***
На приакадемической территории привычно стояла суета. У большинства студентов пары уже закончились, и теперь они неспешно покидали стены учреждения, располагаясь во дворе, дабы наобщаться всласть. Территория при таком видном учебном заведении была огорожена и весьма хорошо обустроена. Из себя она представляла небольшой парк со скамеечками и аккуратным газончиком, а вокруг по периметру простилалась беговая тропа, размеченная метражом. Зимой студенты катались на лыжах, летом устраивали марафоны и весёлые старты — не всё же над чертежами сидеть. Студенчество — это лучшее время в жизни, и оно должно быть особенным. Погода на дворе стояла потрясающая. Клумбы в парке цвели пышным цветом, благоухая неповторимым изобилием чудных запахов, деревья через одно плодоносили и вот-вот должны были начать осыпаться сочными плодами прямо под ноги многочисленных студентов. Ветерок дул свежий, тёплый и в воздухе стояла привычная для города на воде влажность, которой невозможно надышаться. Даня с Виталей тоже, выйдя из академии, окунулись в суматоху. Студенты заливисто смеялись и громко разговаривали друг с другом, перекрикивая общий шум. Парни неспешно миновали парк и вышли на главную улицу, на которой едва притормозили. — Подвести тебя? — Даня закинул сумку удобнее на плечо и привычным движением зачесал назад волосы. — Да, сп... — Сеньор! Виталя вздрогнул всем телом, после чего обернулся, Даня тоже поднял настороженный взгляд на приближающегося мужчину. Это был извозчик семьи Мерико, который в тот единственный день знакомства с заказчиком, отвёз его вечером домой и вот теперь дожидался Виталю с занятий. Парень знал, что это означало необходимость дать окончательный ответ уже сегодня, но правда была такова, что он всё ещё сомневался. С одной стороны, упускать такой шанс практики, который сам шёл в руки, было глупо, а с другой, не слишком ли много он на себя берёт? Справится ли он, будучи один, достойно или же, взлетев слишком высоко, как Икар, обожжёт крылья. — Сеньор, мой хозяин попросил забрать вас. Он сказал, что вы договаривались о встрече с ним сегодня. Виталя растерянно улыбнулся. Он помнил, что они договаривались о встрече, а вот когда именно, в связи с непредвиденными обстоятельствами он не в состоянии был запомнить. Но раз уж это должно было произойти сегодня, так что уж. — Да. Хорошо. — Он обернулся к Дане, виновато заглядывая в его глаза. — Прости. — Ничего. — Художнику решительно не нравилась эта идея. Виталя выглядел плохо последние пару дней с тех пор, как его увезли в неизвестном направлении. И правда в том, что он прекрасно понимал, насколько усугубится это состояние в случае согласия его друга на авантюру. — Езжай с Богом. Но прошу тебя, — он положил ладонь на чужое плечо. — Не давай ему собой манипулировать. Виталя закусил нижнюю губу. Он понимал, что Даня о составлении контракта, в деталях которого зодчий ничего не понимал. — Я постараюсь. Даня убрал руку и проводил друга обречённым взглядом, предчувствуя, что это ещё только начало истории. Когда парень скрылся из виду, художник окинул взглядом широкую улицу. Растянутая застиранная одежда, чуть ссутуленная спина и ворох по-особому растрёпанных сегодня волос. Даня укоризненно покачал головой и тяжело вздохнул. Опять прибежал. Зачем спрашивается? Порой он делал это ради всего нескольких минут, чтобы перекинуться парой слов с парнями сидя в парке. Даня никак не мог понять эту глупость. Разумнее было бы провести больше времени со своими друзьями из спортивной школы, с которыми у него к тому же ещё и общие интересы. И всё равно он здесь, сидит прямо на бортике рядом с дорогой. Ну, в такой ужасной одежде и впрямь не зазорно хоть на земле сидеть. Этого, кстати, тоже Даня ну никак не мог понять. С момента их первой встречи и по сей день Кирилл всегда плохо одевался. Даня даже не знал, как это называется: растянутый мешковатый застиранный верх, который по сути только торс прикрывает, и не лучше низ — с отвисшими коленями на сползающей резинке. Ко всему прочему, Дане они казались ещё и не подходящего размера подростку, но, сколько бы раз он не спрашивал, Кирилл стабильно отвечал, что у него есть красивая одежда, просто ему её портить жалко, да и бегать в ней неудобно. Однако, художник с трудом верил в это утверждение и скорее подозревал, что юноша был из очень бедной семьи и стеснялся своего положения. Даня же не видел в этом ничего предрассудительного, родителей не выбирают, и он, возможно, мог помочь хотя бы чем-нибудь Кириллу, но сколько бы раз он не предлагал подвести того до дома, спортсмен всегда отказывался. Не меньше озадачивал его и лексикон брюнета. Порой он выдавал совершенно не знакомые художнику слова, и, что подросток тем самым пытался сказать, понять возможно было, только исходя из контекста. Даня предполагал, что это пробивался какой-то дворовый сленг, который в приличном обществе услышать было не возможно, что тоже косвенно указывало на плохое воспитание Кирилла. Нельзя, конечно, исключать вероятности того, что он всего-навсего нахватался этих слов в спортивной школе, всё же там учились не самые интеллигентные люди, но что-то Дане подсказывало о несостоятельности этой версии. — Ждёшь кого-то? Горячий шёпот неожиданно обжёг ушную раковину, и Кирилл вскочил на ноги, мигом краснея до кончиков волос. — Ч-что ты делаешь? — сердце билось в груди, как сумасшедшее, а по позвоночнику пробежала дрожь. Даня довольно улыбнулся. Он думал, что напугал мальчишку. — Веселюсь, — улыбка тут же сползла с его лица, когда он повторно бросил взгляд на ворох тёмных волос. Художник подошёл к подростку вплотную и зарылся пальцами в отросшие пряди. Кирилл едва не застонал от неожиданной ласки. В коленях появилась дрожь. Эти пальцы. Эти длинные нежные пальцы настоящего художника сводили Кирилла с ума, даже когда не трогали его, а сейчас и вовсе перед глазами поплыло. Но Даня быстро убрал руку, убедившись в своих подозрениях. — Тебе не терпится простудиться? — Пряди были мокрые. — Вроде вымахал, а такой глупый. — На улице же тепло, — Кирилл смущённо улыбнулся. Всё, что делал Даня, было безумно приятно. Не важно, ругался он или хвалил. — Да-а-а. Так тепло, что у тебя голова ледяная. — Кирилл такими счастливыми глазами на него смотрел, что строжиться правдоподобно не получалось. — Ну и ладно. Я живучий, — он обезоруживающе улыбнулся. — Это ты сейчас так думаешь. Пойдём я отвезу тебя домой. — Даня уже шагал вдоль забора в сторону парковки экипажей, и Кирилл автоматически последовал за ним, но после этих слов резко остановился. — Не нужно. Я и сам могу дойти. Ну вот опять. — Чего ты так боишься? — Даню раздражала недосказанность. Это создавало барьер между ними. Шатен чувствовал, что Кир не откровенен с ним, а значит, не доверяет и это уже не позволяет открыться самому художнику. Так и жили в глухом молчании, но, несмотря на это, Кирилл был хорошим человеком и шатен не считал нужным его отталкивать. — Я же не съем тебя. — Ничего я не боюсь! — Он замялся. — Я близко живу. Зачем меня подвозить? — Так ты сейчас домой? — Даня не намерен был сдаваться. — Да. — Тогда, где твой рюкзак? Кирилл удивлённо распахнул глаза, озадачиваясь не меньше. — В школе забыл. Даня смотрел ему прямо в душу и очень сомневался, что подросток не лукавит. — Если подумать, то я вообще не разу не видел тебя с рюкзаком, — он задумался, припоминая. — Потому что я в школе его оставляю! У нас есть шкафчики, и я могу оставлять вещи там! — Кирилл окатил его разгневанным взглядом и даже задышал тяжело. Даня равнодушно пожал плечами. Кто знает, может, оно и так. — Ладно. Идём уже. — Он снова двинул в сторону стоянки, и брюнет обречённо поплёлся за ним. Даня подошёл к ожидавшему его экипажу и приветливо махнул извозчику, после чего открыл дверь