Сердце из хрусталя

      Несмотря на поздний час, король еще не спал.       — Прошу извинить за поздний визит! Нам срочно снова нужен чародей. Очень хороший.       Мужчина посмотрел на него, удивленный и сбитый с толку.       — Сэр, вы начинаете меня пугать.       — Спасибо. Я знаю. Ваша жена спит?       — Нет, у нее бессонница.       — Хорошо. То есть, ничего хорошего, просто, она тоже нужна. И чародей.       — Изволите сказать зачем?       — Надо проверить… одну теорию.       Мужчина тяжело выдохнул и встал, послав за чародеем. Чародей оказался чародейкой, и она оглядела Ламберта с легким замешательством. Пока не привели Амели, Ламберт описал ей свой запрос, и та сама будто бы оживилась.       — Надо же, а я об этом никогда не думала… как мы могли такое не проверить!              Ламберт рвано кивнул, возбужденный своим открытием. Если проклятье подтвердится, значит, в самом деле есть что искать и с чем бороться. До этого Ламберт, зная, что работал с догадкой, которая могла и не подтвердиться, не ощущал себя особо вдохновленным.       Но теперь…       Амели оказалась чиста, и Ламберт немного напрягся. Конечно, это могло означать, что причина еще в близких родственниках, дедушки и бабушки, тети и дяди, вариантов еще было много! Но далеко идти не пришлось.       В конце концов, чародейка сказала:       — Поздравляю, сэр.       Она обратилась к королю.       — На вас в самом деле проклятье. Очень… тонкое. С ума сойти, оно почти не ощутимо!       Амели пораженно ахнула и чуть не упала, но охранник поддержал ее и аккуратно усадил на стул. Георг удивленно смотрел на чародейку, потом осмотрел себя, покачал головой и снова на чародейку.       — Но я живу прекрасную жизнь! И никогда не ощущал никаких проблем!       Чародейка качнула головой.       — Проклятье… странное. Очень тонкое. Оно будто бы почти не обладает реальной силой.       Ламберт посмотрел на нее и уточнил:       — Вероятно, оно было наложено еще раньше? На его мать и отца? Они еще живы?       — Отец нет. А папа — да, — покачал головой Георг, кажется, находясь все еще в искреннем шоке и неком расстройстве. Ему еще предстояло было смириться, что он был причиной вечного сна младенца. Но сейчас Ламберту было не до этого.       — Отлично. Нам он нужен здесь, сможете позвать за ним?       — Он живет не совсем близко, но я пошлю гонца и, уверен, он приедет.       Георг тяжело выдохнул, поникнув. Но Ламберту все еще не было до этого дела. Он был занят только мыслями о проклятье и ребенке.       — Хорошо. Когда он будет здесь — дайте мне знать.       Он снова со всеми попрощался и, поблагодарив чародейку, поспешил уйти, окрыленный своим успехом и желающий скорее поделиться им с Лютиком. И поблагодарить его! Если бы не он, Ламберт так и не додумался бы до этого, его мозг бы просто не подпустил бы к себе такую простую мысль! О, Ламберт был окрылен и воодушевлен. Теперь, когда догадка подтвердилась, и было ясно, откуда растут ноги, вопрос был легко решаемым!       Он едва не забежал в комнату и огляделся. Лютик все еще был в спальной. Ламберт пошел туда, посмотрев на Лютика, который сидел на кровати и, кажется, все это время ждал его. Когда они встретились взглядами, Ламберт почувствовал себя немного неловко, тут же осознав, что он что-то сделал не так. А что именно — не понял.       — Как все прошло? — спросил Лютик.       Ламберт неуверенно потер руки друг о друга и подошел чуть ближе. Сел рядом.       — Я догадался о проблеме! И она оказалась верной. Ведь раньше у меня была догадка, о том, что происходит, работать на то, что может оказаться неправдой — ну, энергозатратно, но теперь мы знаем правду, и, возможно, работы все еще много, но теперь есть, куда копать!       