***
1,5 месяца назад
Тэхён не произнёс ни слова. Ему и не нужно было. Чимин понял, что что-то изменилось — едва уловимо, — стоило только Тэхёну зайти в их номер. Была ночь, электронные часы на тумбочке у кровати показывали начало второго. Чимин не мог уснуть, ворочаясь с боку на бок из-за страшной духоты. Менеджер запретил включать кондиционеры на ночь, опасаясь, что мемберы застудят горло перед концертом. — Где ты был? — Чимин сел на кровати, чувствуя, как пот струйкой сбегает вдоль позвоночника. Тэхён не успел ответить — его глаза ещё не привыкли к темноте, и он споткнулся о брошенные у входа кроссовки. — Я думал, ты спишь, — невпопад бросил он, забираясь в свою постель. Больше он ничего не сказал, но Чимину и не нужно было. По тому, как Тэхён двигался, как старался скрыть улыбку, как прижал к груди свёрнутое жгутом одеяло, Чимин понял, что это случилось. Облегчение — первое, что он почувствовал — накрыло с головой, прошило тело морозным разрядом, от загривка до кончиков пальцев на ногах. Однако стоило волне схлынуть, как Чимин ощутил ещё что-то. Нечто тёмное и глухое, нечто, отчего болезненно защипало в носу. Зависть. Бросив попытки разговорить Тэхёна (и боясь себе признаться, что не желал знать подробностей), Чимин снова лёг на кровать, повернулся набок, следя, как по тусклому от огней мегаполиса небу плывёт мерцающий маячок далёкого самолёта. Тэхён и Чонгук заслужили быть вместе, как никто. Но неужели Чимин хуже? Неужели он не стоит того, чтобы за него боролись. Так же рьяно, как Чонгук боролся за Тэхёна, буквально выгрызая своё право находиться рядом, день за днём доказывая ему и всему миру, что ничто не заставит его отступить. Когда Чимину наконец удалось забыться тяжёлым сном, рыжая полоска зари уже занималась на горизонте, коронуя силуэты зданий янтарным ореолом. Ломаный прямоугольник солнечного света скользнул в комнату по подушке Чимина, подсветив на хлопковой наволочке тёмные пятна от слёз.***
После концерта Намджун принёс в номер ящик комплементарного шампанского от отеля и неплохие в общем-то новости: прогноз погоды обещал настоящий ураган к вечеру. Все рейсы отменили минимум до утра, а значит, группе не нужно было в спешке собирать чемоданы и торопиться в аэропорт. Значит, у них была целая ночь, чтобы расслабиться. Чимину даже удалось убедить себя в том, что он рад: рад остаться в опостылевшем уже отеле, рад и дальше вести заранее проигранную войну с одолевающим его отчаянием. Дорогущее шампанское — слишком сухое — быстро закончилось, на смену ему пришли бутылки соджу. Целых пять штук, которые Джин непонятно как протащил в багаже. Чимин глотал стопку за стопкой — и не остановился, даже когда Тэхён попросил его притормозить. Кажется, он сам предложил сыграть. Правда или действие, Юнги! Только не говори, что ты боишься. Намджун насторожился, но Юнги, выдержав паузу, ответил, что Чимин перебрал. Слишком много алкоголя для такой крохи, и Чимин разозлился ещё сильнее — подцепил у горла свою футболку с логотипом Kiss, давно выцветшую и оттого серую на швах. Потянул ворот вниз, хвастаясь, что этим утром стащил футболку у Юнги из шкафа. Юнги промолчал, но едва заметно свел брови. Чимин хоть и был в стельку пьян, но всё равно понял причину: до сих пор они не обсуждали это даже между собой. Обмен одеждой был их маленьким секретом, их общей тайной. Их личным ритуалом на двоих. Но Чимину уже было плевать. Он отпихнул Джина, который тянул его за шнурки толстовки, надеясь увести в спальню. На коленях подполз к Юнги, который с ногами сидел в кресле в углу комнаты с банкой колы в руках. Он был таким холодным. Таким неприступным. Свет от напольной ламы рассёк его красивое лицо надвое, и Чимину так хотелось подцепить чёртову тень кончиками пальцев, содрать эту непроницаемую вуаль и, вместе с ней, выкорчевать лёд у Юнги из сердца. В конце концов Юнги выбрал действие, отчего Чимин зло усмехнулся ему в лицо. Ну разумеется, ведь правда слишком тебя пугает, да? Но не сегодня. Сегодня я не позволю тебе прятаться от меня. Чимин резко подался вперёд — и совершил ошибку. Ошибку, под гнётом которой совсем скоро ему не захочется жить.***
— Я думаю, вы просто неверно друг друга поняли. — Что тут можно неверно понять, — бормочет Чимин и подтягивает колени к груди. — Я поцеловал его, Джин. А он меня оттолкнул. Намджун всегда предупреждал, что алкоголь однажды сыграет с Чимином злую шутку — так в итоге и вышло. Чимину не стоило пить тем вечером. Быть может, эта мысль могла бы даже притупить чувство вины… Если бы только Чимин и вправду верил, что дело было лишь в алкоголе. Юнги оттолкнул его достаточно грубо, чтобы даже в пьяном бреду Чимин понял, насколько противно ему было. Как после этого Чимин должен был объяснить, что давно хотел сделать это? Что алкоголь всего лишь придал смелости. Что ему казалось, будто и Юнги хотел того же. Но даже если нет — неужели нужно было отталкивать его так резко? Ладно, это было ошибкой, пусть, но