повозки, положил на сидение свои вещи и закрыл обратно. — Армандо, отвези мои вещи домой, пожалуйста. Я пойду прогуляюсь. — Кирилл поднял на него потрясённый взгляд. — Погода сегодня отличная. Чего дома сидеть, — он улыбнулся растерянному брюнету и направился к нему. Подросток расцвёл от восторга, опять заливаясь краской. Как мало нужно было этому ребёнку для счастья. — Как скажете сеньор, — отозвался извозчик, и экипаж двинулся с места. На душе было так тепло и волнительно от предвкушения. Кирилл глазами бегал по мелкой гальке, не зная, куда деть собственные руки. Какой же Даня был искренний, добрый и заботливый. Дружба для него не была пустым звуком. Кирилл никогда не встречал таких людей. В его спортивной школе всем было друг на друга плевать. Там в лучшем случае, если ты вольёшься в тусовку, то с тобой будут нормально общаться, а в худшем ты станешь для каждого соперником и нежелательным препятствием на пути к его цели — соревнованиям. Кстати о друзьях. — А где Виталя? Даня подошёл к нему, и они вновь устремились в сторону главной улицы. Услышав вопрос, шатен только неопределённо вздохнул и покачал головой. — Поехал приговор себе подписывать. Кирилл бросил на него недоумённый взгляд, не совсем понимая, шутит парень или говорит судьбоносную правду.***
Копыта безупречно чёрного скакуна резво цокали по брусчатке. Экипаж слабо покачивался и подпрыгивал на мелкой гальке, тяжело переваливаясь крупными колёсами. Ритмичный стук, который до недавних пор всегда успокаивал, теперь же внезапно нервировал и нагонял панику. Мысли в голове были самые противоречивые, они то и дело ускользали и прерывались не достигнув логичного вывода, ужасая хозяина своим количеством. Ещё при поступлении в академию Даня научил Виталю, как контролировать свои эмоции, и это правда от части помогало, но он всё равно не мог взять себя в руки и оставить в покое свои губы, на которых уже живого места не было. Парень в очередной раз тяжело вздохнул и накрыл глаза руками. Нужно было переключиться, а получалось это, как на зло, только на острые колени, на тонкие запястья, на тёмные глаза и на белые рюши по краю подола. Он сходит с ума, это точно. Ну вот почему он просто не может быть таким же рациональным, как Даня? Тот в любой ситуации мыслит логично, хладнокровно, и Витале он посоветовал вести себя более своенравно, не бояться выдвигать требования. А какие, собственно, у парня могли быть требования? Пока только изъять из головы эти мысли не помешало бы. Основным вопросом по-прежнему оставалась цена. А как вообще его оклад будет рассчитываться? А если он не справится, то деньги потребуют вернуть? А... Но тут повозка резко затормозила и Виталю по инерции дёрнуло вперёд, а мысли на удивление утряслись в голове. Он осторожно выглянул в окно, но к своему удивлению белокаменных стен роскошного особняка там не обнаружил. Хотя улица и была ему не знакома, Виталя не предал этому особого значения. В Венеции парень проживал всего пять лет и плохо знал этот город, в особенности, богатые районы. Проспект, на котором они остановились, был очень людным. Множество солидных магазинов и благоустроенных закусочных, где наверняка вкусно и дорого кормили, заставили парня растеряться. Он автоматически сгрёб свои вещи и вышел из повозки, когда извозчик открыл перед ним дверь. Парень никогда бы не смог себе позволить здесь отужинать. Прохожие бросали в его сторону пренебрежительные взгляды и торопливо проходили мимо, из-за чего парень ещё больше почувствовал себя не в своей тарелке. — Добрый вечер, сеньор. — Виталя в очередной раз вздрогнул, услышав незаметно подошедшего к нему форейтора, которого уже видел в особняке. Ещё больше он опешил, когда тот вдруг поклонился ему. Это была высшая степень уважения. — Мой господин ждёт вас. Прошу за мной. Он неспешно направился в сторону одного из ресторанов, и Виталя автоматически последовал за ним. В прошлый раз он не кланялся. Интересно, это его личная инициатива была или к Витале все уже относились, как к архитектору их семьи, и служащие уже должны были вести себя с ним соответствующе. Архитекторы во все времена очень почитались в обществе. Хороший зодчий был на вес золота и семья, с которой он работал, обязана была чтить его интересы и авторитет. Если архитектор был из-за рубежа, нормальным явлением для хозяина было предложить ему апартаменты и слуг или же достойное место под своей крышей. С особой тщательностью архитекторов для себя подбирали короли и императоры. Порой это мог быть архитектор королевской семьи и работать он мог только под началом главы государства. Это было и удобно, и не удобно одновременно. С одной стороны, тебе не надо никуда мотаться и можно обзавестись семьёй, а с другой, хозяин, да ещё такой крупный, на раз поводок на тебя наденет и неоправданные ожидания могут закончиться как минимум лишением финансирования, а как максимум за решёткой. Служащий открыл перед Виталей дверь, и парень, войдя в помещение, сразу изумлённо завис. Отделан ресторан был очень дорого. Свет от канделябров и вечернего солнца освещал благородную древесину, из которой были выполнены и полы, и столы, и потолки, усеянные низкими люстрами. Вдоль стен тянулся раскидистый плющ, а столы друг от друга отгораживались деревянными высокими перегородками, между которыми висели забранные золотые шторки. Сидения там, где их можно было разглядеть, представляли собой кожаные чёрные диваны, усеянные маленькими жёлтыми подушками, а на столах красовалась подстать им окантовка, переливающаяся золотом. — Следуйте за мной. Форейтор обогнул архитектора и уверенно двинулся в нужном направлении. Перед искомым столиком служащий резко остановился, и Виталя, окинув его удивлённым взглядом, неуверенно зашёл в комнатку. Шторы за ним сразу же задёрнулись, оставляя обитателей наедине. Сжимая в руках свою сумку, Виталя ужасно неловко чувствовал себя перед своим заказчиком. Мужчина вальяжно восседал на диване, лениво наблюдая за гостем. Интересно, было заметно как у него дрожат колени. — Добрый день. Садитесь, — чиновник небрежно махнул в сторону соседнего дивана, и Виталя, медленно опустившись на самый край, вытянулся спиной, прижимая к груди свои вещи. — Вы обдумали моё предложение? Макаров неуверенно кивнул. В комнатке они, к слову, были не одни. Высокий худой мужчина в костюме, точно тень, стоял рядом со своим хозяином в руках сжимая папку с бумагами, а из кармашка на груди у него торчал кончик гусиного пера. — И что же вы решили? — заказчик стал выглядеть заинтересованным. — Я согласен, — Виталя выпалил это быстро, а потом только подумал. — Но что я буду проектировать? — Фасад, — мужчина так же ответил очень быстро. — Тщательно всё обдумав, я пришёл к выводу, что к масштабной работе вы ещё не готовы. Да и сроки у нас поджимают. Нам нужно попасть в газету как можно быстрее. Доля истинны в этих словах была. Фасад был самым лёгким вариантом, ёмким по времени. — Фасад чего? — Парень почувствовал, как кольнуло болью напряжённую поясницу. — Церкви, — чиновник неопределённо замолчал. — Джезуати или Санта-Мария дель Розарио. Виталя знал этот объект. Одной из самых главных достопримечательностей Венеции действительно не помешало бы отреставрировать фасад и укрепить стены. Эта доминиканская церковь была очень важной фигурой в архитектуре, и, конечно, доступ к её священному храму мог быть только у такого крупного чиновника в Италии. На Виталю легла огромная ответственность за культурную значимость города, и облажаться на таком объекте было нельзя. — Я понял, — он сглотнул ком в горле. — Постараюсь оправдать ожидания. Мужчина на это только ухмыльнулся. — Хорошо. Тогда приступим к самому главному. Служащий рядом с ним быстро открыл папку, достал из неё два листа бумаги и положил их на стол перед