Лютик улыбнулся ему.       — Ну вот, ты большой молодец. Надо было немного отдохнуть.       Ламберт, однако, больше никакой радости за себя не ощущал. Он посмотрел на Лютика и неуверенно спросил:       — Я чем-то обидел тебя?..       Лютик опустил взгляд и ответил не сразу, будто был не уверен, что ему стоило вообще на что-то жаловаться. Но, после недолгого молчания, он все-таки сказал:       — Ты очень некрасиво поступил по отношению ко мне… Я обещал, что не буду злиться, что ты не уделяешь мне внимания, и я не злился. Видел, как для тебя это важно. Но… но в этот вечер, когда я так заботился о тебе, ты в один момент подскочил и убежал, ничего не объяснил… Я не злился, что мы мало проводим времени, но я ждал нашей близости. И вот, дождался и получил это. Мне было очень неприятно за то, как ты резко ушел. Просто… просто, мне кажется, ты мог бы сначала рассказать мне, и с собой, например, позвать… а ты просто убежал. Это было некрасиво с твоей стороны.       Ламберт смотрел на него, пристыженный, осознав, что в самом деле поступил… не очень хорошо. Ведь ничего не горело, никто не умирал, он бы ничего не потерял, если бы посвятил пять минут времени на объяснения и взял бы Лютика с собой. Просто брать и убегать от него, будто бы это не благодаря Лютику в голову пришла эта мысль, было свинством. Ламберт поджал губы и покачал голой.       — Ты прав. Прости меня, — он ласково взял его руки в свои, сжав и погладив по костяшкам. — Я просто… очень озабочен этим делом, ведь речь идет о младенце, который еще даже глаз не успел открыть… Я волнуюсь и много думал об этом. Кроме того, все это время я работал с догадкой и знание, что я, возможно, работаю с неверной теорией, здорово на меня давило. Поэтому, когда до меня дошло, как все можно проверить, я позабыл обо всем. И поэтому ушел вот так, даже не сказав тебе спасибо, ведь только благодаря тебе я вообще додумался до этого всего, — он склонился к его рукам, расцеловав костяшки. — Прости. Ты все еще самый важный для меня человек, просто в тот момент… Вероятно, эти сутки я жил работой. Прости.       Лютик тяжело выдохнул и погладил его по щеке.       — Хорошо, но больше так не делай. Я не отрицаю важность работы, но помни и обо мне.       — Я понимаю, — Ламберт улыбнулся. — Ведь я всегда с тобой, мы всегда рядом, ничего удивительно, что теперь… тебе тоскливо без меня.       Лютик опустил взгляд и кивнул.       — Вероятно, это проблема.       — Что? Что именно?       — Моя зависимость от тебя. До сегодняшнего дня я и не замечал, как много ты мне даешь своим присутствием. Не замечал, что, по факту, мне и заняться особо нечем, и поговорить не с кем. Весь день я маялся от безделья и ужасно по тебе скучал. Чувствовал себя таким брошенным, даже думал о том, что ты специально взял задание, потому что устал…       — Нет, Богиня, нет! Мне хорошо с тобой. И я уверен, что не давал тебе даже шанс усомниться в этом!       —Да, но сегодня… — Лютик тяжело выдохнул, покачав головой. — Сегодня я понял, что кроме тебя у меня никого нет. Совсем.       — Ну, как и у меня.       — У тебя есть друзья…       — Они такие же мне друзья, как и тебе. Сейчас же их рядом нет, и если бы тебя бы сегодня сутки не было, то я бы тоже один маялся. Ну, такова наша судьба. Ты один не потому, что ты не такой. Мы одни, потому что нигде не остаемся надолго, всегда в дороге, и можем всегда наслаждаться только нашей компанией. Но самое прекрасное в этом всем то, что нам это никак не мешает. Не думай, что с собой что-то не так.       — Это сложно, — улыбнулся Лютик.       — Я знаю, — Ламберт погладил его пальцы, костяшки, тыльную сторону ладони. — Но когда-нибудь ты все поймешь.       