неужели Юнги действительно необходимо было вселить это чувство вины и стыда? Неужели боли от осознания того, насколько невзаимны эти чувства оказались, недостаточно? От одних воспоминаний становится тошно. Чимин на секунду оказывается в том времени и том месте: чувствует запах водки и острой еды из лавки за углом отеля, слышит шелест машин по сухой дороге. Чувствует губы Юнги на своих — и толчок в грудь, болезненный и резкий. Чимин опускает голову. Хочет было повернуться к Джину, но вдруг чувствует, как предательски щиплет в носу. Это из-за костра, думает он. Из-за жара и терпкого запаха прогоревших дров. — Какие тут могут быть варианты, — шепчет он, зажимает переносицу между пальцами. — Не думал, что скажу это — но ты так ленив, Чимин-а. Хочешь, чтобы всё было просто? — А это запрещено? — выпаливает Чимин. Прикрывает глаза от досады. — Извини. — Ничего. Повисает пауза. Буря внутри успокаивается под шелест волн, а Джин не уходит — и Чимин благодарен ему за это настолько же сильно, насколько далеко за буйки простирается море. Его взгляд скользит по чёрному песку, пене и мигающей линзе далёкого маяка. Хосок и Намджун шумят, уговаривают Юнги взять в руки гитару. Тот долго отказывается, но вскоре Чимин слышит рябь аккордов из-под чужих умелых пальцев. Тэхён, необычно притихший, разморённый дневной дорогой и близостью моря, сидит на корточках у костра, когда Чонгук опускается с ним рядом. Они едва касаются плечами, даже не смотрят друг на друга, но при одном взгляде на них внутри Чимина поднимается сладкое и щемящее чувство. Да, Чимин и правда хотел бы, чтобы всё было просто. Естественно, как у этих двоих. — Посмотри на них, — шепчет Чимин. Джин рядом вскидывает голову, и он улыбается от мысли, что ему даже не нужно называть имён. — Не знаю, было ли у них что-то серьёзное. Если честно, не думаю даже, что они целовались. Но разве им это требуется? С тех пор как они… Боже, Джин, я каждый день наблюдаю за ними. За тем, как они касаются друг друга, случайно и невзначай, как смотрят. То, что между ними — это не любовь даже. Это лучше и больше. Глубже. Это… Связь. Чимин вздыхает, роняя подбородок на грудь. Касается щеки тыльной стороной ладони: кожа горит то ли от стыда, то ли от сжигающей изнутри зависти. — Стоит войти в одну с ними комнату, и сразу ясно, что они вместе, — произносит он наконец. — Даже если Намджун успел растащить их по разным углам. Джин усмехается, и Чимин оборачивается к нему. — Что смешного? — Говоришь так, будто завидуешь. — Вовсе нет. — Не стыдно, если да. Я и сам завидую. В любом случае, если позволишь, старый мудрый хён даст тебе совет. Чимин закатывает глаза, хотя в глубине души надеялся, что Джин скажет что-то подобное. Его советы оказываются дельными почти всегда — когда высказаны не на камеру, а один на один. Совсем как сейчас. — Ты наблюдаешь за Чонгуком и Тэхёном, сравниваешь их с собой — но их история другая, Чимин. Не такая, как у вас. — Чимин вскидывает голову, готовый возражать, «что ещё за «вас», нет никаких нас», но Джин поднимает ладонь, заставляя прикусить язык. — Я хочу сказать, Чимин-щи, что и им пришлось многое преодолеть. Тебе ли, как танцору, не знать, с каким трудом порой даётся внешняя лёгкость. Так что… Попробуй наблюдать за тем, за кем нужно — и заметишь, что ты никогда не один. В этот момент Джин вдруг наклоняется к Чимину — так близко, что он чувствует чужое дыхание на своей коже и вздрагивает, когда шёпот Джина раздаётся у самого его уха: — Он приглядывает за тобой. Всегда. Сокджин отстраняется быстрее, чем Чимин успевает отследить собственные мысли: при слове «он» его взгляд сам собой устремляется к Юнги. Тот смотрит на них с Джином, и, хотя лицо его ничего не выражает, Чимину достаточно увидеть его глаза: на дне зрачков словно вспыхивают и гаснут сотни вселенных. Всего секунда — и Юнги отводит взгляд, возвращаясь к подгорающему над костром зефиру, а Чимина охватывает жар, словно Юнги бросает в огонь его. Теперь он хочет только одного — преодолеть десяток шагов, что отделяют его от чёрной кромки морской пены, и погрузиться под воду с головой. Не слышать. Не видеть. Не чувствовать. — Ты посмотри, Чонгук сейчас сожрёт всю еду, — возмущается Джин, достаточно громко, чтобы тот, не переставая жевать, показал ему средний палец. — Вот же мелкий засранец! Сокджин опирается на плечо Чимина, поднимается на ноги и, поспешно стряхнув песок с голых ступней, уходит к костру. Чимин снова остаётся один — чему невыразимо рад. За секунду силы словно покидают тело, оставляя только пустую оболочку. Чимин вдруг чувствует усталость, какой не ощущал очень давно. Он бессильно откидывается назад. Ложится на спину, позволяя остывающему песку холодить кожу сквозь ткань футболки. Тело горит, пока челюсти сводит от холода; звуки тысячи огней в ночном небе, алый шелест роз в саду за домом и тяжесть морской соли сливаются в одно, кружат голову, и он послушно закрывает глаза, отдаваясь этому водовороту всецело.