Виталей. Потом извлёк из кармана флакончик с чернилами, открыл его и также опустил на стол, не забыв предварительно вставить в него гусиное перо. Архитектор и глазом моргнуть не успел, а служащий, уже закончив с приготовлениями, снова замер по стойке смирно. — Прочтите. Там изложены все мои требования и гарантии. Если у вас есть пожелания, огласите их и мой помощник впишет их в договор. Если нет и вас всё устраивает, распишитесь в правом нижнем углу. Виталя уткнулся в бумагу и сосредоточенно начал читать, мысленно отмечая, что чужая роспись и печать уже всё заверили. Исполнитель обязуется: ☆ выполнять работу в установленные временные рамки; ☆ качественно выполнять свою работу; ☆ контролировать выполнение работы строителями, вписанное во временные рамки; ☆ находиться на рабочей площадке все будние дни, после прохождения учёбы, с понедельника по пятницу. За исключением нерабочих праздничных дней. Суббота, воскресенье — выходной; ☆ учитывать пожелания нанимателя и удовлетворять их; ☆ информировать заказчика обо всех непредвиденных ситуациях и согласовывать все не предусмотренные договором исключения заранее. Наниматель обязуется: ☆ оплатить работу исполнителя по завершении строительства согласно смете и выплатить проценты от рекламной компании в размере 10%; ☆ предоставлять экипаж в личное пользование по мере необходимости; ☆ предоставить все необходимые материалы для работы и строительства; ☆ контролировать процесс строительства и оказывать посильную помощь архитектору. Листы были исписаны идентичными записями, и один из них архитектор, по всей видимости, заберёт с собой, но был у него ещё не решённый вопрос. — А что из себя представляет смета? — Виталя неуверенно поднял взгляд на чиновника. Мужчина на это только махнул помощнику рукой. — Предоставьте смету. Человек с папкой снова отмер и лёгким движением руки разместил перед архитектором на сей раз пятнадцать листов бумаги, соединённых скрепками. Виталя заинтересованно уставился туда, пробегаясь взглядом по записям. Из себя смета представляла таблицу, где в строку были указаны имена с фамилиями, профессии и оклады задействованных лиц. Здесь были и архитектор, и бригадир, и строители, и скульптор, и каменотёсы, и маляр, и бетонщик, и стекольщик, и водитель, и доставка еды, и вывоз мусора, и многие другие. Сказать, что студент повторно осознал степень своей ответственности — ничего не сказать. Глядя на остекленевшие глаза парня, заказчик невзначай добавил. — Если ваша оплата вас устраивает, распишитесь на последней странице. Виталя пролистал список до конца и обнаружил, что последнии два листа были практически полностью исписаны инициалами и росписями, в том числе и нанимателя. Не хватало только его фамилии под поверх поставленной печатью. Раз все эти люди уже заверили документ, значит, чиновник и не сомневался, что архитектор впишется. Похоже, со своей стороны он скорее делал парню одолжение тем, что утверждал его на эту должность, и отказ Витали даже не рассматривался, настолько глупым он выглядел. Архитектор любой страны счёл бы за огромную честь работать с такой видной фигурой в Италии. А то, что чиновник выбрал для себя неопытного студента и вовсе звучало, как сенсация. Молодому поколению и не снились самостоятельные проекты. Стоит ли говорить, что под контролем своих учителей они за бесценок брались за абсолютно любую работу, только бы скорее набрать недостающего опыта. И зная всё это, можно было подумать, что на Виталю божья благодать сошла. За всей этой информацией он даже не посмотрел сколько ему заплатят, хотя в списке его имя стояло на первом месте. Когда же он всё-таки озаботился этим вопросом, то провалился в прострацию повторно. Его оклад составит, если он справится, пять тысяч золотых монет и плюс ещё 10% от рекламмы. По Виталиным меркам это было очень много. И на эти деньги он сможет купить землю с небольшим домиком для родителей, и им больше не придётся работать за жильё. Виталя выхватил перо из чернильницы и размашисто расписался, после чего откинул в сторону связку листов и расписался в договоре. Чего бы ему это не стоило, он воплотит свою самую большую мечту в жизнь и его родители больше никогда не будут ни в чём нуждаться. Вот только благими намерениями дорога в ад вымощенна, но Виталя тогда не принял это во внимание. — Что ж, я предлагаю это отметить! — неожиданно заявил заказчик, в момент когда Виталя передавал документы помощнику. — Заказывайте, что угодно. Я плачу. Позовите официанта! Мимо шторки тут же прошуршал форейтор, а служащему одним взмахом руки мужчина приказал удалиться. «За плодотворное сотрудничество!» — так прозвучал тост, который Виталя поддержал стаканом чая, а есть что-либо кроме пирога он постеснялся, да и, будем честны, в горло всё-равно не лезло.***
С того самого судьбоносного тоста и началось увлекательное погружение Витали в омут работы. Каждые пару дней, его забирал из академии роскошный экипаж и отвозил на ковёр к заказчику, который скептически оценивал достижения в планировании фасада. Ещё до того, как Виталя приступил к работе, он получил всю необходимую информацию о здании церкви и чертежи с расчётами объекта, а также данные о грунтовых водах, которые подступали очень близко. Процесс строительства это значительно усложняло, нужно было предусмотреть место под размещение материалов и не утопить никого в канале Джудекка, вдоль которого и простиралась постройка. Не меньше озадачили его и списки ввеленных в подчинение людей, в которых оказались все, кроме рекламщиков. Виталя с трудом себе представлял, как он будет управляться с таким количеством народу. Ещё забавнее ситуация стала выглядеть, когда он узнал, что именно ему придётся за всех отвечать и, если кто-то не исполняет договор, «докладывать» будет тоже на нём. Чиновник выразился ясно, лентяев кормить он не собирается. А Витале досталась роль серого кардинала, который будет вершить чужие судьбы, находясь при этом в тени. Ничем подобным парень заниматься, конечно, не намерен. Его вариант — компромисс. Вроде и отсчёт уже пошёл, а Виталя всё никак не мог приступить к выполнению работы. Ответственность на его плечи легла просто колоссальная, а ведь это ещё даже строительство не началось, что там будет дальше, подумать было страшно. Первые эскизы он, конечно, уже рисовал, но всё это было не то, выглядело посредственно и не соответствовало статусу чиновника. Вдохновение никак не посещало его скромную персону, а степень важности уже вызвала предполагаемую бессонницу, и теперь своими кругами под глазами он изрядно пугал людей. Даню решительно не устраивало такое положение дел. Виталя своим видом больше тень напоминал, чем живого человека. Всё это он предвидел наверняка и старался ведь донести до умов несведующих, но куда там. Нам же без приключений не живётся. А теперь пожинай плоды. Архитектор, конечно, не жаловался, но Дане это никогда и не мешало его насквозь видеть. С момента подписания договора прошло уже две недели, а Виталя так и топтался на месте. Воплотить нужно было что-то эпохальное, то, чем можно было бы гордиться долгие годы после строительства. К тому же это его первая полномасштабная работа, не дело было начинать её с проходного проекта. На проектирование ему дали всего месяц. Этого было чертовски мало для работы начинающего зодчего, который к тому же ещё и учится. Успеть требовалось не только эскиз придумать, но и расчёты с детализацией проработать, а это ну никак нельзя было делать впопыхах. Его последние наработки заказчик снова забраковал, и сейчас Виталя всё больше погружался в депрессию, не находя для себя выхода из ситуации. Лёня теперь регулярно видел неизвестного молодого человека, в присутствии которого он имел неосторожность показаться в столь откровенном наряде. И в такие