Лютик кивнул и прильнул к нему ближе, положив голову на его плечо и, тяжело выдохнув, крепко его обнял, будто боялся отпустить. Ламберт погладил его по спине, поцеловал его волосы и невольно улыбнулся Лютиковой чувствительности. Тому, какие они разные. Оставшись один, Ламберт бы едва допустил для себя мыль, что он надоел Лютику. Скучал бы он? Ну, вероятно. Но не более.       Между ними такая пропасть в доверии к миру, и, вероятно, даже к друг другу. Ламберт никогда не позволял себе сомневаться в Лютике. Ни в чем, никогда. И в то же время Лютик, который так часто боялся, что Ламберт его не любит, что Ламберт его обманул и не сделает предложение, что Ламберту он надоел. Ламберт тяжело выдохнул, не представляя, что еще он мог сделать, чтобы залечить все эти раны на Лютике. Ламберт знал, что проблема была не в нем. Проблема была в том, что было до него. Во всех тех людях, что так глубоко ранили Лютика, что он не мог полностью довериться даже самому близкому своему человеку. Человеку, которого с такой нежностью называл своим будущем мужем, и так смотрел на него, и любил его. Всем сердцем любил.       Чуть отстранившись, Ламберт посмотрел Лютику в глаза и, погладив его по щеке, спросил:       — Ты ведь все еще не можешь довериться мне полностью, да?       Лютик невинно моргнул, будто не понял суть вопроса, но после собрался и растерянно пожал плечами.       — Это так сложно… Я люблю тебя, и готов отдать ради тебя все, что имею. Я хочу посвятить тебе свою жизнь, и ты это знаешь, и знаешь, что мое желание искреннее.       — Разумеется, — Ламберт поцеловал его лоб, убрав русые волосы, и снова посмотрел в глаза.       — Но… бывают дни, как сегодня, когда я снова сомневаюсь, и будто готовлюсь к тому, что ты все-таки меня бросишь. Что это случится вот-вот. Но не потому, что ты плохой! Ты самый прекрасный, самый лучший. Но я боюсь, что могу тебе надоесть, что меня для тебя в один момент станет слишком много, и ты либо захочешь отдалиться, либо охладеешь ко мне…       — И брошу?       Лютик только опустил взгляд и пожал плечами. Ламберт удивился тому, насколько естественны для Лютика были эти мысли, будто бы уход от Лютика для Ламберта — это очень простое действие. Но оно ни в каких обстоятельствах не будет простым!       — Лютик, я знаю, что еще долго не смогу залечить все эти раны, и все эти страхи… Не знаю, сколько еще они будут в тебе жить, как много времени тебе нужно, чтобы в один момент ты посмотрел на меня и ощутил только уверенность в нашем будущем, но ты… Ты ведь должен понимать одну вещь.       — Какую?..       — Я тоже человек. И тоже чувствую.       Лютик изумленно на него посмотрел, не до конца понимая, что за странные утверждения, о которых Лютик и так знал.       — Конечно… Но я и без того это знаю.       — Но, кажется, не понимаешь. Даже если взять самый худший вариант, что между нами все сгорит, исчезнет, даже в этом варианте я не смогу так легко уйти. Ты бы смог?       — Нет!       — Я чувствую все то же самое, Лютик. Я просто не смогу этого сделать так легко, как тебе кажется. А если… если ты в этот момент будешь беременным или мы будем воспитывать ребенка — я тем более никуда не уйду. Это огромная ответственность, от которой, я считаю, не могу позволить себе уйти. Только если буду уверен, что ты нашел себе подходящего партнера.       Лютик растерянно кивнул.       — Это мило, но мне больно даже слышать эти слова…       Ламберт улыбнулся.       — Понимаю, но они должны быть сказаны. Знаю, слова для тебя ничего не значит, но просто держи это в голове — я никуда не исчезну.       Он поцеловал его в запястье, в тонкую кожу, под которой видны были голубые вены, и поднял взгляд, смотря в глаза. Выпрямившись, он сказал:       — Быть может, тебе пора бы просто рассказать, что с тобой случилось? Что-то помимо Геральта.       