лютик.       Ламберт кивнул.       — Что ж, ладно… Но помни об истине.       — У нас будет своя истина.       Ламберт посмотрел ему в глаза и тяжело выдохнул. Притянул Лютика к себе ближе и поцеловал его. Отстранившись, он сказал:       — Ты можешь мечтать о чем угодно, я просто не хочу, чтобы тебе потом было больно.       Лютик кратко улыбнулся.       — Не будет. Обещаю.       Ламберт тяжело выдохнул. Ну и что он мог говорить против Лютиковой интуиции и надежд? Но, вероятно, в какой-то момент это все решится само собой. Ведь, рано или поздно, у них случится… близость, в последствии которой Лютик поймет, что не может иметь ребенка от Ламберта. А пока — пусть верит, если так ему будет легче. Ламберт продолжил целовать его пальцы, пока Лютик смотрел на него с любовью и нежностью.       Ламберт выловил Геральта после тренировки. Лютик снова не пошел на завтрак. Он почти выздоровел, но идти, вероятно, отказывался из-за Геральта. Ламберта это уже злить начинало. Ему хотелось включить Лютика в их жизнь, чтобы ему было чем заняться, что поделать, а Лютик днями из комнаты не выходит из-за Геральта!       Ламберт отставил меч в сторону и сделал знак Геральту. Тот будто бы сначала подумал, что хочет сделать вид, что не заметил, но после, чуть поколебавшись, пошел к нему. Ламберт размял руки и сказал:       — Диалог есть.       — Очевидно, что он у тебя есть, — кивнул Геральт.       — В общем… это по поводу Лютика.       — Разумеется.       — Что тогда было? Зачем ты на него сорвался? Он тебе и слова не сказал.       Геральт сначала не ответил. Нахмурился и уставился взглядом в другую от Ламберта сторону. Потом пожал плечами.       — Меня многое разозлило в тот день. Вот я и вспылил.       — Что именно? Сам Лютик?       — Нет. Понимаешь… Он был мне очень симпатичен. Как омега. Очень.       Ламберт опешил. Так Геральту тоже нравился Лютик?! Из-за всех рассказов Лютика Ламберт в конце концов пришел к выводу, что Лютик не нравился Геральту, иначе, по логике, у них бы должен был начаться роман! Они ведь нравились друг другу, как так могло выйти, что ничего не вышло?       — Что тебя так удивляет? Лютик хорош.       Ламберт нахмурился.       — Воздержись от оценочных суждений в отношении моего омеги.       Геральт фыркнул.       — Просто… как так вышло, что у вас ничего не было?       — В смысле? — не понял Геральт. — А почему должно было? Лютик не воспринимал меня как мужчину.       — Вообще-то… воспринимал. Он рассказал мне, что ты ему нравился.       Теперь опешил Геральт. Он уставился на Ламберта, не моргая. Потом покачал головой и сказал:       — Бред.       — Я не вру!       — Все равно бред. Ты что, думаешь, я не оказывал ему знаков внимания? Оказывал! Ноль реакции.       — Лютику… сложно понять намеки и знаки внимания, если они слишком прозрачны, — сказал Ламберт.       — Я очень прямолинейный человек, ты это знаешь.       — Да, но… был ли ты при этом груб?       — Не знаю, может быть. Это бывает в моем характере.       — Вероятно, Лютик счел, что мужчина не может одновременно и симпатизировать ему, и грубить.       — В некоторых ситуациях невозможно было не грубить! — взорвался Геральт и тут же вывалил всю историю с его глаз.       Как у Лютика денег не бывало по неделям, как он вечно мешал своими бесконечными разговорами, что то отталкивал, то сам обижался на то, что на этот раз отталкивают его. Как порой из-за него у Геральта пропадала работа. Ламберт стоял, слушал и не верил, что все это Геральт рассказывал про Лютика. И при этом он и не думал, что Геральт врал. У Геральта для этого не было достаточно веской причины.       — И как тут не грубить?! Да, Лютик хорош, хорош, как закат, рассвет, как все лучшие вещи в мире, разумеется! Но со мной это был ленивый, болтливый инфантил!       Ламберт вроде как и разозлился на такие слова, а вроде как и нет — слишком далекими они были от Лютика, чтобы Ламберт в самом деле воспринимал их как относящиеся к нему. Пораженный, Ламберт покачал головой.       — Звучит в самом деле скверно.       Геральт кивнул.       — Поэтому я злился. Злился на то, что ты смог добиться Лютика, когда мне о таком можно было только мечтать, злился, что у вас все так хорошо. Меня злило, что теперь я буду мудаком в глазах всех. В конце концов, меня злило напоминание о собственном поступке. То, что я сделал — не имеет оправдания.       — О, так ты это понимаешь? — удивился Ламберт.       — Разумеется. Два дня я уговаривал себя просто сказать ему все в глаза, но как? Он снова будет просить не бросать его, вот я и… струсил.       — Думаю, ты просто должен попросить перед Лютиком прощения…       Геральт уставился на него таким взглядом, будто бы Ламберт сказал какой-то сущий бред.       — Что? Разве это не логично? Тебе ведь стыдно за то, как ты поступил. Значит, нужно извиниться.       Геральт медленно, растерянно моргнул, кивнул, потом пожал плечами. В итоге только сказал:       — Не знаю…       — Знаешь, Геральт, мне кажется, что ты ахуел, — нахмурился Ламберт. Его раздражало такое отношение к Лютику. Будто на самом деле Геральта вовсе не заботило состояние Лютика, его волновало то, что о нем, Геральте, люди подумают. — Ты поступил как свинья и, раз уж это понимаешь даже ты, то надо извиниться.       Геральт нахмурился пуще прежнего.       — Я понимаю, что это логично, но… — его будто бы передернуло. — Да не могу я твоего Лютика как нормального человека воспринимать! — в итоге вспылил Геральт.       Ламберт опешил и аж дар речи потерял, просто застыв на месте и глядя на Геральта. После секундного замешательства, разожглась дикая злость.       — Ты что, издеваешься?! — гаркнул Ламберт.       — А что ты хочешь? Я рад, очень рад, что с тобой Лютик ведет себя, как нормальный человек! Я же имел дело… вот с этим.       — Ты можешь хотя бы из уважения ко мне нормально о нем говорить?! — раздраженно пролаял Ламберт, не понимая, как Геральту вообще мозгов хватало такое говорить о его, Ламберта, омеге. Какого бы сам Ламберт не был мнения ни о Йеннифер, ни о Трисс — он позволял себе только быстрые, колкие шутки. Но Геральт на полном серьезе сказал, что не собирается относиться к Лютику, как к человеку. — Ты точно издеваешься! С твоей Йеннифер, значит, все должны носиться как с писаной торбой, и не дай Богиня кто-то пернет рядом с ней, а тебе, значит, можно такое говорить о моем близком человеке?!       Геральт замолк, затушевался, осознав, что в самом деле показал себя с очень… скверной стороны. Свинской. Так себя Ламберт бы даже не повел и год назад, и два — у всех были рамки, границы, которые никто никогда не пересекал, даже Ламберт. А Геральт так просто позволил себе так говорить?       Геральт откашлялся.       — Я не могу оценивать его как-то по-новому. Я знаю его… как того человека, которым он был со мной. А приятного от такого содружества было мало. Уж извини, в свое время мне от Лютика было больше вреда, чем пользы. Поэтому я злюсь, поэтому сержусь.       Ламберт стоял, как вкопанный, не понимая, как тут вообще можно говорить? Геральт отказывался воспринимать Лютика по-другому, будто был глубоко обиженным на то, что с ним, Геральтом, он был другим, что у них так ничего не вышло, а тут явился Ламберт с их великой любовью, и у Геральта тут же отвалилась жопа.       Поняв, что диалога не выйдет, Ламберт сказал:       — Хорошо. Ладно. Думай хоть задумайся о том, как Лютик тебя, бедного, угнетал, жить тебе не давал, но только попробуй еще раз рот в его сторону открыть — готовь ебало, сдерживаться не буду.       — Ты не ах…       — Я? Я, блять, ахуел?! Ты стоишь и мне в лицо выгоришь «да, знаешь, этот твой Лютик, ты с ним помолвлен, наверное, ты его любишь и он тебе дорог и, вероятно, тебе будет неприятно услышать что-то плохое, о нем, так вот — Лютик твой хуйня из-под коня. Скажу это и буду думать, что мне за это ничего не будет». Скажи спасибо, что я тебе сейчас в рожу не плюнул! Я вообще не понимаю, что с тобой! Как ты, имея такие отношения с Йеннифер, не давая никому и слова кривого сказать, сейчас стоишь и будто бы не понимаешь, что ведешь себя как дерьма кусок! Ты требуешь от нас всех чтобы мы на твою Йеннифер едва ли не молились, а сам можешь мне в лицо говорить о том, что Лютика ты как человека не воспринимаешь?!       — Не сравнивай ситуации! Вы Йеннифер и не знаете толком, а я с Лютиком вел близкое знакомство! Уж извини, что мне он своим присутствием сладости в жизнь не добавил и что меня до сих пор раздражает этот эпизод в моей жизни!       Ламберт немного постоял, подумал, решил, что Лютик, наверное, расстроится, если узнает. А потом он решил, что Лютик просто не узнает.       Поэтому они подрались.       Для Ламберта было уже делом чести прописать Геральту за такие высказывания о Лютике. Геральт, конечно, молча принимать не стал.       В конце концов, они ничего не решили, а вот Ламберт, глядя на свою разбитую губу, понял, что Лютик все-таки узнает. Он тяжело выдохнул, вытирая кровь. Ну, ничего страшного, на самом деле, он бы все равно не стал ничего скрывать от Лютика. Только скроет некие подробности в виде издержек из речи Геральта.       Вытерев губы от крови, он расслышал шаги и повернулся на звук. На пороге застыл Эскель и, оглядев его, вскинул бровь.       — Я нашел, кажется, связь между твоей губой и подбитым глазом Геральта.       Ламберт фыркнул.       — И что он тебе сказал?       — Что упал.       — Оригинально.       — Из-за чего был конфликт?       — Из-за того, что у Геральта слишком пиздлявый язык, — выругался Ламберт. — Нет, ты только подумай! В сторону Йеннифер мы и посмотреть косо права не имеем — и я это понимаю и принимаю — зато сам он про Лютика говорить может что хочет!       И, не дав Эскелю и слова сказать, пустился в рассказ. Ему надо было высказаться кому-то вот так — громко, с матами и со всеми подробностями. При Лютике он так… не хотел. Мог бы, но просто не хотел. Рядом с Лютиком хотелось сохранять весь тот уют, который Лютик умудрялся сотворить просто своим присутствием.       В конце рассказа Эскель неодобрительно покачал головой.       — Да, я в курсе всей этой ситуации между Геральтом и Лютиком, но не считаю это поводом… для такого поведения. В конце концов, Лютик — омега.       У Койона с Эскелем вообще какой-то бзик был с этими «омегами». В их глазах все они были какими-то хрупкими существами, на которых и прикрикнуть нельзя. Ламберт, в общем-то, в большинстве своем их мнение разделял, но некоторые… Некоторые его так выводили из себя, что сдерживать себя было проблематично! Он никогда не поднимал руку — никогда не сможет этого сделать после своего детства — но вся эта таинственная «хрупкость» для него исчезала и он мог и голос повысить, и на хуй послать. В общем, он просто считал, что некоторые люди, независимо от пола, те еще говнюки, и понимают только один язык — язык говнюков.       — Важно то, что Лютик мой омега. Я понимаю, видимо, Геральт счел, что раз я хер в Лютика не совал, значит у нас все несерьезно, но у нас все очень серьезно! Я что, по его мнению, предложение Лютику сделал от нечего делать?! Для меня это было тяжелое и серьезное решение, и раз уж я это сделал — очевидно, что у меня серьезные намерения!       Он прервался, когда услышал шаги, и Эскель тоже обернулся, а после дал пройти Лютику. Ламберт удивленно вскинул брови, быстро встал и подошел к нему.              — Лютик?       Он искренне удивился, ведь без него Лютик никогда никуда не спускался, ходил только по их этажу и в купальню.       — Что-то случилось?       — Что? Нет. Я просто проголодался и искал кухню… Потом я заблудился, но услышал, как ты ругался… Что-то случилось? Здравствуй, Эскель, — он кивнул Эскелю, немного смущённый тем, что не сразу обратил на него внимание. Увидев Ламберта, он обо всем тут же позабыл.       — Ничего не случилось. Пойдем накормим тебя.       — Я слышал ты говорил грубые вещи. И про меня что-то говорил. И про член.       Эскель невольно рассмеялся, а Ламберт смущенно поджал губы.       — Я обсуждал мысли Геральта. Я… чуть позже обсудим, ладно? — тяжело выдохнул Ламберт. — Как ты себя чувствуешь? Может, тебе лучше прилечь, я тебе все принесу.       — Я в порядке и, по правде говоря, умираю от скуки.       — Прости, с Геральтом заговорился.       — Ничего страшного, ты не обязан быть со мной всегда.       — Обязан, пока ты не найдешь, чем тут себя занять. Пойдем на кухню. Но лучше готовку доверить все-таки Эскелю.       — Ну, вероятно, как раз Лютик еще не устал от твоей лапши.       — Какой лапши? — удивился Лютик. — Он мне суп готовил только…       — Ты умеешь готовить суп?! — искренне удивлялся Эскель.       — Я… это была импровизация. К тому же невкусная.       — Вкусная! — возмутился Лютик.       — Что ж, ладно, это мы еще обсудим, — сощурился Эскель, и Лютик удивленно на него посмотрел.       Ламберт махнул рукой и, взяв Лютика за руку, повел на кухню. Как раз вышел хороший повод для Лютика познакомиться с Эскелем, тот раз даже с козлами каким-то образом ладит, то поладить с омегой, пусть и несколько особенной, для него тоже не составит труда.       Так и вышло. Они быстро нашли общий язык и Ламберт, с живущей под кожей неуверенностью, наблюдал за ними с легким страхом. Вдруг Лютик в самом деле передумает и уйдет вот, например, к Эскелю? Они так подходят друг другу! Эскель мягкий, деликатный, добрый, ему даже стараться не нужно было, чтобы найти к Лютику нужный подход! И Лютик рядом с ним улыбался, довольный такой.       О, Ламберт испугался до усрачки, что дружба Эскеля с Лютиком — лишнее. И не нужно им дружить! Вовсе не нужно! И он просто стоял, следя за ними, напряженно и взволнованно. В конце концов, когда еда была приготовлена и Лютик заодно и поел (он не поддавался уговорам Эскеля и отказывался пообедать вместе с ними). В конце концов Эскель сдался и сказал:       — Ладно. Тогда я пойду. А потом поговорю с Геральтом.              Он поднял взгляд на Ламберта, и тот только растерянно кивнул. В конце концов, у него ничего не вышло.       — Тогда ешь, Лютик, а я у тебя одолжу Ламберта. Отнеси выпивку, а?       Ламберт снова кивнул. Поцеловал Лютика в макушку и взял алкоголь, уместив четыре кружки в двух руках. Уже идя назад, его перехватил Эскель и сказал с улыбкой:       — Рад, что ты в самом деле его любишь.       Ламберт изумленно на него посмотрел.       — И как ты это понял?       — Не знаю. Просто увидел. Ты весь преобразился рядом с ним.       Ламберт кивнул и поспешил на кухню, чтобы пообедать с Лютиком. Обедать там было не слишком удобно, но в их распоряжении был небольшой столик и, если что, дополнительные порции еды.       Он сел напротив Лютика, и тот тут же спросил:       — Что у тебя с губой?       — Последствия диалога с Геральтом.       — Он тебя бил?!       — Он ответил на то, что его ударил я, — тяжело выдохнул Ламберт и пустился в объяснения: — Я просил его быть помягче с тобой и, желательно, засунуть все свои обиды себе в жопу. Надо же, мужику под шестьдесят, а он обижается на восемнадцатилетнего омегу!       Лютик внезапно улыбнулся и сказал:       — Ламберт, мне семнадцать. Но скоро восемнадцать.       Ламберт замер с раскрытым ртом, глядя на Лютика. Семнадцать! Семнадцать это вообще ни в какие ворота! Точнее, уже в очень даже какие, но просто… семнадцать! То есть, в начале… их отношений Лютику как раз было совсем семнадцать. Не почти-восемнадцать, а семнадцать!       Лютик сдавлено хихикнул.       — Тебя это так удивило?       — Я… Я… Ну… Мне тридцать, Лютик.       — Знаю. Морщинок совсем у тебя нет, — он мечтательно улыбнулся.       — И тебя это не смущает? Ты за… ты за тридцатилетнего замуж хочешь выйти!       Лютик изумленно на него посмотрел.       — Мою сестру, насколько я знаю, выдали в тринадцать. Ее жениху было сорок.       Ламберт побледнел.       — Тринадцать?.. Да там же… ничего нигде еще… никак!       — Нигде никак, — согласился Лютик. — Но такова судьбы людей из богатых и почетных родов. Все ради денег, титула… Это нас еще с нашими же родственниками не сводят. Я слышал, что в королевских семьях порой так и происходит… — сказал он на пониженных тонах, будто их кто-то подслушивал. — Так что я никогда не обдумывал эту сторону вопроса. И еще ты выглядишь очень молодо. Ну, это ведь ваши ведьмачьи причуды. То, как медленно вы стареете. И я был рад. Мой жених молодой и красивый! Я не мог мечтать о такой роскоши. А уж о том, чтобы он меня любил и уважал… И не использовал для продолжения рода, чтобы смотрел на меня так, как смотришь ты…       Лютик улыбнулся, а потом с теплотой в голосе сказал:       — Милый, если бы ты знал, какое ты для меня сокровище, ты бы никогда не подумал о том, что я не захочу выходить за тебя замуж. Я люблю тебя, ты любишь меня. Любой омега мне бы позавидовал.       