моменты подросток старался не покидать своей комнаты, потому что ужасно стеснялся. Когда чужака впервые после злополучного дня привезли в дом, Лёня решил, что парень передумал и собирается доложить на него отцу, но и в тот визит наказания не случилось, и в последующий тоже. Постепенно Лёня устал бояться возможных последствий и перешёл к стадии смирения. Он не знал цели визитов к отцу и кем являлся данный субъект, но предпочитал держаться на расстоянии. Виталя подсознательно надеялся каждый раз столкнуться с ангелочком в коридоре, и иногда это даже происходило, но в такие моменты юноша всегда пугался его и быстро удалялся вглубь дома. Такое поведение напрягало Виталю. Он очень хотел подружиться, но пока ему даже заговорить с загадочным обитателем не удалось. Это угнетало. И Виталя даже уже думал, что находиться с ним наследник такой почитаемой семьи мог счесть для себя неприемлемым. Ведь Виталя всё ещё не был образованным архитектором и тем более не имел достойного опыта строительства. И в тот день тоже проходило всё, как обычно. Зодчего снова привезли в фамильный особняк с роскошным садом, и так же он с порога направился в кабинет чиновника с очередным свежим наброском незаконченного произведения. Но так как сегодня у парня были дополнительные занятия, к заказчику его доставили довольно поздно, время двигалось к обеду. Пао тоже едва успел разобраться с делами, прежде чем вернуться к назначенному часу, и уже ожидал шатена в своей обители. Наброски были сырыми от слова совсем. Виталя очень торопился и не успевал с должным вниманием проработать проект перед следующей демонстрацией, после предыдущего отклонённого эскиза. Совещание чуть затянулось. Архитектор начал стараться отстаивать свои задумки и не позволять чиновнику опорочить работу, так и не увидев финальной версии. Эдак можно было до изнеможения чертить, а это вообще-то процесс слишком трудоёмкий для того, чтобы так посредственно к нему относиться. Заказчик недовольно выслушивал его аргументы, глядя на чужое авторство. Он с трудом верил в актуальность проекта, но к зодчему всё же прислушивался. Была у Витали, какая-то страсть к правильным формам, к симметрии, но пока проработать идею ему не удалось и в связи с постоянной занятостью вдохновение никак не приходило. В доме вкусно пахло ароматной едой и вскоре прислуга начала накрывать на стол. В коридоре то и дело слышались разговоры и стук посуды. Виталя с тоской подумал, что ел он последний раз уже четыре часа назад, а дома ещё приготовить надо, и вдруг чиновник неожиданно предложил: — Не желаете присоединиться к ужину? Вообще, мужчина не хотел впутывать свою семью в рабочие дела, но ничего особенного в том, чтобы пригласить своего архитектора за общий стол, он не видел. Да и обычно в высшем обществе считалось престижным привлекать к семейным делам архитектора. Это позволяло зодчему лучше узнать предпочтения заказчика и созданию доверительных отношений между партнёрами. А как в строительстве без доверия? К тому же за столом не о работе. Виталя смущённо улыбнулся. Предложение было приятным. — Я сочту за честь… Пао едва кивнул. — Тогда прошу за мной. — Он встал из-за рабочего стола и, подождав, когда Виталя соберёт свои вещи, вышел из кабинета вместе с ним. За столом уже сидела красивая статная женщина и терпеливо успокаивала своего младшего сына, повязывая на его шею белую салфетку. Мальчик был очень не усидчив и класть салфетку ему на колени — занятее бесполезное. Пао прошёл к своему обычному месту во главе стола и жестом пригласил архитектора сесть рядом. Мариа приветливо кивнула зодчему и принялась поправлять приборы перед Виктором, которых хоть и было мало, но они так и норовили исчезнуть из поля зрения. Она прекрасно знала, кем является парень, и не возражала против его присутствия за ужином. Джульяна продолжала носить еду и расставлять её на столе, поправлять приборы, разлила свежевыжатый сок по фужерам, прежде чем спустится последний член семьи и начнётся ужин. Тем временем Лёня неспешно миновал ступени широкой лестницы ведущей в холл, аккуратно ступая на красный дорогой ковёр. Он знал о присутствии в доме посторонних, потому как видел экипаж, из которого вышел незнакомец, и предусмотрительно надел закрытую одежду. Но каково же было его удивление, когда он обнаружил чужака в столовой, за общим столом, на его, Лёни, месте! Подросток замер в дверном проёме, потрясённо рассматривая сию картину и теряя дар речи от возмущения. Почему он здесь? Лёня был уверен, что до обеда гостя уже проводят из особняка. Почему он сидит на месте Лёни? Как его отец допустил это? Нет, стол, конечно, был большой, и за ним без проблем поместились бы ещё семь человек, но это Лёня всегда занимал место рядом с отцом, как наследник и старший сын в династии, а теперь какой-то неизвестный человек устроился по правую руку чиновника и выглядит это так, как будто это он почётный член семьи. Лёня сглотнул ком в горле и тут же почувствовал горький привкус обиды. Сердце стучало в груди, как сумасшедшее, а руки едва заметно задрожали. Он не мог отвести взгляда от парня, который также смотрел на него своими красивыми зелёными глазами. И куда теперь ему садиться? Не с чужим же человеком по одну сторону, который видел его в таком непристойном виде. Смущение снова бросилось в лицо. — Чего ты замер? — отец покосился в сторону старшего сына. — Мы же ждём тебя. Лёня на ватных ногах подошёл к столу, отодвинул стул рядом с младшим братом и опустился на мягкое сиденье. Виталя не мог перестать смотреть на юношу. Тот выглядел взволнованным, расстроенным и напуганным одновременно. Голова подростка была опущена, взгляд в узорную скатерть, покрывающую стол, одет как всегда восхитительно — в светлую рубашку с высоким воротничком, застёгнутым на все пуговицы и тёмные штаны. Но ещё несколько секунд назад Виталя видел в чужих глазах неловкость, уязвимость и одиночество? Откуда оно там? В этих тёмных жгучих омутах, напоминающих Витале благородный цвет древесной коры на опушке леса рядом с родительским домом. Между ними присутствовало какое-то напряжение, которое парню никак не удавалось трактовать, и от того манило оно, кажется, ещё сильнее. — Приятного всем аппетита, — мужчина, взял в руки салфетку и постелил себе на колени, принимаясь за еду. Остальные присутствующие тоже коротко обменялись пожеланиями и последовали его примеру, но не все. Витале было уже всё-равно, что лежит в его тарелке. Мысли неожиданно перетекли в другое русло, в приоритетном для себя направлении и теперь требовали только любоваться на выраженные скулы, на узкие плечи, на тяжело вздымающуюся грудь. Шатен понимал, что откровенно пялится на сына своего заказчика, но сделать ничего не мог. Лёня тоже постелил салфетку, замирая над тарелкой. Он чувствовал на себе пристальный чужой взгляд и не представлял, как будет есть под его натиском. У самого в голове творился настоящий хаос, но вылететь из-за стола было бы верхом неприличия. Виталя с большим трудом оторвался от созерцания подростка и приступил к изучению содержимого стола. Нужно было начать есть хоть что-то, чтобы не вызвать у хозяина дома подозрения тем более, что за столом все уже трапезничали и только они вдвоём нарушали идиллию. Взору Витали предстало множество вилок и ножей, причём все были разной формы и размера, с изящно украшенными рукоятями. Среди прочих предметов встречались и ложки, они лежали на первый взгляд хаотично, но парень уже чувствовал, что в их расположении есть какой-то подвох. По обе стороны от тарелки все приборы не поместились, их разложили ещё и над блюдом. В двух плоских тарелках стояла другая глубокая, и в ней находилось первое. А вершили картину четыре фужера: один с соком, один с водой и остальные пустые. Из всей этой красоты Виталя с