Лютик медленно моргнул, поджав губы, и пожал плечами.       — Ты и так все знаешь… Ты все прекрасно знаешь. Мне нечего тебе рассказывать.       — Нечего, или ты просто не хочешь? Скажи честно, я все пойму.       Лютик молчал, опустив голову и плечи. Ламберт тоже молчал, потом покачал головой и решил пока не трогать Лютика с этой темой. Да, бывает и так, что некоторые вещи из своего прошлого хочется не доставать из чулана никогда. Притвориться, что этого никогда не было. Ламберт не знал, насколько это здоровые способы преодоления, но он поступал так же, так что счел, что не так уж это и плохо.       — Ладно. Хорошо… Тогда давай я сделаю тебе массаж. Могу рассказать, как продвигается дело.       — Да… Да, расскажи, мне интересно…       Ламберт кивнул. Они улеглись на одну кровать, и Ламберт, обнимая Лютика, рассказал про все с самого начала, рассказывая и про свои сомнения и что взялся вслепую, по сути, он рассказал почти половину Лютику еще днем, но решил повторить. Вероятно, Лютику просто нужно было слушать голос Ламберта, потому что едва Лютик в самом деле что-то мог расслышать.       Когда Ламберт встал за водой и вернулся обратно, Лютик все еще выглядел сбитым с толку. Ламберт поставил воду рядом и залез обратно в кровать. Притянул Лютика к своей груди, и Лютик, немного поерзав, неуверенно сказал:       — Я сам едва понимаю, что происходило со мной всю жизнь, наверное потому, что я никогда не понимал, за что со мной это происходит.       Он тяжело выдохнул.       — Мне неловко все это рассказывать, ведь я знаю, что твоя жизнь была куда ужаснее и сложнее, а тут я… По сравнению с тобой все это было просто мелочами, о которых можно даже и не вспоминать. Или, во всяком случае, не принимать близко к сердцу.       — Глупости. Любая боль индивидуальна. И, так уж вышло, ты мне не последний человек, и мне интересно, что ты пережил. Мне важно это.       Лютик снова немного помолчал.       — Это долгая история. Она тебя утомит.       — Ну, постараюсь не утомляться. Странно это. Бороться за жизнь чужого мне ребенка, но совсем не заботиться о тебе.       — А я и не ребенок. Могу позаботиться о себе сам.       — Ага, видели мы уже, как хорошо у тебя получается о себе заботиться. Рассказывай. Не бойся.       Лютик посмотрел ему в глаза, тяжело выдохнул и, снова опустив взгляд, начал:       — Когда ты еще совсем ребенок, некоторые особенности мало кому бросаются в глаза. Дети — они такие разные. И все одинаковые. А я всегда знал, что я совсем не такой, как другие дети. Я не хотел с ними играть или общаться. И главная причина — они очень громкие. Когда было много детей, мне хотелось закричать и убежать. Это было невыносимо. Я всегда молчал, потому что шум от их голосов давил на меня и я ощущал себя будто бы в маленькой тесной комнате, а стены — они становятся уже с каждой секундой. Но это все равно мало кого трогало. Дети — они такие разные. И такие одинаковые… Но я рос, и проблема становилась очевиднее. Я почти ни с кем не общался, общий язык находил плохо. У меня было не очень хорошо с концентрацией, хорошо давалась только музыка. Я мог играть или писать музыку часами. Но на математике не мог сконцентрировать внимание и на двадцать минут. И мне часто доставалось от отца. Он вообще не очень был рад рождению омеги, но решился делать из меня идеального жениха. А значит образованного. А образованность во мне умещаться не хотела…       И я был таким вот. Нелюдимым, необщительными, глупым, еще и с синяками… И шансов найти нормального мужчину тоже было не очень много. Понимаешь, чтобы найти более-менее адекватного, с кем мы были похожи, с ними надо было