Ламберта тронули все эти слова, но он все равно был искренне удивлен.       — Мне приятно это слышать, знать, что то, что я даю тебе — это, вероятно, многим лучше того, что ты бы мог получить в своей семьей, но я… Ты такой юный. Я думал, что между нами должна быть целая пропасть.       — Вероятно, — согласился Лютик. — Но на мою долю выпало достаточно испытаний. Я перестал быть излишне наивным и глупым в лет десять, не знаю. И когда каждый год становится все хуже — ты взрослеешь быстрее. Но когда появился ты — наконец стало лучше, я начал расслабляться и, знаешь, я впервые чувствую себя на свой возраст, — он взял руку Ламберта в свои, сжимая с какой-то благодарностью. — С тобой мне больше не надо защищаться. Спасибо тебе за это.       И, склонившись, он поцеловал Ламберта в тыльную сторону ладони. Ламберт смутился, растерялся, а после улыбнулся. Он накрыл руки Лютика своей второй рукой, мягко поглаживая их.       — В таком случае, в нашем случае, цифры — это просто цифры.       — Да. Вот такие мы особенные. Так что… если ты думал о том, что мои надежды на то, что я забеременею — глупые и наивные, что ж, возможно, так и есть. Но я хочу побыть глупым и наивным.       Ламберт кивнул.       — Или, может, ты это чувствуешь… как омега. Вы более чувствительны к этим темам.       — Было бы хорошо, будь это так.       — Но в таком случае… не рановато ли для детей?.. Я думал, ты бы захотел ребенка в двадцать пять или чуть позже.       Лютик изумленно на него посмотрел.       — Ламберт, если бы меня не выгнали из дома, если бы я не был прокаженным там, в пятнадцать я бы уже и родил.       — Жуть, — прошептал Ламберт. — Но сейчас тебе некуда спешить!       Лютик рассмеялся.       — Я думаю, если у нас что-то и получится, что я забеременею, но не в первый же раз. Вдруг Богиня все-таки услышит мои просьбы? Но ведь это случится не сразу же.       — А если сразу же? — выпалил Ламберт.       Они посмотрели друг на друга немного сбито с толку. Ламберт был уверен, что Лютик от него вообще не забеременеет, но то, с какой легкостью Лютик об этом говорил — это подтолкнуло на некоторые мысли и опасения.       Лютик в итоге сказал:       — Значит, так надо и я с большой радостью это приму. А ты?       — Разумеется я тоже.       Ламберт посмотрел Лютику в глаза и на миг что-то в нем дернулось в удивлении. Что-то в нем отказывалось верить в этот диалог. Как так вышло? Он ведьмак, который никогда не думал не то что о ребенке, а даже о браке, теперь сидит со своим будущем супругом, помолвленный, и вдруг так просто сказал, что да — он будет рад ребенку, будто думал об этом годами. Нет, он не думал, но сейчас, стоило открыть сердцу этот вопрос, как он во всей ясности осознал: да, он был бы абсолютно рад этому ребенку. Он бы стал ему лучшим отцом из всех возможных, не совершил бы те ошибки, что совершил его отец, не прибег бы к тем ужасам, никогда бы не поднял на него руку или голос. Он бы дал ему всю ту любовь, что так и не получил он сам в детстве. Да, он был рад, даже если бы это случилось в первый же раз. И, внезапно, эти мысли принесли приятное расслабление и даже радость.       Они улыбнулись друг другу, каждый прекрасно понимая, кто о чем думал. В сущности — об одном и том же.       — Я так счастлив, что мы вместе, — прошептал Лютик с какой-то благодарностью в голосе, с восторгом.       — И я. Я люблю тебя, свет мой.       — Я тоже тебя люблю, — Лютик смотрел на него с нежностью и безграничным доверием.       Богиня, Ламберт любил этого омегу всем сердцем. И любил то, что он в самом деле мог дать Лютику гораздо больше, чем то, что бы он мог получить. Он убедился, что он — лучший партнер для Лютика. Это придало ему уверенности в себе, в Лютике и в их будущем.       Начиная диалог о Геральте, они внезапно оказались здесь — еще ближе друг к другу, чем были раньше.