позором осознал, что знает, как пользоваться только фужером и салфеткой, манипуляции с которой он скопировал у старшего сына семьи. На этом его просвещённость в вопросе заканчивалась и начиналась чистая импровизация. Дальнейшие действия его озадачили, и он судорожно пытался сообразить, как не опозориться перед элитой общества. Тем временем Лёня, совладав с большей частью переполняющих его эмоций заметил, что чужой взгляд стал менее навязчивым и он может позволить себе немного поесть. Он осторожно взял ложку для супа и опустил в тарелку, игнорируя творящийся по соседству беспредел. Маленький Виктор так впечатлился присутствием за ужином рядом с ним старшего брата, что без конца тянул к нему руки, так и норовя скинуть что-нибудь со стола. Салфетка давно уже была стянута с коленей подростка и ребёнок заинтересованно подбирался к ножам, которые Лёня старательно закрывал локтём. Мариа пыталась успокоить маленького сына, но это было невозможно. Виталя ещё какое-то время растерянно взирал на сервиз, а потом решил идти проторенным путём и продолжить копировать действия просвещённого подростка. Он бросил беглый взгляд на юношу и потянулся к такой же, как находящаяся в чужих руках, ложке. Взгляд снова задержался на тонких запястьях, попутно умиляясь братской любви по другую сторону баррикад, и не теряя времени принялся за еду. Спустя пару минут Лёня в очередной раз заметил, что за ним наблюдают. Это напрягало. Руки мелко подрагивали, а отправлять ложку в рот было неудобно с точки зрения этикета. Сутулиться за столом статус не позволял, а так хотелось сжаться или ещё лучше спрятаться. Сегодня был явно не его день. Подросток обречённо вздохнул и бросил случайный взгляд в противоположную сторону. Его глаза тут же шокированно распахнулись, и он поспешил опустить их, пока никто не заметил. Руки незнакомца были грязные, под ногтями чернота и цвет не здоровый. Он что, даже не соизволил перед столом руки помыть? Какое неуважение. Его родители казалось вообще ничего не замечали и вели себя, как обычно. Лёне вдруг резко стало противно здесь находиться. Он осилил лишь половину тарелки вкусного супа Джульяны, потому как аппетит пропал совершенно. Со вторым блюдом, по всей видимости, придётся помучиться, а ведь ещё и десерт впереди. Виталя тоже всего не съел. Нет, конечно, руки они с Пао помыли сразу же после совещания. Просто с тех пор, как он пошёл учиться на архитектора, не было ни одного дня, который бы он провёл без грифельного карандаша в руках, и за это пришлось заплатить свою цену. Но, разумеется, о чужих ужасающих мыслях он знать не мог. Парень растерянно поглядывал на старшего сына и больше всего сейчас хотел утонуть в тьме бездонных глаз, но тот предпочёл ему столовую утварь. Когда остальные члены семьи покончили с первым, Джульяна стала подносить второе. Сегодня под ним подразумевалась рыба жареная, картофель цельный, салат с овощами и лёгкая закуска на шпажках, с объёмным слоем соуса. Виталя озадачился не меньше, глядя на всё это великолепие, особенно, на торчащие из блюда палочки, и перевёл взгляд на Лёню. Подросток равнодушно вытянул из обилия приборов, вилку с широким просветом между средними зубьями для рыбы и нож с закруглённым концом, нехотя принимаясь за еду. Виталя поспешил последовать его примеру и заодно подметил, как ловко юноша управлялся со столовыми предметами. Ему бы так научиться. Лёню уже откровенно раздражало такое пристальное внимание к себе, а главное, он не понимал почему. Вкуса у второго он вообще не почувствовал, желая только убраться поскорее из-за стола. Благо страдать осталось немного. Мама помогала принимать пищу маленькому Виктору, сопровождая уговоры с приказами, но тот всё-равно концентрироваться предпочитал только на старшем брате. Лёня энергично расправлялся с рыбой, осторожно выбирая кости, а в голове только и пульсировало желание запереться в своей комнате и всё хорошенько обдумать. Покончив со вторым и не притронувшись к закускам, Лёня ловким движением поймал фужер с водой и запил пресную рыбу, нехотя попадая в тихую гавань, с цветущей по весне зеленью, морской водой чужих глаз, едва не увязая в их тине. «Почему он так смотрит?!» — Спасибо за еду, — подросток спешно встал, поправил за собой стул и направился к выходу. — А как же десерт? — Пао удивился поведению собственного сына. — Я сыт, — «по горло». Сегодняшним ужином подросток насытился вдоволь. И дабы не слышать больше никаких упрёков в свою сторону, он торопливо вылетел из столовой. А Виталя только и мог, что расстроенно смотреть юноше в след, одолеваемый своими мыслями. Что-то определённо с этим днём было не так.***
В студенческой столовой гремела посуда и в воздухе витал приятный запах еды. Раздача в ускоренном режиме снабжала длинную очередь едой и напитками, пока студенты всё продолжали стихийно прибывать и занимать места за столиками, поближе к своим, как в дикой природе. Даня с компанией успели занять вольготные места и совсем никуда не торопились. Эта перемена была длинной, к тому же у них с Виталей сегодня у обоих ещё и дополнительные занятия после основных пар, поэтому они могли позволить себе немного отдохнуть. — Осенью еду на соревнования. Тренер сказал, что на три дистанции меня утвердил! Это почти больше всех на потоке! — Кирилл щебетал не останавливаясь, всё заглядывая Даньке в глаза, желая произвести впечатление. А тот, казалось, и не замечал этого, слушая брюнета в пол уха. Ну, на Даню все так смотрели, может, он просто привык, а может, не мог сложить два плюс два. — Вот чтобы все три медали и привёз домой, — Даня мягко улыбнулся распыляющемуся парню. — Ты что?! Это же очень сложно! — Кирилл тут же поник. Он очень хотел привести художнику все три медали, но это огромный физический труд. — А ты боишься сложностей? — Даня даже представить не мог, какое огромное влияние имел на приоритеты брюнета, а потому думал, что продолжает не навязчиво дразнить подростка. — Не боюсь! И привезу! Вот увидишь! — Кирилл надулся, утыкаясь в горячий чай. Уже предвосхищая всё, что его с такими обещаниями ждёт. Дане он сейчас почему-то напомнил воронёнка. Тёмненький, нахохлившийся, захотелось потрепать по вороху густых волос, как ребёнка. Ну Кирилл, по сути, и был ещё ребёнком. По крайней мере внутри уж точно. — Позволь мне сделать тебе комплимент. Сегодня ты выглядишь даже хуже, чем обычно. — Даня перевёл взгляд на тихого, словно морская гладь в штиль, архитектора и облокотился на стол, подпирая ладонью подбородок. — Что случилось? Нет, Даня, конечно, уже привык к такому облику друга, только тучки над головой не хватало, для полной визуализации, но сегодня Виталя ещё и подозрительно отмалчивался весь день, и у художника уже появились реальные опасения, что тот ещё и отключаться внезапно начнёт. Насколько он знал, пока ситуация со строительством развивалась по худшему сценарию и прогресс, как видно, не намечался, но терять из-за этого лучшего друга он тоже был не намерен. Виталя очередной раз тяжело вздохнул. — Ничего. — Конечно, угнетал его вчерашний ужин, и ещё этот последний взгляд, такой болезненный, уязвимый. — Просто… — он замялся, подбирая слова, — вчера состоялся ужин у моего заказчика, а я совершенно не знаю столовый этикет. Даня озадаченно на него посмотрел. — И что? — Он не понимал, к чему тот клонит. — Как это «что»?! — Виталя совсем растерялся от такого вопроса. — Это же позор! Архитектор — и не знать столовый этикет! А-а-а, ну, если с этой точки зрения взирать на ситуацию, то да. Для архитектора это позор. Но начнём с того, что Виталя ещё не архитектор. Тот факт, что он занимается проектированием здания, ещё не делает из него образованного архитектора. Пока это скорее исключение из правила, эдакий талантливый самоучка, который бросился грудью на