общаться. На меня, по правде говоря, даже иногда пытались произвести впечатление. А я не понимал, где надо впечатляться. И шуток тоже не понимал. В итоге, к четырнадцати годам я стал изгоем на баллах. Никто со мной не общался, никто меня не приглашал на танцы. Отец злился и я получал еще сильнее…       Но… был один альфа Он был старше меня на несколько лет и проявлял ко мне интерес. Он будто понимал меня, и я думал, что все не так уж и плохо в моей жизни. Но сказка долго не продлилась. Не знаю, зависть это или еще что, но ему… наврали про меня плохих вещей. От того, что я крайне тупой и дома ложку не могу в руке удержать, до того, что меня… меня уже кто-то… Ты понимаешь. И вот, он ушел, после месяца нашего близкого общения и обещания, что он возьмет меня замуж… Он ушел…       Лютик сделал небольшою паузу, и Ламберт погладил его по спине. Теперь понятно, почему Лютик так боялся, в ожидании предложения от Ламберта. Почему это все дошло вплоть до слез. Он просто боялся, что все повторится. Ламберт прижал его к себе ближе и поцеловал. Лютик заглушил тихий всхлип, и Ламберт сделал вид, что не заметил — он просто знал, что Лютик не хотел, чтобы Ламберт слышал.       — Мой отец сильно разозлился. Сильнее, чем обычно. И он… он… он избил меня. А я не понимал, за что, и мог только плакать, спрашивать за что, а потом — просить прощения. Когда он назвал причину. Причина в том, что я тупой идиот.       Лютик снова прервался, чтобы утереть слезы. На этот раз, очевидно, не заметить этого Ламберт не мог даже если бы постарался.              Он чуть привстал, прижимая к себе Лютика, и сцеловал слезы с его щек и век, продолжая крепко его обнимать. Он не мог понять многих вещей в жизни Лютика, но это он понимал прекрасно, но все равно не знал, как облегчить эту боль.       — Ты не был виноват, — прошептал Ламберт, сцеловывая его слезы. — Ты не был виноват в том, что тебя бросили, и не было причин для того, что твой отец сделал. Виноваты только они, но не ты. Ты этого не заслужил, слышишь?       Лютик рвано кивнул, всхлипнув.       — Молодец. Повторяй это каждый раз, если вспомнишь. Ты не виноват. Виноваты они. Только они. Хорошо?       Лютик снова рвано кивнул, судорожно выдохнув, и прильнув к нему так отчаянно, так тесно, и Ламберт обнял его так же в ответ.       — Потом… Нет, они меня не выгоняли… Они сделали все, чтобы я сбежал сам. Меня во всем винили, часто ругали, кричали. У меня не было друзей, ни было кого, с кем я смог поговорить. А отец…       — Бил тебя.       Лютик кивнул, глотая слезы.       — И я сбежал… Это было так просто. Никому не было дела… Только оказавшись на улице, я понял, что никому не было до меня дела, что это и был их план… Вот так выкурить меня из дома. Я знал, что вернуться мне нельзя, а выжить там, на улице… Это было безумием.       — Прости, что прерываю, но я слушал версию Геральта. По его версии ты встретил его веселым, разговорчивым. Это… не похоже на то, каким ты уходил из дома.       — Да, — он шумно выдохнул, пытаясь успокоиться.— Потому что когда я только сбежал с самого начала мне стало легче. На меня не кричали, не ругали, не избивали. Мне сложно было сойтись с людьми, но им нравилось, как я выступал. И когда я хорошо зарабатывал — я всегда был веселым. Мне казалось, что у меня все выйдет. В тот раз был именно тот день. Кроме того, я думал, что мне нужен спутник, кто-то, с кем будет легче. А я слышал о Геральте раньше. И, по злой шутке судьбы, только хорошее… Я не знал ни про Блавикен, ни про его местами дурной характер. И вот, навязался к нему, думал, что все станет еще лучше. Но все стало еще хуже. Иногда Геральт был хорошим другом, а порой превращался в моего отца — он даже называл меня теми же словами. И я сидел, в ужасе, смотрел на него и думал: значит, я в самом деле такой. Тупой, бесполезный, ни на что неспособный, надоедливый, значит, все в самом деле так. И мой отец был прав. И Геральт был прав. Это давило на меня, с каждым днем я возвращался к себе прошлому, ничего не мог, ничего не хотел. Меня уже не хватало даже на Геральта. И на себя не хватало… Мне просто хотелось… перестать существовать. Я знал, что Геральт уйдет. И он ушел.              