Аконит

      Чимин выныривает из сна от неприятного рывка — Сокджин паркуется так же паршиво, как и водит. Отстёгивая ремень безопасности, Чимин обводит взглядом отведённое под парковку место — и не видит чёрного «минивэна». Значит, они приехали первыми.       Несмотря на тень от густых, согнутых под тяжестью налитой зелени каштанов, воздух плотный и тёплый, как подогретое молоко: горячая волна бьёт в лицо, едва Чимин выбирается из застуженного кондиционером салона. Его всё ещё тошнит — двухчасовая поездка в качестве пассажира машины с Джином за рулём оказалась мучительней, чем Чимин предполагал, — но открывшийся вид, пожалуй, стоил того.       Покрытая гравием подъездная дорожка стелется из-под колёс арендованного «седана», пока не утыкается в раскрошившиеся от времени каменные ступени двухэтажного особняка. В нос бьёт густой аромат осоки, дикой розы, пустившей корни в северную стену дома — и моря, близкого, но не видимого за стеной деревьев. Запах пьяняще сильный, как и слепящее солнце, и на секунду Чимину кажется, что он вот-вот потеряет сознание…       — Здорово, а? — Джин хлопает дверцей машины, и наваждение рассеивается. — Что скажешь?       — Всё ещё не верю, что нас отпустили, — говорит Чимин. Это чистая правда, и Сокджин усмехается в ответ, поправляет широкую лямку сумки на плече.       — Четыре дня без камер, — говорит Джин, подходя, он обнимает Чимина за плечи и встряхивает слегка. — Намджун-и был прав, мы это заслужили. Всё будет в порядке. Не переживай.       Чимин кивает. Джин, разумеется, говорит о работе: там и в самом деле не о чем переживать, ведь отснятого впрок контента хватит, чтобы радовать фанатов как минимум месяц. К тому же никто не заберёт у Хоби его телефон, а значит, посты на Виверс продолжат выходить с той же регулярностью.       Четыре дня отдыха на побережье под Пусаном, в местечке, удалённом от крупных курортов и городской суеты, никому не сделают хуже.       Они могут позволить себе передышку. Это верно.       Как верно и то, что повод для переживаний у Чимина вовсе с работой не связан.       — О, как раз вовремя, — тянет Джин. — Хоби пишет, что они проехали мост. Значит, будут здесь с минуты на минуту…       С минуты на минуту. Несмотря на жару, стая мурашек колкой волной скатывается вдоль позвоночника, от основания шеи и до самой поясницы.       — Чимин-а? Ты точно в порядке?       Чимин смаргивает пару раз. Чувствует на себе внимательный взгляд: Джин пристально вглядывается в его лицо из-под широкополой панамы песочного цвета.       — Да, — отвечает Чимин, улыбнувшись. — Всё отлично.       — Хорошо! Тогда держи ключи и иди в дом — я проверю генератор.       Перед тем как убрать руку, Джин ободряюще сжимает пальцы на плече Чимина. Затем вкладывает ключи в его мокрую от пота ладонь, отдаёт свою сумку и, обойдя машину, удаляется по едва заметной в высокой траве тропинке, что огибает дом. Чимин смотрит ему вслед, пока ярко-жёлтое пятно футболки Сокджина не растворяется в сени каштанов. Взвешивает связку в ладони и идёт к крыльцу.       Замком, вероятно, не пользовались уже давно — ключ в скважине проворачивается туго, и Чимину в конце концов приходится надавить плечом, чтобы дверь поддалась.       Внутри темно и прохладно. Среди запахов старого дома, простых и понятных, Чимин чувствует еще что-то. Тонкий цветочный аромат, едва различимый, куда больше похожий на парфюм, чем на запах живых цветов.       Эта деталь отдаёт чужим присутствием, и Чимину вдруг кажется, что в пустующем доме кто-то есть. Он замирает на пороге, тихо кладёт ключи в хрустальную чашу на тумбочке и дёргается, заметив в глубине дома какое-то движение. Ему требуется чуть больше секунды, чтобы понять, что он только что поймал собственное отражение в круглом старомодном зеркале, висящем на стене ровно напротив входа.       — Боже, Чимин, — шепчет он со вдохом. — Соберись.       Всё не так страшно, как кажется.       Не желая больше поддаваться тревоге, Чимин нарочито шумно бросает сумку на пол у входа, ногой захлопывает за собой дверь и решительно идёт к проходу в смежную комнату — единственную, из которой в тёмный, ещё сонный особняк проникает солнечный свет.       Комната оказывается кухней, просторной и светлой. Первым делом Чимин нащупывает вилку питания за холодильником и включает его в сеть, после чего осматривается вокруг. Ставни на окнах, как и пустые шкафы, раскрыты. Всё чисто прибрано, хотя и выглядит непривычно без самой современной техники и полок, забитых едой. Хотя хёны выбирали этот дом сами, в поле «Арендатор» на брони значилось имя менеджера. Одним словом, никто, даже хозяин особняка, понятия не имел, кто именно будет гостить здесь следующие четыре дня.       Взгляд Чимина проходится вдоль столешницы из тёмного дуба, пока не останавливается на блестящей эмалированной раковине. Неосознанно Чимин сглатывает тут же и понимает, как сильно хочет пить. Тошнота, усугубившаяся жарой и слишком ярким солнцем, снова даёт о себе знать, и он проводит по волосам, убирая влажную от пота чёлку с горячего лба.       Вода. Холодная проточная вода — вот что может сделать этот день чуточку лучше. Чимин подходит к крану — старомодная раковина идеально чистая и непривычно сухая. Он пробует повернуть вентиль, отмеченный синей меткой, но тот не прокручивается даже на миллиметр.       — Чёрт.       Чимин пробует ещё раз: упирается левой рукой в край столешницы, правой же обхватывает вентиль удобнее. Костяшки краснеют, но кран и не думает сдаваться — до боли врезается в кожу ладони, которая тут же становится влажной. Чимин даже прикусывает нижнюю губу, хотя и чувствует, что если напряжётся еще немного, то сознание его точно покинет.       Отчего-то идея кажется даже заманчивой. Гул в ушах нарастает, как морской прибой, перед глазами мельтешат разноцветные мушки.       — Дай-ка мне.       Пуф! Чимин словно выныривает из океана: мир вокруг становится прежним, и он слышит, что больше не один.       Юнги — а это был именно он — отстраняет Чимина плечом. Он едва напрягается, чтобы провернуть чёртов вентиль, и вода, такая желанная ещё секунду назад, с грохотом льётся из крана.       — Ну вот. — Юнги бросает на Чимина (взволнованный?) взгляд. Явно хочет что-то сказать, но Чимин успевает первым.       — Когда вы приехали?       — Только что, — отвечает Хосок, который просачивается между Юнги и Чимином. — Боже, как хочется пить… Поверить не могу, что Джин-хён опередил нас!       — Если мы задавались целью приехать первыми, тебе не стоило просить Юнги садиться за руль, — отзывается Намджун из гулкой глубины коридора. — Он слишком осторожный водитель. Тэхён! Я просил тебя не…       Раздаётся глухой грохот, словно кто-то уронил шар для боулинга. Намджун рычит, но постепенно его голос удаляется, становится глуше, и Чимин не успевает расслышать окончание фразы, которое, вместе с ответом Тэхёна, тонет в суетливых звуках и голосах. Мёртвый ещё мгновение назад особняк оживает, но Чимин не чувствует ничего, кроме ставшей уже привычной тревоги.       Если бы только он умел держать себя в руках.       — Зато не укачивает, — комментирует Хосок, подставляет под струю воды сложенную чашечкой ладонь и пьёт прямо из неё. — Чимин, наполни бутылку, ладно?       Хосок ставит на стол возле раковины многоразовую фиолетовую бутылку с лого «Привет, кошечка!» на боку и убегает, видимо, в надежде занять комнату с видом на море или на розовый сад под окном. Намджун говорил, что здесь есть сад.       — Эй. Ты в порядке? — Чимин вздрагивает, чувствуя лёгкое касание на своём локте. Голос Юнги тихий и низкий. От этого он звучит слишком… тепло. Интимно. Юнги склоняет голову к плечу, заглядывая Чимину в глаза, но тот поспешно отводит взгляд. — У тебя щёки красные. Не продуло в машине?       — Нет, я… Я просто слишком напрягся. Из-за крана.       Чимин готов стукнуть сам себя — за то, как глупо это звучит.       — Слушай, у меня в сумке есть кола. Она тёплая, но сахар и кофеин помогут, если…       — Я же сказал, что в порядке! — Выходит резче, чем следовало. Чимин мгновенно жалеет, почти готов извиниться — но Юнги меняется в лице. Его взгляд, внимательный и чуткий секунду назад, холодеет.       Хорошо. Это хорошо, ведь к такому Юнги Чимин привык.       К Юнги, для которого Пак Чимин — самое больше разочарование в жизни. Человек, хуже которого Мин Юнги не встречал.       От этого привычная уже тупая ярость снова встаёт комком поперёк груди, и Чимин больше не думает о том, чтобы извиниться за грубость.       — Что ж, — тянет Юнги. — Отлично.       — Отлично. — Чимин скрещивает руки на груди.       — Чимин-а-а! Ты переигрываешь, — тянет Чонгук, и Чимин вздрагивает от его голоса. Он — с раскрытой пачкой сладких чипсов в руках — появляется в кухне бесшумно. Словно ребёнок, он уже ходит по дому босиком.       Тихо, как кошка.       — Вынуждаешь Юнги помочь тебе, хотя и сам справляешься на отлично. Наполнил же как-то вазу.       Как настоящий чёртов демон, который видит каждого насквозь.       — Я не… Что? — Чимин хмурит лоб, но всё же прослеживает взглядом направление, куда указывает зажатый в пальцах Чонгука слайс картошки со вкусом мёда. Там, прямо в центре разделочного стола, стоит прозрачный кувшин с букетом свежих ультрамариновых цветов.       Цветы живые, пахнут ярко и тонко, словно срезаны только что. А вода в вазе настолько чистая, что Чимин невольно сглатывает, вспоминая о мучившей его жажде.       — Я понятия не имею, откуда они, — шепчет Чимин.       Да ну?       Чонгук ничего не говорит, только вздёргивает бровь, но Чимин и сам знает, что его позорный лепет слишком уж похож на наивную ложь.       Так или иначе Юнги плевать — и на цветы, и на него. Чимин наполняет бутылку Хосока и, выключив воду, молча выходит из кухни.       Как и всегда, после подобных стычек Чимин чувствует себя виноватым, хотя и знает, что не сделал Юнги ничего плохого. Но чувство вины, мучительно острое, не уходит — только жжёт внутри, сворачивается в тёмную спираль, которая заставляет Чимина сжимать челюсти от злости.       — Ты идёшь? — Чонгук легко пихает его костяшками пальцев в грудь.       — Что?       — Что-что, — передразнивает Чонгук. Сминает опустевшую упаковку из-под чипсов и, сунув её в карман старых «бойфрендов», прихватывает Чимина за ворот футболки, тащит того за собой. — Нужно занять спальни. Ты спишь со мной.       И это — последнее из того, что Чимин ожидает услышать от Чонгука в этой поездке.