амбразуру. Вообще-то, образование архитектора подразумевает пол года практики перед выпускным экзаменом, за время которой зодчие получают первый опыт постройки и работы с бригадой под чутким руководством наставника. Так что, о Витале вообще можно было подумать, что он не адекватно оценивает свои возможности. Так как они с Виталей знакомы были с раннего детства, Даня относился к нему, как к талантливому парню с тяжёлой судьбой, и не видел никакой проблемы в том, что мальчик из бедной семьи не знает столового этикета. А если смотреть с точки зрения заказчика и на Виталю, как на элиту общества — архитектора, то безусловно это позор. — И как ты выкрутился? — художник перевёл на парня серьёзный взгляд. — Смотрел на членов семьи, — немного сконфуженно пролепетал тот, ковыряясь вилкой в остывшей запеканке. — Ну, молодец. Ты всё правильно сделал, — облегчённо выдохнул шатен. — Умеешь подстраиваться под ситуацию — ценное качество в наше время. — Да, но… — он опустил погрустневшие глаза. — Мне кажется, что всё-равно все заметили. Даня внимательно всматривался в его лицо, пытаясь понять суть проблемы. — Ну, хочешь, я научу тебя столовому этикету? Виталя вскинул на него удивлённый взгляд. — А ты знаешь? — Конечно, — он утвердительно кивнул. — Человек с моим статусом не может этого не знать. — Хочу! Конечно, хочу! — Виталя оживился мгновенно, и его лицо озарила счастливая улыбка, которая быстро сошла на нет под очевидными несовпадениями. — Но я ни разу не видел, чтобы ты использовал такое количество приборов, как и другие представители твоей семьи. Хотя я прожил с вами почти год. — Он задумался, припоминая. — Ну ещё бы, — Даня весело усмехнулся. — Это был самый лояльный год в моей жизни. Я бы даже хотел, чтобы ты пожил ещё с нами. Виталя потрясённо распахнул глаза, весь обращаясь во внимание. — Почему? — Потому что мои родители никогда не считали, что если ты пришёл в нашу семью, значит, ты должен жить по нашим правилам, — он привычным движением зачесал волосы назад. — Твоё состояние и так оставляло желать лучшего. Смена обстановки, поступление в академию, расставание с родителями. Всё это было огромным стрессом для тебя. Осложнять твою жизнь ещё и свойственными нам предрассудками казалось жестоко, — он сделал небольшую паузу, после чего продолжил. — Я больше тебе скажу, всё то время, что ты жил у нас, мои родители просили прислугу убирать излишнюю посуду и выбирать кости из рыбы, которую потом можно было есть руками, а пили только из чашек и чай. Это было настоящим открытием для Витали. Он знал, что родители парня очень тепло к нему относились, но настолько продуманных действий с их стороны не ожидал. У Дани была уникальная семья. Отец прославленный художник, очень интеллигентный и образованный человек, который в жизни своих сыновей сыграл огромную роль. Мать Дани принадлежала к судебной системе, в которой после событий в городе Саллем в семнадцатом веке, начало формироваться мнение, что подсудимый может защищать свои права и сейчас, стала образовываться сфера юриспруденции. Работы у обоих, конечно, хватало, но у главы семьи график был значительно свободнее и он не стал отстраняться от воспитания детей, а наоборот, постарался стать для них авторитетом. Мальчишки учились рисовать под его присмотром, познавали этот несовершенный мир, и половое созревание тоже он преподнёс им с грамотной стороны. Вообще, такие вещи не принято было обсуждать родителями с детьми, но отец Дани считал, что об этом нужно и даже необходимо говорить именно в семье. В отличии от многих других закостенелых моралистов, Киреевы были людьми достаточно современных взглядов, со своим виденьем проблемы этого общества. Именно их семья показала Витале, какими должны быть идеальные отношения между родными людьми. Конечно, сыновья, будущие наследники гуляли. Уж слишком хорошенькими оба получились. Это был тот необходимый опыт, через который проходят все молодые люди в период рассвета физиологии. Но своим примером глава семьи учил парней правильному отношению к женщинам, что тоже было весьма нетипично для этого общества. Наказать не справляющуюся со своими обязанностями жену или прислугу считалось нормальным и даже необходимым, чтобы другим неповадно было. Но отец часто говорил, что никто не умеет так мотивировать и так мстить, как женщины, поэтому обижать дам нельзя и его парни слушались. Юношеская разгульная жизнь однако никак не помешала старшему брату Дани встретить очень образованную, целеустремлённую и хорошенькую девушку, ради отношений с которой он оставил свои подростковый предпочтения в прошлом. Особа получала престижное врачебное образование и внезапно не бросилась к нему на шею, только из-за симпатичной физиономии. Чтобы побороться за внимание умной девушки пришлось идти получать второе образование и заниматься карьерой, потому как ни самопожертвование, ни огромный дом, ни семья с хорошим положением сеньору не впечатлили. Когда же добиться реакции удалось, оказалось, что она пока вообще не собирается кончать с карьерой врача и обучением французскому языку, во благо созданию семьи. Общество пропагандировало ранние браки и рождение детей, но и в этом вопросе родители Дани внезапно встали на её сторону, потому что гордились своей невесткой и сочли реальной возможность создания семьи только после реализации амбиций её родителей. У Дани был замечательный пример перед глазами, очень нравственное воспитание. Поэтому в девушках он искал больше, чем просто внешние данные. Он хотел открывать для себя сеньору, как книгу с витиеватым, запутанным сюжетом, чтобы и в нём она нашла, чем заинтересоваться, но пока все его спутницы велись лишь на красивую обложку. Кирилл подозрительно притих, слушая их ленивые рассуждения и даже заскучал, попивая остывший чаёк. — Мне тоже можно придти? — брюнет наигранно улыбнулся, стараясь казаться дружелюбным. — Тебе что, тоже нужны правила этикета? — Даня перевёл сомневающийся взгляд на подростка. — Ну-у-у, в жизни пригодится. — Кирилл знал, что навязывается, но для него впервые оказаться дома у художника было непреодолимым искушением. Он безумно хотел узнать парня получше и не только на территории академии. Соперничать с многолетней дружбой было тяжело, но у Кирилла всегда был сильный соревновательный дух. — Можешь пойти, если хочешь. — Даня безразлично пожал плечами. Кирилл торжествующе улыбнулся. — Тогда после дополнительных встречаемся во дворе. На том и порешили.***
Вилла семьи Киреевых была совсем не такой большой, как особняк заказчика Витали, но тоже очень впечатляющей: светлое, двухэтажное здание с милым белым заборчиком и зелёным газоном. На заднем дворе располагался небольшой ухоженный сад, который сейчас наводняли разносортные цветы и плодоносные деревья. В саду осталось довольно много напоминаний о детских годах уже выросших братьев: таких как старенькая качелька или маленькая горка, местами поржавевшая от дождя. Интересно то, что только сейчас Виталя заметил, как отличалось это место от сада и даже дома его заказчика, где не было ни одного свидетельства присутствия детей. Если бы архитектор не видел их собственными глазами, то решил бы, что таковых никогда там не было. Внутри вилла тоже представляла из себя весьма запоминающееся зрелище: комнаты были большие и светлые, отделанные преимущественно в бежевых тонах, на стенах висели многочисленные картины, повсюду стояли свежие цветы, а в гостевой звучала бодренькая классическая музыка, которую слушал даже простой персонал. Во дворе жила крупная собака, Виталя обожал собак, а вот Даня с отцом больше любили кошек, поэтому в доме проживали также целых три кошки, за которыми ухаживала прислуга, и гуляли домашние любимцы беспрепятственно везде. В сад наведывались и соседние усатые любимцы, которых заботливо