Ламберт взял Лютика за подбородок и посмотрел в его покрасневшие глаза. Что ж, было совсем не удивительно, что теперь Лютик глубоко внутри думал, что Ламберт тоже назовет его идиотом и уйдет. И теперь же он понял, почему рядом с ним у Лютика никогда и не было проблем с деньгами, почему он так часто выступал и всем нравился, просто он больше не чувствовал себя в клетке, он перестал — по крайне мере подсознательно — считать себе глупым и бесполезным. Он был собой, был Лютиком.       — Что ж, теперь я должен сказать спасибо, что ты, пройдя через это, имеешь смелость все равно желать посвятить себя нашему браку и детям. Я бы после этого на людей больше и не смотрел бы. Решил бы стать отшельником.       Лютик ласково ему улыбнулся.       — Ты очень сильный, Лютик. То, через что ты прошел — это небольшой твой личный ад, в котором ты не был виноват. А они — они просто были не правы. И спасибо тебе за это доверие, которого, после такого ада, все-таки слишком много.       Он мягко поцеловал его, и Лютик слабо вздрогнул, будто отпуская свои последние слезы. Ламберт поцеловал его в веко и прошептал:       — Дальше все будет хорошо. Я не брошу тебя, не оставлю. Все будет хорошо.       Лютик кивнул, обняв его за шею и накрыв его губы своими. Это даже не было поцелуем, лишь мягким касанием их губ, чтобы почувствовать, что они рядом, все хорошо.       — Поэтому… поэтому я так много отдаю тебе себя, — прошептал Лютик. — Потому что только благодаря тебе я живу, и за это я благодарен тебе. Наконец, после всего этого мне повезло. И, может… может я в самом деле боюсь, что ты бросишь меня до свадьбы, но я все равно благодарен тебе каждую секунду.       Ламберт переплел их пальцы, сжал его руку в своей и уверенно посмотрел ему в глаза.       — Спасибо тебе за это доверие. Я не обману его.       — Я знаю, просто… надо еще немного времени.       — Конечно, — он поцеловал его в кончик носа. — Я все понимаю. И я буду помогать тебе, чтобы ты больше не боялся, не опасался.       — Ты помогаешь…       — Значит, буду еще сильнее помогать.       Лютик немного вымученно улыбнулся и положил голову на его плечо. Вероятно, то, что он снова окунулся в свои воспоминания здорово его истощило. Ламберт погладил его по волосам, прижимая к себе, и удивился, как на самом деле вынослив и силен был Лютик. Казалось, такой хрупкий и нежный. Он напомнил Ламберту тонкую иглу. В общем-то, сломать ее легко, нужно не так много сил, но ты попробуй за нее ухватиться так, чтобы она не выскользнула из пальцев и не поранила тебя.       И Лютику каждый раз это выходило. Выскальзывать из чужих рук, хоть и с намного большими потерями, чем он мог хотеть. И все-таки он был силен. И сила это была куда больше, чем можно было ожидать от столь юного омеги в таком хрупком теле.       — Я восхищен тобой, — прошептал Ламберт, и Лютик его услышал. И эти слова его согрели, придали ему сил, главным было быть сильным и прекрасным в глазах лишь одного человека. Все остальное — второстепенное.       Лютик удобнее устроился в его руках, и каждый раз, когда Ламберт обнимал его, ему казалось, будто бы его укрывают от всех бед, от всех ужасов этого мира. Только рядом с ним он мог позволить себе расслабиться и облегченно выдохнуть.