подкармливал весь обслуживающий персонал. Даня знал местечко во дворе, где окопалось семейство кроликов, а на веранде под крышами гнездились ласточки в своих маленьких домиках-корзинках. В доме кипела жизнь, царило вдохновение и рождалось творчество. Попав сюда снова Виталя не мог не провести параллель с тем особняком, в котором теперь он бывал чаще всего. Там стояла совсем другая гнетущая атмосфера, жёсткая иерархия и давящее напряжение. Хотя, казалось бы, откуда ему было взяться в доме с маленьким ребёнком, чьё беззаботное детство наполняло радостью всё вокруг. Почему-то обитатели вели себя излишне высокопарно, и даже служащие практически не улыбались, в отличие от персонала Киреевых. Стоило парням только оказаться в стенах дома, Даню тут же улыбкой встретил дворецкий и помог гостям с вещами. — Адриана! Парни едва миновали холл, как вдруг художник громко позвал их прислугу и остановился в коридоре, ожидая. Из левого крыла спешила на зов средних лет стройненькая женщина с тёмными длинными волосами, собранными в хвостик, и тёмными глазами. Довольно миловидная. — Добрый вечер, Даниил. Вы уже вернулись! — она ласково улыбнулась. — Ох, у нас гости! Какая радость! Приветствую, — женщина чуть склонила голову в знак уважения. Парни тоже поздоровались. Кирилл как-то напыженно. Он не одобрил такой симпатичной обслуги. — Адриана, пожалуйста, накрой на стол, — он задумался. — Желаете перекусить? Для ужина было ещё слишком рано. Она ещё только первое приготовила. — Нет, — отрезал Даня. — Это должен быть аперитив. Подай первое, второе, десерт, из напитков только воду и сервировка стола полная. Приготовь, что-нибудь простое, но чтобы это были мясо, рыба и фрукты. Нам нужен весь набор. — Суп готов. Мясо размораживается, но я попробую нарезать его, должно быстрее дойти. А вот рыба... — она задумалась. — Не надо ничего мудрить. Просто три крупных кусочка мяса пожарь и три куска рыбы, — Даня терпеливо объяснял девушке свои требования, пока парни стояли в стороне. — А-а-а, хорошо. Рыбу в погретую воду засуну, подтает, и приготовлю. Дайте мне час. А стола точно полную сервировку желаете? — женщина знала Виталю и помнила, что во времена проживания с ними парня, хозяин просил сервировать стол очень скромно, а Кирилл выглядел так, словно его только что в подворотне подобрали, и его познания в этикете представлялись сомнительными. — Хорошо. Точно. И пускай дворецкий позовёт нас, когда всё будет готово, — он начал подниматься по ступеням, ведущим на второй этаж, намереваясь ожидать приглашения с парнями в своей комнате, и те направились за ним, но прислуга поспешила добавить: — Хорошо. Глава семьи просил передать вам, что он у себя в мастерской. Вернётся к ужину, — она развернулась на носочках и направилась на кухню. — Спасибо, — бросил парень, продолжая путь наверх. Комната у Дани была светлая и уютная. Бежевые стены, тёплый ковёр на дощатом полу; большие окна пропускали в комнату яркое солнце. На стенах красовалось множество канделябров, полных свечей, ещё два стояло на столе. В комнате находился большой тёмный стол, такой же шкаф, мольберт и теперь уже одна шикарная двуспальная кровать, сейчас застеленная тёплым покрывалом и заваленная большим количеством подушек. Да уж, а Виталя помнил эту комнату совсем другой, ещё подростковой, несуразной. Вместо картин — плакаты художников. Кровати было две, односпальные, и на одной из них ночевал Виталя. Он вспоминал ночные разговоры ни о чём, когда глава семьи уже отправлял их спать, но ведь у подростков совсем другой цикл сна и бодрствования, поэтому они тихонько играли в словесные игры или рисовали. Данька много рассказывал о художественных приёмах, а иногда они бегали к его старшему брату Илье в комнату и коротали вечера все вместе. Это было самое счастливое время в жизни Витали, тогда они стали настоящими братьями, оставшись ими по сей день. Увидев двуспальную кровать, Кирилл слегка оторопел, и мысли сразу повернули не в том направлении. Даня вольготно расположился за столом и с нижней полки достал большую коробку с нарисованной на ней фабрикой. Не распаковав, он бросил её на кровать и сам переместился туда, приглашая жестом парней присоединиться. — Ну что, скоротаем время? — он загадочно улыбнулся. Гости растерянно переглянулись. — В прошлом году отец с невесткой во Францию ездили, привезли новое развлечение в Европе — игра. Сейчас у них активно развивается экономика предприятия, но и развлечения становятся более изысканные. Стоит больших денег. Мы с родителями играли, нам понравилось. Надеюсь, оцените. Даня открыл коробку и вывалил на кровать картонную карту, фишки, карточки — все составляющие игры, и парни нерешительно направились к нему, осваивать новый для себя вид развлечения. — Просто ты жульничал, — Даня спускался по лестнице вперёд парней, ненавязчиво подкалывая Кирилла. — Маленький мамкин жулик. Их как раз уже пригласили к столу и сейчас в приподнятом настроении все направлялись в столовую. — Я не жульничал! — Кирилл рьяно отстаивал свои честь и достоинство, препираясь с Даней на весь дом. Дело в том, что пару минут назад брюнет выиграл в настольную игру, чем и вызвал подозрение у друзей. — Мне просто повезло! — Ну да. Кому другому расскажи. — Конечно, Даня знал, что он не жульничал, просто дразнил взвинченного подростка. Он вошёл в столовую первым и жестом показал Адриане удалиться. — Кирилл, сядь напротив Витали, чтобы он лучше видел меня, а я буду поправлять тебя при необходимости. — Даня выбрал место рядом с подростком, предполагая, что просто подсказывать этому неуклюжему ребёнку будет недостаточно. Стол выглядел совсем так же, как в особняке на семейном ужине, и в тарелках, в самой верхней и глубокой из них, находилось первое. Парни сели за стол, и Даня едва успел поймать Кирилла за плечо, прежде чем тот начнёт есть без дозволения хозяина дома. — К еде не приступают без разрешения. И на приёме в приличном обществе всегда сперва кладут на колени салфетку. Это было единственное, что запомнил Виталя с того злополучного ужина, а потому уже постелил салфетку к себе на колени, и парни последовали его примеру. — Что ж, начнём… — он снова поймал Кирилла за плечо и недовольно сжал губы. — Это что было не разрешение?! — возмутился подросток. — Нет, не разрешение! Ты же даже не дослушал меня! — Даня вдохнул поглубже, успокаиваясь, и зачесал волосы назад. — Начнём знакомиться с сервировкой стола, — он повёл пальцем слева направо вдоль вилок, что лежали по левую руку художника, попутно перечисляя: — Вилка для закусок, вилка для рыбы, вилка столовая, — Виталя узнал вилку для рыбы с широким просветом между зубьями, а художник тем временем указал пальцем на тарелки. — Тарелка для первого, тарелка для второго, тарелка для закусок, — он поочерёдно охарактеризовал ёмкости и двинулся дальше. По правую руку располагались ножи и одна ложка. — Нож столовый, нож для рыбы, — этот Виталя тоже узнал, с заострённым концом. — Ложка столовая, нож для закусок. На этом предметы, которые лежали вдоль края стола, закончились. Тогда Даня поднял руку и указал на предметы, расположенные над тарелкой, после чего повёл пальцами сверху вниз. — Десертная ложка, десертная вилка, нож для фруктов. — Затем он указал на единственную чашку в блюдечке на столе и ложку в нём же: — Чашка и ложка для кофе. — Поодаль стояли бокалы, но Даня решил вернуться к ним позже. — Приятного аппетита. Все как сидели слушали его, так и сидели. — Это было разрешение, — пояснил художник, и парни, как по команде, отмерли и уставились на свои приборы, а Даня следил за их действиями. Ложек было немного, поэтому оба справились с задачей, но не на долго. — Когда мы едим, мы не кладём локти на стол, — поправил Даня Кирилла, накинувшегося на суп, как будто он с голодного края вернулся. Тот терпеливо убрал локти. — И мы не демонстративно открываем рот… Кирилл вспыхнул. — Вы что с закрытым ртом едите?! — … а склоняемся над тарелкой и аккуратно помещаем пищу в рот. — Даня спокойно отреагировал на этот выпад. — Это не только правило приличия, но и убережёт твою одежду от брызг, которые, так как ты очень высоко держишь ложку, летят во все стороны. Кирилл наклонился над тарелкой, демонстрируя недовольство всем своим видом, но это снова не соответствовало Даниным высоким требованиям. — И мы не сутулимся за столом. — Да вы люди вообще?! Как можно наклониться не сутулясь?! — И ты слишком много разговариваешь! — Даня сказал это твёрже обычного, холодно глядя в чужие глаза цвета вороньего крыла. Он не позволит дерзить себе. Сам напросился, терпи теперь. — За столом говорят старшие, младшие имеют право только отвечать на их вопросы. Кирилл оторопел, затем нахохлился, но подчинился Дане, как впрочем и всегда. По-другому быть не могло. И было в этом что-то такое, от чего мурашки побежали по спине, а пальцы стало покалывать от собственной покладистости. Кирилл мог поогрызаться и повыступать, но лишь до тех пор пока Даня не становился серьёзным, а этикет имел для художника большое значение. Даня отведал суп вместе со всеми, и он видел, как парни, глядя на него, начинают поправляться, держать ложку, как он, садиться, как он, но, когда с первым было покончено, он жестом приказал Адриане повременить со вторым. — Перейдём к правилам пользования бокалом. — Ёмкости всё ещё были пусты, ведь Адриану художник попросил удалиться. — Основным из них является правило трёх бокалов. Оно заключается в том, что, на каком бы мероприятии мы не находились, мы никогда не употребляем больше трёх бокалов с алкоголем. — Даня встал из-за стола обошёл Кирилла и взял в руки его бокал. В целях предосторожности графин был наполнен водой. Ведь его гости не все совершеннолетние, и никто не умеет пользоваться столовыми приборами. Разлито может оказаться что угодно в любой момент, а воду не надо отстирывать. — Если мы находимся с девушкой в ресторане, то именно мы развиваем напиток по бокалам, — вода тонкой струйкой устремились на дно фужера, а у Кирилла пересохло во рту от вида того, как изящно обращается художник с хрупким предметом в руках. — Если мы обедаем с человеком старше себя, то он это делает. — Даня наполнил бокал на половину и поставил его перед Кириллом, после чего направился к противоположной стороне стола. — Когда мы наполняем фужер, — он взял в руки такой же бокал Витали, — мы не касаемся посудой друг друга. — он проделал все те же самые манипуляции и двинулся к своему месту. — Во-первых, потому что стучать посудой во время беседы неприлично, во-вторых, потому что не гигиенично. — Свой бокал он наполнил последним. — И, конечно, в начале мы всегда наполняем бокал собеседника, а потом уже свой. Кирилл как раз активно глотал воду от зрелища, которое разворачивалось в чужом исполнении и, когда он поставил фужер, Даня немедленно обратил на это внимание. — Бокал под руку мы не ставим. Одно неловкое движение, и аперитив будет испорчен. — Он обошёл снова Кирилла и взял в руку его бокал. — Кроме того, как ты держишь фужер? — Он поднял названный повыше, чтобы привлечь к нему внимание. — Бокал надо держать за ножку. Если в нём находится алкоголь, это не позволит ему нагреться, а если другая жидкость, то вы минимизируете возможные следы после приёма пищи. — Он взял фужер за чашу и наполнил вновь водой. — Конечно, перед тем как прикоснуться к бокалу, руки вы обязательно вытираете салфеткой, — и направился к своему месту за столом. — Но ты только что держал его не за ножку, — Кирилл потрясённо смотрел на Даню и не мог отвести от него взгляд. — Да, но только когда наполнял бокал, потому что в этот момент мне нужна большая устойчивость, — он мягко улыбнулся и позвал Адриану. Девушка тут же появилась вся во внимании. — Подай второе пожалуйста. Сперва мясо, будь любезна. Она кивнула и пошла собирать их тарелки на поднос. Через пять минут перед ними красовалось нежное мясо. — Какие приборы мы возьмём? — Даня ждал ответа в виде действия. Так как Виталя помнил, какая вилка для рыбы, а маленькая, по его мнению, не годилась для мяса, то выбрал столовую вилку и такой же нож, и это был правильный ответ. Кирилл снова напыжился, сложил руки на груди, и локти показались из под стола. — Убери локти со стола, — художник не оставлял без внимания не одну ошибку, но Кирилл больше и не спорил, а выполнял. Даня взял на себя право показательной демонстрации разрезания мяса, после чего сосредоточил внимание на друзьях. Виталя усердно пилил свой кусок, не уследив при этом за осанкой, в честь чего получил первое на сегодня замечание. — Виталя, не сутулься. Кирилл по доброму позлорадствовал, но ему тут же вернулось бумерангом. — От того, что ты вдавливаешь нож в мясо, оно не нарежется, — Даня равнодушно наблюдал, как брюнет со всей силы пытается порвать толстый кусок отличного свежего мяса, и искренне соболезновал его участи. — Ты можешь резать его, а не рвать? — Да ножи тупые, — Кирилл едва не скулил. Припираться он не хотел, но и молчать не получалось совсем, когда тебя поправляют. Даня обречённо подумал, что это не ножи тупые, но зрелища долго не выдержал. Он встал со своего места и, подойдя к юноше со спины, нагнулся над ним и взял его руки в свои. У Кирилла едва сердце не остановилось от таких действий, он поплыл с новой силой, совершенно забывая и про мясо и про то, что Виталя вообще-то всё видит. — Ты руками-то будешь двигать? Кирилл слабо соображал, чего от него хотят. Всё, что он мог, это только вдыхать дурманящий терпкий мужской парфюм, ощущать его тёплые сильные руки на своих и Данино дыхание над ушком. Виталя чувствовал себя совсем немного лишним, но исправно терпел, потому как знать эти правила ему жизненно необходимо. Даня чужими руками практически сам нарезал брюнету мясо и сел на своё место. — Всё нормально? — Он настороженно посмотрел на красного подростка, который дышал так словно кросс пробежал. — Да, — Кирилл тут же закашлялся, потому как голос ожидаемо сел. Он схватил бокал со стола и начал судорожно глушить обострившуюся жажду. Даня же равнодушно принялся за еду. Когда с мясом было покончено, а Кирилл вернул лицу привычный бронзовый оттенок, на стол подали рыбу с лимончиком и фрукты. Виталя сразу взял правильные приборы, и Даня одобрительно кивнул. Архитектор сегодня был любимым отличником учителя. А Кирилл почему-то медлил и не спешил разделывать рыбку. Художник обеспокоенно нагнулся к нему. — Тебе нужна моя помощь? Кирилл дёрнулся, боясь скомпрометировать себя ещё больше, и отрицательно помотал головой, принимаясь за еду. — Постарайся большинство косточек выбрать в тарелке, но, даже если парочка попадётся, нет ничего страшного в том, чтобы вытащить их и изо рта. Руки чистые. Главное, не спеши, — Даня старался говорить мягче, видя сложное лицо брюнета. Он подозревал, что как-то принизил его достоинство и подросток расстроился. Закончился ужин в тишине, и никаких непредвиденных ситуаций он больше не включал. За десертом Даня напомнил друзьям, какими приборами нужно пользоваться, и проблем с выпечкой Адрианы у них не возникло. После аперитива гости стали собираться домой. Кирилл привычно отказался от того, чтобы его подвезли, а Виталя, видя притихшего разбитого спортсмена, решил пойти пешком вместе с ним и за одно возможно обсудить дела насущные. Зелень была по-особенному красива на золотом закатном солнце, ветерок слабо трепал короткие волосы, а под ноги то и дело попадались маленькие камешки, которые парни лениво подпинывали носком ботинка, прослеживая траекторию движения. — Может, расскажешь ему? — Нет. Не хочу потерять его. И ты молчи. — Как знаешь.